Глава пятая. Запекшаяся нефть

 

Да, мы бываем в крупном барыше,

Но роем глубже – голод ненасытен.

Порой копаться в собственной душе

Мы забываем, роясь в антраците.

Воронками изрытые поля

Не позабудь, и оглянись во гневе.

Но нас, благословенная земля,

Прости за то, что роемся во чреве.

 

Двое шли по ресторану. Мэтр, который на входе в зал разбросал руки и лучезарно улыбаясь, хотел произнести предельно уважительную фразу про пальто, что следует сдать в гардероб, с застрявшим в горле словом «господа» и разбитыми губами отшелестел в угол.

– Эй, парни, минуточку! – не то чтобы крикнул, скорее громко и не нагло позвал вышибала. А потом почему‑то предпочел не догонять плохих посетителей, вместо этого сочувственно склонился, доставая платок, над нокаутированным мэтром.

Официант, с подносом вынырнувший из подсбки, на свою беду очутился поперек пути у хмурой пары в черных кашемировых пальто и, получив ногой по ребрам, влепился в стену. Звон расфигаченной посуды, мало кто услышал – оркестр на полную вламывал по струнам заводной музон. А кашемировые пальто уже рассекали пестрорядье танцующих, их черные полы лупили по колготкам и брюкам. Какой‑то плясун, получивший плечом в плечо и попробовавший вякнуть «Вы чего совсем...», получил и кулаком в зубы.

Двое в черном кашемире вышли на середину зала, завертели башнями.

– Вон он, за угловым, у кадки с фикусом, – палец, обтянутый черной перчаточной кожей, вытянулся, указывая путь. Танковой походкой нетерпеливые клиенты двинулись на цель.

За столом лакомились ресторанной хавкой под красное вино и разговор тоже двое. Но не в пальто и не одни лишь представители мужской половины.

Слаженно хрястнули дружно оседланные стулья.

– Привет, Шрам, – сказал первый «кашемировец». Второй промолчал и как‑то делалось ясно, что будет молчать и впредь. Он словно бы задвинулся назад, глубоко на позицию номер «два».

– Столик занят, Карбид, – наколол на вилку кусок антрекота, ножом намазал соусом и отправил в рот Шрам. Равнодушный, холодный, собранный.

Карбид по хозяйски поерзал на стуле:

– Теперь занят.

Спутница Шрама, испуганно сжавшаяся от последних слов незнакомцев, и взгляда‑то ихнего пока не удостоилась. А напрасно. Ли Чунь – симпатичная вьетнамочка. Как и все вьетнамки – маленькая, чернявенькая, узкоглазая, с подростковой грудью, но в отличие от большинства соплеменнниц лицом мила, нос и губы тонкие, ноги стройные, а попка аппетитная. А уж верткая! Но что «кашемировцам» смотреть на бабу? Маруха и маруха, полно их шастает.

– Извините, Сергей Владимирович, я бы хотел спросить... – Это подоспел мэтр в робком сопровождении вышибалы.

– Вали, халдей! Живо!

Но мэтр ждал распоряжений не хама в кашемировом пальто, а Шрама.

– Нормально, Петрович. Я сам утрясу. – Сергей посмотрел на метрдотеля, задержав взгляд на разбитой губе.

Главный над официантами пожал плечами и с грустной покорностью отвернулся от стола.

– Просто так людей обижать не следует, Карбид, – Шрам продолжил резать антрекот. – Когда‑нибудь обязательно аукнется. Сразу видно, что ты зону не нюхал, первейших правил не знаешь. Ну, так ведь ты же у нас из спортсменов.

Если «у нас» прозвучало иронически, то «спортсменов» – гнойным плевком.

– Зоной понтуешься, Шрам? Парашей хвастаешься? Туберкулезом еще пофорси.

Шрам знал о вчерашнем сходняке. Вензель позвонил и напел, только из гостиницы высвободился. Упомянул за генеральный облом Карбида. Намекнул, де Карбид с придурью и гонором. И вот Карбид здесь. Логика Карбида простая, спортсменовская: он почуял, что выпал с делового уровня в аут. Теперь его по‑тихому, по быстрому замнут‑загасят. Воевать со всеми он не осилит. Или, вернее, сможет, только если овладеет списками. А подход к спискам у Шрама – и вот Карбид здесь.

Волну гнать Карбид предпочитает по‑спортсменовски, тупо, на два хода: наехать и напугать, не отдадут – месить, пока не отдадут. В ресторан он заявился, чтобы надавить на Шрама, показать, дескать достанет, когда захочет, и тут же предложить скорешиться на списках против всех. Не добившись желаемого олимпийский резерв должен начать взрывать машины, стрелять по окнам, гасить по очереди ближний круг Шрама и каждый раз после наезда звонить: «Не передумал еще?». Спортсмен, одно слово.

– А ты туберкулеза не боишься? – Шрам, прожевав антрекот, запил красным вином. Настоящим грузинским вином, разлитым в городе Хашури. – Ах, да! Ты у нас здоровый! Типа ничем не подорванный. Значит, ты здоровее чахлого, прокуренного и прочифиренного зека, – Шрам вытер губы салфеткой.

– Хватит пурги, Шрам! Базар у нас будет серьезный и конкретный.

– А чего ты по фене пыжишься выдавать, если не мотал. Давай – ботай по‑спортивному. Может, ты тогда со мной и чифирь будешь пить, кто кого перепьет? Я ж, как ты верно напомнил, из сидевших. Ресторан чифирем заканчиваю. Или слабо? Или здоровья не хватит?

Никто не запрягается «на слабо» так легко и просто, как матросы, спортсмены и дети.

Сергей поднял руку, приглашающе махнул ладонью. Будто черт из табакерки, у стола вырос официант.

– Нам чайничек чифиря. И чтоб наготове всегда пыхтел новый чайник, пока не дам отбой. Чай индийский из пачек со слоном. Бульенить из расчета полпачки на кружку. Кружки алюминевые. Вопросы?

– Со слоном? – переспросил официант для того чтобы взять паузу и уяснить, всерьез они делают заказ, или прикалываются над ним.

– Со слоном, со слоном.

– Сейчас будет, сделаем. – Отбегая, официант услышал, как один клиент другому сказал:

– Ну, что, Карбид, засрешь чифирь со мной на равных глотать?

В ресторанном закулисье, где официант чувствовал себя, как боец в родном тылу, он наткнулся на мэтра, уныло бродящего по помещениям.

– Петрович, эти чифирю захотели.

– Чего ты мне докладываешь? – взвился всегда спокойный Петрович. – Иди делай! Делай все, что скажут.

Мэтр, отняв от губы салфетку в красных размытых точечках, прошел к выходу в зал. Прислонившись к косяку, он оглядел свою землю. Другими, невсегдашними глазами оглядел. Как чужую территорию в бинокль оглядел. И отсиживаться ему сегодня в засаде, руководить отсюда, лишь в экстренных случаях выбираться в зал, пугая клиентов разбитой физиономией.

Мимо начальника балетными кузнечиками проскакивали подчиненные с подносами и без. Наконец и Ромка потащил чайник козлобаранам этим, а еще зачем‑то две алюминиевые кружки. Эх, подпортил себе репутацию Сергей Владимирович в глазах мэтра. Такой хороший клиент и такие паскудные друзья.

Ясно, что сейчас спрашивает у клиента услужливо склонившийся Ромка – «Вам разлить?». Отослали. Может, с чифиря своего им поплохеет. Не в ресторане, конечно, а в машинах, летящих на полному ходу... И мэтр, отлепившись от косяка, пошел жаловаться на жизнь Шуне‑повару.

– Ну, поехали, спортсмен.

Оторвались от стола алюминиевые кружки. Не чокаясь, пришвартовались к губам. Обежг кожу нагретый металл. Зажурчала по пищеводам жидкость цвета гуталина.

Чифирь знакомо врезал по мотору и по шарам. Ек‑ек‑макарек – стало бить чечетку сердечко. Нервишки выстроились по струночке, хоть «Мурку» вместо балалайки на них бацай. И сосудики‑то, сосудики оттяжно расширились, стали, будто жерла у гаубиц. И заплескалась кровушка вдоль по сосудикам с запрещенной ГИБДД скоростью.

А Карбиду чифирек должен вмазать незнакомо. Он‑то думает – фигня. Что ему, кэмээсу, сделается? Шрам чирканул взглядом по одному из ресторанных столиков, за которым дыбилось двое его парней, Витек и Колобок. Они, ясен дуб, не въезжают, что закручивается. Но раз шеф не призывает ронять Карбида, или чего другое чудить – значит следует ждать.

– И эту погань вы хлещете на зоне? – морщась, отхлебывал из кружки Карбид. – Погань из веников заместо водки, жопа заместо п...ы. Есть зачем туда попадать.

– Нехорошо, Карбид, при даме выражаешься. При моей даме, – процедил Шрам. Многозначительный, расчетливый, коварный.

– Где дама? – Карбид впервые подарил вьетнамке поверхностный осмотр глазами. – Китайка! Сказанул тоже «дама»!

– Ну давай тогда, Карбид, выпьем за то, чтобы тебе никогда на зону не попасть.

Двусмысленности в тосте под чифирь Карбид не уловил. И влил в себя, смело влил хорошую порцию медленно остывающего чифиря. А официант уже подбегал к столу с новым чайничком.

 

* * *

 

Мальчишка был соплив и лохмат, но держал руки в карманах. А глазенки птенца с интересом бегали по комнате, типа пофиг были мальчишке обращенные к нему гневные речи.

– Ты че наделал?! – пыхтел саксофоном Денис, – Я тебе говорил со Шрамовым срывать? Я тебе говорил срывать с Авдеевым, Никитенко и Свичкарем. А ты драл все подряд!

Перед Денисом на столе внушительным ворохом лежали вещественные доказательства, что двеннадцатилетний работник облажался. Это были предвыборные листовки – мятые, в потеках задубевшего клея, абы как содранные со стен по всему избирательному округу. Это были предвыборные листовки с портретами Авдеева, Никитенко и Свичкаря, но и Шрамова Сергея Валентиновича.

– Понимаешь, что если ты содрал поголовно все листовки, а не оставил нужные, то вся работа насмарку?

– Больше содранных листовок – больше бабок, – отрезал пацаненок и чистосердечно улыбнулся, – Если бы я только троих срывал, это получался бы двести шестьдесят один рубль. А так выходит триста тридцать шесть.

– То совсем не слышишь, что я тебе втолковываю?! Ты угробил всю работу, ты понимаешь? Не я тебе должен, а уже ты мне. Потому что мне снова прийдется отправлять людей новые листовки клеить. Понял?

– Понял. Клеить будет на рубль дороже, чем срывать, – мальчишка так жадно уставился на факс в глубине комнаты, будто уже вынес.

– Все, ты меня достал. Вали к чертовой бабушке и забудь сюда дорогу!

Пацаненок остался на месте, причем улыбался так же лучезарно, как и прежде. А в входную дверь важно вступила источающая рыбный шмонизм дамочка с тяжелой хозяйственной сумкой:

– Ой, Денис Матвеевич, у вам рядом щуку продают. А я как штык, как договаривались.

– Вероника, вы даже раньше назначенного, – Денис подхватился со стула и, стараясь загородить кормой стол с листовками, выдвинулся навстречу, – Пройдите в мой кабинет, – сбагрив дамочку заседающим в кабинете начальника агентства «Правильный выбор» Алисе и Юлии Борисовне, Денис вернулся за стол, – Ты еще здесь?

– За вами триста тридцать шесть рублей, – важно ответил пацаненок и опять во всю растащился губами.

– Исчезни отсюда. Или тебя за ухо вытаскивать?

– Мне пацаны подсказывали, что если бабки зажмете, я могу в любую газету прийти. Там за мой рассказ про эти дела такие же шиши заплатят.

У Дениса сделалась рожа, будто он – фокусник, и сейчас изо рта вытащит яйцо. Это длилось недолго, но навсегда осталось чувство уважения к несовершеннолетнему работнику. Не потому, что испугался шальной угрозы, а из чисто человеческого любопытства Денис вписался в игру:

– А ты знаешь, что если сделаешь такое, то больше ни в одном рекламном агентстве ни копейки не заработаешь? От тебя, будто от сифилитика, будут шарахаться.

– Это потом, а мне башли сегодня нужны, – мальчишка стал рассматривать дремлющий на соседнем столе принтер. Очень похоже, на предмет рыночной стоимости этой штуковины у скупщика краденого.

– А ты знаешь, что я рекламу с кандидатом Шрамовым по всем газетам размещу. Так что никто твой рассказ не напечатает. Кому охота с рекламодателем сориться? И на телепередачи не надейся, тоже там буду.

Наконец лучезарная улыбка исчезла из наглого клюва птенца:

– А мы вашей лайбе шины проткнем, – ляпнув первое пришедшее на ум желторотик, но быстро придумал ход поядреней, – А еще мы станем тусоваться у дверей офиса и всем говорить, что здесь дурят.

– Сильно, – согласился Денис, – Хорошо, мои условия: я тебе заплачу за троих...

– Двести шестьдесят один, – мальчишка теперь перевел глазенки на шкаф, в котором обвисала верхняя одежка сотрудников, малость для хлопчика к сожалению великоватая.

– Двести шестьдесят один рубль. Но после того, как ты... – Денис посчитал в уме, – Бесплатно приклеишь на прежние места двадцать пять листовок со Шрамовым.

– Мне надо посоветоваться, – веско сказал пацаненок.

– Ради Бога, – кивнул Денис, и тут в ворохе трофеев ему кое‑что не понравилось. Он выудил половинку листовки, – Это что такое? Я предупреждал, что засчитывается не меньше двух третьих! – Денис внимательней шелестнул в лохматой стопке. И поймал вторую половину, где кандидат Свичкарь был от усов до галстука, – Слушай, ты, так дело вообще не пойдет! Придется проверять и пересчитывать трофеи заново.

Второй раз за беседу пацаненок прекратил лыбиться. Убитый в надеждах он отвалил из офиса, а Денис был вынужден притворять брошенную нараспашку входную дверь прежде чем смог вернуться в свой кабинет.

Он застал Веронику, одиноко сидящую на стуле, держащую сумку в руках и подозрительно принюхивающуюся к содержимому:

– Рыба ищет, где глубже... – глубокомысленно изрекла Вероника.

Подальше от источника аромата оккупировавшие с двух сторон стол начальника Алиса и Юлия Борисовна и ухом не повели.

– Тридцать, – с порога сказал Денис, будто от сердца отрывает.

– Тридцать было весной прошлого года, – сразу же отставила сумку Вероника, – Семьдесят.

Алиса в это время быстро что‑то писала на клочках бумаги и так же быстро это зачеркивала. Юлия Борисовна степенно вырезала из мужских журналов мод по контуру раличные фасоны и накладывала на в полный рост сфотканого кандидата.

– Мне нужно три тысячи подписей, – остался непреклонным Денис, – Тридцать.

– Шестьдесят, меньше не могу, – показала Вероника гримасой, что только из большого уважения говорит это.

– Ну ладно, тридцать пять. Иначе придется обратиться к Бубису, – Денис принял молча поданную Алисой завизжавшую телефонную книгу и выпал из торга, – Да? Записываю, – Алиса с облегчением подвинула Денису авторучку и клочки бумаги, – Не служил в армии потому, что писался в кровать? Это Свичкарь или Никитенко?, – Денис чиркнул загогулинку на клочке.

– Бубис берет по шестьдесят пять, а я согласна на пятьдесят восемь.

– Мне клиент выделил только по сорок, – вроде открыл страшную тайну Денис.

– А у меня Авдеев и Никитенко по пятьдесят пять с руками обещали оторвать.

– Им по три пятьдесят штук надо, а моему – три тысячи подписей. Сорок три. Шесть рублевых штук я отстригу из другой графы. А твой Авдеев, оказывается, пять раз в вытрезвитель попадал. Мне на него компромат подогнали, – Денис кивнул на телефонную трубку.

– Ладно, по пятьдесят два, себе в убыток. Но вы – мой постоянный клиент... – Вероника спешила доторговаться, пока щука окончательно не протухла.

Денис вздохнул в миллионный раз за день:

– Последнее предложение. По пятьдесят, – и опять в трубку, – Что? Есть фото Свичкаря в «Шестьдесят девять»?[4]И сколько хочешь?.. Дороговато, но я спрошу.

– Заметано, – радостно подхватилась с места Вероника и подхватила душистую сумку, – По пятьдесят. Мне потребуется неделя.

– Только! – воздел указательный палец к потолку директор и прижал трубку к груди, чтоб отсюда туда звук не проникал, – Мне нужны честно собранные подписи, а не из паспортного стола переписанные фамилии. Клиент особый, и вынужден предупредить, что на вскидку подписей сто я проверю.

Вероника снова села и поставила сумку к ножке стола:

– Тогда дешевле шестидесяти никак нельзя. Кстати, какого черта он заказал так много подписей? Чтобы участвовать в муниципальных выборах, достаточно каких‑то двадцати закорючек. Ну еще столько же на страховку против подделок. А он заказывает, будто на городское Законодательное Собрание замахнулся.

– Ладно, Вероника, мы не первый год знакомы. Если ты скажешь, что не согласна по пятьдесят пять, я при тебе звоню Бубису, – и в трубку, прежде чем опустить ее на рычаги, – Ну бывай, если еще что накопаешь, немедля звони.

– А кто говорит, что я не согласна по пятьдесят пять? – уже с сумкой в руках от двери парировала Вероника, – Готовьте сто шестьдесят пять штук рублями, или пять с половиной штук зелеными, и за неделю три тысячи жителей района подпишутся за вашего кандидата, – Вероника канула за дверь мозолить глаза героям других романов, и в доказательство, что она не задержалась в офисе, звякнул колокольчик на наружной двери.

– Ну, девочки, как у нас процесс?

– Пока, будто у китайских сепаратистов, – поморщилась Алиса, – «Если вас беспокоит судьба городских больниц и детских площадок – голосуйте за меня! Если вы хотите своевременно получать пенсию – выбирайте меня!..». И дальше еще шесть пунктов такой же манной бадяги.

– Стоп, стоп, стоп, девочки. Это даже не тоска, это гораздо хуже. А что у нас из позитива на него есть?

– На своем нефтекомбинате назначил директором председателя совета трудового коллектива, – зазвенел не поблекший с возрастом голос Юлии Борисовны. Юлия Борисовна, не отрываясь, продолжала кроить журналы мод, – Он явный социалист. На это и надо давить.

– Юлечка, Юлия Борисовна, – Денис размазал платком пот по физиономии, – Мне не надо, чтоб кандидат имел полные штаны удовольствия. Мне надо, чтоб его избрали.

– Ему в зачет можно записать подъем промышленности. Это сейчас модно. Хоть «Поддержим отечественного производителя» слоганом избирательной кампании ставь.

– Еще он много помогает невинно осужденным. Часовню в одном из следственных изоляторов строит. Адвокат евоный несчастных прямо там консультирует. Кого‑то даже освобождают.