Глава 22. Я позволила себе потерять бдительность, что не было запланировано

Никки

 

Я позволила себе потерять бдительность, что не было запланировано. Сегодня вечером, когда мы с Луисом были в доме у бассейна, я позволила себе поверить, что Луис и Марко совершенно разные.

Это было до того, как я увидела его в драке.

Луис и Марко против Джастина и некоторых парней из футбольной команды. Кулаки Луиса летали туда-сюда, и хуже того, я думаю, что ему нравилось это — как будто драка удовлетворила в нем какую-то потребность.

Я не знаю, кто начал драку. На самом деле, это не имеет значения. Луис не отступил. Вместо этого, он был единственным, кто остался стоять, готовый взять на себя тех, кто осмелится бросить ему вызов. Он не остановился, пока полицейские не скрутили его.

А потом я увидела наркотики на земле, прямо рядом с ним.

Я не могу быть с кем-то, кто дерется и торгует наркотиками. Марко раньше дрался так много, что его все время отстраняли от занятий. Директор Агирре говорит, что он придерживается политики «нулевой терпимости», но он быстро понял, когда наш класс пришел в Фэрфилд, что, если бы он давал всем по три отстранения и затем исключал их, тут едва бы остались студенты из южной стороны. Агирре все еще угрожает исключать студентов, но редко выполняет угрозу.

Мне нужно заставить себя перестать думать о Луисе. Падая в кровать, когда я возвращаюсь домой, я не могу не ненавидеть себя за то, что была так уязвима сегодня вечером. Я перестала следовать своим запретам и знала, что делаю. Но Луис не говорил мне, что он имел дело с наркотиками, это меняет правила игры.

Наступает утро воскресенья, и я просыпаюсь с надеждой, что Грэнни начала есть самостоятельно.

— Как дела у Грэнни? — спрашиваю я Сью.

— Она не хочет много есть. У неё определённо депрессия.

Я иду к её клетке и сижу с ней.

Грэнни принюхивается, когда я открываю её клетку.

— Эй, девочка, — говорю я, протягивая руку и ведя её к своим коленям. — Скучала по мне?

В ответ она махает хвостом. Она выглядя худой. Слишком худой.

Я глажу её за ушами, и она заваливается на спину. Когда она кажется довольной, я беру еду из её тарелки и начинаю кормить с рук. Она ест, когда я подношу еду к её носу.

— Хочешь, я отвезу тебя домой?

Она отвечает тем, что тыкает своим носом в мою ногу.

— Мне просто нужно убедить своих родителей, чтобы они позволили взять тебя, — говорю я ей.

Когда я дома рассказываю своим родителям о Гренни, они оба говорят, что я не могу взять её.

— У тебя слишком много дел, — говорит мама.

— А когда ты пойдёшь в колледж, тогда что? — говорит папа.

— Но она старая и слепая и живет в клетке! Если бы вы были старыми и слепыми, вы бы хотели провести последние дни в клетке? — спорю я.

Мама гладит мою руку.

— Никки, мы думаем, это замечательно, что ты хотешь помочь собаке, но…

Я вздыхаю.

— Просто... Вы можете встретиться с ней? Встретиться с ней, а затем принять решение, хорошо? Я уверена, что она будет хорошим домашним питомцем, и я знаю, когда вы хоть разок взгляните на нее, вы будете думать о ней так же, как и я.

Они оба смотрят на меня, как будто я вызываю жалость. Я знаю, что они думают, что я пытаюсь заботиться о бедном животном, потому что мне необходимо быть нужной.

Мы обсуждали это раньше. Возможно, они правы. Я не могу ничего с собой поделать, но у меня возникает особая связь с наименее удачливыми собаками, которых приносят в приют — с теми, что кажутся беспомощными. Я болею за уязвленных, каждый раз.

— Вот что я скажу тебе, — говорит папа. — Если в следующие выходные Грэнни всё ещё будет там, мы с твоей мамой встретимся с ней.

Широкая улыбка появляется на моём лице.

— Это потрясающе! Большое спасибо! — Я обнимаю их обоих.

— Мы не даем никаких обещаний, Никки.

— Знаю, знаю. — Ну, я действительно знаю. Как только они увидят Грэнни, они влюбятся в нее.

В понедельник шум по поводу драки в доме Дерека, аресте и наркотиках, найденных у ног Луиса, набирает обороты. Я не могу пройти ни по одному коридору, не услышав что-то о Луисе, Дереке, или Марко.

Я также ловлю на себе косые взгляды. Все в школе знают, что я встречалась с Марко, и некоторые до сих пор связывают нас воедино.

Я избегаю зрительного контакта с Луисом, даже когда он зовет меня по имени, и во время обеда я сижу в библиотеке и занимаюсь, готовясь к экзамену по алгебре, таким образом, нет никакого шанса встретится с ним или с Марко. Но я знаю, что все же увижу Луиса на химии.

Я подгадываю время моего прихода таким образом, что захожу в класс по химии только тогда, когда звенит звонок.

— Ты не сможешь игнорировать меня вечно, — шепчет Луис у меня за спиной, пока миссис Петерсон инструктирует нас, что нужно идти к раковине, находящейся в задней части комнаты, чтобы вычистить наши пробирки.

— Да, могу, — говорю я ему.

— Что насчёт субботнего вечера в доме у бассейна?

Я замираю, вспоминая момент, когда отпустила все свои запреты. Это было ошибкой, и я снова возвела свои стены.

— Я пытаюсь забыть его.

— Ты можешь попробовать, но это не сработает, — он наклоняется ближе. — Знаешь, я тоже не могу забыть его.

Его слова переворачивают что-то глубоко во мне, и мне приходится напасть, чтобы оттолкнуть его.

— Ты знаешь, что во мне вызывает сильное отвращение? Ты, начинающий драку с Джастином Дуганом через несколько минут... И то, что ты продавал наркотики.

Он делает шаг назад и проводит рукой по волосам.

— Да, это было стремно. Ты знаешь, что вызывает во мне еще большее отвращение?

— Что?

— То, что ты так отчаянно хочешь верить всему плохому, что слышишь обо мне. Ты явно не являешься сторонницей высказывания «невиновен, пока не доказана вина».

— Мистер Фуэнтес, — зовет миссис Петерсон. — Хватит болтать. Знаете ли вы, что есть люди позади вас, которым необходимо использовать раковину?

Луис смотрит прямо на нашу учительницу и говорит:

— Если честно, Миссис П, мне на самом деле, насрать на это.