Зигмунд Фрейд — Коперник психологии

Научная психология, вышедшая из недр философии и воспринявшая традиции точного естествознания, первоначально сформировалась как наука о сознании. Суждение Рене Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую» определило ее лицо и главный метод исследования — интроспекцию.

Интроспекция органично дополнила объективные, естественнонаучные методы исследования: наблюдение и эксперимент. Этому своеобразному симбиозу способствовали господствовавшие в естествознании XIX в. методические подходы школы Гельмгольца и других физиологов-экспериментаторов, заложивших основы нового направления в науке — физиологию органов чувств, для которого характерно сочетание объективных и субъективных методов оценки физических стимулов (проблема порогов и другие).

Самооценка и самонаблюдение как компоненты процесса восприятия сначала простых стимулов, а затем и как основное средство проникновения в собственный внутренний мир, сознание и самосознание исследуемого прочно обосновались в экспериментальных лабораториях Вильгельма Вундта и его последователей сначала в Европе, а затем, благодаря Титченеру, и в США.

Такие успехи физиологии, как открытие И. М. Сеченовым процессов центрального торможения, его же идея рефлексов головного мозга и учение И. П. Павлова о физиологии высшей нервной деятельности, не изменили лица мировой дофрейдовской психологии как психологии сознания.

И Павлов, и другие ученые, как физиологи, так и психологи, на житейском уровне понимали, что далеко не все акты человеческого поведения осознанны и рациональны. Однако это никак не влияло на их понимание проблем психологии. Она оставалась наукой о сознании.

Условно-рефлекторные механизмы функционирования коры больших полушарий головного мозга до И. П. Павлова были теоретически предсказаны не только И. М. Сеченовым как рефлексы головного мозга, но и Г. Эббингаузом, притом очень конкретно — как корковый синтез двух и более безусловных рефлексов. Учение И. П. Павлова о физиологии высшей нервной деятельности выросло, как известно, из опытов на слюнной железе, т. е. на исследовании тихих вегетативных периферических телесных процессов. И тем не менее ни Павлов, ни Эббингауз, ни кто-либо другой из корифеев физиологии и психологии того времени не замахнулся на исследование неосознаваемых психических процессов. Все неосознаваемое третировалось как физиологическое.

Как уже упоминалось, своим созданием научная психология обязана физиологии. Однако второй революционный скачок в нашей науке — открытие океана бессознательного — стал возможным не в русле физиологии, а на почве клинической психиатрии. Произошло это при драматических обстоятельствах.

Верный духу анатомо-физиологического детерминизма Гельмгольца, молодой нейроморфолог и начинающий австрийский врач-практик Зигмунд Фрейд с изумлением увидел во французской клинике Шарко истерические параличи рук и ног без какого-либо морфологического поражения нервной или мышечной систем.

Чудесным образом они возникали на глазах студенческой аудитории и столь же непостижимым образом исчезали по одному слову гипнотизера. Хотя в этой роли выступал знаменитый врач Шарко, поверить в очевидное было крайне трудно. Фокус, обман, сговор — вот первое, что приходило в голову.

Чтобы лучше понять изумление молодого Фрейда, представьте себе, что на ваших глазах человек теряет ногу или руку, а потом она чудесным образом восстанавливается на прежнем месте. Первой вашей мыслью будет — не снится ли это? Что это — фокус или оптическая иллюзия? Именно так невольно подумалось Фрейду, ранее не сомневавшемуся в том, что паралич может наступить только в результате морфологического разрушения нервной или мышечной ткани и никак иначе.

Представить себе, что паралич можно вызвать и вылечить словом, внушением, и не на базарной площади среди зевак, а на академической лекции в клинике, поначалу было невозможно. Но факты — упрямая вещь, и будущий создатель психоанализа (т. е. аналитической, или глубинной, психологии) Зигмунд Фрейд по правилу маятника как бы напрочь забыл об анатомии и физиологии мозга и начал мыслить совсем в иной системе понятий, в терминах психологии сознания и бессознательного.

Как астрономы в докоперникову эпоху помещали Землю в центр мироздания, так ученые-психологи до Фрейда владели лишь плоским видением психики, того, что лежит на поверхности. После Коперника Земля начала скромно вращаться вокруг Солнца, а после Фрейда наука увидела психику не как плоскостное изображение, а как объемное тело — айсберг, лишь вершина которого видна невооруженным глазом.

Однако для того чтобы проникнуть в глубины психики, понадобилось искать и найти множество новых изощренных методических средств, таких как сначала гипноз, а потом метод свободных ассоциаций, анализ сновидений, изучение психологического механизма оговорок и ошибок и др.

Как мы говорим об астрономии до и после Коперника, так надо различать научную психологию до и после Фрейда. В этом свете представляются наивными притязания К. Юнга, А. Адлера, С. Грофа и многих других авторов на открытие новой аналитической психологии, глубинной психологии, архетипов, перинатальных матриц и пр.

Все эти прямые заимствования или наивные попытки «улучшить» Фрейда вполне сравнимы с потоком «открытий» известными физиками игрек-зет- и прочих лучей, последовавших после описания Рентгеном икс-лучей. К сожалению для психологии, отсев псевдооткрытий в ней идет много медленнее, чем в физике. Слишком много желающих объявить эзотерику или парапсихологию учительницей научной психологии. Впрочем, надо признать, что и в физике есть сторонники примата дао-физики над подлинной наукой.

В современной, т. е. послефрейдовской, психологии ни один ученый не сомневается в иерархическом строении психики. Слова Аристотеля о том, что «одно знание выше другого» в наше время приобрели конкретный психологический смысл.

Открытия послефрейдовской психологии окончательно поставили под сомнение целесообразность ее деления на естественнонаучную и психологию народов, декларированную в свое время В. Вундтом и сразу же игнорированную Г. Эббингаузом.

Научная психология, принявшая идею иерархии психологических структур, постепенно становится монистической, способной вслед за Г. Эббингаузом понять, что «...одна и та же душа (психика) при помощи одних лишь своих средств создает и заблуждение, и истину, и корыстное наслаждение, и лишенную желаний радость, и эгоизм, и нравственность». Научная психология, научившаяся понимать природу нравственности своими научными методами, не нуждается в других методах, свойственных иной психологии — специальной гуманистической, или психологии народов, или какой-либо иной.

Современная психология может быть либо житейской (ее никто не отменял и отменить не может), либо религиозной, либо, философской, либо научной. Гуманизм научной психологии присущ ей по определению, поскольку она единственная из наук органично сочетает биологию и социологию, физиологические законы и законы психологические. Понимая психику как способ и аппарат построения внутренней картины мира, научная психология способна решать любые актуальные познавательные и прикладные задачи.

Основы монистической психологии созданы и создаются трудами Г. Эббингауза, З. Фрейда, Л. Выготского, их учеников и последователей.

Фрейд работал над многими важнейшими проблемами. К ним относятся, в частности, такие, как физиологические механизмы психики и природа психической энергии, психика как форма реализации принципа удовольствия, генезис детской сексуальности, роль эроса и танатоса в психике. Эти и другие проблемы, поставленные, но не решенные до конца Фрейдом, — лишнее свидетельство глубины революции, совершенной им в психологии.

Современная психология также решает их с трудом и переменным успехом. Кроме методических и теоретических трудностей, развитию психологии ощутимо мешает неоправданная популярность в обществе, а частично и в научном сообществе, эзотерики, парапсихологии и других фантастических, религиозных и полурелигиозных концепций, а также недобросовестных и корыстных практик типа дианетики.

Как гипотезы они имеют право на существование, но не под знаменем науки. Религия, философия и научная фантастика дают быстрые и полные ответы на любые вопросы, удовлетворяя соответствующие духовные запросы людей. Но они не заменяют науку. Их главный недостаток — недоказанность.

Модное сейчас во всем мире смешение научных и вненаучных подходов из-за явной неприемлемости для науки должно быть осуждено, и такое осуждение имеет место. Так, Российская академия наук специальным решением своего президиума была вынуждена обратить внимание ученых на необходимость разделения научных и псевдонаучных (лженаучных) способов познания мира.

Лицам, изучающим психологию, полезно помнить, что главное различие в подходах к решению научных задач, разделившее в свое время З. Фрейда и К. Юнга, состояло в недостаточной научной строгости теоретических построений последнего. Вслед за Фрейдом и Юнг начал активно интересоваться мифами и религиями Востока, но выводы сделал существенно иные, в отличие от Фрейда.

З. Фрейд оставил нам в наследство образцы безоглядно смелых, но всегда строго научных попыток решения самых сложных жизненных проблем. Его вторжение в официальную половую мораль встретило бурю протеста в обществе и у коллег-ученых. До прямого утверждения, что «секса нет», дошло только советское общество, хотя и профессора — современники Фрейда — гневно-саркастически рекомендовали полиции, а не научной общественности заниматься обсуждением открытий «пансексуалиста» Фрейда.

Крайне своеобразно менялось отношение к Фрейду в России. Уже первые его публикации регулярно появлялись в медицинских изданиях. В 20-е гг. популярность психоанализа и его автора быстро росла. За редкими исключениями, советские врачи и психологи превозносили Фрейда и даже наивно пытались представить психоанализ диалектико-материалистической концепцией, что встретило ироническую оценку только у Л. С. Выготского.

После разгрома педологии и самоликвидации психотехники в 30-е гг. отношение к Фрейду стало резко отрицательным. И все же исподволь продолжалось обогащение психотерапии и психологической теории за счет освоения таких понятий, как механизмы защиты, идентификация, вытеснение, проекция, перенос и контрперенос, фиксация и регрессия, и др.

После 1985 г. на волне деидеологизации вновь начался издательский бум, в том числе произведений Фрейда, его учеников, последователей, впрочем, как и критиков и недоброжелателей. Как и прежде, мало кто равнодушен к Фрейду не только в среде психологов и врачей, но и философов, литературоведов и культурологов. Работа с бессознательным пациента стала обычной практикой для большинства психотерапевтов, при конструировании рекламы и в других направлениях психотехники.

Сегодня, как и во времена Фрейда, теоретическая психология в очередном кризисе. Призывать назад, к Фрейду, нет оснований. Наверное, правильнее всего стремиться не назад, к Фрейду, а вперед — с Фрейдом, Эббингаузом и Выготским. Значит — с уверенностью в эффективности строго научного подхода к решению психологических проблем в рамках монистической психологии, обладающей достаточными ресурсами для решения самых сложных и деликатных проблем человеческого духа.