Интерпретация и теоретический комментарий. Итак, в этом случае мы имеем два важных аффективно заряженных события из жизни миссис Y

Итак, в этом случае мы имеем два важных аффективно заряженных события из жизни миссис Y. Одно - в контексте отношений переноса, другое - связанное с ее новым другом. Эти события вызвали реакцию бессознательного, выразившуюся в двух драматических образах. Выстрел из ружья в лицо женщине, одетой в зеленый костюм, ищущей воссоединения с сестрой после долгой разлуки, с одной стороны, и образ мужчины, кормящего осьминога битым стеклом, с другой. Как отметила пациентка, сон про выстрел из ружья настолько ужаснул ее, что она чувствовала себя в оцепенении и с большим трудом смогла припомнить содержание предыдущего сеанса. Другими словами, сон сам по себе был травматическим событием, и результат его воздействия был подобен эффекту травматического события в реальной жизни,- речь идет о диссоциации аффекта. Это было похоже на повторную травматизацию фантазией. Однако меня заинтересовало, почему сновидение причинило ей эту травму.

Аспекты развития

Для того, чтобы выяснить это, мы должны вернуться к детству пациентки. На основании просмотра фильма и работы с воспоминаниями мы пришли к пониманию того, что ее потребность в зависимости отвергалась. Так как детство, по определению, является периодом зависимости, то это означает, что пациентка была вынуждена постоянно стыдиться своих потребностей, все время испытывать фрустрацию, которая приводила к вспышкам ярости. Однако, поскольку и это было неприемлемым, во внутреннем мире пациентки произошел раскол, в результате которого ярость, направленная на ее отвергающих родителей, теперь использовалась для вытеснения своих собственных потребностей, которые даже для нее самой стали невыносимыми.

Таким образом, агрессивные энергии психики были обращены внутрь на любые аспекты зависимости, благодаря чему внутреннее пространство пациентки теперь характеризовалось постоянной аутоагрессией, направленной на свои собственные потребности. Эти внутренние атаки ярости стали тем, что Бион (Bion, 1959) назвал "атакой на связь". Так действуют архетипические агрессивные энергии, бушующие в психике, разделяющие ее для того, чтобы предохранить эго от переживания невыносимой боли.

В том случае, когда источник атаки на связь находится во внутреннем мире, процессы символической интеграции становятся невозможными. Психика не в состоянии переработать свой собственный опыт и придать ему смысл. Именно это имел в виду Винникотт (Winnicott, 1965:145), когда говорил о том, что тяжелая травма не может быть переработана в сфере символического или в рамках иллюзии детского всемогущества. Сновидения солдат, испытывавших острую психическую травму во время боевых действий, иллюстрируют эту проблему. Примером такой травматической ситуации может послужить эпизод, когда солдат дает своему приятелю, с которым он сидит в одном окопе, прикурить, и вдруг в этот самый момент вражеский снайпер буквально сносит тому голову. Ночные кошмары солдат являются навязчивым переживанием травматической ситуации в чистом виде (см. Wilmer, 1986). Психика не в состоянии сразу подвергнуть символизации такие невыносимые события, это становится возможным лишь через какой-то, довольно продолжительный, период времени. Постепенно, по мере того как травматическая ситуация рассказана и пересказана, в сновидениях начинается процесс символизации, который, в конечном счете, завершает процесс переработки травмы. Однако в случае длительной детской травмы неизбежно актуализируется система архаичных защитных механизмов, которая разрушает архитектуру внутреннего психологического мира. Переживание утрачивает смысл. Мысли и образы отделяются от аффекта. Это приводит к состоянию, которое МакДугал (McDougall, 1985) назвал "алекситимия", что означает "отсутствие слов для чувств".

По аналогии мы можем уподобить этот процесс действию электрических предохранителей, пробок в счетчиках. Если электрическая цепь испытывает перегрузки, т. е. сила тока настолько велика, что провода могут перегореть, тогда срабатывает предохранитель, и связь с внешним миром прерывается. Однако процесс, происходящий в психике, более сложен, в силу того, что существует два источника энергии - из внешнего мира и из внутреннего мира бессознательного. Поэтому в случае перегрузки "предохранитель" блокирует оба этих источника. Индивид должен быть защищен как от опасной стимуляции внешнего мира, так и от своих собственных глубинных потребностей и желаний.

Стыд и аутоагрессия

По мере того как я интерпретировал этот материал, я начал понимать, что мое предложение провести особенный сеанс и мои слезы сострадания во время просмотра фильма открыли, в переносе, бессознательное чувство стыда пациентки - уровень потребностей и желаний, до этого недоступный для анализа. Она испытала в первый момент глубокое чувство стыда из-за того, что "расстроила" меня, проявив свои "плохие" (в силу того, что они были связаны с истинными потребностями) печальные переживания. Глубокое чувство стыда, которое испытала пациентка, оказалось ассоциативно связано с переживаниями из сновидения об осьминоге, где она чувствовала неловкость (из-за того, что может быть кем-то услышана) и вину (из-за того, что могла побеспокоить кого-то своими криками). Однако интенсивность чувства стыда пациентки несколько снизилась ввиду моего непроизвольного проявления чувств (слезы), ей стало легче переносить ее собственное "плохое" состояние уязвимости и незащищенности.

Тем не менее, это не прошло ей даром, и здесь сновидения предоставляют нам более полную картину ее внутреннего психического состояния. По-видимому, некой очень важной внутренней фигуре, связанной с ее стыдом, не понравилось то, что чувство уязвимости оказалось на поверхности, возможно, она ошибочно интерпретировала это как признак постоянно повторяющейся травматизации. Другими словами, можно предположить, что чувства и желания, связанные с переживаниями уязвимости и незащищенности, обычно предшествовали травматическим эпизодам, случавшимся в детстве пациентки; и вот теперь, пятьдесят пять лет спустя, эти переживания служат своего рода предупреждением для стража с ружьем: "Внимание! Травматическая ситуация может повториться!".

Итак, принимая во внимание, что "убийство" в этих сновидениях означает уничтожение осознания или тотальную диссоциацию, мы видим, что психика травмированных людей не в состоянии вынести риска повторной травматизации той части "я", которая репрезентирует чувства уязвимости и незащищенности. По-видимому, такое "убийство" и произошло в первоначальной травматической ситуации, и теперь при риске возникновения ситуации, подобной исходной, психике любой ценой необходимо избежать унизительного чувства стыда. Однако цена, которая должна быть уплачена, слишком высока - это уход от реальности, от ее потенциально "благотворного" влияния. В этой ситуации поведение системы самосохранения кажется безумием.

Функционируя подобно иммунной системе организма, система самосохранения активно атакует объекты, которые опознаются как "чужеродные" или "опасные".Части переживания, содержащие чувства уязвимости и незащищенности, рассматриваются как "опасные" элементы и, соответственно, подвергаются атаке. Эти атаки предназначены для того, чтобы разрушить надежды на установление реальных объектных отношений и погрузить пациента еще глубже в мир фантазий. Точно так же, как иммунная система может ошибочно атаковать тот самый организм, который она призвана защищать (аутоиммунное расстройство), так и система самосохранения может превратиться в "систему саморазрушения", ввергнуть внутренний мир в кошмар преследования и аутоагрессии.

Как сновидение о выстреле из ружья, так и ассоциативно связанное с ним сновидение об осьминоге, служат ярким выражением страданий пациентки от губительной аутоагрессии каждый раз, когда она предпринимает попытку установить отношения с объектом из реального мира в надежде удовлетворить свои истинные потребности. Видимо, многие аналитики интерпретировали бы некоторые образы этих сновидений как "интроекцию агрессора" (хотя в нашем случае агрессоров было несколько) или даже как интроекцию материнского садизма или "негативного анимуса". Однако более правильно было бы утверждать, что фигуры этих злобных убийц, скорее всего, представляют мифологический уровень переживания пациенткой чувства стыда. Полученный в итоге образ является архетипическим внутренним объектом - аспектом внутреннего мира, который может быть понят адекватно только с точки зрения концепции архетипов.

В сновидении со стрелком из ружья сюжет долгожданного воссоединения двух женщин, символизировавший возрождение надежды на установление контакта, повод к чему возник в контексте отношений переноса, я склонен интерпретировать как комплиментарные аспекты ее женской самоидентичности. Зеленый цвет - цвет растительного мира, красный - цвет крови, и тот и другой являются символами жизненной энергии. Сновидение говорит нам, что они принадлежат друг другу, но прежде были разлучены (ранняя сепарация от матери во младенчестве?). Это воссоединение, согласно сюжету сновидения, должно состояться в пространстве, организация которого напоминает матку, материнское лоно (два лестничных марша и балкон), что, предположительно, указывает на установление материнского контенирующего аспекта в отношениях переноса. Реакция со стороны бессознательного на долгожданное восстановление этой связи шокирует - "убийство" фигуры, символизирующей незащищенную часть, которая ищет контакта (женщина в зеленом).

Эта тема уже звучит в ассоциациях о Рождестве по поводу зеленого и красного цветов из ее сновидения (убиение младенцев царем Иродом): едва народившаяся новая жизнь уничтожена тираническим маскулинным "правящим принципом", который не может допустить угрозы своему всемогущему контролю со стороны чудесного Дитя Света. Аналогично, в сновидении про осьминога (также приснившегося в преддверии новых, обнадеживающих отношений) существо из мусорного бака, символизирующее беззащитную, архаичную, "отвратительную"часть "я" пациентки, играя, как котенок, ищет контакта. И опять это является отчетливым сигналом для садистической мужской фигуры, образ которой не заставляет себя долго ждать и появляется в кульминационный момент, неся с собой смерть и "травматически" завершая процесс поиска контакта. Интересно, что он делает это при помощи стекла разбитых "поляризующих" линз - остатков очковых стекол, которые позволяли ему смотреть "вовне", но никому не позволяли заглянуть "внутрь". Имея в виду то, что сознание буквально означает "совместное знание, знание вместе с другими", наш убийца осьминогов, видимо, представляет некий аспект психики, направленный против сознания. Сновидица отворачивается от этой сцены, т. е. отделяет себя, диссоциирует от этого внутреннего процесса насилия. Она не может "смотреть на" это.