Эдипальная проблема в навязчиво – компульсивном характере

Навязчиво-компульсивная личность была первой личностной системой, описанной Фрейдом, и до настоящего времени это, наверное, наиболее изученный синдром. В то же время это и чаще всего встречающееся нарушение личности у мужчин (Frances, 1986). Его так часто обсуждают и обнаруживают у такого множества людей, по крайней мере в некоторой минимальной области, что у нас есть тенденция к представлению его истории в кратком изложении, поскольку, как нам кажется, мы знаем, с чем имеем дело. На самом деле он требует более пристального внимания, особенно со стороны профессионалов, так как понимание нюансов его типичной истории, феноменологии и психических процессов может в значительной степени влиять на нашу эмпатию и качество работы с людьми, страдающими такого рода расстройствами. David Shapiro (1956) помог мне понять феномен этого нарушения, подчеркивая в нем роль искаженной воли и стремлений, нацеленных на контроль и оспаривание того, что по сути не может быть ни отменено, ни контролируемо — влечений, спонтанных интересов и чувств. По его словам, «волевая направленность оказалась лишена наиболее присущего ей смысла как продолжение и, если можно так выразиться, репрезентация чьих-то желаний и оказалась поставлена в главную позицию, по отношению к этим желаниям, стремясь даже к распоряжению ими» (с. 37).

Шапиро подчеркнул также, в какой значительной степени такого типа навязчиво-компульсивный опыт «своего собственного управляющего, отдающего приказы, распоряжения, наказания, предостережения и кары» (с. 34) становится для такой особы чем-то внешним. Главенствующие распоряжающиеся ценности и указы воспринимаются, но не являются результатом свободного выбора. Особенно в виде навязчивого состояния и компульсии они представляются в наиболее невротическом и абсурдном виде. Человек, которого они так мучают и истязают, ощущает их как нечто глубоко чуждое. Эта внешность или чуждость «сидящего за нами и отдающего нам приказы руководителя» — характерное проявление не ассимилированной интроекции другого человека. Более того, это приводит, как убедительно свидетельствует Мейсснер (1988), к проецированию этого интроекта вне self. Это объясняет, почему навязчиво-компульсивные особы часто считают, что ведут себя определенным образом, чтобы следовать объективной необходимости и социальным императивам, несмотря на то, что другие не подтверждают абсолютного характера этой необходимости.

Такая феноменология «требовательного управляющего» соответствует повторяющимся опытам клиницистов, которые обнаруживают, что их пациенты вспоминают или же по-прежнему считают своих родителей суровыми, пунктуальными, жесткими и придерживающимися принципов. Эти родители неоднократно чувствовали себя неловко (в глупом положении) или же ощущали угрозу от живой, животной природы ребенка и хотели воспитать идеальную маленькую даму или джентльмена. Часто бывает, что реконструированный (воспроизведенный) опыт родителей обнаруживает их страх перед соперничеством и успехом со стороны ребенка, поскольку сравнение могло бы преуменьшить их значение.

Как и в случае с другими этиологическими констеляциями, не все из приведенных описаний можно отнести к каждому из примеров. В настоящем тексте и в итоговых таблицах, включая таблицу 10, касающуюся рассматриваемого в данный момент характера, я осознанно пользуюсь многими, связанными между собой, синонимичными, но все же разными, словами, чтобы описать этиологические факторы способом, облегчающим их клиническое применение. В одном случае слова «суровый» и «пунктуальный» могут точно отражать переживание клиента и таким образом быть ему полезными. В другой раз более подходящими окажутся сочетания «угроза от успеха» или «разочарован своей животной природой».

Теория характерологического развития для навязчиво-компульсивной личности в таком случае будет выглядеть следующим образом. Ребенок осуществляет интроекцию и идентификацию с родителем и родительскими стандартами и ценностями и в ходе структурного развития пытается использовать собственную силу воли, чтобы достигнуть таким образом усвоенных стандартов и жить в согласии с неестественно жесткими, нежизненными и органически чуждыми требованиями. При помощи воли он с одной стороны блокирует настоящие органические формы экспрессии, а с другой — устанавливает фальшивое self, состоящее из правильных взглядов и поступков, которые необходимы для создания видимости правильного контакта с очень требовательным и нередко мало позитивным родителем. Это яркий пример характерологической репродукции — навязчиво-компульсивный родитель создает навязчиво-компульсивного ребенка. Стоит также признать, что не всегда «анальная» или «эдипальная» этиология — пользуясь традиционным языком психоанализа — будет лучшим способом по-/ нять человека с навязчиво-компульсивными чертами. Даже Lower» (1958), который привел самые убедительные аргументы в пользу «эдипальной» этиологии этого синдрома, признал, что такого типа черты будут часто проявляться в принципиально оральном или мазохистском характере. Я мог бы еще добавить, что часто можно встретиться с крайней жестокостью, представляемой слабо функционирующими личностями с ничтожным чувством собственного self. В таких ситуациях навязчиво-компульсивное поведение не является защитным в классическом смысле, но предохраняет человека от размывания или фрагментации его ослабленного self. Иначе говоря, личность по существу находит сама себя в таком упорядочении и в своих жестких моральных, политических или религиозных убеждениях и организует свою жизнь, реализуя их. Кроме того, эта жесткость не столько служит защитой от невос-принимаемых импульсов, сколько скорее является способом организации дезорганизованной структуры. В данной главе я все же стараюсь углубить представление о таких навязчиво-компульсивных поступках, которые основаны на более эдипально ориентированной этиологии и задачей которых является классически понимаемая защита.

В таком случае бихевиоральные компульсии, когнитивные навязчивости и другие менее симптоматические проявления активности, составляющие эту личность, могут быть наилучшим образом объяснены, как органические попытки отрицания и удержания под контролем тех неприемлемых импульсов, которые диктуют быть сексуальным, агрессивным соперником и эмоционально спонтанным. К этой «активности» принадлежит навязчиво-компульсивная тенденция к жизни под постоянным, упорным давлением или в постоянном напряжении, чтобы думать, чувствовать и делать подобающие вещи. Этот постоянный прессинг ведет к тому, что человек когнитивно и бихевиорально занят и осуществляет контроль над собой, благодаря чему ни одна спонтанная и потенциально плохая или опасная экспрессия не будет высвобождена. Подобным образом его интенсивное и сосредоточенное на уточнениях, особенно на деталях, внимание, а также характерное изолирование мышления от чувств способствует занятию другими делами и сохранению дистанции от в самом деле самостоятельно инициированных поступков, мыслей и чувств, которые могли бы быть для других неприятны, представлять для них беспокойство или угрозу. Также обстоит дело и с хорошо заметными сомнениями, со сложностью принятия решений и откладыванием дел на потом — это также охраняет от включения в действие, которое в конечном итоге все же должно отражать личную заинтересованность и выбор.

Подобным образом социальные навязчиво-компульсивные поступки, которые часто определяются как жесткие, поступки, представляющие собой проявления правильной социальной роли, а также педантичный, подконтрольный и лишенный чувств способ презентации самого себя, позволяют сохранять дистанцию по отношению к собственным неясным импульсам и опасным чувствам к другим людям. Наконец, навязчиво-компульсивная тенденция к сознательному восприятию и реагированию на других согласно принципу «подчинить себя или их», может пониматься как следствие общей личностной организации. Другие представляют собой персонификацию внешних императивов, социальных норм и объективных необходимостей, которым личность вынуждена подчиниться, либо являются подчиненными персонажами, которых следует расставить в соответствии с этими нормами. Мы можем также воспринимать других как людей, которым угрожает или которых ранит наша соперническая природа или наши успехи, по примеру родителя в эдипальном столкновении. Еще раз повторим — сосредоточенность на правильных принципах, пристойном поведении, соответствующих взглядах и потенциальных обратных последствиях интерперсональных действий личности поглощает ее внимание и удерживает опасные импульсы вне сознания.

Такое подавление, регуляция self и устанавливающее плотину для жизни сдерживание естественных стремлений вызывает депрессию. Если человек действительно подавлен стрессогенными событиями и/или усилившееся давление неразрешенных и не выраженных импульсов, мании и/или компульсии могут так сильно им завладеть, что его навязчивые занятия и компульсивно обусловленные проявления дойдут до абсурда. Нередко неудавшаяся защита в овладении такими ситуациями приводит к появлению навязчивых мыслей, часто сексуально-садистских или же какого-то другого враждебного характера. Эти мысли, понятно, крайне дисгармоничны по отношению к эго личности, поскольку они бесконечно далеки от такого образа хорошего человека, которым они стараются быть. Очень часто навязчиво-компульсивный характер перфекционистичен. Хотя здесь можно обнаружить некоторое сходство с перфекционизмом нарциссической личности, все же это очень подходящий случай, чтобы проиллюстрировать, как полезна может быть характерологическая теория в достижении как можно более близкого и эмпатичного представления о людях. Навязчиво-компульсивный перфекционизм вызван более детерминацией к управляемому волей выполнению вещей правильных и избеганию неправильных. Это напоминает попытку понравиться внешнему авторитету и избежать его наказания. Мотивом перфек-ционизма является предотвращение сурового наказания, контролирование того, что плохо в self и сохранение контроля над тем, что угрожает или что не нравится другим.

В случае с нарциссической этиологией и ориентацией перфекционизм лучше всего понять, как закрепление в развитии самовозвеличивания. Попытка быть совершенным поддерживает иллюзию величия фальшивого self и предохраняет от погружения в состояние ничтожества и пустоты. Совершенство исполнения, достижения или способ самопрезентации повышают чувство собственного достоинства. В свою очередь в навязчиво-компульсивной личности перфекционизм в большей степени индивидуальная попытка контролирования своих чувств и мотиваций — так, чтобы стать положительной особой и не совершать ошибок. Это принципиально более пассивная и интерперсонально защитная позиция, чем в нарциссическом случае, более известном своей способностью к мобилизации агрессии и созданию впечатления с помощью поступков, которые самим часто воспринимаются, как несерьезные, пустые и неискренние.

Теория характерологического развития важна для клинической работы, поскольку поддерживает клинициста, подсказывая ему, чего искать в истории, структуре убеждений, отношениях, способах презентации self и появляющихся симптомах, облегчая ему понимание того, что кроется за наблюдаемой экспрессией, а клиенту помогая понять самого себя. Когда это будет достигнуто, теория развития дает также определенные предложения по поводутого, каким образом мы можем разрешать встречающиеся проблемы. Если мы имеем дело с перфекционизмом, то личность должна научиться тому, что ее сексуальные, агрессивные и сопернические импульсы естественны, человечны и правильны и не могут быть исключены силой воли или же что ее перфекционизм есть выражение неразрешенных стремлений к величию из раннего периода развития и требует от нее усвоения более реалистичного, хорошо приспособленного, «устойчивого» чувства собственной ценности, основанного на интеграции того, что прекрасно, и того, что ограничено в ней самой.

Теперь, возвращаясь к обсессивно-компульсивной проблеме, мы могли бы спросить, когда же собственно наступает ее развитие. К сожалению, не представляется возможным дать такой исчерпывающий ответ, какого мы ждем. Однако нам известно, что дети начинают выполнять операции, требующие усвоения некоторых норм поведения, приблизительно в возрасте двух лет (Gopnick, Meltzoff, 1984). Экспериментальные исследования развития указывают в то же время, что многие функции, появляющиеся особенно в этой форме адаптации, развиваются все же значительно позже, чем те, которые имеют место при ранее описанных характерологических проблемах.

Например, дети не способны отличить физические события от таких, которые носят чисто воображаемый характер (Well-man, Estes, 1986), пока не достигнут третьего года жизни. Примерно в это же время у них появляется способность оценивать, какие из событий в рассказываемых им историях случайны, а какие закономерны, и что происходит с выступающими в них персонажами (Yuill, Perner, 1988). Эти исследования интересны для нас тем, что документируют существование длительного периода жизни ребенка, в котором долго остаются неясными реальные отношения между причинами и следствиями. Более того, только на шестом году жизни ребенок начинает применять чисто умственные стратегии эмоциональной регуляции (Bengtsson, Johnson, 1987) и начинает трактовать совершенно серьезно моральные и житейские принципы (Tisak, Turiel, 1988). Эти открытия указывают, что стратегия, основанная на жизни по определенным правилам и чисто умственные попытки регуляции влечений силой воли развиваются относительно поздно. Естественные наблюдения подтверждают фрейдовскую идею, что сексуальные интересы, соблазнение и соперничество, которые может проявлять ребенок, появляются не ранее третьего года жизни. Если в добавок навязчиво-компульсивное поведение есть результат таких эдипальных переживаний, то вся доступная информация подтверждает, что начало развития этого типа характерологической адаптации выпадает на относительно более поздний период жизни и что далее она развивается в течение некоторого времени.

Стоит также добавить, что применение этих стратегий в другой функции (например, для подкрепления ослабленного self), вероятнее всего также осваиваются в более позднем возрасте, даже если они вызваны нарушениями, возникшими в значительно более ранний период развития. Феномен позднего развития более искусных стратегий для того, чтобы справиться с менее сложными проблемами, полностью соответствует такой форме теории характерологического развития, которую я стараюсь здесь выработать.

Последний элемент теории, который стоит подчеркнуть, это степень, в которой навязчиво-компульсивное разрешение связывает личность с родителем, особенно в том случае чрезвычайно подчиняющим свои реакции по отношению к ребенку исполнению определенных условий. Когда ребенок ведет себя очень хорошо, то имеет возможность получить награду или по крайней мере избежать критики. Однако если родитель исключительно точен, то ребенок получит условное вознаграждение с замечанием, что он мог сделать это лучше. Такая реакция, конечно, поощряет в ребенке перфекционизм, в котором он будет питать иллюзию, что если бы ему только удалось быть чуточку лучше, то он имел бы шанс на более безусловный, позитивный контакт с родителем. Самое важное, что здесь следует уяснить, это то, что детская форма адаптации и старания жить согласно родительским стандартам способствуют получению всех необходимых нам социальных связей и связанной с ними идентичности. Жизнь по семейным правилам и бытие таким ребенком, как хотят другие, определяет self и позволяет поддерживать необходимые контакты. Жесткость паттернов может к тому же объясняться через комбинацию так очевидных в этом случае целей, как избежание наказания, поддержание контакта и достижение, именно через этот контакт и попытки соперничества, собственной идентичности. Таким образом, боязнь повторения наказания и изоляции, как со стороны специфически сформированного self, так и со стороны семьи, обуславливает сохранение паттернов, которые в любом другом случае казались бы абсурдными, даже для самого заинтересованного.

Терапевтическая задача в таких случаях основывается, конечно же, на постепенной конфронтации с этими жесткими формами защиты и на постепенном «принятии» и выражении отвергаемых влечений, чувств и мыслей. Очень полезным бывает ин-сайт, открывающий фундамент такой защиты. Однако это требует создания исключительного чувства безопасности клиенту. «Искренний подход к делам», в рамках той истории, которая лежит в основании крайней потребности осуществления контроля и правильного функционирования во всех сферах жизни, может породить пропитанное симпатией понимание, в котором такого типа особы исключительно нуждаются. Они должны постепенно учиться, что такие крайние гарантии безопасности уже больше не нужны и что новые образцы поведения и мышления, пусть и вызывающие страх, вовсе не навлекают эмоционально невоспринимае-мой опасности. В ходе всего этого личность должна также учиться мириться со страхом, который появляется в связи с отказом от защитных механизмов и высвобождением глубже скрытого содержания. Хороший терапевтический союз, от которого мы нередко защищаемся, часто может облегчить эту задачу.

В некотором смысле навязчиво-компульсивная личность должна вновь стать чувствительной к собственным чувствам, для чего необходим постепенный процесс их раскрытия и оптимальной фрустрации. Почти все специалисты сходятся во мнениях по поводу значения сохранения клиента «здесь и сейчас» в этом процессе и приглашения его к большей концентрации на чувствах, чем на мыслях. При таком положении терапевтические отношения — перенесения, контр-перенесения и реальные — ввиду своей непосредственности и потенциальной реальности представляют весьма широкое поле для интересов. Наиболее распространенная в подобных случаях терапевтическая ошибка заключается в принятии излишне интеллектуализированного, полного дистанции и лишенного чувств подхода к событиям и людям. Это бывает с терапевтами, которые сами проявляют навязчиво-компульсивные черты или которые пользуются методами, более подверженными такого рода искажениям (как когнитивная и бихевиоральная терапия, а также педагогический психоанализ).

ТАБЛИЦА 10. ЭДИПАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР: НАВЯЗЧИВО -КОМПУЛЬСИВНЫЙ СЛУЧАЙ

Этиология: Пунктуальная, жесткая, настойчивая и придерживающаяся суровых принципов родительская опека, особенно в области социализирующего тренинга, в контролировании импульсов и преграждения сексуальной экспрессии, экспрессии соперничества и агрессии. Однако в этом контроле нет перехода границ и вмешательства в естественные органические реакции, а также подавления воли. Скорее, через наказание, подкрепление желаемого поведения и примеры ребенку предлагают воспользоваться своей силой воли, чтобы сдержать все аспекты своих животных импульсов, соперническую природу, нежные чувства и т.д. Когда человек достигнет такого уровня чрезмерного самоподчинения и ограничения, то проявляет род жестких, осуждающих и вынужденных поступков, которые считаются характерными для такого типа личности. Мании и компульсии служат сохранению этой эмоционально сдержанной кондиции путем отвергания любых чувств и влечений.

Симптоматика: Зависимость от вынужденного, неотступного прессинга, чтобы делать правильные, необходимые и верные вещи. Такое постоянное и обязательное главенство объективной необходимости и высшего авторитета порождает в жизни нескончаемые усилия для того, чтобы достичь удовлетворительных целей. Спонтанная экспрессия, личный выбор и сколько-нибудь настоящие чувства труднодостижимы. Характерны: жесткость, проявляющаяся в позе тела, склонность к вынесению моральных и других приговоров, рутина в деятельности. Замкнутая в жестких принципах личность чувствует дискомфорт по отношению к свободе, будучи лишенной таких отношений реагирует страхом и быстро заполняет это место другой подходящей идеей, которая становится предметом ее нескончаемых рассуждений и волнений. Часто появляется перфекционизм и склонность откладывать действия, связанная с боязнью сделать что-нибудь плохо. То же самое наблюдается и с трудностью принятия решений, отражающую страх перед самостоятельно инициированной экспрессией, которая могла бы оказаться плоха. Социальные поступки могут быть педантичны, лишены эмоциональности и жестки, с акцентом на выполнение правильных задач, приписанных данной социальной роли. Часто выступают депрессии и навязчивые мысли, особенно враждебной и садистски-сексуальной природы, связанные с хлопотливыми маниакальными мыслями и компульсивным поведением, которое на таком уровне симптомов воспринимается как постороннее и осуществляющее контроль над личностью.

Когнитивный стиль: Интенсивное, обостренное и сконцентрированное на деталях внимание сочетается с тенденцией не замечать существенные признаки вещей. Часто это связано с изолированием чисто познавательного понимания от эмоционального смысла событий, идей и поступков. Познавательная активность может упорно принимать вид жестких стереотипов, не смотря на их очевидную абсурдность и повторяющиеся поражения. Сомнение, неуверенность и нерешительность зачастую проявляются даже в самой простой активности.

Форма защиты: Упрямые рассуждения о делах, ритуалах и жизни по жестким принципам служит исключению потребности дать волю импульсам и желаниям. Сомнения, нерешительность, откладывание дел на потом, изменения в предмете внимания и жесткость суждений также призваны сделать невозможной умственную или эмоциональную артикуляцию подавленного содержания.

Сценарные решения и патогенные убеждения: «Я, наверное, сделал что-то плохое, а должен делать правильные вещи. Я никогда больше не сделаю ошибки. Я должен себя контролировать, так как могу целиком утратить самообладание».

Репрезентация self: Сознательно личность видит себя как человека сознательного, тяжело работающего, морального и во всех других отношениях правильного, упорно старающегося, чтобы у него все было в порядке. Считает себя обязанным придерживаться установленных извне принципов и правил, а не человеком свободным, считающимся с собственными убеждениями и желаниями. Неосознанно, и это подтверждают сценарные решения и патогенные убеждения, имеет чувство, что сделал нечто ужасное и что должен держать себя под четким контролем, чтобы не допустить очередного нарушения.

Репрезентации объекта и отношения с объектом: Личность имеет тенденцию считать других воплощением авторитета. Это обусловливает весьма изменчивую позицию в интерперсональных отношениях, часто носящих формальный характер, с вниманием, сконцентрированным на правильности поступков, отвечающих определенным ролям — таким, как родитель, супруг, руководитель, подчиненный и т.п. В отношениях с другими часто проявляются зажатость и конфликты, особенно когда определенные им роли ясно не определены или по поводу них нет согласия. Другие часто считают таких людей фрустрирующими по причине отсутствия значимых связей и настоящего взаимопонимания, жесткости ценностей и поступков, убитых чувств и заведомо ненужных напряженности и прессинга, которые они создают в себе и в других.

Эмоциональная характеристика: Чрезмерный контроль приводит к возникновению специфически сдержанного и замедленного стиля реагирования, с ограниченным доступом к чувствам. Человек будет испытывать страх, особенно в ситуациях, когда защиты окажутся недостаточно эффективными. Глубже скрытая враждебность выражается косвенно или же в навязчивых мыслях, которые могут касаться насилия или сексуального садизма. Личность отделяет идеи от чувств, чтобы докучливые или высоко позитивные мысли не вызывали типичного эмоционального прессинга. Чуткие чувства также заблокированы и, если вообще находят свое выражение, то лишь опосредованным образом.