Глава IX

Восприятие мира человеком и животным. – Иллюзия животного и отсутствие у него контроля над восприятиями. – Мир движущихся плоскостей. – Углы и кривые как движение. – Третье измерение как движение. – Двумерный вид нашего трехмерного мира для животных. – Животное как реальное двумерное существо. – Низшие животные как одномерные существа. – Время и пространство улитки. – Чувство времени как неясное чувство пространства. – Время и пространство собаки. – Изменение мира при изменении психического аппарата. – Доказательство проблемы Канта. – Трехмерный мир – иллюзорное представление

Мы установили огромную разницу, существующую между психикой человека и животного. Разница эта, несомненно, должна сильно влиять на восприятие животным внешнего мира. Но как и в чем7 Это именно то, чего не знаем и что мы должны постараться установить.

Для этого мы должны еще раз вернуться к нашему восприятию мира и рассмотреть детально, как мы воспринимаем мир, а затем посмотреть, как должно воспринимать мир животное со своей ограниченной психикой.

Прежде всего мы должны отметить, что по отношению к внешнему виду и форме мира восприятие у нас самое неправильное. Мы знаем, что мир состоит из тел, но мы видим и осязаем всегда только одни поверхности. Мы никогда не видим и не осязаем тела. Тело – это уже понятие, составленное из ряда представлений путем рассуждения и опыта. Для непосредственного ощущения существуют только одни поверхности. Ощущения тяжести, массы, объема, которые мы мысленно связываем с "телом", на самом деле связаны для нас с ощущениями поверхностей. Мы только знаем, что это ощущение поверхностей идет от тела, но самого тела мы никогда не ощущаем. Может быть, можно назвать "ощущением тела" сложное ощущение поверхностей, веса, массы, плотности, сопротивления и пр. Но мы должны мысленно связать все эти ощущения в одно и назвать это общее ощущение телом. Непосредственно мы ощущаем только поверхности и затем отдельно вес, сопротивление и пр. Тела, как такового, мы никогда не ощущаем.

Но мы знаем, что мир состоит не из поверхностей, знаем, что видим мир неправильно. Знаем, что никогда не видим мир, как он есть, даже не в философском смысле этого выражения, а в самом обыкновенном геометрическом. Мы никогда не видели куба, шара и т.п., а всегда только поверхности. Зная это, мы мысленно исправляем то, что видим. За поверхностями мыслим тело. Никогда не можем даже представить себе тела. Не можем представить себе куба или шара не в перспективе, а сразу со всех сторон.

Ясно, что мир не существует в перспективе, однако мы его иначе видеть не можем. Мы видим только в перспективе, то есть при восприятии искажаем мир нашим глазом.

И мы знаем, что искажаем его. Знаем, что он не таков, каким мы его видим. И мысленно мы непрерывно поправляем то, что видит глаз. подставляем реальное содержание под те символы вещей, которые показывает нам наше зрение.

Наше зрение – сложная способность. Оно состоит из зрительных ощущений плюс память осязательных ощущений. Ребенок старается ощупать все, что видит, – нос своей няньки, луну, "зайчика" на стене. Только постепенно он научается одним зрением различать близкое и далекое. Но мы знаем, что и в зрелом возрасте мы очень легко подвергаемся оптическим иллюзиям.

Отдаленные предметы мы видим плоскими, то есть еще более неправильно, потому что рельеф – это все-таки символ, указывающий на какое-то свойство предметов. Человек на большом расстоянии рисуется нам силуэтом. Это происходит потому, что на большом расстоянии мы никогда ничего не осязаем и глаз не был приучен замечать различия поверхностей, на близком расстоянии ощущаемые кончиками пальцев.

Мы никогда не можем, хотя бы на очень небольшом пространстве, увидать часть внешнего мира так, как она есть, то есть так, как мы ее знаем. Мы никогда не можем увидать письменный стол или шкаф сразу, со всех сторон и внутри. Наш глаз известным образом искажает внешний мир для того, чтобы мы, поглядев кругом, могли определить положение предметов относительно себя. Но посмотреть на мир не со своей точки мы никогда не можем. И никогда не можем увидать его правильно, не искаженным нашим зрением.

Рельеф и перспектива – это искажение предмета нашим глазом. Это оптическая иллюзия, обман зрения. Куб в перспективе – это условный знак трехмерного куба. И все, что мы видим, это только условное изображение того условно-реального трехмерного мира, который изучает наша геометрия, а не самый этот мир. На основании того, что мы видим, мы должны догадываться, что это в действительности есть. Мы знаем, что то, что мы видим, – неправильно, и представляем себе, то есть мыслим мир не таким, каким видим. Но если бы у нас не было сомнения в правильности нашего зрения, если бы мы думали, что мир такой и есть, каким мы его видим, то, очевидно, мы представляли бы себе его и мыслили совсем иначе. Мир был бы для нас иным.

Способность делать поправки к тому, что видит глаз, непременно требует обладания понятиями, так как поправки производятся путем рассуждения, невозможного без понятий.

Не обладая способностью делать поправки к тому, что видит глаз, мы бы видели мир иным, то есть многое, что есть, мы видели бы неправильно, не видели бы многого, что есть, и видели бы очень многое, чего в действительности вовсе нет.

Прежде всего, мы видели бы огромное количество несуществующих движений.

Всякое наше собственное движение, для непосредственного ощущения, связано с движением всего кругом нас. Мы знаем, что это движение иллюзорно, но мы видим его как реальное. Предметы поворачиваются перед нами, бегут мимо нас, обгоняют друг друга. Дома, мимо которых мы тихо идем, медленно поворачиваются; если мы идем быстро, они тоже поворачиваются быстро; деревья неожиданно вырастают перед нами, бегут и исчезают.

Эта кажущаяся одушевленность предметов вместе со сновидениями давала и дает главную пищу сказочной фантазии.

И "движения" предметов в этих случаях бывают очень сложными. Посмотрите, как странно ведет себя полоска хлеба перед окном вагона, в котором вы едете. Она подбегает к самому окну, останавливается, медленно поворачивается кругом себя и бежит в сторону. Деревья в лесу бегут явно с разной скоростью, одно обгоняя другое.

Целые пейзажи иллюзорного движения. А солнце, которое до сих пор на всех языках "восходит" и "заходит" – и "движение" которого некогда так страстно защищалось.

Все это так представляется для нас. И хотя мы уже знаем, что эти движения иллюзорны, мы все-таки видим их и порой обманываемся. Насколько больше иллюзий видели бы мы, если бы не могли разбираться умом в причинах, их производящих, и считали бы, что все существует именно так, как мы видим?

Я вижу, значит, это есть!

Это утверждение – главный источник всех иллюзий. Правильно нужно говорить:

Я вижу, значит, этого нет! Или по крайней мере: я вижу, значит, это не так!

Но мы можем сказать последнее, а животное не может. Для него что оно видит, то и есть. Оно должно верить тому, что видит.

Каким же для него является мир?

Мир для животного является рядом сложных движущихся поверхностей. Животное живет в мире двух измерений, его Вселенная имеет для него свойство и вид поверхности. И на этой поверхности для него идет огромное количество всевозможных движений самого фантастического характера.

Почему для животного мир будет являться поверхностью?

Прежде всего, потому, что он для нас является поверхностью.

Но мы знаем, что мир не поверхность, а животное этого знать не может. Оно принимает все таким, каким оно ему кажется. Поправлять то, что говорит глаз, оно не может – или не может в такой мере, как мы.

Мы можем мерить по трем направлениям, свойство нашего ума позволяет нам это. Животное может мерить только по двум направлениям одновременно. Никогда сразу по трем. Это зависит оттого, что, не обладая понятиями, оно не в состоянии отложить в уме меры первого направления, измеряя второе и третье.

Поясним это точнее.

Представим себе, что мы измеряем куб. При измерении куба в трех направлениях нужно, измеряя одно направление, два другие держать в уме, помнить. А в уме их можно держать только в виде понятий, то есть только связав с разными понятиями, наклеив на них разные ярлыки. Так, наклеив на два первые направления ярлычки длины и ширины, можно мерить вышину. Иначе невозможно. Как представления две первые меры куба совершенно тождественны и непременно сольются в уме в одно. Животное не обладает понятиями, не может на две первые меры куба наклеить ярлычки длины и ширины. Поэтому в тот момент, когда оно начнет мерить вышину куба, две первые меры сольются в нечто одно. Животное, меряющее куб, обладая одними представлениями, без понятий, будет похоже на кошку, которую я раз наблюдал. Она растащила своих котят – их было штук пять или шесть – по разным комнатам и не могла собрать их вместе. Она хватала одного, приносила и клала рядом с другим. Потом бежала отыскивать третьего, приносила и клала его к двум первым, но сейчас же хватала первого и уносила его в другую комнату, клала там рядом с четвертым, потом опять бежала сюда, хватала второго и тащила его куда-то к пятому и т.д., и т.д. Кошка билась со своими котятами целый час, искренно мучилась и ничего не могла сделать. Было ясно, что у нее не хватало понятий запомнить, сколько всего котят.

Объяснить себе отношение животного к измерению тела в высшей степени важно.

Все дело в том, что животное видит одни поверхности. (Это мы можем сказать с полной уверенностью, потому что сами видим только поверхности.) Видя одни поверхности, животное может представлять себе только два измерения. Третье измерение, рядом с первыми двумя, оно должно бы было уже мыслить, то есть это измерение должно быть понятием. Но понятий у животного нет. Третье измерение является тоже как представление. Поэтому в момент его появления два первых представления неизбежно сливаются в одно. Различия между двумя измерениями животное видит. Различия между тремя оно видеть не может. Это различие нужно уже знать. А для того чтобы знать, нужно обладать понятиями.

Тождественные представления должны у животного сливаться в одно, как для нас сливаются в одно два одновременных, одинаковых явления, происходящих в одной точке. Для него это будет одно явление, как для нас одно явление все одинаковые, одновременные явления, происходящие в одной точке.

Таким образом, животное будет видеть мир как поверхность и измерять эту поверхность только по двум направлениям.

Как же объяснить, что животное, находясь в двумерном мире или видя себя в двумерном мире, прекрасно ориентируется в нашем трехмерном мире? Как объяснить, что птица летает и вверх, и вниз, и прямо, и в стороны, по всем трем направлениям; лошадь прыгает через канавы и барьеры; собака и кошка, по-видимому, понимают свойства глубины и вышины одновременно с длиной и шириной?

Чтобы объяснить это, мы должны вернуться к основным началам психологии животных. Мы уже указывали раньше, что очень многие свойства предметов, которые мы запоминаем как общие родовые, видовые свойства, животное должно запомнить как индивидуальные свойства предметов. Разбираться в этом огромном запасе сохраняющихся в памяти индивидуальных свойств им помогает эмоциональный тон, соединяемый у них с каждым представлением и с каждым воспоминанием ощущения.

Животное знает, скажем, две дороги как совершенно отдельные явления, не имеющие между собой ничего общего; одно явление, то есть одна дорога, состоит из ряда определенных представлений, окрашенных в определенные эмоциональные тона; другое явление, то есть другая дорога, состоит из ряда других определенных представлений, окрашенных в другие тона. Мы говорим, что и то, и другое дорога. Одна в одно место, другая в другое. Для животного две дороги не имеют ничего общего. Но оно помнит все эмоциональные тона в их последовательности, связанные с первой дорогой и связанные со второй, и поэтому помнит обе дороги с их поворотами, с ямами, с заборами и т.д.

Таким образом, запоминание определенных свойств виденных предметов помогает животному ориентироваться в мире явлений. Но, как правило, перед новыми явлениями животное гораздо более беспомощно, чем человек.

Животное видит два измерения. Третье измерение оно постоянно ощущает, но не видит его. Оно ощущает его как нечто преходящее, как мы ощущаем время.

Поверхности, которые видит животное, обладают для него многими странными свойствами, прежде всего многочисленными и разнообразными движениями.

Как уже было сказано, для него должны быть совершенно реальными все иллюзорные движения, которые нам тоже кажутся реальными, но относительно которых мы знаем, что они иллюзорны; поворачивание дома, мимо которого мы идем, вырастание дерева из за угла, движение луны между облаками и пр.

Но кроме этого для животного будет существовать много движений, которых мы даже не подозреваем. Дело в том, что очень многие совершенно неподвижные для нас предметы – собственно, все предметы, должны казаться животному движущимися. И именно в этих движениях ему будет являться третье измерение тел, то есть третье измерение тел будет ему представляться движением.

* * *

Попробуем представить себе, как животное воспринимает предметы внешнего мира.

Предположим, что перед ним стоят: большой круг и рядом с ним большой шар того же диаметра.

Стоя прямо против них на известном расстоянии, животное будет видеть два круга. Начав обходить его кругом, оно заметит, что шар остается кругом, а круг постепенно суживается – превращается в узкую полосу. При дальнейшем движении кругом полоска опять начинает расширяться и постепенно превратится в круг. Шар при движении кругом него не изменится. С ним начинают происходить странные феномены, когда животное приближается к нему.

Постараемся понять, как животное воспримет поверхность шара в отличие от поверхности круга.

Несомненно одно, что оно воспримет сферическую поверхность иначе, чем мы. Мы воспринимаем выпуклость или сферичность как общее свойство многих поверхностей. Животное по свойству своего психического аппарата должно воспринять сферичность как индивидуальное свойство данного шара. Чем же должна казаться сферичность в качестве индивидуального свойства данного шара?

С полной уверенностью можно сказать, что сферичность представится животному в виде движения поверхности, которую оно видит.

При приближении животного к шару должно произойти нечто вроде следующего: поверхность, которую животное видит, приходит в быстрое движение. Ее центр выдвигается, а все остальные точки удаляются от центра с быстротой, пропорционально их расстоянию от центра (или квадрату расстояния от центра).

Именно таким образом животное должно ощущать сферическую поверхность.

Похоже на то, как мы ощущаем звук.

На известном расстоянии от шара животное видит плоскость. Приближаясь и дотрагиваясь до какой-нибудь точки на шаре, оно видит, что отношение всех других точек к этой точке изменилось в сравнении с тем, как должно бы было быть на плоскости, точно все остальные точки подвинулись, отступили в сторону. Дотрагиваясь до другой точки, он видит, что и от этой все остальные тоже отступили.

Это свойство шара будет казаться его движением, "вибрацией". Шар действительно будет похож на вибрирующую, колеблющуюся поверхность. Точно так же движением должен представляться животному всякий угол неподвижного предмета.

Видеть угол трехмерного предмета животное может, только двигаясь мимо него, и при этом ему будет казаться, что предмет повернулся, – появилась новая сторона, а прежняя ушла или отодвинулась. Угол будет восприниматься как поворот, как движение предмета, то есть как нечто преходящее, временное, как перемена в состоянии предмета. Вспоминая раньше виденные углы, которые оно видело как движения тел, животное будет считать, что они уже прошли, кончились, исчезли – что они б прошедшем.

Конечно, животное не может так рассуждать, но оно будет действовать, как будто оно так рассуждало.

Если бы животное могло подумать о тех явлениях (то есть об углах и кривых поверхностях), которые еще не входили в его жизнь, то, несомненно, оно представило бы себе их только во времени, то есть никакого реального существования у них в настоящий момент, когда они еще не появились, животное предположить не могло бы. И если бы оно могло выразить свое мнение о них, то оно сказало бы, что эти углы существуют в возможности, что они будут, но что сейчас их нет.

Угол дома, мимо которого она каждый день пробегает, для лошади есть явление, повторяющееся при известных обстоятельствах, но все-таки только происходящее во времени явление, а не пространственное и постоянное свойство дома.

Угол для животного должен быть временным явлением, а не пространственным, как для нас.

Таким образом, мы видим, что животном свойства нашего третьего измерения будет воспринимать как движения и относить эти свойства ко времени, то есть к прошедшему, или будущему, или к настоящему, то есть к моменту перехода будущего в прошедшее.

Это – в высшей степени важное обстоятельство, в котором лежит ключ к пониманию нашего собственного восприятия мира, и поэтому мы должны остановиться на нем подробнее.

* * *

До сих пор мы брали высшее животное: собаку, кошку, лошадь. Теперь попробуем взять низшее. Возьмем улитку. Мы ничего не знаем о ее внутренней жизни, но, несомненно, ее восприятие очень мало похоже на наше. По всей вероятности, улитка обладает неясными ощущениями окружающего. Вероятно, она чувствует тепло, холод, свет, темноту, голод – и она инстинктивно (то есть подталкиваемая pleasure-pain guidance – руководящим удовольствием-страданием) тянется к необъеденному краю листа, на котором она сидит, и отодвигается от сухого листа. Ее движениями руководит удовольствие-страдание, она всегда стремится к одному и уходит от другого. Она всегда движется по одной линии. От неприятного к приятному. И по всей вероятности, кроме этой линии она ничего не сознает и не ощущает. Эта линия – весь ее мир. Все ощущения, приходящие извне, улитка ощущает на этой линии своего движения. А приходят они из времени – из возможных делаются настоящими. Вся наша Вселенная для улитки существует частью в возможности, или в будущем, частью в прошедшем – то есть во времени. В пространстве лежит одна линия. Все остальное – во времени. Более чем вероятно, что улитка не сознает своих движений, делая усилия всем телом, она движется вперед к свежему краю листа, но ей кажется при этом, что движется к ней лист, возникая в этот момент, появляясь из времени, как для нас появляется утро. Улитка – это одномерное существо.

Высшее животное, собака, кошка, лошадь – это двумерное существо. Для него пространство представляется поверхностью, плоскостью. Все вне этой плоскости лежит для него во времени.

Таким образом, мы видим, что высшее животное – двумерное существо, сравнительно с одномерным выделило из времени еще одно измерение.

Мир улитки имеет одно измерение – наши второе и третье измерения лежат для нее во времени.

Мир собаки имеет два измерения, наше третье измерение лежит для нее во времени.

Животное может помнить все "явления", которые оно наблюдало, то есть все свойства трехмерных тел, с которыми оно соприкасалось, но оно не может знать, что повторяющееся для него явление есть постоянное свойство тела трех измерений – угол, или кривизна, или выпуклость.

Такова психология восприятия мира двумерным существом.

Для него каждый день будет всходит новое солнце. Вчерашнее солнце ушло и больше не повторится. Завтрашнее еще не существует.

Ростан не понял психологии "Шантеклера". Петух не мог бы думать, что он будит солнце своим криком. Солнце не засыпает для него. Оно уходит в прошедшее, исчезает, уничтожается, перестает быть. Завтра если будет, то будет новое солнце. Чтобы быть, оно должно не проснуться, а возникнуть, родиться. Шантеклер мог бы думать, что он создает, рождает солнце своим криком, что он заставляет его явиться, возникнуть из ничего, – но он не мог бы думать, что он будит солнце. Это человеческая психология.

Для петуха каждое утро встает новое солнце, так же как для нас каждый день наступает новое утро, каждый год наступает новая весна.

Петух не мог бы понять, что солнце одно, одно и то же и вчера, и сегодня, – точно так же, как, вероятно, мы не можем понять, что утро одно и весна одна.

Движение предметов, то, которое и для нас не иллюзорное, а реальное движение, как движение вращающегося колеса, катящегося экипажа, и т.п., для животного должно сильно отличаться от того движения, которое оно видит во всех неподвижных для нас предметах, от того движения, в виде которого ему является третье измерение тел.

Эти два рода движения будут для него несоизмеримы.

Угол или выпуклую поверхность животное будет в состоянии измерить, хотя и не понимая их настоящего значения и считая их движением.

Но настоящего движения, то есть того, которое есть движение для нас, оно никогда не будет в состоянии измерить. Для этого необходимо обладать нашим понятием времени и мерить все движения относительно какого-нибудь одного более постоянного, то есть сравнивая все движения с каким-нибудь одним. Животное этого сделать не может, не обладая понятиями. Поэтому реальные для нас движения предметов для него будут неизмеримы – и, как неизмеримые, несоизмеримы с другими движениями, которые для него реальны и измеримы, а для нас иллюзорны – ив действительности представляют собой третье измерение тел.

Последнее неизбежно. Если животное ощущает и измеряет как движение то, что не есть движение, то ясно, что оно не может одной и той же мерой мерить то, что есть и что не есть движение.

Но это не значит, что оно не может знать характера движений, идущих в нашем мире, и сообразоваться с ними. Наоборот, мы видим, что животное прекрасно ориентируется среди движений предметов нашего трехмерного мира. Тут ему на помощь приходит инстинкт, то есть способность, выработанная тысячелетиями подбора, действовать целесообразно без сознания цели. И животное прекрасно разбирается во всех идущих кругом него движениях.

Но, различая два рода явлений, два рода движения, животное одно из них должно объяснить непонятным ему внутренним свойством предметов, то есть, по всей вероятности, будет считать это движение результатом одушевленности предметов, а движущиеся предметы – живыми.

Котенок играет с мячиком или со своим хвостом, потому что мячик или хвост убегают от него.

Медведь будет драться с бревном, пока бревно не сбросит его с дерева, потому что в раскачивающемся бревне ему чувствуется что-то живое и злобное.

Лошадь путается куста, потому что куст неожиданно повернулся и махнул веткой.

В последнем случае куст мог даже совсем не двигаться – бежала лошадь. Но ей показалось, что куст двигался, и, следовательно, он был живым.

По всей вероятности, все движущееся для животного живое. Почему собака так отчаянно лает на проезжающий экипаж? Для нас это не совсем понятно. Мы не видим, как вертится, гримасничает и вся перевертывается на глазах у собаки проезжающая пролетка.

Она вся живая – колеса, верх, крылья, сиденье, седоки – все это движется, перевертывается.

* * *

Попробуем теперь подвести итоги того, к чему мы пришли.

Мы установили, что человек обладает ощущениями, представлениями и понятиями, что высшие животные обладают ощущениями и представлениями, а низшие животные одними ощущениями. Заключение о том, что животные не имеют понятий, мы вывели главным образом из того, что у них нет слов и речи. Затем мы установили, что, не имея понятий, животные не могут постигнуть третьего измерения и видят мир как поверхность, то есть не имеют средств – орудия – для исправления своих неправильных ощущений мира. И дальше мы нашли, что, видя мир как поверхность, животные видят на этой поверхности очень много несущественных для нас движений. Именно как движения должны им представляться все те свойства тел, которые мы считаем свойствами их трехмерности. Так угол и сферическая поверхность должны представляться им движением плоскости. И затем мы пришли к выводу, что все, лежащее для нас, как постоянное, в области третьего измерения, животные должны считать преходящими вещами, случающимися с предметами, – временными явлениями.

Таким образом, во всех своих отношениях к миру животное оказывается совершенно аналогичным предположенному нереальному двумерному существу, живущему на плоскости. Весь наш мир является для животного плоскостью, сквозь которую проходят явления, идущие по времени, или во времени.

Итак, мы можем сказать, что мы установили следующее: что при известном ограничении психического аппарата, воспринимающего внешний мир, должен для субъекта, обладающего этим аппаратом, изменяться весь вид и все свойства мира. И два субъекта, живущие рядом, но обладающие разными психическими аппаратами, должны жить в разных мирах, – разными должны быть для них свойства протяженности мира. И мы видели условия, не придуманные, не сочиненные, а действительно существующие в природе, то есть психические условия жизни животных, при которых мир является то плоскостью, а то даже линией.

То есть мы установили, что трехмерная протяженность мира для нас зависит от свойств нашего психического аппарата; или что трехмерность мира не есть его свойство, а только свойство нашего восприятия мира.

Иначе говоря, трехмерность мира есть свойство его отражения в нашем сознании.

Если все это так, то очевидно, что мы реально доказали зависимость пространства от чувства пространства. И раз мы доказали существование чувства пространства низшего сравнительно с нашим, то этим мы доказали возможность чувства пространства высшего сравнительно с нашим.

И мы должны признать, что если у нас образуется четвертая единица мышления, так же отличающаяся от понятия, как понятие от представления, то одновременно с этим в окружающем нас мире явится для нас четвертая характеристика, которую мы геометрически можем назвать четвертым направлением или четвертым перпендикуляром, потому что в этой характеристике будут заключаться свойства предметов, перпендикулярные всем нам известным и не параллельные ни одному из них. Иначе говоря, мы увидим или почувствуем себя в пространстве не трех, а четырех измерений, а в окружающих нас предметах и в наших собственных телах окажутся общие свойства четвертого измерения, которых мы раньше не замечали – или считали индивидуальными свойствами предметов (или их движением), подобно тому, как животные считают движением предметов их протяжение по четвертому измерению.

И увидав или почувствовав себя в мире четырех измерений, мы увидим, что мир трех измерений реально не существует и никогда не существовал, – что это было создание нашей фантазии, фантом, призрак, иллюзия, оптический обман, все, что угодно, только не реальность.

И все это совсем не "гипотеза", не предположение, а совершенно точный метафизический факт, такой же факт, как существование бесконечности. Позитивизму для своего существования нужно было бы как-нибудь уничтожить бесконечность или, по крайней мере, назвать ее "гипотезой", которая может быть верна, а может быть и неверна. Но бесконечность не гипотеза, а факт. И такой же факт многомерность пространства и все, что она за собой влечет, то есть нереальность всего трехмерного.