Политика и коммуникация, пути взаимодействия, общие и особенные черты, классические и современные формы воздействия на массы

 

Политика – важнейшая форма общественного сознания, и поэтому, пронизывая коммуникацию, она выделяет ее в особый вид наряду с научно-технической, художественной, религиозной, судебно-правовой, информационно-публицистической коммуникацией. Конечно, можно говорить, что в XX веке, и особенно его второй половине, политическая коммуникация развивалась зачастую в ущерб ряду других видов коммуникации, таких как религиозно-нравственная (считалось, что политика – это высшая нравственность), судебно-правовая (политика и здесь часто подменяла право), художественная (известны многие примеры идеологизации искусства). Но, тем не менее, факт существования собственно политической коммуникации известен с древних времен и, думается, неоспорим.

Исследователи, работающие в области политической науки, подчеркивают глубокую, органичную связь политики, как вида человеческой деятельности и формы общественного сознания, с коммуникацией, опосредующей эту деятельность и претворяющей знание именно в со-знание, частное делающее общим и, наоборот, превращающей осо-знанность в новые знания, действия и поступки. Политика не существует вне человеческой деятельности, различных способов взаимодействия ее носителей, вне коммуникационных процессов, связывающих и направляющих общественно-политическую жизнь. Политическая коммуникация выступает своеобразным социально-информационным полем политики.

Французский социолог Р.-Ж. Шварценберг определил политическую коммуникацию как «процесс передачи политической информации, посредством которого информация циркулирует между различными элементами политической системы, а также между политической и социальными системами. Непрерывный процесс обмена информацией осуществляется как между индивидами, так и между управляющими и управляемыми с целью достижения согласия» (Шварценберг, ч. 1, с. 174).

Подобную идею, но с введением в научный оборот понятия «коммуникативное действие» и связывая это действие с моральным сознанием общества и личности проводит в своих трудах немецкий философ Ю. Хабермас.

Современный русский философ В.В. Ильин дает определение результативной человеческой коммуникации как контрапункта политических процессов. Задачи политики как коммуникативного комплекса – избирательные различающиеся ответы, реакции на поступающие извне вызовы, стимулы. А средствами этих действий являются интеракционизм, взаимодействие мотивационных систем, участие и соучастие, диалогика, достигающая взаимобаланса или подрывающая его путем давления или уступок коммуницирующих сторон (Ильин, с. 47).

Акцент на правосознательную миссию политической коммуникации делает известный русский философ И.А. Ильин. В работе «Путь духовного обновления» он писал в 1935 г., что политика означает не партийные притязания, ложь и интриги, но подъем правосознания к постижению патриотических целей и к разрешению подлинно государственных задач. «Каждый из нас, каждое новое поколение должно принять свое государство правосознанием; принять как живое духовное единство – единство культуры, власти и исторической судьбы; принять и вложиться в это единство, взяться за разрешение его конкретных задач – духовных, национальных, хозяйственных и правовых» (Ильин И.А., с. 269).

В политике, политической коммуникации, где центральное место занимает человек, нельзя игнорировать человека, забывать его ценностные начала, и, прежде всего – принципы добролюбия и справедливости, нормы нравственности. «Политическое действие развертывается в поле напряжения между властью и моралью» (Баллестрем, с. 84).

В то же время политическая коммуникация всегда балансирует на грани дозволенного в своих отношениях с истиной, с достоверным, правдивым изображением и толкованием действительности. Политическая коммуникация не может игнорировать истину, какой бы горькой и не соответствующей благим намерениям политиков и журналистов она ни была. Нельзя насильственно насадить добро, подчинив право своеобразно трактуемой нравственности и благу человека и народа. Печальный опыт тоталитарных режимов доказывает это. О таких попытках писал, в частности, Н. Бердяев.

Выделение и определение истины в политической коммуникации – задача особенно трудная. Как писал М. Вебер, практический политик может занять некую среднюю позицию, играя роль посредника между конфликтующими сторонами, или принять правоту одной из сторон. Но все эти социальные действия не имеют ничего общего с научной действительностью. Там, где замалчиваются негативные факты жизни, ни срединная, ни крайние позиции – идеалы правых или левых – ни на йоту не приближаются к научной истине.

М.Вебер считал самообманом убеждение в том, что можно получить практические нормы, обладающие научной значимостью, через синтезирование различных партийных точек зрения или построение равнодействующей. Такая позиция весьма относительна в маскировке собственных ценностных намерений и представляет собой значительно большую опасность для объективного исследования, чем прежняя наивная вера партий в научную «доказуемость» их догм (Вебер, с. 553).

Известные формы (способы) политической коммуникации активно осуществляются и в России, отмечающей своеобразные юбилеи своего нового статуса (Беловежские соглашения, президентство и парламентаризм в российских модификациях и т.д.). Это:

· коммуникативное воздействие через неформальные контакты (межличностная неформальная политическая коммуникация);

· через общественно-политические организации, объединения и институты (устная и письменная агитация и пропаганда);

· через печатные и электронные средства массовой коммуникации.

Так как теоретики массовой коммуникации включают в массовые информационные процессы и формы коммуникации, предполагающие общение больших социальных групп (собрания, митинги, демонстрации, политические концерты и шоу, референдумы), то к данному перечню форм политической коммуникации можно добавить и эти МК.

К политическим коммуникациям, основанным на написанном или произносимом слове, в России последнего десятилетия добавились также те, в основе которых лежит иная символика и знаковость, посредством которых передается смысл. Это такие символические акты, как сожжение повестки о призыве в армию, участие или неучастие в выборах, политические убийства, политические хеппенинги разного рода – манипуляции с национальной символикой (сожжение или демонстрация национальных флагов, разрисовка теми или иными противоборствующими символами неугодных святынь и даже террористические акты с последующей словесной или знаковой их мотивацией).

Большой арсенал перечисленных форм и способов политической коммуникации продемонстрировал в начале апреля 2001 г. канал НТВ («независимое телевидение»). Вещание канала имело видимость журналистской объективности до момента решения собрания его акционеров о смене финансового и творческого руководства по причине неуплаты долгов, неэффективной в целом финансовой деятельности. Оспаривая правомочность такого решения журналисты ТВ под руководством Е. Киселева провели ряд мероприятий в эфире и вне его (в прессе было сообщение о разработке всего плана лично медиамагнатом В. Гусинским), призванных воздействовать на телеаудиторию и получить ее поддержку в проведении своей политики. С помощью политического движения «Яблоко», выразителем идей которого всегда было НТВ, был организован ряд митингов, развернута большая агитационная работа среди населения для увеличения числа своих сторонников. Всячески подчеркивалось, что обществу грозит ущемление и полный запрет демократических свобод и, прежде всего – свободы слова.

Полностью был подтвержден вывод редактора другого независимого издания – «НГ» – о том, что канал НТВ в последнее время стал брать на себя функции оппозиционного движения, оппозиционной партии. Одновременно шло мощное пропагандистское наступление и непосредственно в телевизионном эфире.

В первые годы существования канала его явные политические ориентации скрывались (и это принималось зрителем) под видом свободного мнения, непредвзятой информации, разного рода независимых расследований и гласов народа. Выборные кампании 1996, 1999, 2000 гг., необходимость четкого политического выбора в разного рода общественных конфликтах и противостояниях показали, что канал явно оппозиционен государственному курсу, правительственным решениям. Он вел эти расследования, формировал «глас народа» по совместно разработанной с «Яблоком» программе. Реплика С. Говорухина во время президентских выборов «Утюг включишь, а там – Явлинский», относится прежде всего к каналу НТВ: какую передачу не включали зрители, там был Явлинский. Он и его соратники выступали и с трибун апрельских митингов в поддержку НТВ.

При исследовании политической коммуникации в общих чертах и конкретной ее формы, каковой является воздействие и взаимодействия средств массовой информации и массовой аудитории, необходимо обозначить и функции (направления, содержательные характеристики) ПК. Конкретизация приводит к необходимости соотнесения их содержательной, ценностной сущности с типом власти, политическим режимом, деятельностью политических партий (о чем только что говорилось).

Г. Лассауэлл и ряд других американских коммуникологов рассматривали политическую коммуникацию с точки зрения получившего известность в 40-е, 50-е годы структурного функционализма. Они претендовали на беспристрастное видение СМК, как нейтрального самого по себе явления, которое может быть использовано и на благо человека, и во зло ему. В зависимости от социально-политических условий на СМК могут возлагаться различные функции, имеющие политически релевантный характер (классификация Д. Макквейла):

1. Информационная: информирование о событиях и существующих условиях в стране и мире; обозначение существующих отношений власти.

2. Корреляционная: объяснение и интерпретация информационных сообщений; обеспечение поддержки существующим властям и господствующим нормам; социализация; координация усилий отдельных субъектов; достижение консенсуса; фиксация социальных статусов и приоритетов.

3. Континуитивная: трансляция доминирующей культуры; поддержание общности социальных ценностей.

4. Развлекательная: обеспечение средств расслабления; смягчение социальной напряженности.

5. Мобилизационная: проведение кампаний в поддержку тех или иных действий в области политики (в том числе внешней), экономики, труда и иногда – религии.

Функциональную, содержательную направленность политической коммуникации можно обозначить и как типы политических сообщений – побудительные (прямо воздействующие на аудиторию), собственно информативные (реальные или вымышленные сведения), фактические (известия и сообщения, на которых основан контакт между субъектами политики).

Политическая коммуникация выступает, таким образом, как специфический вид политических отношений, посредством которого доминирующие в политике субъекты регулируют производство и распространение общественно-политических идей своего времени.

Франкфуртская школа (Адорно-Хоркхаймер) и структурный функционализм (Г. Лассуэлл и др.) указывают на ведущую роль СМК в поддержке существующего социального и политического порядка. По разному оценивая эту роль, обе теории сходятся в характеристике СМК как преимущественно консервативного социального института. Наряду с кризисом парламентаризма, усилением политической исполнительной власти и бюрократии, корпоративизмом и распадом массовых политических партий рост политического влияния СМК рассматривается ими как симптом кризиса либеральной демократии в целом. Это мы и видим, например, в современной социально-политической ситуации в России. «Партийная пресса, в XIX – начале XX вв., послужившая важным инструментом социальных изменений, почти повсеместно прекратила свое существование. А современные коммерческие газеты, радио и телевидение, во время предвыборных кампаний “продающие” политиков как товар, способствуют лишь стагнации, отвлекая граждан от действительно серьезных проблем» (Голосов, с. 187).

Таким образом, направления политической коммуникации всецело зависят от существующего социально-политического порядка. Пропаганда («коллективный пропагандист»), агитация, («коллективный агитатор»), организация («коллективный организатор» – по В.И. Ленину) – в однопартийном, идеологически тоталитарном режиме. Более мягкие коммуникативные действия – в либерально-демократических режимах. Однако, как показали события вокруг холдинга «Медиа-Мост» и канала НТВ, – эти действия резко обостряются и ожесточаются при потере определенных выгод, доходя до использования методов той же ленинской триады.

Переходные политические процессы в постсоциалистических обществах весьма разнообразны и многоплановы. Анализируя важнейшие факторы, преобразующие СМИ в России и странах Восточной Европы, Я.Н. Засурский подчеркивает ключевую роль новых информационных и коммуникационных технологий в преобразовании и самих медиасистем и обществ в целом. Сегодня процесс перехода постсоциалистического общества на новый уровень развития отличается сложным и комплексным характером, включающим индивидуальные, национальные черты и тенденции глобального масштаба. Будет заблуждением считать, – говорит он, – что СМИ так называемых молодых демократий движутся в сторону какой-нибудь устоявшейся западной модели – европейской или американской, потому что и сами эти модели сейчас находятся в процессе трансформации и преобразования (цит. по: Вартанова, с. 39).

Если в советские годы многие периоды и эпизоды истории России искусственно вырывались из общего цивилизационного контекста, то в «постсоветское» десятилетие аналогичным образом из этого контекста вырываются чуть ли не все 74 года существования Советской власти, принесших и развивших ряд своих, индивидуальных сторон в общечеловеческую культуру. Может статься, что в поговорке «Иван, не помнящий родства» будет заменено из-за потери памяти и само имя – на имя очередного кумира поп-музыки, политического шоумена или воротилы бизнеса. Может статься, что это будет имя и очередного журналиста-киллера или писателя-некрофила. И делается это в угоду определенным политическим мотивам. Многими постсоветскими СМИ заимствуется и сам западный стиль коммуникации, из которой уходят добро, человечность, ответственность за судьбу Родины и нации.

Приведу мнение В.С. Соловьева из статьи «Несколько слов по поводу жестокости». Почему я это делаю? В современной журналистике укрепилось понятие «мягкие и жесткие новости». «Классические» примеры тех и других новостей – это ведение «600 секунд» и «Вестей» А. Невзоровым и С. Сорокиной в недавнем прошлом. У первого было «что, где, когда и как» со стрельбой и погонями, у второй – если новости криминальные, то обязательно с мягкой улыбкой и непременными успокаивающими сентенциями.

«Несколько слов...» B.C. Соловьева – критический ответ на статьи Н. Михайловского о Достоевском под названием «Жестокий талант». В них вся литературная деятельность писателя сводится к ненужному мучительству и беспредметной игре «мускулов творчества». По Михайловскому, играя этими «мускулами», Достоевский с наслаждением и излишеством терзал своих героев, чтобы через них терзать и своих читателей.

Вот что пишет В.С. Соловьев: «Те, для кого писал Достоевский, знают, что у него было нечто большее, чем “жестокий талант”».

Н. Михайловский приводит пример из творчества Эжена Сю – о кровожадном человеке, которого хотел перевоспитать доброжелательный и умный руководитель. Однако ничего не получилось, пока этого человека не устроили на бойню мясником. Таким образом, были совмещены дурные наклонности и общеполезное дело. Вот и с Достоевским, якобы, надо так поступить. В.С. Соловьев защищает писателя, показывая, что у него есть нравственный и общественный идеал, не допускающий сделок со злобными силами (Соловьев, 1991, с. 365–368).

Можно ли применить понятие «жестокий талант» к современным политическим коммуникаторам типа А. Невзорова или С. Доренко? Этот и подобные антипримеры должны храниться в «дисциплинарном архиве» журналистики и политической коммуникации, откуда их черпает преподаватель и студент.

Другой пример – из области, как ее называл П.А. Флоренский, ономатологии, то есть науки об именах. Как часто журналисты с превеликой легкостью жонглируют словами, определениями, понятиями, не задумываясь, как далеко может пойти воздействие того или иного слова, а может, напротив, специально продумывая эти манипуляции и будущие эффекты.

Вот что пишет П.А. Флоренский, возражая рационалистам. Те полагали, что обозначение покоится на историческом произволе и поэтому оно независимо от сущности обозначаемого. «Но ведь это они раздробили всякую форму на кирпичики; это они расстригли Слово Божие на строчки и слова, язык растолкли в звуки, организм измельчили до молекул, душу разложили в пучок ассоциаций и поток психических состояний... Было бы даже удивительно услышать от этого нигилизма, отвергшего в корне самое понятие типа что-либо, кроме отрицания и в отношении типов столь высокого порядка, каковому причастны имена (Флоренский, 1990, №3, с. 139).

Классический марксизм не разрабатывал теорию массовой коммуникации, а сделал упор на пропагандистской, ярко выраженной партийной и классовой сущности массовой информации. В советских общественных науках сохранилась эта традиция. Теория массового общества, теория массовой коммуникации получили свое развитие в западной социологии, философии и политологии.

На сегодня накоплен большой опыт коммуникативного анализа в разных сферах человеческого бытия. Коммуникация входит в число постоянных объектов гуманитарной науки. Как видим, политическая коммуникация – один из основных таких объектов. Без исследования различных ее сторон, характеристик, проявлений достаточно сложно анализировать многие другие отрасли гуманитарного знания.

В этой связи весьма полезным является опыт построения теоретических моделей политической коммуникации. Выделим среди них те, которые могут применяться и в качестве просвещающих, гуманизирующих моделей, и в качестве инструмента для массовизации и отупления общества. Другими словами, использоваться для организации культурной и анитикультурной коммуникации. Таких укрупненных, обобщенных моделей традиционно можно выделить три: семиотическую, архетипическую и мифологическую. Именно они дают подробное представление о приемах, методах, элементах, использующихся в практике печатной и электронной политической коммуникации. Использование внешне эффектных, рассчитанных на эмоциональное воздействие, приемов коммуникации берет свое начало именно от этих исторически сложившихся, а затем теоретически обоснованных философами XX в. моделей.

Семиотика – это жест, мимика, вербальный или визуальный стиль речи, статичная или динамичная иконографика и знаковость. Архетипика – лежащие в подсознании индивида сформировавшиеся историческими или генетическими условиями стереотипы. Мифология – исторические, идеологические художественные (псевдохудожественные) мифы.

Эти модели коммуникации как культуры хорошо освоила идеология. Именно в силу авторитета культурной традиции данные модели эффективно влияют на сознание зрителя и читателя. Эту особенность массового сознания уверенно эксплуатируют пресса и телевидение, особенно в период агитационных кампаний.

Сравнение политика с товаром может несколько шокировать, но ведь зрителю предлагается в период таковых кампаний имидж политика, произведенный как товар. Этот имидж в идеале должен быть сродни искусству артиста, когда для зрителя в игровом сюжете не видны ни грим, ни форсированная мимика и жесты, не режут слух нарочитая речь и выспренние фразы. В современной политической рекламе имидж чаще всего оторван от своей естественной, реальной основы, реальное событие низводится до фарса.

По мнению социологов, российские избиратели уделяют рекламе как таковой «мерцающее внимание», то есть не включаются полностью в акт коммуникации. Тем не менее, большие финансовые средства, выделяемые избирательными блоками на политическую рекламу, говорят о том, что имиджмейкеры рассматривали ее на президентских выборах 2000 г. как главное направление агитационной работы.

В основном на телеэкране было повторение пройденного в 1995 г. Во-первых, надо отметить однообразие жанров политической телерекламы. Это либо выступление в кадре («говорящая голова»), которое в разных случаях модифицировано посредством интерьера или небольшого видеоряда, либо документальные или игровые сюжеты с участием политического лидера.

Различия в первом жанре обусловливаются имиджами представленных политиков. Какие же имиджи они себе выбрали? Е. Примаков – это классический партийный функционер, сидящий за массивным, наподобие бильярдного, столом, и грозящий пальцем «казнокрадам и коррупционерам». С. Степашин – «русский офицер», борец за сильную Россию. Усилить идею призваны видеокадры военного корабля. Другой вариант: борец с преступностью на фоне кадров задержания преступника и текст «о сильной руке и умной голове».

Имидж лидеров «Единства» тот же – «борцы». У А. Гурова – это борьба с криминалом, борьба как абстрактная сила. Борец, не знавший поражений – чемпион мира А. Карелин. С. Шойгу – борец со стихией и катастрофами.

В агитационной кампании по выборам президента у Г. Зюганова был рекламный ролик, который вызвал критические отзывы из-за своей двусмысленности. Рекламный слоган произносился на фоне тюремной решетки, которую недруги коммунистов истолковали как готовящийся новый ГУЛАГ.

Сюжетные образцы политической рекламы использовали тему или ремонта нашего жилья («Единство», по мотивам сказки «Теремок»), или обустройства нашего дома – России (движение «Наш дом – Россия»). Ладоней, сложенных домиком, уже не было. Был вариант – ребенок рисует на асфальте домик, а далее – лозунг: «Сильный лидер (кадр с В. Черномырдиным), сильные регионы, сильное государство».

Как видим, неоднократно декларируемый культ силы политиков не говорит еще о силе культуры их имиджмейкеров. У Г. Явлинского в игровых роликах его выхода в народ и беседах с «простыми людьми» зрителя отторгает холодная правильность и рассудочность. Это же чувствуется в рекламе Союза правых сил. Пенсионерка, которая собирается голосовать за правых, говорит, что они молодые и без «маразма». Но ведь тем самым она обидела в какой-то мере тех же пожилых, которые могут проголосовать в отместку «наоборот».

Примитивный, упрощенный подход в большинстве видеороликов соседствует с ненужными эстетическими изысками, действенность которых крайне сомнительна. Телехудожники рекламных кампаний пока не научились иносказательно, метафорически доводить до избирателя простые и ясные истины. Поэтому на результаты выборов телевизионная политическая реклама оказывает до сих пор минимальное положительное воздействие. И так же негативно, как повлияла она на отношение избирателей к партии И. Рыбкина в 1995 г. (призыв быка «Голосуйте за Ивана!»), также деструктивно она подействовала на решения электората в отношении кандидата в президенты Ю. Скуратова с его крысами, расползающимися по России, в отношении Е. Савостьянова, Г. Явлинского, К. Титова, фигуры которых воспринимались, скорее, не в качестве избавителей России, а как виртуальные персонажи неких телевизионных заставок к действительно волнующим событиям реальной жизни – невыплате зарплат и пенсий, войне в Чечне, упадку экономики, науки и образования, нравственности.

Большую содержательную насыщенность в политической коммуникации имеют словесные лозунги, так называемые слоганы. Они выступают в качестве броского знака, символичного кода. В удачном слогане происходит «приращение потенциальных смыслов» (выражение М. Бахтина), их компрессия, архивирование. При восприятии такой рекламы в сознании зрителя происходит «разархивирование», раскодирование заложенных в слоган смыслов. Так, метафора расшифровывается и воспринимается читателем и зрителем через эмоцию, в качестве собственного открытия нового. Но открытие уже сделано автором (художником), оно лишь сокрыто оболочкой знаков и символов, сняв которую мы эстетически воспринимаем заложенную в нее информацию. Это раскрытие-прочувствование и является высшей степенью вербального политического рекламирования.

Однако чаще встречаются слоганы, представляющие собой просто краткую фразу, призванную обозначить определенное явление, процесс, объект, от частого повторения которой они приобретают дополнительную ценность. Слоган в этом случае выступает более или менее эффектной торговой маркой явлений и объектов. Подобную функцию несет радийный сигнал «SOS» в случае бедствия на море или трубный призыв «Слушайте все!» в случае военного парада. Далее будет идти речь о «количественном методе анализа содержания ПК», разработанном Г. Лассауэллом и о понятии, введенном Р. Бартом, – «квантификация качества», которыми можно характеризовать подобные направления политической рекламы. К сожалению, от частого повторения потеряла свою иносказательную, потаенную сущность фраза Б. Окуджавы «Возьмемся за руки друзья». Беремся, беремся, а пропадаем поодиночке. Разные политические силы используют эти наполненные высокой духовностью слова в узких прагматичных целях. Это показал и митинг в Останкино 7 апреля 2001 года, организованный в защиту НТВ. Прагматики XXI века декламировали романтика века XX.

В 1995 г. пиаровская команда, работавшая с «Союзом труда», придумала слоган «Вместе победим». В 1996 г. он поработал уже на Б. Ельцина в его президентской кампании. Далее его можно было слышать на митингах коммунистов. Потом на некоторое время слоган забыли. Однако «Правое дело» несколько модифицировало слоган и перед созданием «Союза правых сил» включило в свою рекламу: «Вместе мы победим». Такого рода политическая коммуникация теряет свою исключительность, вносит неопределенность в ориентации объекта, на который она направлена. Для него становится теперь все равно – что «берег левый», что «берег правый». Общие для народа нравственные начала остаются за бортом.

В политической коммуникации во время выборных кампаний первое место в арсенале средств воздействия на массы занимает образ, эмоция, устойчивый стереотип, изощренный миф, то есть способы прямого воздействия на психику, на подсознательные свойства человеческой личности. Затем это воздействие распространяется и на уровень сознания. В телевизионной политической коммуникации еще со времен выборных кампаний в США конца 50-х, начала 60-х гг., а затем теледебатов кандидатов в президенты Франции был четко определен приоритет эмоционально-образного воздействия на электорат. Другими словами, использовались все те же семиотическая, архетипическая и мифическая модели коммуникации.

Эти модели становятся всеобщими во всех звеньях политико-коммуникативного процесса, перенимаются всеми его действующими элементами. По мнению обозревателя «Известий», авторские предвыборные аналитические программы С. Доренко можно назвать... триллером. Благодаря использованию телеведущим подобных моделей передачи смотрит 17,5% зрителей. Доля аудитории (то есть процент смотревших канал по отношению ко всем зрителям, сидевшим у включенного телевизора в данное время) составляет 40%» [1]. И в речевой коммуникации С. Доренко старается оперировать не понятиями, а аллегориями, алогизмами, метафорическими допущениями, подобно древним колдунам и шаманам. Одного политика он называет «новым Гришкой Распутиным», других «экстрасенсами с окропленной лозой в коридорах Кремля» и т.д.

Нельзя не отметить, что представители движения «Отечество – Вся Россия» отвечали на эти и подобные им информационные атаки, а также «черные» пиаровские ходы не самым лучшим образом. Причина потери блоком Лужкова-Примакова доверия многих избирателей состояла и в резком контрасте телепоказов в начале предвыборной борьбы и на ее завершающей стадии. Сначала зрители видели эффектно обставленное телевидением вхождение в избирательную кампанию, с широким показом объединительного съезда в Таврическом дворце и заседанием в Колонном зале Дома Союзов (знаковые формы державности). В дальнейшем – растерянность, неуверенность, оговорки на экране, несдержанность в общении с журналистами.

Агитация за новое центристское движение также была организована властью с помощью таких выделенных нами разновидностей коммуникации, как семиотическая, архетипическая, мифическая. Ставка была сделана в первую очередь на архетип силы, имеющий свои традиции в сознании россиян, менталитете российского общества. Три лидера, три былинных богатыря под эмблемой медведя – таковой стала агитационная листовка межрегионального движения.

Эмблемой движения стало изображение медведя, что также является возвращением современной политики к архетипам культуры. Из истории, литературы, культуры России широко известны богатые историко-психологические ассоциативные связи поведения русского человека с этим жителем бескрайних российских лесов. Медведь – и царь зверей, и хозяин русского леса, и наиболее близкий по характеру к русскому человеку зверь, в силу своего «добродушия» в одних случаях и свирепости – в других. Так что имидж движения был выбран более удачно, чем, скажем, слоганы с обесцененным упоминанием в них слова «Россия», или аббревиатуры, превратившиеся в «Яблоко» и «Овраг».

Как видим, политическая коммуникация по каналам телевидения на всем протяжении парламентской выборной кампании осуществляла свои функции в пользу различных ее действующих элементов. Но те элементы, которые сопрягали исходящую ценностную информацию с набором кодов и символов, воздействующих живым, непосредственным образом, минуя сознание (через миф, архетип, эмоциональный образ), значительно опережали соперников. Глеб Павловский отмечал в своих «размышлениях», что государство – это игра для взрослых, а сами выборы, конечно, всегда театр, что избиратель мифологичен по форме [2].