Годы в доме учителя

 

– Ты пришел, – Шри Юктешвар обратился ко мне, сидя на тигровой шкуре, постеленной на полу гостиной с балконом. Голос его был холодным, манера говорить равнодушной.

– Да, дорогой учитель, я здесь, чтобы следовать за вами. – Склонившись, я коснулся его стоп.

– Как это может быть? Ты игнорируешь мои требования.

– Больше нет, гуруджи! Ваше указание будет законом для меня.

– Так-то лучше! Теперь я могу взять на себя ответственность за твою жизнь.

– Я с готовностью передаю вам эту ношу, учитель.

– Тогда – мое первое требование: ты вернешься домой, к семье. Я хочу, чтобы ты поступил в колледж в Калькутте, – образование необходимо продолжить.

– Хорошо, сэр. Я скрыл ужас: «Неужели докучливые книги годами будут меня преследовать? Сначала отец, теперь Шри Юктешвар!»

– Когда-нибудь ты отправишься на Запад. Люди там охотнее воспримут древнюю мудрость Индии, если чужеземный индусский учитель будет иметь университетскую степень.

– Вам лучше знать, гуруджи.

Мое уныние рассеялось. Упоминание о Западе сбило меня с толку и казалось невероятным, но я воспользовался возможностью порадовать учителя послушанием.

– Ты будешь рядом в Калькутте; наезжай сюда, когда выберешь время.

– Если можно, каждый день! Я с благодарностью признаю ваш авторитет в любой, даже незначительной детали своей жизни при одном условии.

– Да?

– Если вы обещаете открыть мне Бога!

Последовала часовая словесная борьба. Обещание учителя не может быть поддельным; оно дается нелегко. Такой обет подразумевает открытие широких метафизических перспектив. Поистине, учитель должен быть в самых близких отношениях с Творцом, прежде чем принудить Его явиться! Я чувствовал единение Шри Юктешвара с Богом и, как его ученик, решил настоять на преимуществе.

– Ты настойчив. – Затем сочувственно прозвучало окончательное решение учителя: – Да будет твое желание моим желанием.

Томление души рассеялось, туманные поиски в разных направлениях были позади. Я нашел приют в истинном гуру.

– Пойдем, я покажу тебе дом. – Учитель поднялся с тигровой шкуры. Я осмотрелся, мой взгляд с изумлением остановился на портрете, висевшем на стене и украшенном веточкой жасмина.

– Лахири Махасая! – сказал я удивленно.

– Да, мой божественный гуру, – голос Юктешвара выражал почтение. – Как человек и йог он был более велик, чем любой учитель из встреченных мною.

Я тихо склонился перед знакомым портретом. Почтение души вознеслось к несравненному учителю, благословившему младенчество и направлявшему меня до сего часа.

Мы обошли дом и сад. Просторное старинное добротно построенное жилье было окружено двориком, украшенном массивными колоннами. Наружные стены были покрыты мхом; голуби порхали над плоской серой крышей, бесцеремонно занимая место в помещении ашрама. Сад позади дома, с фруктовыми деревьями, манго и бананами, был очень мил. Балконы комнат, расположенных на втором этаже двухэтажного здания с балюстрадой, выходили во двор с трех сторон. Просторный зал на первом этаже с высоким потолком, поддерживаемым колоннами, использовался, как сказал учитель, в период ежегодных праздников Дургапуджи [[83]]. Узкая лестница вела в гостиную Шри Юктешвара с балконом, выходящим на улицу. Ашрам был меблирован строго, все было просто, чисто и практично. Бросались в глаза несколько стульев, скамей и столов в западном стиле.

Учитель пригласил меня на ночлег. Ужин из овощей и кари был подан двумя юными учениками, воспитывающимися в ашраме.

– Гуруджи, расскажите мне, пожалуйста, что-нибудь о своей жизни.

Я присел на соломенную циновку рядом с его тигриной шкурой. Дружелюбно светящие звезды, казалось, были совсем рядом, за балконом.

– Мое имя в семье было Прия Натх Карар. Я родился[[84]] здесь, в Серампуре, где отец был богатым коммерсантом. Он оставил мне этот родовой дом, ныне здесь ашрам. Мое официальное обучение было незначительным: я находил его весьма скучным и поверхностным. С наступлением зрелости я принял обязанности домохозяина, и у меня есть дочь, которая теперь замужем. Средний период жизни был благословлен руководством Лахири Махасая. После смерти жены я вступил в Орден Свами и получил новое имя – Шри Юктешвар Гири[[85]]. Такова моя простая летопись.

Учитель улыбнулся, заметив нетерпение на моем лице. Подобно всем биографическим очеркам внешние факты, приведенные им, не раскрывали внутренней сути.

– Гуруджи, я был бы рад услышать рассказы о вашем детстве.

– Я расскажу несколько – каждый с моралью!

Глаза Юктешвара предупреждающе блеснули.

"Мать однажды попыталась меня напугать ужасной историей о духе в темной комнате. Я тут же отправился туда и был разочарован, не обнаружив его там. Мать больше никогда не рассказывала ни одной страшной истории. Мораль: взгляни страху в лицо, и он перестанет тебя беспокоить.

Другое из ранних воспоминаний связано с желанием получить безобразную собаку, жившую у одного соседа. Несколько недель с этой целью изводя домашних, я был глух к предложениям завести других комнатных животных с более располагающей внешностью. Мораль: привязанность слепа, она придает воображаемый ореол привлекательности объекту страсти.

Третья история касается пластичного юного ума. Мать часто говорила: «Человек, соглашающийся работать под чьим-либо началом, – раб». Это утверждение упрочилось во мне столь глубоко, что даже после женитьбы я отказывался от любых должностей, а с возникавшими расходами справлялся, вкладывая семейные сбережения в землю. Мораль: добрые и положительные советы должны поучать чуткие детские уши. Ранние понятия закрепляются надолго".

Учитель погрузился в спокойное молчание. Около полуночи он проводил меня к узкой кроватке для сна, который в первую ночь под кровом гуру был здоровым и сладким.

Следующее утро Шри Юктешвар избрал для того, чтобы даровать посвящение в крия-йогу. Технику эту я уже получил от двух учеников Лахири Махасая – от отца и репетитора – свами Кебалананды, но учитель обладал силой преобразования. При его прикосновении великий свет пронизал мое существо, подобно свету сияющих вместе несчетных солнц. Поток невыразимого блаженства до самой глубины переполнил мое сердце.

Лишь поздним вечером я смог заставить себя покинуть это жилище.

«Ты вернешься через тридцать дней». – Когда я ступил на порог своего дома в Калькутте, вместе со мной вошло осуществление предсказания учителя. Никто из родных не сделал ни одного колкого замечания по поводу «высоко парящей птички».

Я поднялся в маленькую мансарду и, оглядев ее, подумал с нежностью, словно о живом существе: «Ты была свидетельницей медитаций, слез и бурь моей садханы. Теперь я достиг приюта у божественного учителя».

– Я счастлив за нас обоих, сынок. – Вместе с отцом мы сидели в вечерней тишине. – Ты чудесным образом нашел гуру, так же как я нашел своего. Святая рука Лахири Махасая направляет нашу жизнь. Твой учитель оказался не неприступным гималайским святым, а живущим по соседству. Молитвы мои не остались без ответа: в поисках Бога ты не исчез из поля моего зрения.

Отец остался доволен и тем, что моя официальная учеба будет продолжаться. Он договорился по этому поводу, и на следующий день меня зачислили в шотландский церковный колледж в Калькутте.

Потекли счастливые месяцы. Читатели, несомненно, догадались, что меня редко видели в классах колледжа. Дом в Серампуре непреодолимо манил к себе. Учитель принимал мое обычное присутствие без комментариев. К моему облегчению, он редко упоминал об учебных классах. Хотя всем было ясно, что ученого из меня никогда не выйдет, тем не менее, я ухищрялся от раза к разу набирать необходимый минимум проходных баллов.

Повседневная жизнь в ашраме протекала плавно, спокойно, без особых перемен. Лежа, а иногда сидя на кровати, учитель входил в самадхи [[86]].

Гуру просыпался до рассвета. Было очень просто понять, что он не спит, – резко обрывался изумительный храп[[87]]. Один-два вздоха, может быть, движение тела, затем беззвучное состояние бездыханности – он пребывал в глубоком йоговском блаженстве.

Завтрака после этого не было; сначала была продолжительная прогулка по Гангу. Те утренние прогулки с гуру – как они реальны и живы по сей день! Они легко воскресают в памяти. Я часто вижу себя рядом с ним: раннее солнце согревает реку, звучит его голос, исполненный высшей мудрости.

Купание, затем полуденная еда. Приготовление ее в соответствии с повседневными указаниями Шри Юктешвара было точной задачей юных учеников. Гуру был вегетарианцем, однако, до принятия монашества он ел яйца и рыбу. Ученикам он советовал следовать любой простой диете, оказавшейся пригодной для каждого индивидуально.

Учитель ел мало, часто это был рис, украшенный куркумой, свекольным соком или шпинатом и слегка политый буйволиным гхи [[88]]. На другой день могли быть чечевичный дал или чанна [[89]] и кари с овощами. На десерт – плоды манго, или апельсины с рисовым пудингом, или фруктовый сок.

Посетители являлись после полудня. Ровный поток вливался из мира в покой обители. Со всеми гостями гуру обходился учтиво и доброжелательно. Учитель – тот, кто осознал себя как душу, а не тело и не эго, – понимая, что все люди поразительно схожи.