Ататюрк

В автобусе Игорь сел на свое место к окну, прижался головой к стеклу и тут же заснул — вероятно, утомленный интеллектуальными беседами, сытным обедом и принятым алкоголем. Ира, хоть и не спала, к Сергею с Леной не поворачивалась и не выражала никакого желания вступать в разговоры.

— Как тебе Игорь? — спросил Сергей Лену, стараясь добавить в голос побольше сарказма.

— Ничего парниша, — делано равнодушно ответила Лена. — Безусловно, умен, хотя на первый взгляд мне так не показалось. Но когда встречает достойного соперника — просто преображается.

— Видишь ли, — сказал ей Сергей, которого эта суета вокруг Игоря стала довольно сильно раздражать, — мы тут не соперники. Мы просто друзья и отдыхаем вместе. Мы друг друга не напрягаем, друг с другом не соперничаем, а просто прикалываемся и стараемся сделать так, чтобы нам друг с другом было легко и приятно.

— Да я понимаю, — задумчиво сказала Лена. — Поэтому ему с вами и скучновато.

Сергей оскорбился.

— Впрочем, — небрежно сказала Лена, — не бери в голову... Я, пожалуй, тоже посплю. Что-то разморило меня после этого обеда. Да и дорога какая-то сонная.

С этими словами Лена тоже прижалась головой к стеклу и закрыла глаза.

— Спокойной ночи, — язвительно сказал Сергей, подумав про себя, что Лена — явно не девушка его мечты. Столько гонора в одном человеке он встречал первый раз в жизни. Правда, у Игоря гонора тоже хватало, но Игорь к себе самому относился с изрядной долей иронии, а кроме того — никогда серьезно не старался показать друзьям, что он в чем-то выше их, но Лена... Это было совсем другое дело. Похоже, девушка действительно считала себя как минимум пупом Земли. Сергея это явно раздражало. А Игоря, судя по всему, нет. Ему нравилось с ней препираться. Вероятно, он действительно считал ее достойным соперником. «Ну и ладно, — подумал про себя Сергей. — Мне-то что, в конце концов? Я в Памуккале ведь не ради Лены поехал...»

Поэтому он перестал забивать себе голову Лениным поведением, выкинул ее из головы и стал внимательно слушать то, что рассказывал Салман. Между тем Салман увлекся не на шутку. Как оказалось, он, пользуясь тем, что впереди их ждало еще несколько часов пути, начал рассказывать о своем кумире — создателе современной Турции Мустафе Кемале Ататюрке. Как и в прошлый раз, когда их гид заговорил об этом человеке, у Салмана тут же пропал экзотический акцент, да и по-русски он стал говорить вполне чисто, не путая слова и не изобретая совершенно дикие выражения. Глаза у Салмана горели, и он рассказывал очень увлеченно и с большой страстью.

Из лекции Салмана Сергей выяснил, что Мустафа Кемаль был очень достойным человеком. Прежде всего он был знаменитым военачальником, проявившим себя во время Первой мировой войны. Османская империя, правда, потерпела сокрушительное поражение от войск Антанты, однако войска под руководством Мустафы Кемаля сражались довольно успешно. Одно из самых знаменитых сражений было в 1915 году под Галлиполи, где Кемаль с небольшим войском ухитрился сдерживать британцев около полумесяца, за что его потом прозвали «Спаситель Стамбула».

— Я не приказываю вам атаковать, я приказываю вам умирать! — с пафосом процитировал Салман, рассказывая об этом событии.

— Ну да, ну да, — вдруг пробурчал Игорь, который, оказывается, не спал и внимательно слушал все то, о чем рассказывал Салман. — Приказывать умирать-то легко. А вот выполнить этот приказ...

— В 1918 году, — продолжал рассказывать Салман, — Кемаль командовал Седьмой армией, которая сражалась с англичанами.

— Салман, — громко спросил Игорь, — а можно поинтересоваться, что именно делал Кемаль в 1916 году?

Салман запнулся. Но потом быстро нашелся:

— Можно поинтересоваться. Тебя интересует какой-то конкретный день и время? Например, 15 августа с двух до трех пополудни?

— Нет, — вежливо ответил Игорь. — Меня равным образом интересует весь год. Что делал Кемаль в 1916 году. С кем воевал.

— Ну, — протянул Салман, — он командовал 2-й и 3-й армиями.

— А с кем воевал?

— С русскими, — нехотя ответил Салман. — Тебе обязательно, чтобы я об этом рассказывал? Перечислить поименно, сколько народу полегло с той или с другой стороны? Да и при чем тут это? Это же история.

— Вот именно что история, — веско сказал Игорь. — Знать нужно все, не упуская ни одной подробности. Я же не осуждаю Кемаля за то, что он воевал с русскими. Тогда все с кем-то воевали. Я также не осуждаю Шумахера за то, что его дальние родственники пытались захватить Россию. Это просто глупо.

— Вот именно, — сказал Салман, которого препирательства с Игорем, как видно, привели в сильное раздражение. — Я и не понимаю, зачем на этом всем заострять внимание.

— Я и не заостряю, — кротко ответил Игорь. — Я просто хочу внести ясность.

— Ну так мы занесли ясность? — совсем разъярился Салман, который от злости снова стал путать русские слова. — Я могу удлинить свой рассказ?

— Конечно, конечно, — широко улыбнувшись, ответил Игорь, делая миролюбивый жест.

— Слушай, не зли ты Салмана, бога ради! — зашептала ему Ира. — Что ты добиваешься? Чтобы нас высадили из автобуса?

— Для меня главное — историческая справедливость, — высокомерно ответил Игорь. — Не люблю, когда к истории подходят однобоко. Я сразу понял, что здесь существует культ личности. А это неправильно.

— Нас это не касается, — сказала Ира.

— Это тебя не касается, — ответил Игорь, который тоже начал злиться. — Нечего мне указывать, что я должен делать, а что нет.

— Игорь прав, — вдруг встряла Лена, которая, как оказалось, тоже не спала. — К истории нельзя подходить однобоко.

— По-моему, — ледяным тоном ответила ей Ира, — я вашего мнения на этот счет не спрашивала.

— Но это вовсе не означает, что я не могу его высказать, — таким же тоном ответила ей Лена.

— Может быть, вы мне дадите дальше послушать, что Салман рассказывает? — не выдержал Сергей. — Хотите препираться — идите в другой конец автобуса.

Все замолчали. Салман между тем продолжал, периодически гневно поглядывая в сторону Игоря...

После войны, в которой Турция одержала поражение и была разделена между союзниками Антанты, Кемаль возглавил народно-освободительное движение, быстро набирающее обороты. Однако султан не хотел бороться за независимость Турции и проводил соглашательскую политику с иностранцами в обмен на сохранение своей власти. Тогда Кемаль подал прошение об отставке, чтобы не быть связанным присягой, и организовал мощную оппозицию султану. Тот, в свою очередь, объявил священную войну против оппозиции и стал требовать головы Кемаля...

— Ленину повезло больше, — вполголоса заметил Игорь. — Его, когда в ссылку в Швейцарию отправили, кормили на 10 золотых рублей в день и еще пивом поили. А головы его никто не требовал.

— Завидуешь? — спросил Сергей.

— Не-а, — помотал головой Игорь. — Я себе и сам могу Швейцарию устроить. Средств хватит. Даже не надо будет против правительства выступать. Тем более что сейчас за это отправляют вовсе не в Швейцарию. Это царь был такой дурак. За что и пострадал.

— В 1920 году султан подписал Севрский договор, — продолжал Салман, — а это фактически означало, что Османская империя полностью теряет независимость. После позорного подписания договора против султана на сторону Кемаля перешла вся страна. Войска Кемаля двинулись к Стамбулу, и тогда султан обратился за помощью к Греции. Бои с греками длились больше года.

— Так вот почему турки Кипр оккупировали! — обрадованно воскликнул Сергей.

— Почему? — с изумлением посмотрел на него Игорь.

— Потому что киприоты — это греки, — объяснил Сергей. — А раз греки стояли на пути турков к независимости, турки и решили им отомстить...

Лена обидно засмеялась. Игорь посмотрел на друга долгим и очень задумчивым взглядом. Сергей стушевался. Потом Игорь изрек:

— С тебя-то, конечно, мало что можно взять, но когда взрослые дяди пишут учебники с примерно такими же историческими выводами, мне становится слегка плохо...

— Дайте же, наконец, послушать, — не выдержала Ира. — Болтаете и болтаете.

Сергей с Игорем жестами показали, что больше не произнесут ни слова.

— В августе 1922 года греки были разбиты, — объявил Салман, — султана свергли и была образована Турецкая Республика, первым президентом которой был избран Мустафа Кемаль. Чтобы сохранить завоевания и не ввергнуть страну в гражданскую войну, он объявил вне закона все политические партии.

— Ну да, — громко сказал Игорь. — Знакомая картина. Любая тирания всегда расстреливает инакомыслящих во благо народа. Забывая только о том, что инакомыслящие — это тоже народ.

Вопреки ожиданиям всего автобуса Салман в ярость не впал.

— А что ему оставалось делать? — спросил он Игоря спокойно и даже кротко.

— Оставлять многопартийную систему и проводить демократичные выборы, — решительно заявил Игорь. — А то знаю я эти ваши выборы. Все как у нас. Мы выбирали из одного Брежнева, и вы выбирали из одного Ататюрка. Сплошной фарс.

— В этом случае началась бы гражданская война, а кроме того, он не смог бы проводить свои реформы, которые сделали из отсталой Османской империи развитое европейское государство, — объяснил Салман.

— Ленин и Сталин уничтожение всех инакомыслящих тоже объясняли заботой о благе народа, а диктатуру пролетариата — необходимостью без помех провести реформы. Ты уважаешь Сталина? — в лоб спросил Игорь.

— Честно говоря, — ответил Салман, — мне наплевать на Сталина. Я уважаю и люблю Кемаля Ататюрка. Без него не было бы современной Турции.

— Значит, тебе наплевать на то, что он устроил жесткую тиранию и расправлялся со всеми своим политическими оппонентами? Он даже Назыма Хикмета много лет в тюрьме продержал — всего-то за то, что Хикмет положительно относился к коммунистическим идеям, — бескомпромиссно произнес Игорь.

— Лес рубят — щепки летят, — ответил Салман русской пословицей.

— Любимая присказка Сталина, кстати, — заметил Игорь.

— Что ты мне все своим Сталиным тычешь? — наконец разозлился Салман. — Ты результаты сравни. Вы где со своим Сталиным оказались после 70 лет? Все разрушать пришлось и заново строить!

— Не спорю, — согласился Игорь. — Куда вели — там и оказались.

— А Турция после Ататюрка — развитое европейское государство. Он совершил настоящее чудо. И сравнивать его надо с вашим Горбачевым, а не со Сталиным, — заявил Салман.

— Тогда уж с Петром Первым, — сказал Игорь. — Тот на самом деле занимался тем же самым. Бороды боярам стриг, заставлял их европейскую одежду носить и трубку курить. Балы устраивал, церковь притеснял... Один в один, как Ататюрк. Точнее, Ататюрк — один в один, как Петр Первый. Недаром хохма ходила: «Современный турок — это человек, который женится по швейцарскому гражданскому праву, осуждается по итальянскому уголовному кодексу, судится по германскому процессуальному кодексу, управляют им на основе французского административного права, а хоронят по канонам ислама».

— Ты еще скажи, что Петра Первого у вас не уважают, — сказал Салман.

— Уважают, — ответил Игорь, — врать не буду. Правда, бояре его не любили, но кто их спрашивает-то? Тем более что они все давно умерли.

— Уважают как полезного реформатора?

— Ага.

— Он был тиран?

— Безусловно. Тоже народу подавил — страсть сколько. Впрочем, всем царям это свойственно.

— Вот и Ататюрка у нас уважают и любят, — победно объявил Салман и начал перечислять: — Сделал Турцию светским государством, уничтожив халифат. Перевел Турцию на современную одежду, чтобы не отличаться от всей Европы, уничтожил полигамию и эмансипировал женщин...

— Вот это напрасно, — заметил Игорь. — Многие подобные действия не одобрили. Опять же — обязательную девственность невест отменил. Зачем такие крайние меры?

— А ты-то чего переживаешь? — не выдержала Ира. — Тебе только радоваться надо, развратник!

— Пекусь о благе народа, — объяснил Игорь. — Как человек с государственным умом.

— Я бы сказала, что у тебя государственное, — заявила Ира. — Все что угодно, но только не ум.

— А кроме того, — повысил голос Салман, — Ататюрк отменил арабский алфавит и ввел латиницу.

— Вот это правильно, — громко сказал Игорь, — это я очень одобряю! Если бы Петр Первый додумался сделать то же самое, мы бы сейчас с кириллицей в электронной почте не мучились. Ведь такой дурдом...

— Вот видишь, — заметил Салман. — А ты все споришь. Ататюрк велик.

— Велик, — согласился Игорь, — однозначно. Хотя лично я протестую против эмансипации женщин.

— Мы занесем твои слова в протокол, — довольно сказал Салман, чувствуя, что победа осталась за ним.

Игорь промолчал.

— Ну ладно, — через некоторое время сказал Салман. — Хватит об Ататюрке. Поговорим лучше о том месте, куда мы скоро приедем.

После этого Салман, совершенно успокоившись, завел длинный рассказ о Памуккале, о красотах этого места, целебных источниках, исторических памятниках и так далее. Так как речь шла уже не о его любимом Ататюрке, Салман снова начал путать русские слова, говорил с большим акцентом и не сильно разборчиво. Похоже, что у него на все эти языковые превращения уже выработался определенный автоматизм.

Игорь, после только что прошедших словесных баталий, спать уже не мог, поэтому начал вертеться в кресле, как уж.

— Что ты ерзаешь? — раздраженно спросила его Ира. — Так все штаны протереть можно. Ну или вдруг задымишься от трения...

— Бояться команды не было, — весело ответил Игорь. — Я не умею елозить с такой скоростью, чтобы штаны дымились. Просто мне скучно. На фига слушать все эти дурацкие рассказы о красотах Памуккале, когда мы туда через полчаса уже приедем?

— А ты небось хочешь опять о политике спорить? — саркастично спросила Ира. — Образованность свою демонстрировать?

Игорь внимательно посмотрел на Иру.

— Что-то ты, мать, — веско сказал он, — много стала себе позволять. Позволять, между прочим, команды не было, между прочим. А образованность у меня на лбу написана. Между прочим. Как клеймо.

— Сказала бы я, какое у тебя клеймо на лбу, — вздохнула Ира. — Между прочим.

— Ну и какое? — заинтересовался Игорь.

— Вокруг люди, между прочим, — напомнила Ира.

— Это их проблемы, между прочим.

— Не скажу, между прочим. Даже не между прочим не скажу. Ты меня убьешь, — объяснила Ира.

— Совершенно верно, — подтвердил Игорь. — Ты сегодня себя очень плохо ведешь. Позволяешь себе всякие выступления несанкционированные. Между тем бунтовать, между прочим, команды не было, между прочим. Я тебе скажу, когда будет команда, между прочим, бунтовать, между прочим...

— Да хватит вам препираться, между прочим, блин, замучили, — сказал Сергей. — Посмотрите, какая красотища за окном.

Все посмотрели за окно. И действительно, с правой стороны уже появились красоты Памуккале: огромная белая гора с естественными углублениями, наполненными водой.

— И правда, красота какая, — сказала Ира восхищенно, забыв обо всех разногласиях с любимым.

— То-то, — довольно сказал Игорь. — А вы еще ехать не хотели, дурачки...

— Уважаемый гражданин тюристы, — вдруг прорезался Салман, сделав громкость своего микрофона на полную мощь, — справа вы можете озирать гвоздь наш сегодняшний путешествий — край Памуккале, давший свое название от гора Памуккале, который вы и наблюдаете справа. «Памук» — это хлопок, «кале» — замок, в смысле, очень крупное заведение из камня. Так что гора в переводе переводится переводчиками как «Хлопковый замок», что вполне соответствует ее видимому состоянию.

— Слушайте, — заметил Игорь, — надо Салмана почаще злить. Он после этого такие перлы выдает — это что-то с чем-то.

— Хватит издеваться над Салманчиком, — решительно заявила Ира. — Он прелесть.

— А я не прелесть? — разобиделся Игорь.

— Ты — негодяй, — объяснила Ира. — Но мы с тобой потом поговорим. Сейчас мы слушаем Салманчика.

— Ню-ню, — сказал Игорь.

— Гора не случайно является замок, — продолжал Салман. — Потому что известный туф, наползая на камень, создает как бы стены древних возведений.

— Какой туф? — громко спросил Игорь.

— Известно ковый, — объяснил Салман.

— Известняковый? Так бы сразу и сказал, — позлорадствовал Игорь.

— Я так и сказал, — снова рассердился Салман. — Вынь пробка в ухо.

Игорь промолчал. Возражать он опасался, потому что Ира уже явно была готова перейти к боевым действиям.

— По стенам туфовых возведений, — продолжал Салман, — льется минеральные потоки, содержащие очень кислый газ и тот же известняк, как и на туфе. Оно все смешится, становится белый-белый, а горячий вода, стекая, образует рельефно видимый взглядом потек, создающий неповторимый ландшафт.

— Я сейчас заплачу, — сказал Игорь, — от наслаждения его языков говорить.

— Нет, — заявила Ира. — Ты зарыдаешь. От горя. Особенно если еще раз перебьешь Салмана.

— Как видите, — сказал Салман, делая широкий жест в сторону горы, — все это вместе создает уникальный ансамбль, в котором мы сейчас будем гулять и наслаждать себя естественными бассейнами, искусственным образом созданных горячий минеральный подтек по стенам замка Памуккале. Оно лечит все болезни.

— Жалко, — вздохнула Ира, — что излишнюю болтливость не лечит. Я бы год жизни отдала, чтобы излечить одного моего хорошего знакомого.

— Зачем год жизни? — оживился Игорь. — Лучше деньгами. Можно устроить специальный тур — я буду продюсером. Масса мужей отдадут огромные деньги за то, чтобы привезти сюда своих жен.

— Не только жены болтают, милый мой, — сказала Ира. — Иногда и мужья бывают такие болтуны, что любые болтливые жены по сравнению с ними покажутся немым Квазимодо.

— Какие-то ты сказки рассказываешь, — сказал Игорь. — Чисто внешне — сколько угодно. Но чтобы жены вот так прям все время молчали — я не верю в это. Это какие-то легенды.

— Увы, — снова вздохнула Ира. — Это сама жизнь.

— А теперь, гражданы тюристы, — заявил Салман, — мы можем выходить из автобуса и насладить себя этом чудом природы один час. Потом собираемся здесь и отправляем вас на развалины древних древностей. Прошу не опаздывать, а то автобус без вас не уедет.

— Браво, — сказал Игорь. — Бра-во. Жалко, что я не записываю этот поток сознания. Можно было бы читать долгими зимними вечерами у камина и рыдать.

— Ты просто завидуешь его славе, — сказала Ира, вставая. — Ну пошли, политолог. Окунем тебя в естественный водоем, вызванный искусственной горячей струей. Может, правда меньше болтать будешь. И вдруг мания величия пройдет? Надежды, конечно, мало, но попробовать можно.

— Попробуем, попробуем, — пробормотал Игорь, тоже вставая. — Но я уверен в своем организме. Его никакой струей не пробьешь.

Сергей с Леной тоже поднялись и направились к выходу...