Обращение либералов к потомкам

 

 

Эй! Потомки-сопляки! К вам взывают предки.

Подъедайте, хиляки, наших дел объедки!

Мы - ибанцы здравые.

Мы слева крайне правые.

В наивности мы зрелые.

В бессилии умелые.

Мы в честности циничные.

В активности пассивные.

Мы в общем единичные

И в целом прогрессивные.

Мы с заданием и без по плечу всех хлопали.

С превышеньем и в обрез хапали и лопали.

О пороках наших дней думать собиралися.

Нам - по морде. Мы ж, ей-ей, малость растерялися.

И рассудку вопреки мы 6 достигли многого.

Нас зажали старики с вашей же подмогою.

И заставили творить гнусности и мерзости,

Не позволив проявить либеральной дерзости.

Мы - ибанцы смелые.

Мы справа крайне левые.

Мы зрелые в наивности.

Умелые в пассивности.

По-честному циничные.

В бессилии активные.

Мы в общем единичные

И в целом прогрессивные.

 

 

ОБМЕН ОПЫТОМ

 

Обсудив проблемы социального устройства общества, договаривающиеся стороны приступили к обсуждению проблем экономических. Как вы обходитесь без денег, спросил Заперанг-39. Очень просто, сказал Глапоид. У нас на деньги нечего покупать. Как говорили ваши классики, люди, прежде чем заниматься философией, должны есть, пить и т.д. Жилища нам не нужны - мы живем в жилище естественным образом. Одежда нам не требуется. Она нам даже мешает. Мы ее надеваем в порядке наказания. Еды у нас вдоволь. Мы живем кругом в еде. От еды податься некуда. Деликатесы разные (крысиные хвостики, например! Ах, какая прелесть!!) - так это по особым заслугам. Так что у нас почти все время свободно от работы. И мы занимаемся тем, что полностью разворачиваем свои творческие способности. Кто на что способен, тот то и делает. Вот послушали бы вы нашего Пукалу! Он такие мелодии выпукивает, что дух захватывает! Такие ноты берет! Что ваши Шаляпины и карузы по сравнению с ним! Ерунда... Простите, мы, кажется, отвлекаемся в сторону. А как вы обходитесь без денег, если это не секрет? По-разному, сказал Заперанг-39. В некоторых учреждениях дирекция совместно с братийным и профсоюзным бюро утверждает уровень потребностей сотрудников в соответствии с инструкцией, и в продуктовом распределителе каждый сотрудник получает по своим потребностям. В других учреждениях выдаются жетоны, похожие на старые деньги, но играющие принципиально иную роль. Они у нас удостоверяют уровень потребностей индивида. Есть смешанные формы. Правда, спекулянты и жулики иногда пытаются восстановить денежную систему, но мы с этим успешно боремся. Как? Перестаем выпускать продукты, являющиеся предметом спекуляции. Это очень остроумно, сказал Глапоид.

Потом Заперанг намекнул на то, что ибанское руководство крайне заинтересовано в том, чтобы получить от подибанцев заем на поднятие сельского хозяйства и реконструкцию промышленности. Замухрышка намекнул, что поставит вопрос о режиме максимального благоприятствования. Он уже начал создавать мощную агентурную сеть в Под-Ибанске, подкупив тамошних бизнесменов и левых. И бизнесмены стали настаивать на налаживании деловых отношений. Им пообещали построить завод каки-маки на взаимноневыгодных условиях.

 

ЛЕГЕНДА

 

 

Мокрый снег белил окопы. Бил в лицо. Глаза слепил.

Сытый лектор в полушубке о грядущем речь вопил.

Он на подвиги и жертвы битый час нас вдохновлял.

По бумажке называя, кто геройство проявлял.

Лектор кончил. И уехал. Командир сказал, пора.

Кто-то выругался смачно. Кто-то запищал, ура.

Что положено, мы взяли. Смертью павших всех зарыв,

Залегли под мокрым снегом, в ожидании застыв.

Только лектор наш знакомый с этим делом не шутил.

Орденов и повышений штук полсотни отхватил.

Своим именем и рожей по газетам замелькал.

И начальником великим надо всеми нами стал.

Мне-то что? Какое дело? Пусть считается - герой!

Только в голову приходит мне вопрос один порой.

Объясните по науке, происходит это как?

Он же был сачок, подлиза, трус, доносчик и дурак!

 

 

ОЧЕРЕДЬ

 

Статистическое Бюро Ибанского Планирования (Стабиплан) опубликовало данные о ходе выполнения плана по ширлям-мырлям за прошедший год. Как всегда, план выполнен досрочно и с перевыполнением на сто процентов. Особенно отличились хлеборубы Заибанья. Они собирали бы ширли-мырли круглые сутки, если бы знали, где они посеяли то, что не сеяли, и является ли то, что не выросло, действительно ширлями-мырлями. Большую группу тружеников серобурмалиновоговкрапинку золота наградили орденами. Очередь расширили и укрепили руководящими кадрами. Теперь наша Очередь поднялась на новую ступень, сказал Заибан в речи без повода. Раньше мы стояли из материального интереса. А теперь - из чисто духовного. Раньше у нас преобладала живая очередь. Теперь наши трудящиеся имеют возможность иногда отлучаться из очереди по своим надобностям, предупредив сзадистоящего об этом. Так что у нас обозначился переход к полуживой очереди. Мы обсуждаем проект закона, по которому члены одной и той же семьи могут сменять друг друга в Очереди по предъявлении справки с места работы и жительства и характеристики, заверенной Руководящим Треугольником. Были предложения организовать предварительную запись в очередь. Но мы считаем это преждевременным. Думаем, что сначала надо разрешить предварительную запись в список на право записи в список на предварительную запись в очередь.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Вчера был на банкете у Социолога, сказал Неврастеник. Любопытно. Конечно, поносили Правдеца, Двурушника, Певца и прочих. Осторожно, конечно. Как подобает интеллигентам. По принципу: нельзя не признать, но... Или: такие-сякие, но надо признать, что... Увы, сказал Мазила, в этом есть доля истины. Ведь правда же, что... Это безнравственно, сказал Болтун. Безнравственно искать недостатки у таких людей, если они даже имеются на самом деле. Ты же фронтовик. Ты же знаешь, что кощунственно вспоминать о том, что парень, прикрывший своим телом твой бросок вперед, мочился в кровать и иногда ябедничал. Многое из того, что имеешь ты, - благодаря им. Благодаря им ты уехал туда и вернулся обратно. И можешь позволить себе обдумывать наиболее эффективный путь своего последующего творческого развития. Это не совсем так, сказал Мазила. Кое-чем я обязан и себе. Верно, сказал Болтун. Но и о тебе говорят примерно то же, что о них. Еще хуже, сказал Неврастеник. Без всяких но. Так что здесь - общий случай, а не индивидуальный факт, сказал Болтун. Как в свое время говорил Певец:

 

Он смело правду вслух сказал.

И все сполна пожал.

Ты спрятал в сторону глаза.

И плечиком пожал.

А я сказал: Ах, тот? Ловкач!

Сенсации мастак!

А ты добавил: Он стукач!

Иначе как же так?!...

Пустяк, брюзжал интеллигент.

Наив, цедил второй.

Он недопонял наш момент.

Не раскусил наш строй.

А перспективы предлагал?!

Одна другой глупей!

И кое-что он там солгал.

Меж нами, вот ей-ей!

Вот так. Один стряхнет ярмо,

Как мы встаем горой.

Ведь мы дотоле не дерьмо,

Пока Он не герой.

 

 

ОППОЗИЦИЯ ЗА РАБОТОЙ

 

У меня идеальные условия для творческой работы, говорит Учитель. Я один. Служебные обязанности отнимают у меня пару часов в день. А то и того меньше. Бумаги - завались. Литература в моем распоряжении любая. Даже все секретные материалы в конце концов попадают ко мне. Я их должен жечь. Никаких предрассудков. Никакой идейной зависимости. Полная свобода. Так что сиди себе, выдвигай гипотезы, развивай концепции. Но за все время на свободе я не написал ни строчки. Я даже секретные материалы перестал просматривать. Сначала было интересно. Все-таки запретный плод. Потом я убедился, что это такая же серость и скукота, как и все то, что публикуется официально. И ничего секретного в них нет. Пустая бессмысленная форма секретности. Для настоящей науки это все ни к чему. Когда был Там, думал, что, как только вырвусь на волю, буду работать день и ночь. Наверстывать потерянное. Чушь все это. Тщеславное отчаяние покойника переиграть прошлую жизнь. Во-первых, все то, что я мог бы написать, никто не напечатает. Во-вторых, если и напечатают, читать не будут. В-третьих, если и прочитают, то не поймут, исказят, разнесут, растащат. Если бы ты был Заибаном, твоя писанина сделала бы эпоху, говорит Балда. Исключено, говорит Учитель. Заибану запрещено не только думать в таком духе, но даже подписывать то, что в этом духе надумали другие. Впрочем, запрещение тут не требуется. Путь в Заибаны таков, что это получается само собой. Я мог бы разработать детальную программу преобразований общества в интересах власть имущих, но чтобы при этом кое-что перепало бы и прочим. Это не так уж сложно. Система разумной рационализации напрашивается сама собой. Но не буду. Это - пустое занятие. Никакая рационализация тут не нужна. Оказывается, Они меньше всего заинтересованы именно в этом. Странно? Нет. Инстинкт самосохранения. Всякая рационализация делает более прозрачными общественные отношения. А они именно этого не хотят. Они чувствуют себя нормально лишь в условиях путаницы и мути. Чтобы никто ни в чем не смог разобраться. Они по самой своей сути и природе путают карты, ибо играют по методам (и не по правилам!) фиктивной игры. Улучшенцев Они боятся еще больше, чем оппозиционеров. Обратите внимание, из нас создали именно группу оппозиционеров, а не группу рационализаторов. С оппозицией легче бороться. Оппозиция явно бесперспективна. Рационализация имеет видимость перспективы, ибо согласуется с официальной демагогией. Кстати, самый верный способ отличить демагогию от искренних намерений, - это сделать попытку реализовать лозунги демагогии на деле.

Прибежала Спекулянтка. Эй, вы, сказала она, лопухи! В ООН зарплату дают! Айда! Мы там очередь уже заняли.

 

ЛЕГЕНДА

 

 

Чуть слышно командир хрипел,

А нам казалось - гром гремел:

Мы крепко влипли, братцы.

Мы понесли большой урон.

Зажали нас со всех сторон.

Придется прорываться!

Нам выделяют в каждый сектор по квартире.

И дачные участки обещают выдать скоро.

Мест в Академию дают всего четыре.

Одно - действительного, три еще - членкора.

Насильно выбирать вас не имеем права.

Решайте сами добровольно только.

Сперва подумайте ответственно и здраво.

И испытанье тяжкое перенесите стойко.

Но кто-то должен тут стоять,

Удар врага в себя принять.

Решайтесь добровольно.

Как наш разгромленный отряд,

Весь институт за рядом ряд

Шагнул вперед невольно.

 

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Я готов согласиться с тобой, говорит Мазила. Но в таком случае ты должен признать, что в деле с Надгробием я был прав. Ты же сам оценил доклад Хряка как одно из крупнейших явлений в развитии нашего общества. Мы все время смешиваем разные вопросы, говорит Болтун. Одно дело - развитие художника, другое дело - развитие общества, в котором он живет. Если ты хочешь прогрессировать во втором плане, лепи Правдеца, а не Заибана. Доклад Хряка неповторим. А все остальное не имеет никакого отношения к моральному прогрессу общества и росту антисоциальности. Ты не хочешь лепить Правдеца. Тебе кажется, что он соизмерим с тобой, поскольку как художник ты не меньше, а может быть больше, чем он. Ты гений. Но ты все-таки ибанец. Ты ибанский гений. Правдец, если даже допустить, что он посредственный художник, есть Бог. Пусть ибанский Бог. Пусть Божок. Божонок. Полубог. Но все же он принес в наше общество хотя бы крупицу Бога. Ладно, сказал Мазила. А ну их всех правдецов, хряков, Заибанов, богов, полубогов и прочих. Мне все тут осточертело. Закончу Заибана... не бросать же его так... работа почти закончена... сам видишь... получилось здорово... жаль бросать... закончу Заибана и пошлю всю эту ибанскую муть ко всем чертям. Дальше жить тут оскорбительно. Независимо от идей и намерений.

 

КОНЕЦ ПРОБЛЕМЫ

 

В ЖОПе, как и следовало ожидать, сделали сенсационное открытие. Открытие тысячелетия, как сказал Заибан. Жоповцы изобрели витамин 3-1974, с помощью которого стало возможно сделать

 

Гоголя из моголя,

Гегеля из Гоголя,

Бебеля из Бабеля,

Кобеля из кабеля,

Лирика из физика,

Гения из шизика,

И конфетку из г...а,

И даже муху из слона.

 

Одним словом - из любого индивида можно сделать кого угодно и превратить в любого другого. И делается это в течение нескольких минут. Два-три укола, и готово. Так что мы теперь можем иметь сколько угодно физиков, лириков, уборщиц, китайцев, дипломатов, алкоголиков, жуликов, юристов, новаторов, гениев, генералов, друзей, кибернетиков, Депутатов, врагов и прочего, и прочего, и прочего, сказал Заибан. И по мере надобности можем любого человека с любой должности перебросить на любую другую. Два-три укола, и готово. Всего несколько минут. Но именно в этих условиях особенно возрастает руководящая роль Братии и ООН. Мы не можем всех граждан сделать {физиками, как это хотелось бы некоторым. Рано. Если все общество будет состоять из одних физиков, то некому будет управлять государством, бороться с алкоголиками и преступниками, лепить бюсты вождей и заниматься политико-воспитательной работой. А кто тогда будет охранять наши границы и разоблачать шпионов и диверсантов? Нам нужны не только физики, но и лирики. И дипломаты. И уборщицы. И повара. И женщины. Да, да, и женщины. Хотя наши ученые научились собирать подрастающее поколение из отходов предприятий, ранее засорявших окружающую среду, а мужчины перестали нуждаться в женщинах, последние все же играют огромную роль в культурно-хозяйственной жизни нашей страны. Нам даже нужны враги и критиканы, чтобы в борьбе с ними оттачивалось наше всепобеждающее учение и воочию представало превосходство нашего строя над всеми другими. Но не любые враги нам нужны. И не в любом количестве. Мы должны соблюдать строгие пропорции и дозировку. Как говорится,

 

Бабы всякие нужны.

Папы всякие важны.

 

Теперь мы преодолели все проблемы и трудности роста. Теперь мы бросим все силы на ширли-мырли. Пора!... Но во всем надо знать меру и не вырываться слишком далеко вперед. А то может произойти то, что произошло с недавно скончавшимся Заперангом-17. Он лечился гипнозом от моченедержания. И залечился до такой степени, что не смог мочиться даже днем. И лопнул от мочеизлияния в мозг. Так что мы должны развернуть всенародную борьбу против чрезмерного потребления ширлей-мырлей. Как говорится

 

Если обедаешь после еды,

Не избежать тебе крупной беды.

 

 

ЛЕГЕНДА

 

 

Почему ты с теми не сбежал?

Почему? Плечами я пожал.

Я за эту землю воевал.

За нее я коченел в мороз.

За нее я без куска околевал.

С потрохами я в нее, как говорится, врос.

Не по пьянке из себя слезу давлю,

От воспоминаний умилясь.

Я и так одну тебя люблю,

Моя суженая серая земля.

Мне расстаться с ней невмоготу.

Легче без жены и без детей.

Легче пусть живьем зароют тут.

Пусть хоть горсть навоза будет ей.

 

 

ОБМЕН ОПЫТОМ

 

Наша система власти, сказал Глапоид, проделала длительную эволюцию. Можно схематично выделить три этапа. Первый этап - давить всех, кто подвернулся под руку, и давить так, чтобы все это видели я чувствовали, что настанет и их черед. Второй этап - давить, но по выбору и так, чтобы все думали, будто мы не давим, а охраняем достижения и воспитываем заблуждающихся. Это гуманистический демократический период. Он не оправдал себя, так как злонамеренные элементы вообразили, будто мы, на самом деле, гуманисты и демократы, и начали такое вытворять, что пришлось временно вернуться к первому этапу. Третий этап - сделать так, чтобы давить было некого. Это самый разумный период. Он продолжается до сих пор. Он сочетает в себе достоинства первого и второго. Поскольку никто не подавляется, власть проявляет свою глубоко гуманистическую и демократическую сущность. А поскольку все понимают, что мы при поддержке народа не допустим до такого состояния, когда надо принимать меры, мы подлинная власть. Мы даже внесли в конституцию пункт, по которому каждый подибанец имеет право критиковать действия властей, причем преследование его карается законом. И этот пункт свято соблюдается. Критикуют, спросил Заперанг. Что Вы, ответил Глапоид. Никому и в голову не приходит, что это возможно. Просто не было еще ни одного случая, чтобы представители власти карались за зажим критики действий властей и за преследование критикующих.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Скоро все кончится, сказал Мазила. Зачем нам кривить душой друг перед другом! Ответь с полной откровенностью: что толкнуло тебя на тот жизненный путь, который ты прошел? Однажды, сказал Болтун, я удивился несоответствию между официальной демагогией о нашей жизни и самой реальной жизнью. И захотел узнать, является это законом нашей жизни или нет и почему так происходит. И с каждым годом хотел этого сильнее. И чем лучше понимал суть дела, тем больше хотел этого. Вот и все. И ты узнал, спросил Мазила. Узнал, сказал Болтун. И чем же этот закон обусловлен, спросил Мазила. Ничем, сказал Болтун. Ложный вопрос. Утверждение, фиксирующее, этот закон, можно вывести как теорему из более фундаментальных положений Шизофреника. И никаких иных оснований, обоснований, объяснений тут нет. Вообще, требование объяснений и обоснований в таких случаях свидетельствует о полном непонимании сути дела. А дальше, спросил Мазила. Дальше нет ничего, сказал Болтун. Я узнал то, что хотел. Я узнал больше того, что хотел. Я узнал все. И больше не хочу знать ничего. Мне скучно. Неужели все, спросил Мазила. А как же электрон? Он же вроде неисчерпаем? Знание электрона не есть знание, сказал Болтун. Наука вообще не дает знания после того, как стала притчей во языцех. В лучшем случае наука дает веру. Причем - ложную и безнравственную. А чаще заблуждение. А не кажется тебе, что твой жизненный мотив был эгоистичен, спросил Мазила. Нет, сказал Болтун. Среди тех законов нашей жизни, которые я узнал, есть такие: когда люди вопят, что они пекутся о благе народа, они пекутся, в первую очередь или вообще, о своем благе: когда люди вопят о самоотдаче, они на деле стремятся к присвоению. И так далее в таком же духе. Короче говоря, я с самого начала знал все. И в конце жизни я лишь убедился в том, что, к сожалению, был прав. А как я, спросил Мазила. Ты не знал с самого начала, сказал Болтун. И не будешь знать никогда. Но я же слушаю тебя, понимаю, соглашаюсь, сам многое вижу, сказал Мазила. Это ничего не значит, сказал Болтун. Это лишь отражается в тебе. Но не рождается и не живет в тебе самом. А что же живет во мне, спросил Мазила. Совсем иное, сказал Болтун. Творческое начало. А оно слепо и бессознательно. И беспочвенно. Я познал, и мне стало скучно. Я исчерпал себя. Скоро ты сделаешь все, что заложено было в твоем творческом начале. И тебе тоже станет скучно. Скука не есть просто отсутствие веселья, радости и т.п. Скука есть нечто позитивное. Она рождается, растет и зреет. Она есть законный продукт нашего образа жизни.

 

КОНЕЦ ЛЕГЕНДЫ

 

А потом были пустяки, сказал Учитель. И бесконечные раздумья. И что же ты надумал, спросила Девица. То, что мы слишком много думаем и мало делаем, сказал Учитель. Мы много думаем потому, что не умеем действовать, не хотим действовать и не имеем для этого никаких возможностей. И поэтому мы много думаем, заменяя дело фикцией дела. А почему так, спросила Девица. Потому, что мы такие есть, сказал Учитель. И хотим быть такими. И потому мы таковы. Неужели это все так просто, спросила Девица. Да, сказал Учитель, это все действительно так сложно. Говорят, что мысленные действия доставляют людям то же удовлетворение, что и реальные, сказала Девица. Так что какая разница, было ли все в твоей голове или с твоим телом. Да, сказал Учитель. В принципе так. Но есть лишь небольшая количественная разница. Удовольствие от мысленного производства в генералиссимусы не превышает по величине удовольствие от реального производства в ефрейторы. Если ты мысленно переспишь с Венерой, то удовольствие от этого не будет больше, чем удовольствие от ночи, проведенной в кровати посудомойки, выходящей на пенсию по старости.

А что будет, спросила Девица. Будет прогресс, сказал Учитель. Наши ученые научатся избавлять людей от боли, от страха смерти, от зависти, от обиды и т.п. Два-три укола при рождении, и безоблачное существование обеспечено. Какая красота, сказала Девица. Хотела бы я родиться тогда! Напрасно, сказал Учитель. Сходи в Психиатрический Комбинат, и тебе таких индивидов будущего покажут в любых видах и количествах. Жизнь без страха смерти и прочих отрицательных чувств лишена человеческого содержания. К тому же человек, лишенный этих чувств, но наделенный сознанием, - это массовые насилия и убийства в таких масштабах, по сравнению с которыми кошмары недавнего прошлого будет выглядеть смешными забавами дилетантов. Не надо пугать меня, сказала Девица. Я не пугаю, сказал Учитель. К сожалению, это будет совсем не страшно. Этого не боятся уже сейчас.

 

Все не больно теперь. И пропали сомнения.

И не мечется дух перед смерти лицом.

Мы не звери давно и уже не растения,

А крупицы машины, ведомой слепцом.

 

 

ПЛАН ПЕРЕВОРОТА

 

Переворот назрел, сказал Сотрудник. Вот данные. Заибан получил десять тонн орденов. Совершил десять тысяч поездок. Начитал сто томов речей. Сделал миллион глупостей. Заперанги кипят от зависти. Еще немного, и они подыхать начнут, так и не успев покрасоваться на сцене истории в качестве фигур первого класса. Согласен, сказал Начальник ООН. А кого мы посадим в новые Заибаны? Претендентов, имеющих шансы, всего сто девяносто семь, сказал Сотрудник. На этот раз пустяки. Да, сказал Начальник. Это-то и вносит усложнение. Хорошо, сказал Сотрудник. Мы намекнем Завторангам. И тогда число претендентов утроится. Добро, сказал Начальник. А в Заибаны отберем самого бесперспективного кандидата, не имеющего никаких шансов. Как всегда. А может быть Вы сами, заикнулся было Сотрудник. Ты что, совсем сдурел, заорал Начальник. У меня больше всех шансов. Я - кандидат номер один. Как всегда. А ты знаешь хотя бы один случай, чтобы первый претендент приходил к власти? То-то. Доложи план переворота! Слушаюсь, сказал Сотрудник. Итак, первым делом захватываем Забегаловку. Потом - Сортир. Одновременно окружаем Ларек и отрезаем телефонную трубку. Участкового спаиваем. Сделаем все так, что даже никто не заметит никакого переворота. Обычный пьяный дебош! Массы? Массы пойдут за нами. Мы выбросим лозунг: ширли-мырли всем желающим без очереди! Каково? Классики сдохли бы от зависти. Оппозиционную группу потом ликвидируем. Пара процессов, и все. На них свалим все недостатки. Добро, сказал Начальник. Действуй. Когда переворот совершится, доложишь. Постой, постой! А сроки? Сегодня поздно, а завтра рано, сказал Сотрудник. Так что...

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

И приснился Мазиле сон. Ему снилось, что с утра его новую мастерскую на проспекте Победителей стали заполнять чиновники из Министерства культуры, сотрудники ООН, руководители из Отдела Культуры, представители Главного Управления Изобразительного Искусства, инспекторы канцелярии Главного Теоретика, журналисты, художники, писатели, женщины, девицы, стукачи, друзья, знакомые и иностранцы. В новой просторной мастерской толкучки не чувствовалось. Монументальные фигуры из нового вечного материала соплепласта выглядели значительно более маленькими, а толпа более жиденькой. Из иностранцев преобладали подибанцы, поскольку другим взяться было уже неоткуда. Американские и французские ибанцы пробовали было сунуться, но им не дали визу. Хватит, мол. Поездили. Сидите, где указано. Подибанцы делали вид, что им все очень нравится. Но между собой они говорили, что их халтурщик Лепила, которого они недавно сожрали за отступления от принципов подибанского изма, лепил куда лучше. Да и материал у него был покрепче третичный кал. Скульптурки Лепилы до сих пор не могут расплющить завезенными из Ибанска атомными молотками. Вот это работа!

Приготовились, скомандовал Режиссер телевидения. Съемка! И Мазила решительно сдернул грязную рваную тряпку, скрывавшую его новое произведение. Собравшиеся дружно ахнули и замерли от восторга. Они увидели высеченного из еще более вечного материала - пятикратно переваренного кала прекрасную голову Заибана. На его могучий мудрый лоб ниспадали вьющиеся кудри. Прямой сильный древнеримский нос выражал спокойствие и уверенность в правоте дела. Выступающий вперед недавногерманский подбородок выражал непреклонную волю. Мягкие древнегреческие женственные губы говорили о необычайной доброте и гуманности этого величайшего государственного деятеля эпохи. Поразительно, воскликнул Неврастеник. Я уж не говорю о портретном сходстве. Оно совершенно. Но насколько глубоко и точно передана духовная сущность этого человека, олицетворяющего нашу эпоху. Да, сказал Мыслитель. Глядя на это, наши потомки скажут о нашем времени: увы, Золотой Век человечества остался позади.

 

На свете порядок блюдется.

Закон есть железный такой.

Всегда позади остается

Доподлинный Век Золотой.

Закон тот бетонно-железный

Бессмысленно опровергать.

Познай его. Будешь полезный

Урок для себя извлекать.

К чему прогрессивные меры?!

Терпи, пока время придет,

И век твой жестокий и серый

Потомок Златым обзовет.

 

Ну как, спросил Мазила у Болтуна. Каждый погибает по-своему, сказал Болтун. Одних убивают насильно. Других - незаметно для убиваемых. А третьи убивают себя сами. Здесь мне больше делать нечего. Пора. Я породил этот шизофренический мир. Я его и уничтожу. Причем, по законам самого этого мира. Я уничтожу себя. Какой кошмар, подумал Мазила. Попробовал проснуться. Но не смог. От этого кошмара не просыпаются. И слишком поздно пришла ясность.

 

Линии привычные чертя,

Рукам, ушам, глазам своим не веря,

Я чувствую - вопят: катись ко всем чертям! Видали мы таких! Невелика потеря!

Не велика, когда лишь горечь за душой.

Никем не сокрушен, но никому не нужен.

Когда всему и всем всегда чужой.

Когда твой путь игольной дырки уже.

В извечной слякоти не сыщешь ясных фраз.

В трясине серости не ощутишь опоры.

В который... Посчитай!.. И не последний раз

Пусты согласия, бесперспективны споры.

Порывы творчества - приманка для юнца.

Работа - боль от пяток до затылка.

Суть вдохновенья - ожидание конца.

Единственно бесспорная посылка.

Чего хочу? Какую нить я рву?

Куда иду? Какую радость рушу?

Свобода - шаг от камеры ко рву.

Бессмертье - червь, в мою ползущий душу.

 

Гибель гения есть не эпизод, а суть этого общества, - последнее, что пришло ему в голову.

Утром в мастерской появились строители. Они собрали пустые бутылки и на вырученные деньги купили поллитровку, которую тут же распили из горла и без закуски. Мастерскую снесли. На месте ее воздвигли величественные корпуса Института По Выявлению Талантов В Зародыше. Ибанцев наградили. Кому дали орден, кому - дачу, кому - бутерброд, кому - шиш. Младших научных сотрудников отправили копать гнилую картошку. Проверенные стукачи уехали на международный конгресс. Протянули руку братской взаимопомощи тьмутараканцам. Выразили протест. Нанесли визит. Ввели всеобщее обязательное сверхвысшее образование и утерли всем нос. Отпраздновали юбилей. Приняли постановление о подъеме всего на новую высшую ступень. Устранили недостатки. Начали борьбу с поголовным взяточничеством и пьянством. Встали в очередь и стали ждать, когда и до них доберутся. В речи по поводу успехов Заибан сказал: Ибанск теперь живет по законам красоты. Взгляните хотя бы на внешний облик ибанца, воскликнул он, показывая свое могучее рыло по частям на экранах телевизоров. Мы вывели не только новый высший тип человеческой общности, но и новый высший тип человеческой мордоличности. Любимец пенсионеров поэт Распашонка откликнулся на речь Заибана новой поэмой:

 

Глянь на последнего ибанского засранца!

И ты узришь в нем правильный ответ.

Ничего прекраснее, чем рыло у ибанца,

Как на том, так и на нашем свете нет.

Самое время сажать, подумал Теоретик. И т.д. И т.п. И т.д. И т.п.

Тьфу,............................................................................................................................................................................................................................................................... мать!!!!

 

 

ОБМЕН ОПЫТОМ

 

У нас исчезла преступность, сказал Заперанг. А у нас ее никогда и не было, сказал Глапоид. Как так, удивился Заперанг. Очень просто, сказал Глапоид. У нас никогда не было понятия преступности. Но встречаются же у вас случаи, когда индивиды ведут себя так, что их требуется наказывать, не унимался Заперанг. Ах, вы об этом, сказал Глапоид. Таких сколько угодно. Но какие же они преступники? Настоящие преступники всегда ловко ускользают от возмездия, а наказываемые как правило невиновны ни в чем, и подвергаются наказанию только потому, что не могут от него уклониться. Поэтому мы и не стали заводить само понятие преступности. А как вам удается избегать преступности? Очень просто, сказал Заперанг. Мы уничтожаем преступников еще до того, как они успевают совершить преступление. Профилактика! Превосходно, сказал Глапоид. Надо и нам будет перенять ваш замечательный метод.

Потом Глапоид рассказал о применяемой в Под-Ибанске системе наказания преступников. Особый интерес у ибанцев вызвало исправительное кольцо. Это замкнутый кольцеобразный коридор. Осужденный получает пищу в определенное время, и чтобы получить новую порцию пищи, должен пройти то количество кругов, на которое осужден. И делает он это непрерывно в течение всего срока, на который осужден. Например, осужденный приговаривается к мере наказания 10/5. Это значит, что он должен в течение десяти лет непрерывно преодолевать по пяти кругов, чтобы получить свою порцию пищи. Пять кругов это по ибанским мерам 50 километров. У подибанцев нет смертной казни. Ее заменяет очень гуманное наказание 100/100. А кто выносит приговор, спросил Заперанг. Народ, сказал Глапоид. Заперанг рассказал о том, какого высочайшего совершенства достигло правосудие в Ибанске. Все автоматизировано. Все делают машины. Место судей заняли ученые, разрабатывающие программы для машин. Какая мера наказания у вас является высшей, спросил Глапоид. Прочитать вслух под контролем машины полное собрание сочинений всех Заибанов, начиная с первого, сказал Заперанг. Мера в высшей степени гуманная, так как все осужденные подыхают от мучительной скуки, даже не дочитав речей самого первого Заибана. Но Глапоид этой меры не понял. Подибанцы не знали, что значит читать. А уж писать тем более. Заперанг, правда, умолчал о том, что пища осужденному выдается только после прочтения очередного тома.

 

ОППОЗИЦИЯ ЗА РАБОТОЙ

 

Оппозиционеры встали в самую длинную очередь к окошку, в котором выдавали зарплату самым низшим чинам ООН, штатным осведомителям, тайным агентам, а также низшим стукачам, революционерам, либералам, прогрессистам и т.п., зачисленным как почасовики и полставочники. Рядом стояла очередь покороче. В ней Учитель заметил Социолога, Мыслителя, Супругу и прочих. Но они виду не подали. Вообще, в кассе ООН строго соблюдалось правило: ЗДЕСЬ НИКТО НИКОГО НЕ ЗНАЕТ. И когда Хмырь обратился было к Балде на Ты, тот сказал, что он не привык к такому хамскому обращению к себе со стороны незнакомых людей. И Хмырь сник. В самой короткой очереди, в которой стояли имеющие право получать без очереди, стоял Сотрудник. И всем было скучно.

 

ВСТРЕЧИ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

 

Потом, естественно, состоялись встречи на высшем уровне. Сначала Заведующий Под-Ибанском (Запод) посетил Ибанск, потом Заибан посетил Под-Ибанск. Правда, Заибан при этом настолько пропитался духом подибанщины, что его пришлось заменить другим. И кем бы вы подумали? Заперангом-39! А не 17, как все предполагали заранее. Новый Заибан несколько охладил пыл, но остановить ход истории стало уже невозможно. Новый Заибан фактически продолжал политику старого, хотя и вонял несколько меньше его.

Еще во время визитов Запода и старого Заибана были заключены договоры. Прежде всего - договор о ненападении, согласно которому высокие договаривающиеся стороны обязались до поры - до времени не нападать друг на друга. Это послужило толчком к тому, что Военные Штабы обеих великих держав немедленно приступили к перевооружению армий и разработали генеральные планы мобилизации и ведения предстоящей войны. От подибанских шпионов стало тесно на ибанских улицах. А представляете, что началось твориться в Под-Ибанске. Происходившие там недавно многочисленные сенсационные процессы явно свидетельствовали о том что подибанцы не могли уже поручиться даже за своего Запода.

Затем заключили договор о взаимной выручке и взаимопомощи в борьбе против совместного противника. Ибанцы стали поставлять подибанцам танки и самолеты, а подибанцы - вонючие газы и гнилостные бактерии. Благодаря такой бескорыстной помощи обе армии очень скоро сильно укрепились. Уже в начале лета над Ибанском был сбит разведывательный самолет подибанцев неизвестной конструкции. Самолет летал без горючего, без пилота и без фотоаппарата, но успел заснять все секреты. И если бы не бдительность ООН, то дело могло бы плохо кончиться значительно раньше, чем запланировали.

Заключили также договор об экономическом сотрудничестве. Ибанцы стали поставлять в Под-Ибанск сельскохозяйственные машины, ткацкие станки и другое промышленное оборудование. Подибанцы стали поставлять в Ибанск продовольствие. Ибанское руководство проявило особую заинтересованность в ширли-мырли. Хотя никто не знал, что это такое, подибанцы обязались поставить ибанцам большую партию ширли-мырли, по самым низкам ценам. Правда, за это они потребовали от ибанцев пыжиковые шапки и автомашины новой популярной марки Ибаны, а также три миллиона сувенирных матрешек. Ибанцы полностью взяли на себя строительство завода кино-фотоаппаратуры в Под-Ибанске. Подибанцы начали строительство крупного мочепровода, который должен проткнуть Землю насквозь и выйти в самом центре Ибанска. Ибанцы начали строительство комбината по переработке ширлей-мырлей, а подибанцы обязались поставить для него новейшие станки. Всего было принято соглашений по 9371, 5371 видов продукции. Ибанцы дали подибанцам крупный заем, чтобы помочь им преодолеть инфляцию. Подибанцы обещали проводить политику максимальных льгот в торговле с Ибанском.

Была принята, наконец, программа совместных исследований электрона, который, как известно, тоже неисчерпаем вглубь, и космоса. И уже через год подибанцы вышли на орбиту.

Было принято еще одно соглашение, но о нем не сообщили в печати. Оно касалось совместных действий против интеллигенции. Содержание его до сих пор осталось неизвестным.

Установили четкие границы со всеми связанными с ними атрибутами (паспорта, визы, таможня, пошлины и т.п.).

Стало модно ходить голыми, кишеть насекомыми, жрать экскременты и вонять в соответствии с социальным положением.

Ситуация сложилась обнадеживающая, сказал Запод незадолго до того, как его уличили в жульничестве и сожрали. Наша политика разрядки напряженности во взаимоотношениях с Под-Ибанском дала блестящие результаты, сказал Заибан незадолго до того, как его уличили в либерализме и скинули.

Подибанцы испытывали только одно затруднение в общениях с ибанскими руководителями: у последних все рожи были на одно лицо, и подибанцы постоянно их путали и делали все невпопад.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Я, говорит Болтун самому себе, всю жизнь твердил одну мысль: нужна гласность, ее правовое обеспечение и как следствие этого начало нравственного совершенствования общества. У нас в Ибанске реальная жизнь идет в форме закулисных сговоров и расправ. То, что выходит на поверхность, есть лишь обманчивая пена. Потому у нас господствуют люди-вши, люди-крысы. И нам они навязывают свой вшиво-крысиный спектакль. Не будет гласности, общество задохнется, в конце концов, в гигантской крысиной норе. Банально, но ничего другого нет. До чего же все тут банально. Все наши сложности - от ужасающей банальности. Компенсация за отсутствие реальной сложности.

 

СРЫВ ПЕРЕВОРОТА

 

Как в хорошем детективе, гениально задуманный план переворота сорвался из-за пустяков. Участкового споить не удалось, так как он с утра был в стельку пьян. Забегаловку еще с вечера закрыли на учет, так как заведующий проворовался. Телефонную трубку оборвали хулиганы еще в прошлом году. Претенденты на пост нового Заибана оказались все настолько одинаково серыми, что выбрать из них самого глупого не сумели даже на машинах в ЖОПе. Сотрудник поносил ибанские порядки, пил водку и тщетно пытался найти хотя бы одного оппозиционера. Он не привык пить в одиночку.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Рано утром Болтун поехал в Похоронное Бюро и занял очередь. Очередь двигалась поразительно медленно. Хотя в Бюро слонялось по меньшей мере двадцать-тридцать служащих, похоронную документацию выписывал всего один сварливый человечек, ненавидевший все живое. Он придирался к каждому пустяку, заставляя переделывать трижды переделывавшиеся бумажки. Не более одного человека из десяти стоявших получало жетон в крематорий и колумбарий. Какой-то кошмар, сказала Болтуну стоявшая перед ним интеллигентная женщина крайне преклонного возраста. Пятый раз стою. Вот, взгляните. Это - первые бумаги, Исправил. Пошла опять по учреждениям, заполнила и заверила все справки так, как он велел сделать. Принесла. Опять неправильно. Исправил так, как у меня было сделано с самого начала. И так пятый раз. Боже мой! Даже умереть и похорониться без этой унизительной процедуры нельзя. Я ему сказала, что однажды я умру здесь в очереди. И знаете, что он мне ответил? Оштрафуем, говорит! Или на десять суток посадим. А у меня трудовой стаж пятьдесят лет. Где же выход? Выход очень простой, сказал Болтун. Надо высчитать все возможные варианты заполнения документации и сразу принести все варианты. Это примерно десять миллионов вариантов. Пустяки!

Когда приблизилась очередь Болтуна, приехал Директор Бюро. Бюро закрыли. Все сотрудники ушли на совещание. Обсуждался вопрос об обязательствах к празднику и о вызове Похоронного Бюро соседнего района на соревнование. Сварливый человечек предложил увеличить число смертей втрое, а число кремаций - в десять раз. Собрание встретило предложение бурными аплодисментами. Когда Бюро возобновило работу, сварливый человечек стал еще свирепее браковать документы, собранные посетителями с величайшим трудом. Готов держать пари, подумал Болтун, что он живет с семьей в маленькой комнатушке в коммунальной квартире, получает гроши, не может до сих пор (второй год!) устроить ребенка в детский сад, а жена его, придя с работы, торчит в очередях за продуктами, которые подешевле. И все зло за свое жалкое существование он вымещает на беззащитном собрате. И здесь он - царь и бог. Здесь он всесилен.

Болтуну, однако, повезло. Повезло первый раз в жизни. И последний, подумал он. Забраковав документы у двадцати человек, стоявших перед Болтуном, человек решил сделать передышку. Он даже обратился к Болтуну на Вы, что он делал раз в год в крайне исключительном случае. У Вас вроде все в порядке, сказал Человечек. Характеристика, правда, не совсем по форме. Ну да ладно. Мы же не бюрократы. К чему разводить бумажную волокиту. Только как Вам дали рекомендацию в крематорий, если Вы не достигли еще пенсионного возраста? Для этого нужны чрезвычайные обстоятельства. Неизлечимая болезнь? Да, сказал Болтун. Одуряющая скука. А, сказал человечек. Тогда другое дело. Вот Вам жетончик в крематорий. А это - в колумбарий. Всего хорошего. Будьте здоровы. Следующий!

Болтун вышел из Бюро умиротворенным и успокоенным. По закону он имеет право в течение трех дней попрощаться со всеми своими родственниками и друзьями и привести в порядок свои земные дела, т.е. уничтожить или раздать все свои вещи и сдать комнату заведующему домом. Но через три дня в точно указанное время он должен явиться к крематорию и... занять очередь на сожжение. По ибанской классификации очередей эта очередь называется живой. За все время после принятия закона о смерти в Ибанске не было ни одного случая, чтобы человек, проявивший искреннее желание осознать неизбежность своей смерти, не явился в положенное время к своему крематорию. В Ибанске даже смерть есть дело сугубо добровольное.

 

КОНЕЦ ОППОЗИЦИИ

 

Кажись, назрело, сказал Заибан и запил сказанное стаканом подибанской сивухи. И крепка же, сволочь! Вот что значит заграница! И все-таки наша Ибанючка ширше, сказал Заперанг-21. Конечно, назрело, сказал Заперанг-11, хотя понятия не имел, о чем идет речь. Этого не знал и сам Заибан. Но именно в этом-то и заключалась мудрость дубалектики. Назрело, заорали народные массы снизу. И начали почин, подхваченный инициативой сверху. Чтобы ускорить наступление того, что назрело (а то, что это назрело, ни у кого не вызывало сомнений), решили по инициативе снизу и по почину сверху, которые потом поменялись местами, а потом опять поменялись местами, образуя монолитное единство, одним словом - решили ввести режим экономии. Продукты стоят чрезмерно дешево, сказала Спиночесальщица. Верно, сказал Заибан. И идя навстречу пожеланиям трудящихся, повысили цены на продукты. Мяса слишком много жрем, сказал Задолизатор. Верно, сказал Заибан. И из магазинов исчезло мясо, которое еще с прошлого года собирались пустить в продажу, но своевременно не успели, так как его не было уже за год до этого. Масла слишком много лопаем, сказал Хлеборуб. Верно, сказал Заибан. И... Вскоре обнаружилось некоторое несоответствие чрезмерно высокого жизненного уровня и несколько отстающих возможностей его удовлетворения. Надо честно признать, сказал Заибан, что опережаем. Надо... Короче говоря, по просьбе интеллигенции решили сократить почасовиков и полставочников низшего ранга. И оппозицию уволили. В газетах напечатали статьи о том, что благодаря этим мудрым мероприятиям жизненный уровень трудящихся резко повысился. Про оппозицию забыли, как забыли зарыть яму под окнами дома, в котором жил Болтун. Не беда, сказал Учитель. У меня теперь будет еще больше свободного времени для творческой работы. Отличительная особенность нашей жизни, сказал Заибан в речи по поводу приближающейся второй ступени псизма, - это неудержимая динамика. Мы идем вперед, намного опережая свой зад.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Один мой хороший знакомый всю жизнь мучался в поисках ключа к решению всех наших проблем, сказал Учитель. И нашел, спросил Балда. Не успел, сказал Учитель. Хотя держал его в руках. А ты нашел, спросил Хмырь. Нашел, сказал Учитель. Это гласность, ее правовое обеспечение и как следствие этого начало нравственного совершенствования общества. Ты хочешь слишком много, сказал Хмырь. Кто тебе это даст? Никто, сказал Учитель. Люди сами должны это изобрести. Любой ценой. Иначе - конец всему. Как это все банально, сказал Балда. Да, сказал Учитель. А что небанальное можешь предложить ты? Ничего. Удручающая банальность всех наших проблем порождает психически сложную компенсацию. Скучно!

 

КОНЕЦ ОЧЕРЕДИ

 

Строительство крупнейшего в мире Ширле-Мырлевого Завода (ШИМЫЗа) наметили в самом отдаленном районе Ибанска как можно подальше от населенных пунктов и путей сообщения. Нашли самое топкое болото и возвели на нем трубу. Завезли заграничное оборудование и тут же утопили в болоте. И это как раз было правильно, так как мы сами умеем делать лучше и без эксплуатации отсталых народов. Потом вырыли вышку и заложили первую скважину. Когда мы построим ШИМЫЗ, сказали первопроходчики корреспонденту теленеведения, никто не поверит, что на этом месте была жуткая трясина. Вот тут, например, у нас уже пятый трактор утонул вместе с экипажем. Здорово! Романтика! И первопроходчики, разгоняя дымом сигарет и запахом водки мошкару, чуть охрипшими голосами запели свою любимую песню:

 

Пусть грызут нас мошки с комарами.

Пусть столом нам служит старый пень.

Мы совместно с бывшими ворами

Строим изма высшую ступень.

 

Завод запланировали с таким расчетом, чтобы ядовитыми отходами производства отравить остатки никому не нужной окружающей среды и главиым образом - удушить рыбешку в близлежащем озере, которая несколько снизила темпы роста сдачи икры и пушнины государству. Истребление рыбешки объявили ударной стройкой. Все силы - на ШИМЫЗ, сказал Заибан в своей речи по поводу награждения орденом места, на котором должны были вознестись к полярному небу многоэтажные корпуса жилых благоустроенных домов для строителей. Для стройки потребовалось, по предварительным расчетам, десять миллионов добровольцев. Состоялось общее собрание Очереди, на котором все очередники решили переселиться на ШИМЫЗ вместе с Ларьком и Забегаловкой. Хмыря, Балду, Учителя и прочих тоже схватили и добровольно присоединили к добровольцам. Это конец, сказал Хмырь, копая землянку. Да, сказал Учитель, сося беззубым ртом грязный сухарь. Это - начало.

По телевизору показали документальный многосерийный фильм, всесторонне освещающий жизнь шимызовцев. Из фильма было очевидно, что каждый шимызовец имеет отдельную пятикомнатную квартиру, машину, кандидатскую или докторскую степень, пыжиковую шапку, банку красной икры, банку черной икры, целую штуку копченой колбасы, шашлык и красавицу новобрачную с колоратурным сопрано. Зажрались, сволочи, сказал Заибан в кругу Заперангов. Надо часть избыточного продовольствия из ШИМЫЗа перебросить...

Потом решили устроить в Ибанске соревнования по бегу с подибанцами. Все средства перебросили на нужды Чрезвычайного Комитета По Организации Соревнования По Бегу На Всевозможные Дистанции Включая Бег С Препятствиями (ЧКПОСПБНВДВБСП). И про ШИМЫЗ забыли, передав его в распоряжение ООН. Не лагерь, а санаторий, сказал Сотрудник, подписывая смету на строительство охранных сооружений и домов для Вохры. Надо будет путевки распределять по учреждениям организованно. Пора!

 

КОНЕЦ ВОЗВРАЩЕНИЯ

 

Болтун получил в домоуправлении бегунок - бумажку, на которой Должны поставить подписи многочисленные учреждения в знак того, что У Болтуна нет задолженности. Районная библиотека, детский сад, поликлиника, касса взаимопомощи, комиссия пенсионеров и т.д. Трех дней едва хватило на это. Сдав бегунок и ключ от комнаты управдому и получив справку о том, что у него нет никакой задолженности на этом свете. Болтун пошел в крематорий. Шел не спеша, так как имел в запасе еще целый час. Он хотел пройтись по проспекту Победителей, Но его не пустили дружинники. Весь проспект был битком забит очередью за ширли-мырли. Счастливые, подумал Болтун. Они еще на что-то надеются.

Давай подведем итог, сказал себе Болтун. Самый краткий. В двух словах. Но самый важный. В чем основа основ человеческого бытия? Увы, ответ банален. Он был ясен с самого начала. И зачем нужно было прожить целую жизнь, чтобы убедиться в этом? Не знаю. Знаю одно: основу подлинно человеческого бытия составляет правда. Правда о себе. Правда о других. Беспощадная правда. Борьба за нее и против нее - самая глубинная и ожесточенная борьба в обществе. И уровень развития общества с точки зрения человечности будет отныне определяться степенью правдивости, допускаемой обществом. Это самый начальный и примитивный отсчет. Когда люди преодолеют некоторый минимум правдивости, они выдвинут другие критерии. А начинается все с этого.

Недалеко от крематория Болтун встретил Сотрудника. Узнав о том, куда направляется Болтун, Сотрудник предложил провести его без очереди. В память о старой, проверенной годами дружбе. И провел, поскольку имел здесь большие связи, сохранившиеся еще с тех пор.

Над входом в кремационную камеру Болтун прочел слова из речи Заибана, сказанной по поводу принятия Закона о Смерти: ПОМНИ! К ЭТОМУ ТЕБЯ НИКТО И НИЧТО НЕ ПРИНУЖДАЕТ! Он не знал, что над выходом из камеры были начертаны слова из последнего пункта Инструкции о Смерти: УХОДЯ, ЗАБЕРИ УРНУ СО СВОИМ ПРАХОМ С СОБОЙ! Но это уже не играло никакой роли. И в сознании вспыхнула последняя мысль:

 

Уже с юности было вполне очевидно:

Промелькнут, не заметишь, года.

Было только немного-немного обидно,

Что вовеки не будет Страшного Суда.

Никогда не подымутся люди из праха.

И истлевшее тело не сыщет душа.

И не будет ни радости им и ни страха.

Не будет, короче сказать, ни шиша.

Все же жаль. Любопытно бы было когда-нибудь

На минутку-другую из мертвых восстать.

В страхе божьем воззрить, как положено, на небо.

Перед Высшим Судьей персонально предстать.

И услышать во гневе. Ответь! Только честно!

А соврешь, сукин сын, будешь вмиг уличен!

Что ты там натворил. Нам все это известно!

Честно? Этому, Господи, я не учен.

Лучше сам загляни в свои книжки-гроссбухи,

Сам увидишь, что я - заурядный злодей,

Не протягивал слабому помощи руки.

Признаюсь, обижал безнаказно людей.

И душою кривил, признаюсь, многократно.

Доносил добровольно и в силу причин.

Клятву верности брал, приходилось, обратно.

Зад лизал с целью выйти в желаемый чин.

Лицемерил один. Клеветал коллективно.

Подпевал демагогии высших властей.

Руку жал проходимцам, хоть было противно.

Пил с мерзавцами всяких статей и мастей.

Так что видишь, Всевышний, прожил я безгрешно.

Если хочешь добром или злом наградить,

Если просьбы уместны при этом, конешно,

Прикажи меня впредь никогда не будить.

Мне известно, что мертвым не больно, не стыдно.

И не мучает совесть их, как говорят.

Ну а главное - мертвым не слышно, не видно,

Что на свете живые с живыми творят.

И его не стало. И наступил конец всему.

 

 

ТЕКСТ НА ВНУТРЕННЕЙ СТОРОНЕ СУПЕРОБЛОЖКИ:

 

Каждое общество, рано или поздно, рождает своего Свифта; забившись в один из сотов общественного улья, укрывшись в потемках, он, однако, не упускает ни единого из внезапных поворотов, сотрясающих исполинскую машину. Нет, он не приносит ни благих вестей, ни спасительных теорий, он даже не жалит, он плетет свой кокон в теле врага, приноравливается к нему и, в конце концов, воспроизводит его, прикидываясь его подобием.

Таким нам видится автор той удивительной книги - философ, москвич, известный за границей несколькими работами по формальной логике; но, оставляя логику, как некогда Свифт - богословие, он предлагает нам теперь самое фундаментальное сатирико-социологическое исследование советского обществ". Этот гибрид, в котором есть нечто и от бурлескной эпопеи, и от платоновского диалога, представляет собою систематическое описание Страны Советов, выведенной под именем Ибанска. Кажется, будто все предшественники оставили здесь свой знак и след: Платон и Ионеско, Фонвизин и Хармс, моралистическая ода XVIII века и многомерная логика XX... Было бы упрощением видеть в этой книге еще одну антиутопию наподобие замятинской. Или, вернее сказать, это было бы непозволительным ограничением. Если пытаться определить жанр книги, то лучше говорить именно о бурлескной эпопее, дарвиновской эпопее навыворот, в которой происходит систематический отбор посредственностей. Какой дотошный логик из мира Кафки "запрограммировал" на бесчисленных перфокартах этот непреложный кодекс законов антиджунглей? Параграфы его настолько действенны, насколько слова, за которыми они прячутся, должны быть строго бездейственны. Ибо гусеницы здесь никогда не вылупляются из яичек. Все остается зачаточным, личиночным, незрелым, заключенным в дырявую клетку посредственности.

Враг, единственный подлинный враг - это новатор, творец, и потому автор этой гигантской притчи, в свою очередь, прячется в удивительном словесном коконе. Акт подражания в Ибанске замещает акт творения, почитающегося самым страшным среди злодейств. Повсюду главное дело оттесняется на задний план в пользу второстепенного или третьестепенного; так, управление любой человеческой деятельностью и надзор за нею становятся намного важнее самой этой деятельности.

Тревожные и нестерпимо тревожащие страницы вплетены в этот словесный кокон, где автор последовательно исчерпывает все повествовательные возможности (широта диапазона - от исповеди во сне до бурлескного диалога, от эпопеи до псевдофилософских споров, от непристойностей до лирики и от лирики до абсурда). Страшные эпизоды, вроде самоубийственной атаки штрафного батальона, истребляемого и с фронта, и с тыла в попытке захватить никому не нужную высоту, располагаются в уголках и складках пещеры, в которую автор заключил особую версию человеческих желаний - порабощенных и утоленных тоталитарным режимом.

Под "прозрачными" (как в комедии XVIII века) псевдонимами угадываются Солженицын (Правдец), Евтушенко (Распашонка), Синявский (Двурушник), Галич (Певец), некоторые советские философы и, в первую очередь, скульптор Неизвестный (Мазила) - настоящий сократический герой этого долгого диалога, тянущегося под сенью Системы. Решительный пессимист, Зиновьев неизменно помещает себя внутрь Системы, которая, в его представлении, скорее разрастается, чем атрофируется. Законы Ибанска скоро будут нашими законами, а впрочем - они уже наши!..

И все же, пробираюсь по лабиринту этого нового платоновского Государства, читатель убедится, что гнетущий этот лабиринт есть, в то же время, избавительный переход и чти беспощадная ясность и острота взора подарила Советскому Союзу нового, своего Щедрина.