Глава третья. Чем бы я ни пыталась себя занять, в глубине души назревало предчувствие грядущих неприятностей

Чем бы я ни пыталась себя занять, в глубине души назревало предчувствие грядущих неприятностей. Я всеми силами пыталась побороть его и сконцентрироваться на Мерлине.

Все было официально — мы стали парой. Необходимости в публичном объявлении не было — слухи распространяются быстро, и моя популярность взлетела до небес. Мы проводили вместе каждую возможную минуту, и Нэт с Ханной уже шутили, что им тошно смотреть, как мы передвигаемся, подобно лунатикам, и заглядываем друг другу в глаза.

Мерлин сказал, что зайдет за мной в субботу, и я ужасно нервничала, потому что мама уже успела плохо о нем подумать. Все утро я была как на иголках и выглядывала из-за входной двери раз двадцать, чтобы проверить, не идет ли он. При этом я не могла не заметить Люка, который выгружал из своей колымаги вещи, перевезенные из квартиры. Машина была заполнена коробками, целлофановыми мешками, скомканной в кучу одеждой, а на заднем сиденье громыхал чайник с тарелками и чашками.

— Где моя любимая Кэт? — воскликнул он.

Я улыбнулась и подошла к нему.

— Больше никакой студенческой жизни, — поддразнила я, зажав уши, когда о тротуар разбилось что-то стеклянное. — Теперь ты по-настоящему взрослый.

— Да ни за что, — он ухмыльнулся. — Ты говоришь с парнем, который подкладывал тебе за спину улиток и подсовывал под нос пауков.

Люк Кэссиди был на пять лет старше меня и последние десять лет терроризировал меня всеми возможными способами. Я провела детство, ходя хвостиком за ним и его друзьями, но они всегда умудрялись избавляться от меня. Потом он уехал в университет, и я была удивлена, насколько сильно по нему скучаю. Но теперь он вернулся и все так же поддразнивал меня.

— Маленькая Кэт тоже подросла, — сказал он, осторожно подбирая осколки. — Я увидел тебя с бойфрендом и помахал тебе, но ты была немного занята.

Я зарделась, зная, как бестолково должна была выглядеть рука об руку с Мерлином, и поспешно сменила тему.

— Ну и каково быть журналистом?

— Пока что я рассказал о трех церковных праздниках, выставке собак и старике, который живет на дереве вместе с белкой.

— И никаких звонков из спортивной сборной?

Он закатил глаза.

— Может быть, в следующем году.

Казалось, что он незаметно разглядывает меня.

— Что такое? У меня макияж размазался?

— Ты просто выглядишь по-другому, только и всего, — тихо сказал он и быстро опустил глаза.

Я тронула его подбородок и улыбнулась.

— И ты тоже. Нашему Люку наконец-то приходится бриться.

— Я уже много лет бреюсь! — запротестовал он, и я поджала губы, чтобы не рассмеяться. У Люка было гладкое детское лицо и волосы кукурузного цвета, из-за чего он выглядел младше своих лет. Он прошел в наш дом без приглашения, хоть я и пыталась остановить его, направился в кухню, плюхнулся на стул и вальяжно сказал: — Поставь чайник, Кэт.

Мои руки словно приросли к туловищу.

— Ты больше не можешь вести себя тут, как дома.

Он пожал плечами.

— Почему нет?

Я пыталась придумать причину, но тут словно ниоткуда возникла мама и все испортила. Она достала «персональную» чашку Люка с его именем сбоку и принесла коробку печенья. Я отказалась сесть и в десятый раз бросила взгляд на часы.

— Кэт, ты нервничаешь.

— Сейчас придет Мерлин, — объявила я, стараясь, чтобы мой голос звучал отстраненно и по-житейски мудро. — И мы пойдем к нему. Он талантливый художник, и у него своя студия.

Люк не рассмеялся над именем Мерлина, но я была уверена, что ему хотелось.

— Где он живет?

— По ту сторону Виктория-роуд, рядом со школой верховой езды.

— Да он аристократический мальчик!

Я беззвучно открыла и закрыла рот, как золотая рыбка.

— Совсем нет. Он простой, несмотря на то что у него шикарный дом. А его мама посвящает уйму времени бедным студентам и дает им работу у себя дома.

— Ах, как благородно! — саркастично заметил Люк.

— Не будь таким предосудительным, Люк. Мама уже предположила, что он подстрекает меня курить, а теперь ты думаешь, что он слишком привилегированный.

Люк откинулся на спинку стула, удовлетворенно отхлебнув большой глоток кофе.

— Ты ведь не запала на этого горе-художника? Этот самый… Мерлин, наверное, целому взводу девушек портреты рисует.

Я угрожающе прищурилась, собираясь ответить что-нибудь резкое, но тут позвонили в дверь. Мерлин застыл у порога со своим обычным уверенным видом, но мне подумалось, что он специально переодевался, так как на нем были джинсы без единой морщинки и свежевыглаженная рубашка. Я потянула его в гостиную и скороговоркой представила маме, надеясь, что Люк останется в кухне, но он тоже решил подойти. Он оглядел Мерлина сверху вниз и обратно. Если бы ситуация не была настолько неудобной, я бы рассмеялась, настолько разными они были. Коренастый Люк, блондин с открытым дружелюбным лицом, и Мерлин, высокий брюнет с чертами романтического героя. Я промямлила что-то по поводу Люка, живущего по соседству, схватила куртку и выскочила. Мерлин взял меня за руку. Его ногти больно впились мне в кожу, но я не сопротивлялась.

— Что случилось? — спросила я, отдышавшись, когда мой дом скрылся из поля зрения. — Ты сказал, что мне нужно срочно зайти к тебе.

Мерлин заколебался.

— Портрет, Кэти. У меня не получается подобрать цвета. — Он потерся носом о мою щеку. — Я не могу сосредоточиться. Даже не знаю почему.

— Чем я могу тебе помочь?

— Ты можешь попозировать. В это время дня самое лучшее освещение. Если ты побудешь моделью, наверняка все получится.

— О'кей, Мерлин, без проблем.

Мы уже почти подошли к его дому, когда я спохватилась, что, возможно, мой ответ прозвучал слишком равнодушно.

— Я хотела сказать, что конечно попозирую. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

Я расположилась на потрепанном диване таким образом, чтобы мои бедра выглядели как можно меньше, и постаралась не думать о полотнах Рубенса, изображающих дородных дам с мягкой и рыхлой плотью.

— Я переоденусь, — сказал Мерлин.

Одним стремительным движением он расстегнул пуговицы на рубашке, бросил ее на кровать, снял с крючка старую футболку и через голову натянул ее. Я попыталась отвести глаза, но успела увидеть его обнаженный торс и дорожку темных волос, змеящуюся к низу живота.

Я покраснела от смущения и уже начала волноваться о том, что буду запечатлена на картине с огромными пунцовыми щеками. Поэтому я попыталась свалить вину на солнце.

— По-моему, здесь стало душновато?

Мерлин пробормотал что-то по поводу движения горячего воздуха и открыл окно. Он сложил из пальцев подобие рамки, посмотрел на меня, затем на холст и покачал головой.

— Твои волосы невозможно написать. Они просто невообразимые. Как будто золотой оттенок смешали с теплым каштановым. А твое лицо… прямо-таки алебастр с веснушками.

Он улыбнулся, и я растаяла. Большинству парней приходится выдавливать из себя даже ничтожнейший комплимент, а Мерлин мог заставить предложение звучать, как целый сонет.

Я старалась не ерзать, но для меня было пыткой находиться под таким пристальным вниманием, к тому же в студии становилось все жарче. Я сняла кардиган, надеясь, что это не выглядит, как неуклюжая попытка раздеться. Мерлин рисовал уже целую вечность, и я хранила молчание, настолько он был поглощен своей работой. Несмотря на то что Мерлин изображал меня, он казался настолько отстраненным, как будто видел меня в какой-то абстрактной форме. Я заморгала, так как солнце стало еще ярче, и заметила сверкающую капельку пота у Мерлина над бровью.

— Может, перерыв? — предложила я.

Он кивнул, вытер руки куском ткани и, не спеша, подошел ко мне.

— Я присяду рядом, Кэти?

Я быстро села и поджала ноги.

— Ну, как с подбором цветов?

— Намного лучше.

Я беспокойно заерзала и посмотрела на дверь.

— Бежать некуда, — вкрадчиво сказал он.

Я потерла нос, пригладила волосы и нарочито внимательно стала разглядывать комнату, пока Мерлин, безупречно спокойный, наблюдал за мной. Я обхватила себя за плечи, будто мерзну, несмотря на жару в студии.

— Я хочу посмотреть на тебя.

Я попыталась отшутиться.

— Ты уже смотрел на меня целую вечность.

— Нет, не так.

Он взял меня за подбородок, и мне пришлось повернуться. Его серые глаза смотрели пристально и пронизывающе. Он склонился ко мне, одной рукой стягивая лямку кофточки с моего плеча и покрывая поцелуями шею.

— Твоя мама может зайти, — напрягшись, промямлила я.

— Нет, она не придет.

Он уже добрался до моих щек, носа и глаз, а затем и губ, и разговаривать стало невозможно. Он обнял меня так крепко, что я едва могла дышать. Все происходило так естественно, и я удивлялась сама себе, когда просунула руку ему под футболку и провела пальцами по его боку. Я почувствовала, как он дрожит.

— Руки холодные? — хихикнула я, зная, что не это было причиной. Я чувствовала себя неожиданно уверенно.

По крайней мере, теперь я знаю всю эту чушь с поцелуями. Мы так прижались друг к другу, что я не могла сказать, где кончаются мои ребра и начинаются его, и соскальзывали вниз по спинке софы, пока не оказались в горизонтальном положении. Я как будто утопала в нем. Громкие голоса, донесшиеся откуда-то, заставили меня вздрогнуть.

— Это из сада, — успокоил меня Мерлин. — Мама собрала свою компанию бродячих художников.

Раздался звук удара, и дверь студии распахнулась, взметнув в воздух ворох бумаг. Я выскользнула из объятий Мерлина и снова села.

— Это просто ветер. Мама помешана на свежем воздухе.

— Извини, — пробубнила я. — Не знаю, что со мной. — Я уставилась в пол. — Я не уверена, что уже готова к чему-то… серьезному.

— Серьезному? — Мерлин растерянно провел рукой по волосам и медленно выдохнул. — Кэти, но я уже так настроился… Если ты просто хочешь раз в месяц ходить в кино, держась за руки, я не уверен, что способен на такое.

Я пристыженно закусила губу.

— Я тоже.

Он коснулся моей руки, но я была непреклонна.

— Может быть, это слегка… рановато.

Его голос был переполнен эмоциями.

— Я понял, что испытываю к тебе, за семь секунд, но если тебе нужно семь недель или лет, чтобы почувствовать ко мне то же самое, я не против.

Я ощутила комок в горле.

— Я испытываю то же самое. Может быть, нам нужно более… уединенное место?

Мерлин понимающе улыбнулся.

— Я подумываю о том, чтобы заточить тебя здесь, как принцессу в башне, и скрыть от всего мира.

Я хотела ответить и увидела время на часах. День уже подходил к концу, и мне нужно было возвращаться к маме. С Мерлином часы пролетали, как минуты. Когда он вышел из комнаты, я украдкой взглянула на картину. Это был набор мазков, ничего более, но мое лицо принимало очертания, бледно светясь чем-то неземным, тона были легкими и воздушными, совершенно не в обычном ярком стиле Мерлина. Я услышала, что он возвращается, и быстро отошла.

Мы неохотно вышли из дома и, держась за руки, направились через сад к выходу. Когда мы подошли к воротам, я обернулась и прищурилась, хотя в тот момент солнце уже садилось. Какая-то фигура метнулась среди деревьев легко и быстро, как фея, и что-то в ней насторожило меня. Я взглянула на Мерлина, но он, казалось, ничего не заметил. Я уже начинала думать о том, что эта девушка околдовала меня. Она не могла быть настолько вездесущей, это просто невозможно. Я прибавила шагу, потому что почувствовала, как будто за нами следят сотни глаз. На прощание я поцеловала Мерлина так отчаянно, что сама не могла бы этого объяснить.

 

Этой ночью она снова приснилась мне, на этот раз лежащая на софе Мерлина, томная и цветущая красотой. Я не могла укрыться от ее взгляда. Она грациозно поднялась, плавно проскользила ко мне и развернула мольберт, заставляя меня взглянуть. Это больше не был мой портрет. С картины победно и таинственно улыбались ее алые губы.

Вздрогнув, я проснулась и резко села в кровати. Кулон лежал у меня на трюмо, и казалось, будто он светится в темноте. Я вскочила и убрала его в сумочку.