Ярость и сопротивление воплощению

Первое, что мы отметим в этой части повествования,— ярость Афродиты, в которую она впадает, узнав о предательстве сына, ярость, которая соответствует ярости ведьмы в сказке о Рапунцель, когда та узнает о ее неверности. Эта ярость есть неизбежный результат соединения частей психики, до этого бывших диссоциированными. Она представляет собой сопротивление воплощению (incarnation) и сознанию. Это сопротивление является неизбежным побочным продуктом архетипического защитного процесса, который мы исследуем. Когда травмированное эго становится "клиентом" трансперсонального демона или бога, то этот демон или бог защищает повергнутое в стресс эго со свирепостью матери, оберегающей свое потомство. На этом этапе нашего повествования Эрос и Афродита представляют собой недифференцированную пару, и Афродита выражает ярость самого Эроса из-за предательства Психеи. Только после того, как эта ярость была удовлетворена посредством различных унижений Психеи, любви Эроса и Психеи было позволено восторжествовать. Итак, мы должны помнить о том, что для травмированной психики ничего хуже интеграции даже и представить невозможно, и система самосохранения (Афродита/Эрос) с ее нуминозными опекающими (и преследующими) энергиями обеспечивает сохранение необходимого для адаптации расщепления (даже в том случае, когда боги в тайне помогают смертным преодолеть этот разрыв).

Интересную мифологическую амплификацию этого сопротивления воплощению со стороны архетипической системы самосохранения мы находим в раннехристианском мифе о том, как дьявол отпал от Бога. Согласно одной из традиций, Люцифер, будучи в ярости, отделился от Божества и пал на землю, потому что Бог захотел воплотиться в человеке. Эта традиция отражена в нескольких еврейских апокрифических книгах, найденных в Кумран-ских пещерах (см. Forsyth, 1987:162). Она была затем разработана Оригеном, который основывал свою экзигезу на одном месте из Книги Исайи (14: 10-15)*. В этом месте говорится о Люцифере, Звезде Зари, который пытался взойти на небеса, но был сброшен вниз, в преисподнюю, за свою гордыню, и стал "князем мира сего" — великим Обманщиком, Лжецом, Искусителем, Мастером Иллюзий (см. O'Grady, 1989: 3-22). Мы с интересом замечаем, что исследуем как раз все эти аспекты архетипической защитной системы.

* Ориген. О началах. СПб.: Амфора, 2000, с. 69—71.

Здесь мы приводим сокращенную версию захватывающего описания падения Люцифера Аллана Уотса:

Теперь среди ангелов, сотворенных Богом, был один, настолько превосходящий по красоте всех остальных, что его называли Люцифер, Носитель Света... Первое, что заметил Люцифер,— невероятное величие, которым одарил его Бог. Он понял, что для Всемогущего было бы невозможно сотворить ничего более совершенного, так что он, Люцифер, действительно — триумфальный венец творения Бога.

Он вновь посмотрел в сердце Святой Троицы, и по мере того, как его пристальный взгляд все глубже и глубже погружался в эту бездну света и огня, он начал воспринимать божественное видение будущего. И здесь, к его вящему изумлению, он увидел, что Бог готовит на небесах чертоги, расположенные еще выше, для созданий в высшей степени грубых и несовершенных. Он увидел, что ему суждено стать ниже в небесной иерархии, уступив существам — почти что зверям ■— чьи тела, покрытые шерстью, были из плоти. В довершение всего он увидел, что женщине суждено стать его Королевой. Но хуже всего было то, что он увидел как Логос-София, сам Сын Божий должен был стать человеком и поместить одно из этих "низких тел" на самом Небесном Троне.

Все увиденное посеяло (inflamed) в Люцифере тайну по имени Злоба. По велению своего сердца, по своей собственной воле он предпочел свою ангельскую славу Божественному промыслу, который состоял в том, что Он должен "связать себя" с человечеством. Люцифер смог сразу увидеть, что означает эта его злоба. Тем не менее, он посчитал, что бунт, вечный бунт более почетен, чем оскорбление его ангельского достоинства и принесение почестей телу, менее просветленному и одухотворенному, чем его собственное. Он уверил себя в том, что Божественная мудрость уклонилась с верного пути, и он решил не принимать участия в таком недостойном помрачении во всем остальном прекрасного устройства творения. Конечно, он должен был покориться величайшему гневу и был отвергнут Тем, кто, в конце концов, был Бытием его бытия.

Вместе с Люцифером пало множество других ангелов — они все во главе с Люцифером повернулись спиной к Блаженному Взору, улетая прочь от Божества, падая в вечный закат, туда, где Бытие граничит с Ничто, во Внешнюю тьму. Вот так они предпочли служить у Ничто вместо служения Бытию, став таким образом отрицателями, делая все возможное для того, чтобы расстроить созидательную работу Бога над творением, но более всего способствуя развращению плотского человечества, которое Он намеревался прославить. Вот так целый сонм ангелов стал бесами, а их князем стал Сатана, Враг и Вельзевул, Повелитель Мух.

(адаптировано из Watts, 1954: 41-3)

В качестве амплификации эта мифическая традиция свидетельствует о том, что происходит с целостной Самостью и ее интегрированной связью с эго как со своим "отделением" ("affiliate")(см. Neumann, 1976), когда травма делает воплощение невозможным. Темнота Самости не может оставаться связанной с ее светом и отступает, сохраняясь в такой архаичной нечеловеческой форме, как ярость, бунтарская воля (сопротивление изменению). Воплощение становится возможным только в результате роста толерантности к аффекту в психотерапевтическом процессе — с этого момента темная и светлая стороны Самости начинают интегрироваться. Однако этот процесс является очень бурным — подобно гневу Афродиты, обнаружившей, что ее божественный сын спустился до любви к простой смертной.