Двенадцатая книга

Все то, чего ты желаешь достичь окольными путями, ты можешь иметь уже теперь, если только будешь доброжелательно относиться к самому себе. А именно, если ты оставишь прошлое, будущее предоставишь промыслу, сам же исключительно займешься настоящим, сообразуя его с благочестием и справедливостью. С благочестием для того, чтобы любить свой удел, ибо природа приноровила его к тебе и тебя к нему. Со справедливостью, – чтобы свободно и без уверток говорить истину и поступать всегда согласно закону и считаясь с достоинством и чтобы не служили для тебя препятствием ни чужой порок, ни убеждения, ни пересуды, ни ощущения облекающего тебя тела: пусть разбирается в них тело, испытывающее их. Итак, если ты, уже приблизившись к концу, оставишь все, будешь чтить лишь свое господствующее начало и божественное в тебе, будешь бояться не того, что когда-нибудь жизнь прекратится, а того, что никогда не начнется жизнь, согласная с природой, то станешь человеком достойным произведшего тебя мира, перестанешь быть пришельцем в своем отечестве, не будешь дивиться каждодневно происходящему, как чему-то нежданному, и находиться в зависимости то от того, то от другого (1).

Бог зрит господствующее начало каждого из нас в обнажении от материальной оболочки, коры, наростов. Ибо Бог соприкасается лишь с тем, что проистекло и изошло от него в господствующее начало, и притом лишь своим разумом. Если бы ты приучил себя поступать так же, то избавил бы себя от многих хлопот. Разве не богат досугом тот, кто не обращает внимания на облекающую плоть, а тем паче уже не смотрит на платье, жилище, славу и им подобные покровы и украшения? (2)

Ты состоишь из трех частей: тела, жизненной силы и ума. Из них первые две твои постольку, поскольку тебе приходится заботиться о них, и только третья действительно принадлежит тебе. Если ты отстранишь от себя, то есть от своего ума, все то, что делают и говорят другие, или что делал и говорил ты сам, все, что тревожит тебя, как имеющее быть, что не зависит от твоего выбора, относясь к облекающему тебя телу или прирожденной ему жизненной силе, все, что вне тебя увлекает за собой кругом обтекающий вихрь, и, таким образом, твой ум, изъятый из среды, с которой сопрягла его судьба, будет чист и свободен устроить жизнь по-своему, творя справедливое, приемля происходящее и говоря истину; если, говорю я, ты отдалишь от господствующего начала приставшее к нему от напора страстей и относящееся к прошедшему или будущему, будешь походить на Эмпедоклов...

...Шар, всюду равный себе, одиночеством радостным гордый^[102] [1],

будешь думать только о той жизни, которой ты живешь, т.е. о настоящем, – то сможешь остаток своей жизни провести безмятежно, благородно и в дружеском общении со своим гением (3).

Я часто дивился тому, что каждый, любя себя больше других, в то же время своему убеждению о себе придает меньшее значение, нежели убеждению других. Если бы поэтому представший бог или преисполненный мудрости учитель повелел кому-нибудь не думать и не размышлять про себя ни о чем, о чем он не объявил бы тут же во всеуслышание, то никто не выдержал бы и одного дня. Таким образом, мы более стесняемся своих ближних – что-то они подумают о нас! – нежели самих себя (4).

Как это так случилось, что боги, устроившие все так прекрасно и с такой любовью к людям, просмотрели только ту несообразность, что люди вполне достойные, как бы заключившие союз с божественным началом, и, благодаря своим благочестивым деяниям и святости жизни, крепко сдружившиеся с ним, после своей смерти не возрождаются к новой жизни, а угасают навсегда? Если даже это и так, то все же будь уверен, что если бы должен был иметь место другой порядок, то они бы его и установили. Ведь если бы он был справедлив, то был бы и возможен, и если бы он был согласен с природой, то природа и произвела бы его. Из того же, что он не имеет места (если только его действительно нет), ты можешь с уверенностью заключить, что он и не должен был осуществиться. Ведь ты и сам замечаешь, что, подымая такие вопросы, ты обращаешься к ним таким образом, если бы они не были наилучшими и в высшей степени справедливыми. Но в таком случае они не могли, не противореча разуму и справедливости, отнестись с небрежением к какому-либо недосмотру в миропорядке [2] (5).

Приучай себя и к тому, что тебе кажется невыполнимым. Ведь левая рука, вообще говоря, более слабая, нежели правая, повода держит сильнее, ибо к этому она приучена (6).

Подумай о том, в каком состоянии будут твои тело и душа, когда тебя настигнет смерть, о краткости жизни, о зияющей бездне вечности за тобой и пред тобой, о бессилии всего материального (7).

Рассматривай причинные начала вещей в обнажении от всяких наростов, и в поступках же усматривай их цели. Подумай о том, что такое страдание, что – насладжение, что – смерть, что – слава, о том, что всякий является сам причиной своих треволнений, что один человек не может воспрепятствовать другому, что все основано на убеждении (8).

Пользуясь основоположениями, ты должен уподобляться кулачному бойцу, а не гладиатору. Ведь стоит только последнему лишиться меча, которым он сражается, и конец ему, тогда как у первого руки всегда при себе, и ему нужно только сжать их в кулак (9).

Следует разобраться в свойствах самих вещей, различая в них материю, причинное начало и цель (10).

Как велика власть человека: он может не делать ничего, кроме того, что должно заслужить похвалу бога, и приветствовать все, что бог ниспошлет ему. Ведь это все согласно с природой (11).

Не следует делать упреков ни богам, ибо они ни в чем не заблуждаются ни добровольно, ни против воли, ни людям, ибо они заблуждаются против воли. Следовательно, никому не нужно делать упреков (12).

Как смешон и невежественен тот, кто дивится чему-либо из происходящего в жизни! (13)

Или роковая необходимость и непреложный порядок, или благостный промысел, или же беспорядочная, никому не подвластная сумятица. Если непреложная необходимость, то чего же ты упираешься? Если промысел, доступный мольбам, то сделай себя достойным божественной помощи. Если же никем не руководимая сумятица, то будь доволен уже тем, что среди этого вихря ты сам обладаешь в себе некоторым руководящим началом ума. И если даже вихрь увлечет тебя – то пусть он увлекает тело, жизненную силу и прочее, ибо разума он не увлечет (14).

Свет лампады ярок и не теряет своего блеска, пока не будет погашен. А разве истина, справедливость и благоразумие в тебе должны угаснуть до твоей смерти? (15)

Если кто-нибудь вызывает в тебе представление о заблуждении, в которое он впал, то скажи себе: «Откуда я знаю, что это заблуждение? Или, если это и есть заблуждение, то не наказал ли он уже сам себя, уподобившись тому, кто вырвал себе глаза?»

Нежелающий, чтобы дурные люди заблуждались, подобен тому, кто не желает, чтобы плоды смоковницы получали сок из нее, чтобы малые дети плакали, конь ржал, чтобы совершалось вообще все необходимое. Что делать человеку такого склада? Если у тебя хватит смелости, то попытайся исцелить его (16).

Если это не приличествует, не делай этого, если ложь, не говори. Твое стремление должно всегда быть направлено на то, чтобы усмотреть, каково само по себе то, что возбуждает представление в тебе, и исследовать его, различая в нем начало причинное и начало материальное, цель и время, пределами которого оно ограничено (17).

Пойми же, наконец, что в себе самом ты имеешь нечто более совершенное и божественное, нежели то, что вызывает страх, или вообще, что влечет к себе. Что теперь заполняет мою душу? Не страх ли, или подозрение, или вожделение, или что-нибудь другое в этом роде? (18)

Во-первых, не следует поступать зря и без цели. Во-вторых, следует сообразоваться только с одной целью, общим благом, и ни с чем другим (19).

Еще немного времени, и ты исчезнешь, равно как и все то, что ты видишь, и все те, кто живет сейчас. Ибо все подлежит изменению, превращению и исчезновению – дабы вслед за ним возникло другое (20).

Все основано на убеждении; оно же зависит от тебя [3]. Устрани, поэтому, когда пожелаешь, предубеждение и, как моряк, обогнувший скалы, обретешь спокойствие, гладь и тихую пристань (21).

Любая отдельная деятельность, прекратившаяся в урочное время, не терпит зла от самого прекращения, да и тот, кто был занят ею, не терпит зла от ее прекращения. Точно так же и совокупность деятельностей – именуемая жизнью, – если прекратится в урочное время, не претерпит зла от самого прекращения, да и тот, кто вовремя положит конец этому ряду, не испытывает зла. Время же и срок указывает природа, иногда природа каждого в отдельности, как в старости; во всех же случаях без исключения природа Целого, изменение частей которой поддерживает весь мир в вечной юности и расцвете. Все же полезное Целому всегда прекрасно и благовременно. Итак, прекращение жизни ни для кого не есть зло, не являясь постыдным, если оно не зависит от нашего выбора и не противоречит требованиям общественности; но оно есть благо, если оно благовременно для Целого, полезно ему и в своем движении с ним согласуется. Поэтому и сподвижник божий тот, кого бог движет по своим путям, а его собственное разумение – к божеским целям^[103] [4] (22).

Всегда следует иметь под рукой следующие три положения. Относительно своих действий помни, что ты не должен поступать ни зря, ни иначе, нежели поступила бы сама справедливость, относительно же совершающегося вне тебя, – что оно обязано своим существованием или случаю, или промыслу. Но не следует ни жаловаться на случай, ни роптать на промысел. Во-вторых, наблюдай за ростом каждого существа от зародыша – до одушевления, и от одушевления – до расставания с душой, и отдай себе отчет, из чего оно слагается и во что разлагается. В-третьих, знай, что если бы ты, внезапно поднявшись вверх над землей, бросил бы взгляд на человеческие дела и на многоизменчивый ход их, то преисполнился бы презрения к ним, имея в то же время возможность созерцать столько существ, обитающих окрест, в воздухе и эфире, и что, сколько бы раз ты не подымался таким образом, ты всегда увидишь одно и то же, единообразное и кратковечное. И этим-то мы гордимся! (23)

Отбрось предубеждение и ты спасен. Но кто может помешать тебе его отбросить? (24)

Если ты негодуешь по поводу чего-либо, то ты забыл о том, что все совершается согласно с природой Целого, о том, что заблуждение другого не касается тебя, о том также, что все совершалось всегда таким образом, будет совершаться и ныне совершается повсюду, и о том, в каком родстве отдельный человек со всем родом человеческим, не по крови и общему происхождению, а по разуму. Ты забыл также о том, что дух каждого есть бог и от него исходит, о том, что ничто не принадлежит никому неотъемлемо, но и его ребенок, и его тело, и самая душа его достались ему из того же источника, о том, что все основано на убеждении, и что каждый живет исключительно настоящим и лишь его может лишиться (25).

Постоянно вспоминай о тех, которые предавались чрезмерному негодованию по какому-нибудь поводу или превзошли всех в славе, удаче, вражде, или были осыпаны какими-либо дарами судьбы. Затем задай себе вопрос: «Где все это теперь?» Дым, прах и миф, или даже не миф. Подумай также и о всем том, чему примерами могут служить Фабий Катуллин в своем поместье, Люций Луп в своих садах. Стертиний в Баях, Тиберий на Капри, Великий Руф [5], и вообще о пристрастии к чему-либо, связанном с самомнением, о ничтожности всех предметов устремлений, и о том, насколько более достойно философа проявлять на предоставленном ему материале справедливость, благоразумие и непритязательное послушание богам. Тщеславие же отсутствием тщеславия есть самый нестерпимый вид тщеславия вообще (26).

Вопрошающим: «Где ты видел богов или откуда узнал об их существовании, что так ревностно почитаешь их?», отвечай: «Во-первых, боги доступны и зрению. Далее, души своей я тоже никогда не видал, и, однако же, чту ее. Точно так же и относительно богов: испытывая беспрестанно проявления их силы, я узнал из этого об их существовании и преклоняюсь перед ними» [6] (27).

Спасение жизни в том, чтобы относительно каждой вещи исследовать, какова она сама по себе в целом, что в ней от начала материального, что от причинного [7], всей душой отдаваться осуществлению справедливого и говорить истину. Что же остается затем, как не наслаждаться жизнью, связывая одно доброе дело с другим так, чтобы не оставалось даже кратчайшего промежутка? (28)

Солнечный свет един, хотя и дробится стенами, горами и бесчисленным множеством других предметов. Едина общая сущность, хотя она и раздроблена между бесчисленным множеством отдельных и своеобразных тел. Едина душа, хотя и она раздроблена между множеством существ и особых образований. Едина разумная душа, хотя и кажется разделенной. Другие же сопринадлежащие части, как-то: жизненные силы и материальные начала, – бесчувственны и чужды друг другу; однако и их сдерживают в единстве разумное начало и их собственная косность [8]. Разуму же свойственно особое тяготение к тому, что ему родственно, он сближается с ним, и это стремление к общению не может быть отделено от него (29).

Чего ты добиваешься? Долгой жизни? Иначе говоря, ты желаешь получить ощущения, стремиться, развиваться и идти вспять, пользоваться речью, размышлять? Но что из всего этого кажется тебе достойным желания? Если же все презренно, то перейди к последнему: повиновению разуму и богу. Но с почитанием их несовместима досада по поводу того, что смерть лишит нас когда-нибудь всего указанного выше (30).

Какая частица безмерного и беспредельного времени уделена каждому из нас? Еще немного – и она исчезнет в вечности. А какая частица всей сущности? Какая – мировой души? На каком клочке земли мы пресмыкаемся? Раздумав над всем этим, не считай важным ничего кроме одного: действовать так, как предписывает твоя природа, и мириться со всем, что создаст общая природа (31).

Как пользуется собой господствующее начало?

Ведь в этом – все. Остальное же – зависит оно от твоего выбора или не зависит – тлен и дым (32).

Ничто так не склоняет к презрению смерти, как мысль о том, что и те, которые наслаждение считали благом, а страдание злом, также презирали смерть [9] (33).

Человеку, для которого добро только то, что благовременно, для которого все равно, совершит ли большее число действий, согласных с правым разумом, или меньшее, и которому безразлично созерцать ли мир более долгое или более краткое время – такому человеку и смерть не страшна (34).

«Человек, ты был гражданином этого великого Града. Не все ли тебе равно, пять лет или три года? Ведь повиновение законам равно для всех. Что же ужасного в том, если из Града отсылает тебя не тиран и не судья неправедный, а та самая природа, которая тебя в нем поселила? Так претор [10] отпускает со сцены принятого им актера». – «Но ведь я же провел не пять действий, а только три». – «Вполне правильно. Но в жизни три действия – это вся пьеса. Ибо конец возвещается тем, кто был некогда виновником возникновения жизни, а теперь является виновником ее прекращения. Ты же ни при чем, как в том, так и в другом. Уйди же из жизни, сохраняя благожелательность, как благожелателен и тот, кто отпускает тебя» (35).

Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)