Анархизм и народничество

Ровесник, друг и оппонент Герцена, переживший свою драму и столь же ярко отражавший искания XIX в. М.А. Бакунин (1814-1875) предстает скорее импульсивным практиком, нежели рефлектирующим философом. Его девиз: "радость разрушения есть творческая радость". Буйная анархическая карамазовская сила, подспудно клокочущая в глубинах русской души, нашла в нем ярчайшего выразителя. Выходец из просвещенной дворянской семьи, выпускник военного артиллерийского училища, скиталец по России и Европе, участник революции 1848 г., узник Петропавловской крепости, ссыльный в Сибири, после бегства через Америку вновь окунувшийся в гущу европейской жизни, — такова внешняя канва его бурной жизни.

Философскую подготовку Бакунин начинал в кружке Станкевича, штудируя немецких классиков, затем в Берлине сблизился с неогегельянцами и опубликовал скандально нашумевшую статью «Реакция в Германии» с апологией разрушения, которая потом перешла в сознательно проповедуемый анархизм с отрицанием привычных основ социума, государства, религии, идеологии: "Долой все религиозные и философские догмы!". Проживая на склоне лет в Швейцарии, он будоражил Россию и Европу своей романтикой бури, революции, разрушения, найдя в нашем Отечестве немало последователей. Недаром после Октябрьской революции он вошел в число канонизированных революционеров, чьи имена высечены на обелиске в Александровском саду, создававшимся первоначально во славу 300-летия династии Романовых.

Имя Бакунина связывается также с народничеством, в котором, согласно советской историографии, он был главой бунтарского направления, Лавров — просветительского, а Нечаев — заговорщического. Зовя крестьян к топору, а мещан на баррикады, Бакунин действительно обращался к народу, однако его попытки инициировать всеобщее восстание против царизма не увенчались успехом, хотя позднее в зареве пылающих дворянских усадеб и кошмаре кровавых побоищ на улицах городов России они реализовались в полной мере. Социализм в России не сможет обойтись без дикого разгула стихии, новое строительство будет вестись на пепелище старого мира, а певцом грядущего тотального разрушения как раз и был Бакунин. Нечаев же с его конспирацией, жестокостью, полным аморализмом и цинизмом стал предтечей тайных дореволюционных и всемогущих послереволюционных структур власти, наводивших леденящий ужас на бесправных граждан. Разгульный анархизм и подавляющая любое проявление свободы тираническая власть суть внешне различные, но внутренне взаимосвязанные тенденции развития российской действительности, два постоянных модуса социальной детерминации. Пугачевщина (в широком смысле этого слова) постоянно зреет в недрах России, равно как борьба за контроль над обширным и слабо упорядоченным социальным пространством неизбежно порождает явные и тайные всеподавляющие структуры власти. В этом смысле Россия была и остается страной, имеющей восточно-деспотические традиции, в которой парламентско-демократические, западные способы организации остаются внешними, не определяющими сути событий.