Предшественники Листера

С тех пор как на нашей планете появился человек, осознавший себя частицей единого целого - человеческого коллектива, - возникло стремление оказать помощь себе подобному, стремление облегчить страдания больного. Зачатки медицины отмечались уже на самых ранних ступенях развития человечества. Но тогда, естественно, кругозор людей был крайне ограничен, они не имели никакого понятия ни о строении человеческого тела, ни о сущности происходящих в нем биологических процессов. Поэтому причины, приводившие человеческий организм к болезни и нередко к смерти, казались таинственными и непостижимыми. Отсутствие знаний человек заменял всевозможными фантастическими измышлениями. В те времена, когда быт людей, да и вся их жизнь, были подчинены различным религиозным верованиям, медицина оказалась в цепком кольце мистики и теологии. Тем не менее некоторые сведения о сущности и течении болезней имелись, ибо теологическая медицина только носила мистическую оболочку, скрывая внутри здоровое эмпирическое ядро. Первыми врачами были, как очевидно, представители духовенства - жрецы, священники и т.д. Впрочем, Древняя Русь знала и светских "лечцов", с большой дифференциацией в области хирургии (костоправы, камнегонцы, рудометы, "жильные" мастера - от "кила" - грыжа, мастера, удалявшие катаракты и т. д.).

Представителей духовенства, державших всю науку в своих руках, в то время называли докторами, т.е. людьми учеными. Лишь впоследствии слово "доктор" получило более ограниченное значение и стало применяться исключительно в отношении представителей медицинской профессии, однако не всех, а только тех, кто занимался внутренними болезнями.

Иным было положение в области наружных болезней. Тогдашние врачеватели сами нередко были свидетелями их возникновения, и для уяснения причин заболевания не требовалось прибегать к помощи религии, не нужно было создавать фантастических теорий. Чисто эмпирически, на основании своего собственного опыта или опыта других людей, эти врачеватели научились оказывать некоторую помощь больным, страдающим наружными болезнями, но их тем не менее не причисляли к сословию докторов. Наоборот, их относили к ремесленникам и называли хирургами (букв, рукоделами). "Ученые" доктора считали ниже своего достоинства заниматься хирургией и не допускали хирургов в ряды своего сословия. Так, в самом начале развития медицины произошел раскол на две самостоятельные отрасли - хирургию и терапию, раскол, сохранившийся в течение ряда веков, до тех пор пока властное вторжение естествознания в медицину не объединило эти родственные области знания. Следует отметить, что медицина на Руси не знала этого деления, а древние индусские брамины, которые выполняли функции врачей, говорили, что врач, знающий либо только хирургию, либо только терапию, подобен птице с одним крылом.

Как бы то ни было, но хирургия, возникшая во время военных походов, когда требовалась срочная помощь раненым, могла свободно развиваться, ибо не испытывала тормозящего влияния религии, которое так сильно мешало развитию терапии.

Существенное значение для развития хирургии имели крестовые походы. Из-за частых войн стала ощущаться все большая потребность в хирургах. Однако постановлениями католической церкви хирургия была запретной областью для монашества. Феодалы, принимавшие участие в походах, были озабочены тем, чтобы иметь при себе врача, который лечил бы их от ран, полученных в бою. Часто за войсками следовали разного рода шарлатаны, перевязывавшие и "лечившие" воинов. Хирургия считалась занятием, недостойным образованных врачей, которых стали называть теперь физиками. В противоположность этому эмпирики, самоучки назывались цирульниками (от польского "сyrulik" - испорченного "chirurgus"). В XIII в. образованные врачи передали в руки цирульников ланцет, и с этих пор последние стали пользоваться доверием народа в деле кровопускания, лечения вывихов, переломов и ран. Впоследствии цирульники вместе с банщиками и парикмахерами образовали корпорацию так называемых хирургов коротких платьев. Они по большей части вели кочевой образ жизни, разъезжали по ярмаркам, производили прямо на площадях операции. Но так как такого рода лекари, конечно, не могли удовлетворить потребностей времени, то вскоре наряду с ними появляются более образованные врачи, получавшие специальное образование в медицинских школах. Это были так называемые хирурги длинных платьев.

Положение хирургов упрочилось после изобретения пороха, когда большое значение приобрело лечение огнестрельных ран. Но хирурги оказывались беспомощными, когда встречались с послераневыми осложнениями. Они рассматривали их как результат отравления самой раны и лечили ее кипящим маслом. Следует здесь еще раз подчеркнуть, что подобные жестокие методы лечения ран не имели места в России, где применялись мази, пластыри, припарки и перевязки чистой ветошью.

В середине века в Европу проникли сочинения Аристотеля (латинский перевод арабских переложений греческого подлинника). Католическая церковь нашла в его философии могучее средство для эксплуатации народного невежества. Возникла схоластика, представлявшая собой неравный союз веры и знания. Основой учения стало не использование фактов, а ссылка на авторитеты. Под влияние схоластики подпала и медицина, в большей степени терапия, в меньшей - хирургия. Конечно, это сильно мешало прогрессу медицины. В России же схоластика получила значительно меньшее распространение, чем в Западной Европе, что объясняется могучим противодействием, которое она встретила со стороны народной медицины.

Одним из моментов, мешавших дальнейшему прогрессу хирургии, было непонимание врачами сущности нагноения. В течение долгого времени хирурги рассматривали нагноение как нормальное явление при заживлении ран. Они стремились добиться не первичного натяжения, a pus bonum et laudabile. (букв. - "хорошего и желательного нагноения"). Лишь в том случае, если нагноение принимало гнилостный характер, хирурги настораживались. "Хорошее" нагноение их нисколько не тревожило. Только в XIII в. этот взгляд изменился под влиянием итальянской хирургической школы, во главе которой стоял замечательный хирург Гуго Боргоньони. Он утверждал, что для лечения ран необходимо первичное натяжение без нагноения, и предложил особую алкогольную повязку. Таким образом, мы должны считать Боргоньони одним из первых предшественников Джозефа Листера, основателя антисептической хирургии.

Дальнейший прогресс лечения огнестрельных ран связан с именем французского хирурга Амбруаза Парэ, жившего в XVI в. Он поставил себе целью преобразовать хирургию. Но его главная историческая заслуга заключалась в учении об огнестрельных ранах. До него в хирургии, как мы уже говорили, господствовало мненпе, что огнестрельные раны ядовиты и что после удаления пули и очищения их следует лечить кипящим маслом или каленым железом. Парэ доказал, что огнестрельное ранение не вызывает отравления. Он ограничивался простой повязкой, причем получал не менее хорошие результаты. Правда, к этому выводу он пришел случайно, из-за отсутствия масла в нужный момент. Каково же было его удивление, когда на другой день просто перевязанная больная чувствовала себя гораздо лучше, чем перевязанные по всем правилам тогдашней хирургии (с прижиганием и т.д.).

На дальнейшее развитие хирургии, особенно в Англии, повлияла деятельность Джона Гентера (Hunter, 1728- 1793), сторонника анатомического направления в хирургии и одного из основателей экспериментальной патологии. Джон Гентер все время искал тесного единения физиологии с патологией: он содействовал расцвету патологии анатомической - производил многочисленные опыты на животных. Особенно важна его работа по изучению условий изменения крови и происхождения гноя. В учении Гентера получила теоретическое обснование точка зрения Боргоньони о борьбе с нагноением ран.

Заслуги Гентера состоят не только в том, что он обогатил хирургию новыми экспериментальными данными, но и в том, что он связал эмпирическую до тех пор хирургию с физиологией, разработал вопросы воспаления ран, причем все это в связи с анатомией, пользуясь исключительно помощью естественнонаучного метода и не прибегая ни к какой "жизненной силе" или другим идеалистическим спекуляциям. Влияние Гентера на английских врачей, в том числе и на Листера, было очень велико. После Гентера английские хирурги заняли в обществе высокое положение. "Гентер сделал нас джентльменами", - говорили они.

В те времена всякое хирургическое вмешательство приносило больным неимоверные страдания. Поэтому главное, что требовалось от хирурга тех времен, - быстрота в производстве операций. И даже самый опытный хирург, если он отличался медлительностью, не мог оказать больному необходимой помощи и рисковал потерять его от операционного шока. Кроме того, сами больные предпочитали запускать свои болезни и гибли от них, не решаясь идти в госпиталь. Поэтому первоочередной задачей хирургов было найти обезболивающие средства, которые дали бы возможность спокойно, не спеша, производить любые операции. В конце концов их усилия увенчались успехом, и в начале XIX в. английский хирург Чарльз Джексон, изучив анестезирующее действие ряда химических веществ (закись азота, эфир, хлороформ), применил их на больных, сначала для обезболивания родов, а затем при хирургических операциях. Большой вклад в дело изучения обезболивающих средств внесли также выдающиеся русские врачи А.М. Филомафитский и Н.И. Пирогов.

Но самым большим препятствием для развития хирургии явились послераневые осложнения, борьба с которыми была тем труднее, что врачи в добактериологическое время не знали их причин. Как беспомощна была медицина в то время, можно видеть на примере гибели выдающегося деятеля Отечественной войны 1812 г. генерала Багратиона, раненного в бедро во время Бородинского сражения и скончавшегося от госпитальной гангрены. А хирург наполеоновской армии Доминик Ларрей, чтобы спасти жизнь раненых, был вынужден прибегать к единственному средству - ранней ампутации пораженной конечности. Поэтому наполеоновские солдаты превращались в толпы бродячих безруких и особенно безногих калек.

Гораздо разумнее, чем Ларрей, к вопросам борьбы с заражением подошел его современник химик Гитон-Морво, изобретатель метода окуривания минеральными кислотами. Он считал, что причиной заражения являются какие-то невидимые частицы, вызывающие при попадании в рану ее заражение. Поэтому для борьбы с инфекцией Гитон-Морво предложил окуривание смесью хлора и азотной кислоты. Однако взгляды его оставались непризнанными врачами наполеоновской армии. Последние считали, что инфекция не возникает под влиянием каких-то экзогенных агентов, а является результатом "гниения" тела.

Большой вклад в дело борьбы с заражением ран был сделан знаменитым русским хирургом Н.И. Пироговым (1810-1881). Вдумываясь в причины большой смертности после операций и учитывая распространение в госпиталях рожи, пиэмии и госпитальной гангрены, Пирогов приходил к заключению, что все эти болезни являются заразными и в основе их находятся "миазмы", или "ферменты". Эти миазмы, по его мнению, могут быть перенесены с раны на рану руками хирурга, перевязочным материалом, бельем и т.д. Поэтому Пирогов ввел в практику ряд антисептических средств, как например этиловый спирт, йодная настойка, азотнокислое серебро, хлорная известь и др. Таким образом, мы видим, что Пирогов уже близко подходит к микробиологической теории инфекции.

Чрезвычайную важность имело открытие австрийского врача Игнаца Земмельвейса (1818-1865), пытавшегося доказать, что родильная горячка обязана своим происхождением трупному яду. Хотя это было не совсем правильно, Земмельвейс, исходя из своих убеждений, ввел в своем отделении в Венской больнице основательную обработку рук хлорной известью, и заболеваемость, а также и смертность от родильной горячки в этом отделении стала быстро уменьшаться, тогда как в других отделениях оставалась по-прежнему высокой. Впоследствии Земмельвейс изменил свою теорию и стал придерживаться взгляда, что родильная горячка может быть вызвана всяким животным органическим веществом, безразлично, происходит ли оно от трупа, или от живого организма.

Таково было состояние учения о борьбе с заражением ран в хирургии, когда начиналась деятельность Джозефа Листера.