Актуальность и значимость понятийного аппарата науки

Проблема понятийного аппарата - это проблема логичности, точности, последовательности и непротиворечивости знания, образующего целостность и завершенность конструкции любой науки. Мы являемся свидетелями того, как изменяется понятийный аппарат всех наук, в том числе и социологии, как он совершенствуется, обогащается, как существующие понятия наполняются новым содержанием, как появляются новые, которые существенно корректируют и уточняют наши представления об изучаемой реальности. Но в этом оправданном в целом поиске истины, который осуществляется при помощи и посредством понятийного аппарата, наблюдаются процессы, которые не могут не вызывать тревогу - происходит утрата критериев научности, т.е. того, что определяет саму науку. Этот процесс деформации и дезинтеграции научного знания касается и нашей науки - социологии. Олицетворением этой деформации является кризис понятийного аппарата.

Почему это происходит?

Во-первых, многовариантность и многоаспектность социального знания породила многообразие теорий, в рамках которых появились различные трактовки понятийного аппарата. Опасность данной, сложившейся ситуации состоит не в том, что набор используемых понятий существенно отличается друг от друга, а в том, что в них вкладывается разное содержание, в результате чего мы начинаем говорить на языке, имеющем различные точки отсчета, и соответственно теряем способность адекватно понимать друг друга.

Во-вторых, усиливаются дезинтеграционные процессы, в результате чего стали размываться грани между наукой и лженаукой. Провозглашаемые под видом иного ("нетрадиционного", "альтернативного", "паранаучного", несправедливо ранее отвергаемого) знания постулаты настойчиво и безапелляционно претендуют на истину в последней инстанции под благовидным предлогом многозначности, что приводит к тому, что астрономию уже не отличают от астрологии, химию от алхимии, историю от

фантасмагорических изысков типа Фоменко и его последователей. Что касается социологии, то появились концепции, круто замешанные на мистике и эзотерии под флагом рассуждения о "Живом Знании", "Живой Крови" и т.п. изобретений. (Кстати, эта болезнь зашла уже далеко, ибо появились диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук, в которых выдвинуты претенциозные утверждения и попытки заменить "устаревшую" социологию новой социальной алхимией.)

В-третьих, увлечение постмодернизмом привело к тому, что практически стирается различие между научным знанием и любым нарративом (социокультурным разговором об обществе). Под модой на дискурс, под которым понимается вид речевой коммуникации, ориентированный на обсуждение и обоснование значимых действий, мнений и высказываний ее участников, скрывается по сути нередко ни к чему не обязывающая или малообязывающая дискуссия или вольные разговоры, в которых до научного анализа дело не доходит. В результате задается тон такому обмену мнениями, который если и не граничит с шарлатанством и безответственностью, то уж точно поражен неопределенностью, расплывчатостью и недосказанностью. Такой обмен мнениями (информацией) не ограничен никакими принципами и требованиями достоверности научного знания. В этих условиях происходит релятивизация научных понятий, нормой становится непонимание друг друга, утверждается такой подход к имеющейся информации, при котором утрачивается возможность получения нового знания. Постмодернистский дискурс порой означает не просто свободу обмена мнениями от догм иидеологических установок, а свободу от элементарных требований логики научного мышления. Этим утверждением хотелось бы подчеркнуть, что дискурс - это в лучшем случае подготовка материала для научного анализа, не более. Осложнению ситуации не в малой степени, на наш взгляд, способствует некорректное использование некоторых терминов, в частности, "социокультурный(ая, ое)", которым нередко подменяется все многообразие происходящих в обществе процессов (социально-экономических, социально-политических, социально-правовых и др.). Иначе говоря, остро встает вопрос о восстановлении критериев научности. Очевидно, что это вызвано общекультурной реакцией на постмодернистский шок, на ценностно-нормативный релятивизм. Но есть здесь и специально-научные вопросы размышлений о понятийном аппарате.

Понятийный аппарат нашей науки "плывет", отчасти и потому, что мы отвыкли думать над исходной точкой анализа - теоретической и методологической базой. Социологи в своем большинстве то ли лукавят, то ли не придают значения, то ли игнорируют данную проблему - но результат теоретических и прикладных разработок удручающ: он демонстрирует одну и ту же удивительную и парадоксальную картину — часть из нас использует категории и понятия, вторые — признают только категории, третьи - только понятия, а четвертые - вообще обходятся без тех и других, предпочитая оперировать эмпирической информацией, не задаваясь вопросом о смысле и субординации употребляемых ими суждений и умозаключений. Последнее особенно наглядно проявляется при подготовке и проведении прикладных исследований, когда авторы сосредотачивают внимание только на тех понятиях, которые имеют значение для данного явления или процесса, не более. Иначе говоря, мы часто претендуем на принадлежность к одной науке, не удосужившись определить свои исходные точки отсчета, не согласовав их или по крайней мере не определившись с тем, на какой базе мы должны осуществлять свои сравнения, сопоставления, получение нового знания. Эта аморфность, расплывчатость, неопределенность характерны и для социологии как науки, что успешно оправдывается мультипарадигмальностью. Такая провозглашаемая безбрежность различных подходов и интерпретаций ставит под сомнение саму возможность понимать друг друга, о чем с тревогой писал А. Турен [1].

Особенно наглядно этот разнобой проявляется в учебниках и учебных пособиях, в которых в отличие от монографий и статей, автор(ы) поставлен(ы) перед необходимостью сформулировать свое представление о тех исходных критериях (категориях и понятиях), которые и составляют сущностную характеристику социологии как науки.

Но даже краткий обзор этих работ показывает, что в одних из них это требование выполняется частично, в других — полностью игнорируется, в третьих – говорится мимоходом, походя.

Стоит сказать еще об одном прискорбном явлении - во многих работах "категории" и "понятия" отождествляются по смыслу, происходит как бы подмена строгости определения понятия многозначностью категории. Отсюда произвол в употреблении их в зависимости от ситуации или своего понимания, безотносительно к содержанию самой науки. Особо следует подчеркнуть, что категории и понятия, несмотря на их близость и неразрывное единство - это разные вещи, и необходимо четко видеть их различие.

Поэтому хотелось бы вынести на обсуждение кардинальный вопрос, определяющий сущностную основу и содержание социологической науки - это вопрос о ее категориях и понятиях. К этому следует добавить, что они (категории и понятия) не остаются неизменными. Это происходит, во-первых, под влиянием постоянно изменяющейся социальной реальности, во-вторых, в связи с модификацией самой науки, отражающей эту реальность. Особенность современного этапа определения теоретико-методологических основ социологии состоит в том, что в современном мире происходит рост роли и значения субъективного фактора, что не может не влиять на базовые понятия социологической науки. Вместе с тем, проблема понятий u1090 тесно связана с поиском ответа на вопрос: существует ли единая социологическая теория или их много? Если их много (что, на наш взгляд, хорошо), то встает вопрос о том, как используются одни и те же понятия. В этой ситуации мультипарадигмальность с набором одних и тех же (или различных) понятий - это норма или патология? А если учесть и тот факт, что социологи, опираясь на одни и те же исходные (в т.ч. и эмпирические) данные, делают прямо противоположные выводы, то возникает вопрос - а способны ли мы вести адекватный диалог друг с другом?

О категориях социологии

На наш взгляд, в настоящее время проблема категорий в социологии (как и в других науках) актуализировалась, что связано с возрождением интереса к ним как неким универсальным характеристикам социального бытия, которые в то же время выступают константами логики. Она (проблема) возникла как движение контрпостмодерна (постпостмодернизма), отразив реакцию и намерение возродить критерии научности. Это требует ответа на вопрос - а есть ли некие фундаментальные социальные константы? Встает проблема статуса (гносеологического и онтологического) этих универсалий: существуют ли они реально или они продукты аналитической работы мысли? В этой связи напомним некоторые идеи философской науки о категориях. Впервые наиболее полное и систематическое учение о категориях мы находим у Платона и Аристотеля. Если в ранней греческой философии, когда бытие и мышление еще различались слабо, категории выступали в виде основных элементов материи в ее непосредственной данности (земля, вода, воздух, огонь, эфир), то в связи с возникшим интересом к проблеме сознания и познания, разума и науки категории приобретают логический смысл и формулируются как обобщенные, отвлеченные понятия. У Платона их было пять - сущее, движение, покой, тождество и различие, а у Аристотеля - десять, которые он затем свел к трем основным - сущности, состоянию и отношению.

В их интерпретации категории - это схемы суждений и умозаключений: то, что высказывается о сущем, подпадает под ту или иную категорию [2]. Принципиально новый этап в развитии учения о категориях связан с именем И. Канта (1724-1804). Категории для него - условие возможности синтеза, то, что формирует, конституирует опыт. Категории существуют априори, предшествуют всякому опыту, выражают логические функции всех возможных суждений. В соответствии с видами суждений Кант строит и классификацию четырех видов категорий: категории количества (единство, множество, всеобщность); категории качества (реальность, отрицание, ограничение); категории отношения (принадлежность, причинность, общение); категории модальности (возможность, существование, необходимость).

В послекантовской философии произошел существенный сдвиг в анализе категорий - предметом исследования стали идеи разума, формы умозаключений, взаимоотношение которых выражается принципами тождества, противоречия и снятия его в синтезе. При этом категории трактовались вне связи со структурой языка, а как нечто сущее само по себе и реализующееся в природе и человеческом духе [3].

Для социологической науки, на наш взгляд, особое значение имеют идеи Ф. Шеллинга (1775-1854), который, исходя из тождества субъекта и объекта, рассматривал развитие двух видов категорий — категории природы, связанные с определениями объектности и разворачиваемые в натурфилософии, и категории субъективности, связанные с актами сознания и самосознания. Такой подход положил, на наш взгляд, начало тому, что в XIX, а затем в XX веках отчетливо стала складываться и формироваться дифференциация категорий в соответствии с различными областями научного знания. Иначе говоря, каждая наука стала претендовать на то, что ей характерна своя система категорий, которая может частично совпадать со всеобщими категориями и которая в то же время претендует на свое понимание и свою трактовку этих предельно широких универсалий [4]. В этой ситуации при трактовке категорий происходило смешение или абсолютизация то ли онтологического, то ли гносеологического, то ли психологического их понимания, хотя в рамках философско-методологической рефлексии они неразрывно связаны между собой, дополняют друг друга.

В этих условиях социальные науки объектом своих исследований окончательно избрали социальную реальность — общественную жизнь. В соответствии с этим центральной категорией становится общество, понимаемое как многозначная система отношений и процессов, основополагающие характеристики которого и становятся всеобщими категориями. Именно исходя из этого наряду с категориями рассудка, стали использоваться такие категории, как переживание (В. Дильтей), интуиция (А. Бергсон), понимание (М. Вебер, Г. Зиммель).

Для характеристики общества, общественной жизни существенными оказываются модусы времени - настоящее, представленное в ценности; будущее, выраженное в цели; и прошлое, связанное с категорией "значение". Тем самым категории историзируются, лишаются своей вневременной формы и локализуются в конкретно-исторических формах жизни. Подобная трактовка категорий существенно подорвала их значимость и универсальность, усилила тенденцию к их "регионализации" (что находит выражение в вычленении в науке различных отраслей и областей знания), а соответственно, к выделению тех из них, которые присущи только одной науке или группе однородных наук [5].

Процесс научной регионализации категорий не обошел стороной и социологию, которая, не отрицая необходимости изучения прошлого и будущего и даже оперируя в известной степени их характеристиками и показателями, тем не менее сосредотачивает основное внимание на настоящем, на ощущаемом и воспринимаемом времени и пространстве, на том, что является предметом заинтересованности людей, их сопри частности ко всему происходящему и окружающему их. Сосредоточение внимания на

существующей социальной реальности все больше и больше превращает социологию в социологию жизни и соответственно требует уточнения того круга (системы) категорий, которыми она пользуется [6].

Таким образом, категории - это основные и наиболее общие понятия наук. Это "не просто высказывание о предмете, но и какое-то важное о нем решение, как бы привлечение его к ответственности, высказывание о нем чего-то важного, внутреннего, существенного" [7].

Все это позволяет сделать вывод, что категории социологии с точки зрения их структуры представляют собой следующее.

1) Всеобщие категории, присущие всем наукам (сущность, состояние, отношение, закономерности);

2) Категории общественных (социальных) наук (человечество, общество, цивилизация, культура и т.д.);

3) Категории социологии.

С точки зрения содержания категории социологии можно, на наш взгляд, представить (классифицировать) в виде определенной системы (см. схему 1

Схема 1