Доказательства и их допустимость 4 страница

Дискуссионный в теории, этот вопрос в судебной практике уже не вызывает сомнений: оценивая результаты оперативно-розыскной деятельности именно как доказательства, суды исходят из соответствия их требованиям Закона об ОРД.

Суд Ростовского областного суда с участием присяжных заседателей 28 июня 2004 г. оправдал Л. «за неустановлением события преступления». Председательствующий судья отказал в исследовании протокола расшифровки аудиозаписи разговора между К. и Хоруженко, поскольку аудиокассета «получена с нарушением норм процессуального права (требований п. 14 ст. 6, п. 3 ст. 8, ст. 11 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности"), следовательно, протокол ее расшифровки, как производный от аудиозаписи, также является недопустимым доказательством». Отказывая в удовлетворении ходатайства государственного обвинителя об исследовании фотографии с изображением свидетеля Середина, председательствующий указал, что она была получена с нарушением требований ст. 7 и 11
указанного Закона. В частности, в деле отсутствует постановление о проведении оперативного мероприятия - наблюдения, в результате которого и была получена приобщенная к делу эта фотография ^[183] .

Как видим, оценивая материалы, полученные оперативно-розыскными органами, суд использовал Закон об ОРД в качестве источника процессуального права. Указанный закон, закрепляя процессуально-правовой характер оперативно-розыскной деятельности, устанавливает гарантии прав человека и гражданина на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, неприкосновенность жилища и тайну корреспонденции при проведении оперативно- розыскных мероприятий, т.е. устанавливает собственные критерии допустимости оперативно-розыскных действий и полученных при этом сведений^[184]. В науке отмечается, что правовая характеристика результатов оперативно-розыскной деятельности сегодня вполне созвучна аналогичной характеристике уголовно-процессуальных доказательств. Это придает результатам оперативно-розыскной деятельности высокую гносеологическую и аргументационную потенцию^[185]. Оперативно-розыскная деятельность изначально нацелена на раскрытие преступления, т.е. получение данных, подтверждающих факт совершения преступления и указывающих: на лицо, его совершившее; ее результаты «обладают одним из свойств уголовно-процессуальных доказательств - относимостью, ибо указывают на факты, образующие предмет доказывания по уголовному делу»^[186]. Однако, поскольку эти сведения получены непроцессуальным путем, они не отвечают

рассмотренным выше критериям допустимости доказательств. В связи с этим теория занялась поиском путей «уголовно-процессуальной легализации», преобразования в доказательства сведений, полученных оперативным путем. Было высказано мнение, что доказательствами являются «не сами по себе оперативные данные, а полученные на их основе или с их помощью сведения, заключенные в процессуальную форму»[187].

Рассматривая этот непростой вопрос, следует иметь в виду различный характер как оперативно-розыскных мероприятий, так и полученных в ходе их проведения сведений. Негласный характер значительной части оперативно-розыскных мероприятий и невозможность разглашения конспиративных сил и средств оперативно-розыскной деятельности обусловливают недопустимость использования полученной таким путем информации по признаку неизвестности ее происхождения и невозможности проверки надежности источника. Результаты негласных оперативно-розыскных мероприятий могут быть использованы в процессе доказывания только в том случае, если полученные сведения и надежность их источника могут быть подвергнуты гласной проверке.

Например, не может служить доказательством письменное или устное сообщение сотрудника оперативного органа о том, что из оперативных источников к нему поступила информация о причастности лица к совершению преступления. Однако показания допрошенного в соответствии с требованиями УПК осведомителя о наблюдаемых им событиях являются показаниями свидетеля, а изготовленные им в процессе наблюдения за этим лицом и представленные органу расследования фотоснимки, звуко- и видеозапись могут быть использованы в качестве вещественных доказательств. Орган расследования вправе произвести следственные действия по обнаружению, изъятию, осмотру и исследованию источников информации, на которые укажет ему проводящий оперативную работу ор-

ган. В этом случае следователь получает обычным, т.е. процессуальным путем обычные свидетельские показания, вещественные доказательства и документы. Доказательствами здесь, действительно, являются не сами оперативно-розыскные данные, которые указывают лишь на возможный источник получения сведений, а сведения, полученные процессуальным способом процессуальным субъектом. Проверка и оценка допустимости и достоверности этих сведений осуществляются по общим правилам проверки и оценки доказательств.

Разработанная органами, осуществляющими оперативно- розыскную деятельность, и согласованная с Генеральным прокурором РФ Инструкция о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд^[188] предусматривает, что результаты оперативно-розыскной деятельности, предоставляемые для использования в доказывании, должны «позволять формировать доказательства, удовлетворяющие требованиям уголовно-процессуального законодательства, предъявляемым к доказательствам в целом; содержать сведения, имеющие значение для установления обстоятельств, подлежащих доказыванию, указание на оперативно-розыскные мероприятия, при проведении которых получены предполагаемые доказательства, а также данные, позволяющие проверить в условиях уголовного судопроизводства доказательства, сформированные на их основе» (п. 21). Результаты оперативно-розыскной деятельности передаются органу дознания, следователю, суду на основании постановления, утвержденного руководителем органа, осуществлявшего оперативно-розыскную деятельность (начальником или его заместителем).

Представляемые материалы (фотографические негативы и снимки, киноленты, диапозитивы, фонограммы, кассеты видеозаписи, носители компьютерной информации, чертежи, планы, схемы, акты, справки, иные документы, а также материальные объекты, которые в соответствии с уголовно- процессуальным законодательством могут быть признаны вещественными доказательствами) должна сопровождать

информация о времени, месте и обстоятельствах получения этих материалов, документов и иных объектов. Эта информация отражается в рапорте об обнаружении признаков преступления и (или) сообщении о результатах оперативно-розыскной деятельности (п. 7,17). При передаче информации должны быть приняты меры по обеспечению сохранности и целостности представляемых материалов (п. 18).

Соблюдением требований инструкции должна обеспечиваться возможность судебной проверки достоверности полученных оперативно-розыскным путем сведений. Суд вправе допросить всех лиц, принимавших участие в оперативном мероприятии, осмотреть и подвергнуть экспертному исследованию представленные материалы, сопоставить с другими имеющимися в деле доказательствами и на этой основе оценить эти материалы с точки зрения относимости, допустимости и достоверности.

Таким образом, возможность использования сведений, полученных непроцессуальным, но законным путем, определяется, главным образом, принципиальной возможностью проверки их достоверности.

Отдельного внимания заслуживают такие мероприятия, как оперативный эксперимент, проверочная закупка, контролируемая поставка, в ходе которых оперативно-розыскное мероприятие на определенном этапе из тайного превращается в гласное. В ходе такого оперативно-розыскного мероприятия происходят выявление, пресечение и раскрытие совершаемого преступления (дача и получение взятки, коммерческий подкуп, сбыт наркотического вещества, приобретение или продажа оружия). Поэтому фиксация результатов оперативно-розыскных мероприятий есть удостоверение факта совершения преступления. Для признания результатов таких оперативно-розыскных действий допустимыми для уголовного дела доказательствами^[189] необходимо, чтобы предоставляемый

Законом об ОРД уровень гарантий прав личности был не меньшим, чем уровень гарантий, предоставляемый УПК. К законности же самой оперативно-розыскной деятельности не могут предъявляться меньшие требования, чем к законности деятельности процессуальной. В противном случае само существование уголовно-процессуального права с его жесткой правовой регламентацией теряет практический смысл.

Обращенное к лицу требование выдать полученные им в ходе, например, оперативного эксперимента денежные купюры означает открытое признание, что в отношении этого лица начато уголовное преследование, в связи с чем оно должно быть обеспечено всеми процессуальными гарантиями, предусмотренными законом для подозреваемого, включая разъяснение принадлежащих лицу прав и процессуального статуса, обеспечение права не свидетельствовать против самого себя. Поскольку с момента объявления лицу о проводимом в отношении него оперативно-розыскном мероприятии оно фактически лишается и свободы передвижения, ему должно быть разъяснено и право на получение квалифицированной юридической помощи. Тем самым обеспечиваются условия, позволяющие этому лицу получить должное представление о своих правах и обязанностях, о выдвигаемом в отношении него подозрении или обвинении и, следовательно, эффективно защищаться, а также гарантирующие в дальнейшем от признания недопустимыми полученных в ходе расследования доказательств^[190]. Эти разъяснения Конституционного Суда РФ сохраняют свою силу, а выраженные в них правовые позиции применимы и к ситуации, когда выступающее в официальном качестве должностное лицо в ходе оперативно-розыскного мероприятия, осуществляемого в отношении гражданина, чьи конституционные права на свободу, личную неприкосновенность и свободу передвижения реально ограничены путем административного задержания, проводит его опрос, направленный на выявление фактов и обстоятельств, уличающих данного гражданина в совершении преступления, тем более, если он делает заявление о совершенном им преступлении.

С этого момента в отношении него подлежат непосредственному действию нормы Конституции РФ, обеспечивающие в том числе предоставление квалифицированной юридической помощи (ст. 48) и право не свидетельствовать против себя самого (ч. 1 ст. 51)[191]¹.

Объяснение (протокол опроса) этого лица в отсутствие названных процессуальных гарантий не рассматривается судебной практикой в качестве допустимого доказательства. Сложнее обстоит дело с предметами и документами (наркотики, деньги, ценности), изъятыми сотрудником оперативно- розыскного органа у этого лица из карманов одежды, из сумки или ящика письменного стола. Полагаем, они не могут быть использованы в качестве доказательств: поскольку ни обыск, ни личный обыск к числу оперативно-розыскных мероприятий не относятся. Добровольность выдачи лицом поличного при таких обстоятельствах может вызывать сомнения, если лицу не разъяснено его право не отвечать на вопросы, по крайней мере, до явки адвоката и обеспечения возможности получить квалифицированное разъяснение прав, соответствующих его статусу. Единственно допустимое в такой ситуации следственное действие - осмотр места происшествия, с помощью которого может быть зафиксирован факт нахождения в этом месте предмета взятки, позволяющий зафиксировать наличие следов красящего вещества на руках и предметах одежды взяткополучателя^[192].

Никакие сведения не могут быть рассмотрены в качестве доказательств, если они получены путем провокации со стороны сотрудников оперативных служб. Оперативные службы должны раскрывать и пресекать совершаемые преступления,

но ни в коем случае не подстрекать к их совершению. Вспомним, что провокация взятки или коммерческого подкупа в целях искусственного создания доказательств совершения преступления или шантажа является преступлением (ст. 304УПК).

Характерным примером в этом отношении является решение Европейского Суда по правам человека по делу «Ваньян против Российской Федерации».

Европейский Суд по правам человека признал, что в деле Ваньяна, осужденного по ст. 228 УК, имело место нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Суд установил, что некто О. 3., выполняя инструкции милиции, согласилась принять участие в «проверочной закупке» наркотиков, чтобы выявить причастность заявителя к обороту наркотических веществ, и попросила его приобрести для нее наркотики. Однако не было никаких доказательств того, что до вмешательства О. 3. у милиции были основания подозревать заявителя (имеется в виду лицо, обратившееся в Европейский Суд) в распространении наркотиков. Простое заявление сотрудников милиции в суде о том, что они располагали информацией о причастности заявителя к распространению наркотиков, которое, судя по всему, не было проверено судом, не может приниматься во внимание. Милиция не ограничилась пассивным расследованием преступной деятельности заявителя, хотя ничто не предполагало, что преступление было бы совершено без вмешательства 0.3. Поэтому Европейский Суд сделал обоснованный вывод, что милиция спровоцировала приобретение наркотиков по просьбе О. 3. Обвинение заявителя в приобретении и хранении героина в части, касающейся приобретения наркотиков для О. 3., было основано, главным образом, на доказательствах, полученных в ходе милицейской операции, в том числе на показаниях О. 3. и сотрудников милиции Е. Ф. и М. Б. Европейский Суд указал, что вмешательство со стороны милиции и использование полученных вследствие этого доказательств при рассмотрении уголовного дела против заявителя непоправимо подрывали справедливость судебного разбирательства^[193].

Следует сказать, что в судебной практике при решении вопроса об использовании результатов оперативно-

розыскной деятельности допускается немало ошибок, основанных на вольном толковании закона. Например, отменяя оправдательный приговор Оренбургского областного суда в отношении Т., Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала следующее:

«Признав недопустимыми доказательствами акты личного досмотра С. и Т., при котором сотрудниками УФСБ России были обнаружены и изъяты две купюры по 100 долларов США у С. и две купюры по 100 долларов США у Т., суд фактически вошел в противоречие с им же установленными обстоятельствами. Считая, что ст. 74 УПК РФ не предусматривает "акт личного досмотра" как допустимое процессуальное доказательство, суд оставил без оценки факт задержания С. и Т., осуществленного сотрудниками УФСБ РФ в рамках проводимого ими оперативного эксперимента. Их действия в данном случае регламентировались не нормами Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, а положениями Федерального закона от 12 августа 1995 г. "Об оперативно-розыскной деятельности" (с изменениями и дополнениями).

Обоснованность действий сотрудников УФСБ РФ, их соответствие положениям вышеназванного Закона, наличие специального постановления, санкционировавшего проведение оперативно-розыскных мероприятий, суду надлежало проверить, однако этого сделано не было.

Материалы проведенных оперативных мероприятий (документы, изъятые денежные средства, видеокассеты и аудиокассеты) были переданы в прокуратуру для решения вопроса о возбуждении уголовного дела и проведения следственных действий.

Вместе с тем, предъявляя требование о соответствии действий оперативных сотрудников нормам уголовно- процессуального закона, суд не учел того, что их деятельность наэтом этапе регламентируется, кроме вышеназванного Федерального закона, Инструкцией "О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд", Утвержденной приказом ФСНП России, ФСБ России, МВД России, ФСО России, СВР России от 13 мая 1998 г.

Именно с учетом положений данных нормативных актов суду следовало оценивать правильность и законность действий оперативных сотрудников при задержании лиц,

осмотре их имущества и их личном досмотре» (см. определение Верховного Суда РФ от 03.09.2004 по делу № 47-о04-75).

Принимая это решение, Верховный Суд РФ почему- то не учел, что Закон об ОРД не предусматривает такого оперативно-розыскного мероприятия, как «досмотр» или «личный досмотр». Предусмотренные п. «к» ст. 13 Федерального закона от 03.04.1995 № 40-ФЗ «О федеральной службе безопасности» досмотр и личный досмотр разрешаются лишь в связи с осуществлением административного задержания лиц, совершивших правонарушения, связанные с попытками проникновения и проникновением на специально охраняемые территории особорежимных объектов, закрытых административно-территориальных образований и иных охраняемых объектов. Описанная ситуация дает основания полагать, что в рассмотренном деле сотрудниками УФСБ России было произведено не что иное, как незаконный личный обыск, на что указывает упоминание в «протоколах досмотра» об изъятии денежных купюр.

6.3. Доказательственное значение материалов, представленных стороной защиты

Принятие нового УПК обострило дискуссию о праве защитника собирать доказательства и о доказательственном значении полученных им материалов. Право всех неофициальных участников уголовного процесса представлять доказательства было известно и прежнему уголовно-процессуальному законодательству, однако в теории сложилось устойчивое мнение о том, что представляемые обвиняемым или потерпевшим предметы и документы не являются доказательствами в собственном смысле слова, так как следователь и суд могут признать представляемые объекты не относящимися к делу и возвратить их владельцу. «Признать представленный объект доказательством, ввести его в дело, т.е. включить в систему уже собранных доказательств - это исключительная прерогатива органа расследования, прокурора и суда. Принятие решения о приобщении предмета и документа к делу в сущности представляет собой акт закрепления доказательства, завершающий момент собирания (формиро-

вания) доказательства. Пока такое решение не принято - доказательства не существует»^[194].

Однако УПК не только сохранил право подозреваемого, обвиняемого и потерпевшего представлять доказательства, но и обеспечил его реализацию закреплением права собирать предметы и документы для приобщения их к делу в качестве доказательств. Еще более широкие возможности закон предоставил защитнику, который в силу ч. 3 ст. 86 УПК вправе собирать доказательства путем:

1) получения предметов, документов и иных сведений;

2) опроса лиц с их согласия;

3) истребования справок, характеристик, иных документов от органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и организаций, которые обязаны предоставить запрашиваемые документы или их копии.

Чтобы определить, являются ли собираемые и представляемые стороной защиты предметы и документы допустимыми доказательствами, рассмотрим, о каких именно предметах и документах идет речь.

1. Документы, которые собирает и представляет защитник, - это различного рода справки, характеристики, иные документы, полученные как от органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и организаций путем истребования, так и от граждан, включая обвиняемого. Это могут быть документы, характеризующие личность обвиняемого, его семейное положение, возраст находящихся на его иждивении детей, состояние здоровья самого обвиняемого и членов его семьи,

 

его имущественное положение; документы, подтверждающие совершение действий по заглаживанию или возмещению причиненного преступлением вреда, состояние беременности обвиняемой или жены обвиняемого, наличие или отсутствие у обвиняемого и членов его семьи определенной собственности и т.п.

Защитник может представить официальные документы или их копии, характеризующие статус личности (свидетельство о заключении брака, о рождении ребенка, об образовании); справки, составленные различными органами на основе других документов (справка о составе семьи, справка лечащего врача о перенесенных заболеваниях, справка бухгалтерии о среднем заработке); документы, подтверждающие определенные действия или события, составленные не в связи с производством по делу и не в связи с инициативой защитника (кассовый чек, подтверждающий оплату товара, товарная накладная, свидетельствующая о том, что пропавшее имущество передано другому лицу, железнодорожный билет, указывающий на алиби обвиняемого) и т.д. Все эти документы устанавливают определенные имеющие значение для дела обстоятельства, т.е. имеют отношение к уголовному делу.

Сведения, которые изложены в этих документах, облечены в предусмотренную ч. 2 ст. 74 УПК форму иных документов и обладают свойством допустимости. Они проверяемы, так как содержат сведения об источнике информации. Они получены защитником, т.е. лицом, которому законом предоставлено такое право. Эти документы получены одним из способов, предусмотренных законом, - путем простого получения или истребования. Наконец, они имеют письменное закрепление, удостоверены подписью автора документа и (или) печатью выдавшей справку организации. Такого рода документы такими же способами вправе получать и органы расследования и суд. Не считать их доказательствами на том лишь основании, что они получены защитником, а не должностным лицом, осуществляющим уголовное судопроизводство, нет никаких оснований, во всяком случае, автором не выявлено ни одного случая отказа в принятии таких доказательств.

К документам следует отнести и представляемые защитниками заключения специалистов как единственную серьезную альтернативу имеющимся у органа расследования

 

возможностям использования специальных знаний. Не регламентировав процедуры получения заключения специалиста и содержания самого заключения, законодатель фактически узаконил именно такую свободную форму этого вида доказательств и способа его проникновения в материалы уголовного дела. Отсутствие каких-либо установленных законом требований позволяет считать заключение специалиста доказательством, получаемым и представляемым не только обвиняемым и защитником, но и потерпевшим, гражданским истцом и их представителями в свободной форме. Подробнее вопрос о доказательственном значении заключения специалиста будет рассмотрен во второй части работы.

2. Предметы, которые вправе представить защитник, могут быть разнообразными, но в любом случае это предметы, которые оказались в его правомерном владении. В частности, это могут быть предметы одежды обвиняемого, представляемые для установления наличия или отсутствия на них следов преступления, фотографии, подтверждающие дружеские отношения с потерпевшим, аудио- и видеозапись определенных событий, имеющая, с точки зрения защиты, значение для дела и т.п. По одному из уголовных дел защитник - адвокат Н. представил следователю огнестрельное оружие карабин «Сайга», выстрелом из которого обвиняемый смертельно ранил потерпевшего. Это действие - представление доказательства являлось актом доброй воли, поскольку подозреваемый в убийстве явился в органы следствия с повинной, однако следователь не нашел другого способа получения представленного ему доказательства, кроме оформления этого факта протоколом выемки оружия у адвоката, что, конечно, не соответствует ни природе взаимоотношений следователя и защитника, ни характеру действий по передаче этого оружия.

Как представляется, и в этом случае нет никаких разумных оснований не считать перечисленные предметы допустимыми доказательствами по уголовному делу.

3. Иной характер носит опрос защитником лиц с их согласия, он является способом поиска информации, способной подтвердить доводы защиты или опровергнуть версию обвинения. Найдя свидетелей происшествия или лиц, располагающих иной значимой для защиты информацией, защитник имеет возможность заявить обоснованное ходатайство об их допросе. Однако не опросив предварительно

этих лиц, т.е. не побеседовав с ними, защитник лишен возможности принять такое решение. Поэтому хотя полученная защитником в процессе опроса информация не является еще показаниями свидетелей, сам опрос лиц вполне может быть рассмотрен как поиск и обнаружение источника информации, имеющей доказательственное значение. Говоря об аналогичной деятельности органа расследования, полученные результаты обычно называют ориентирующими доказательствами.

Закон ничего не говорит ни о форме проведения опроса, ни о возможности протоколирования защитником полученных им от лица сведений, в практике же получила распространение письменная форма закрепления полученных сведений^[195]. Адвокатскими образованиями разрабатываются бланки опроса лиц, в которых, в частности, отражается факт разъяснения лицу статуса адвоката, которому сообщается информация. Такая практика закону не противоречит, однако и дополнительных гарантий достоверности полученных адвокатом сведений не создает. Доказательственное значение имеют лишь показания, которые даны лицом непосредственно в судебном заседании. Защитнику не требуется и особенно убеждать суд в необходимости допроса свидетеля, так как суд обязан допросить всех свидетелей, явившихся по инициативе стороны.

Продолжая рассуждения на данную тему, можно смоделировать ситуацию, когда лицо, располагающее важной информацией, после опроса его защитником неожиданно умирает. Закон разрешает в порядке исключения из требования непосредственности исследования судом доказательств оглашение показаний ранее допрошенного свидетеля. При этом, если допрос свидетеля производился с нарушением предусмотренной для допроса процедуры, протокол такого допроса должен быть исключен из судебного разбирательства как недопустимое доказательство. Опрос лица защитником в рассматриваемом гипотетическом случае производился в отсутствие условий, удостоверяющих правильность зафиксированных защитником сведений.

Учитывая отсутствие возможности проверить эти сведения ввиду отсутствия их источника, такой протокол опроса, очевидно, не может быть признан допустимым доказательством[196].

Рассмотрев виды собираемых защитником доказательств, мы видим, что доказательственная деятельность защитника не противоречит задачам предварительного расследования или судебного разбирательства. Предметы и документы, собираемые защитником, способствуют более полному и всестороннему исследованию обстоятельств дела, обеспечивают стороне защиты возможность противостоять стороне обвинения. Поэтому в теории не отрицается право стороны защиты представлять эти предметы и документы. Суть дискуссии в том, являются ли собранные защитником сведения доказательствами уже в момент их представления органу расследования или суду или же они становятся таковыми после совершения официального акта по принятию этих документов и предметов. Говоря иными словами, собирает ли защитник доказательства или сведения, которые могут стать доказательствами.

Обсуждаемая проблема может показаться не имеющей практического значения. Однако это не так. Если защитник собирает и представляет доказательства, то следователь и суд обязаны их принять и приобщить к делу. Если защитник представляет сведения, не являющиеся доказательствами, то следователь или суд вправе отказать в их принятии, оценив как не имеющие значения для дела или вызывающие сомнения в своей достоверности. Поэтому непринципиальный, с точки зрения здравомыслящего человека, этот вопрос в некоторых условиях может приобрести значение весьма принципиального.

Характерным примером в этом отношении является описанное ранее дело по обвинению Л. в причинении тяжкого вреда здоровью Г. Суду кассационной инстанции адвокатом

были представлены медицинские документы, подписанные и удостоверенные печатями медицинских учреждений, свидетельствующие о том, что рентгенограмма шейного отдела позвоночника потерпевшей Г., изготовленная на следующий день после события, в ходе которого ей был причинен тяжкий вред здоровью (перелом зубовидного отростка второго шейного позвонка), содержит признаки застарелости перелома, т.е. консолидации (сращения) костных тканей. Вопрос о давности перелома ни в ходе предварительного расследования, ни в судебном разбирательстве не исследовался. С учетом этого имелись основания для отмены приговора и возвращения уголовного дела на новое рассмотрение в целях проведения дополнительной судебно-медицинской экспертизы. Однако судебная коллегия по уголовным делам Самарского областного суда, отклонив ходатайство защиты, мотивировала это тем, что представленные и оглашенные в судебном заседании документы не являются доказательствами. Прокурор же при обсуждении заявленного ходатайства заявил, что имеющихся в деле доказательств и без того достаточно.

Процедура собирания представляемых стороной защиты доказательств отличаются от их собирания органами расследования лишь свободной, не связанной процессуальными предписаниями формой. Отвергать их доказательственное значение на этом основании, значит заведомо игнорировать вытекающее из презумпции невиновности правило, согласно которому сторона защиты не обязана ничего доказывать, вследствие чего ее деятельность не может быть связана жесткими процедурными предписаниями. Отвергать доказательственное значение доказательств защиты, значит, признавать неравенство обвинительных и оправдательных доказательств, отдавать заведомое предпочтение тем из них, которые получены в урегулированной законом процедуре, т.е. доказательствам обвинения. Такой вывод вытекает, в частности, из утверждения о том, что истребованные защитником справки, характеристики станут иными документами, т.е. доказательствами, после того как следователь признает их относимыми и допустимыми^[197]. Приняв эту логику, мы должны признать, что либо проверка и оценка доказательств защиты