При виде разъяренной фурии Риан расплакался. Мать попросила меня успокоить малыша.

— Сразу видно, что у вас нет своих детей! Вы просто злобная истеричка! — в свою очередь крикнула мать. — Счастливы дети, у которых нет такой матери, как вы!

— Вы осмеливаетесь меня оскорблять!

— Вы назвали моего сына свинтусом! Я защищаю его и в этом могу зайти очень далеко, даже поколотить вас, если понадобится.

— Я не хочу больше видеть вас в этом приюте. Ни сейчас, ни, тем более, вечером.

— Слава богу, приют вам не принадлежит! Сегодня вечером я вернусь как ни в чем не бывало, это мое право.

— А вот посмотрим!

— Да, посмотрим!

Собрав вещи, мы покинули приют на день. Мать сразу же связалась с нашим социальным куратором, но мадам Танги уже успела поговорить с ней и, конечно же, изложила факты в искаженном виде. К счастью, у нас было много свидетелей, которые могли подтвердить наши слова. Наш куратор пообещала матери лично провести служебное расследование, но в любом случае мы имели право вечером вернуться в приют. Что мы и сделали с превеликим удовольствием. После ужина мать пригласил к себе на разговор заведующий приютом. Он принес извинения за поведение своей сотрудницы, сказав, что мать может подать на нее жалобу.

Это история потрясла нас, особенно Риана, который винил себя в происшедшем. Ведь это его стошнило. Бедняжка! Я несколько раз за вечер повторяла ему, что он совсем не виноват, что это вполне естественно, когда человека тошнит во время болезни, и что мадам Танги сама виновата, потому что вела себя некорректно и не имела никакого права подвергать ребенка подобной психической нагрузке.

Я была особенно горда за свою мать, за ее поведение с мадам Танги. Какая женщина! Такая маленькая и хрупкая, она смогла выпустить когти, когда возникла необходимость защитить своих детей! Настоящая волчица! Здорово, ведь речь шла именно о нашей защите.

После недели проживания в приюте нас переселили в гостиницу на другом конце города. Социальная служба должна была платить хозяевам жилья до тех пор, пока мы не найдем решение получше, возможно, через несколько месяцев. Близнецы стали посещать детский сад, а Мелисса с большим удовольствием пошла в школу. Конец скитаниям! Наконец для них настала более-менее нормальная жизнь. Я могла вздохнуть с облегчением. Возможно, мне тоже удастся найти работу.

Мы расположились в двух соседних комнатах — маленьких, но с собственным душем и телевизором. Большая кровать, шкаф, журнальный столик и несколько квадратных метров свободной площади казались нам настоящими подарками судьбы, упавшими с неба, а комнаты — номерами люкс! Жизнь в приюте сделала нас менее привередливыми. В каждой комнате мы положили между кроватями на пол по одеялу, которые служили дополнительными постелями.

Я должна была спать на полу в первой комнате, а Мелисса делила кровать с Элиасом. Во второй комнате на матрасе на полу спал Зах, а мать поместилась на кровати вместе с Рианом. Мне не нравилось, что нам запретили готовить в комнатах на электроплитке. Мы продолжали питаться вне дома. Мать рассказала нам о правилах пребывания в гостинице, которые выставили хозяева.

— Мы можем оставаться здесь до тех пор, пока центр социальной помощи будет вносить плату за нас, — сообщила она.

— Да, но мы не можем не готовить, — перебила я. — Это очень неудобно для такой семьи, как наша. Шесть человек ютятся в двух комнатушках. Согласна, здесь чисто, но ашлем подошел бы нам куда лучше. Почему мы не настояли на этом варианте?

— Я согласна с тобой, Нора! — добавила Мелисса. — К тому же гостиница стоит намного дороже. Сколько, мама?

— Тысяча шестьсот франков в месяц за одну комнату.

— Это так дорого! За эту цену мы могли бы поселиться в месте намного комфортнее, чем ашлем.

— Возможно, у нас это получится.

— Держи карман шире! Может, они вообще дадут нам дом? — с улыбкой переспросила Мелисса.

— Или виллу, — подхватила я шутку.

— Тогда уж лучше сразу замок, — закончила мать, и мы дружно рассмеялись. — Я видела школу неподалеку отсюда. Завтра я запишу туда близнецов. А ты, Мелисса, как смотришь на то, чтобы подыскать себе колледж?

— С удовольствием! — подскочила от радости она.

У меня на глаза навернулись слезы. Жизнь возвращалась на круги своя! Мы оправлялись от потрясений и готовы были заняться обычными делами. Что это — инстинкт выживания или жизненная сила? Но где тот источник, из которого мы будем черпать энергию в дальнейшем? Этого я не знала. До этого момента таким источником были мы сами. Когда кто-то из нас начинал падать духом, другие подбодряли его. Испытания, которые заставляли нас идти по грани, научили заботиться и поддерживать друг друга. Я поняла, до какой степени мать и сестра похожи друг на друга.

— А у тебя, Нора, какие планы? — спросила мать, как всегда, возвращая меня к реальности. — Ну… я пока не знаю, — заговорила я, чтобы дать себе пару секунд на размышление. — Постараюсь найти работу.

— Это хорошо, доченька.

— Это я так думаю. Но у меня нет ни документов, ни специального образования. Кто наймет на работу человека без профессии?

— Ты можешь попытать счастья в ресторанах или устроиться присматривать за детьми.

— Думаешь?

— Уверена. Ты любишь детей, и они отвечают тебе взаимностью.

— Да, я их люблю, но хотелось бы работать официанткой, как тогда в Алжире.

— У тебя еще нет документов, думаю, с детьми тебе повезет больше. В ближайшее время мы сделаем все необходимое, чтобы ты получила документы. Тогда ты сможешь выбирать себе работу, какую захочешь. Иншалла![18]

Близнецы сконцентрировались на занятиях в расположенной в нашем квартале школе. Воспитанники здесь были великодушными и понятливыми, поэтому мальчики быстро завели себе друзей. Утром они спешили на улицу, а когда вечером я с матерью шла забирать Заха, они оставались играть в парке, пока мать не звала их домой. Братья сбрасывали избыточную энергию и быстро засыпали. Что до меня, то при случае я ходила в центр помощи молодым людям, оказавшимся в трудном положении, о существовании которого узнала во время ночевок в приюте. Две социальные служащие, Наджет и Мелани, милые и внимательные женщины, ухитрялись добыть для меня школьные тетради и карандаши. Они внимательно выслушивали мои признания, словно были моими старыми друзьями. Я не знаю, мои дорогие, где вы сейчас, но благодарю судьбу за то, что она свела меня с вами. Я и сама принимала участие в разных социальных проектах, за что — и это немаловажно — мне была назначена небольшая субсидия.

Прошло два месяца, и мы привыкли к нашей размеренной жизни. Наворачиваются слезы на глаза, когда я пишу эти строки. Мои братья росли в очень специфических семейных условиях, в гостинице, ели в ресторане «Макдональдс». Я очень переживала из-за этого. Чтобы дети нормально росли и развивались, нужна домашняя пища, удобный стол для выполнения домашних заданий и хотя бы минимум свободного места для игр дома и на улице. Но жизнь заставляла братьев по очереди спать на гостиничном полу, не имея места для еды и игр. Я наблюдала за ними. Но они не жаловались и выглядели счастливыми.

Что им давало силы привыкнуть к таким условиям в столь юном возрасте? Инстинкт самосохранения, присущий всем нам, необходимый, чтобы привыкнуть к непростым условиям существования, который ведет нас всегда, даже когда мы не отдаем себе отчета? В который раз я не могла ничего изменить.

Мы стали принимать жизнь такой, как она есть. Мы просто жили, несмотря ни на что. Этот период был самым трудным в моей жизни. Я чувствовала растерянность, которой не понимала. Мне казалось, что это все из-за братьев, оттого, что считала себя неспособной им помочь. Другие члены семьи приспосабливались лучше, я же тащилась позади всех.

Я искала работу, но из-за отсутствия документов никто не хотел меня брать. Я не вышла на связь со старыми друзьями и подругами — ни с алжирцами, ни с французами. Я не предпринимала попыток повидаться с Секу бой, моим самым лучшим другом детства.