Глава 10. Сознание и его собственник. Шпет

Густав Густавович Шпет (1874—1937) — польский немец по происхож­дению — сейчас считается чуть ли не великим русским философом. Как говорится, фигура харизматическая, особенно для интеллигенции. Думаю, потому, что он был очень интеллигентным и очень западным мыслителем по складу ума. При жизни это вызывало отторжение у людей, которые его окружали, его плохо принимали философы и совсем не принимали психо­логи, хотя он очень много писал по психологии. Впрочем, это за рамками моего исследования, желающих отсылаю к книге В. Зинченко «Мысль и сло­во Густава Шпета».

Что же касается понимания сознания, то тут мое мнение двоится. Шпет, безусловно, был очень сильным философом. Но когда читаешь о нем в словарях

Основное — Море сознания — Слои философии — Слой 8

и энциклопедиях, то может сложиться впечатление, что он философ созна­ния. Там слово «сознание» сверкает чуть ли не в каждом предложении! Шпет и то сказал о сознании, и другое открыл!..

Мое мнение — Шпет для философии сознания сделал главным образом то, что ее стало невозможно читать. Да и нельзя забывать того, что он был учеником Гуссерля и искренним феноменологом. А про феноменологию у философов бытует мнение, что она занимается сознанием, а Гуссерль кри­тиковал психологизм в понимании сознания. Однако сознание феноменоло­гию занимало мало. Ей было дело до того, что говорил Декарт. Это и было сознанием феноменологии. А мнение это утвердилось в итоге недоразуме­ния: феномен — это явление. Явление — это то, что являет себя. Где? Конеч­но, в сознании. Значит, феноменология — наука о сознании. А Гуссерль и Шпет о нем и писали.

Гуссерля в сторону. А Шпет действительно часто использует слово со­знание. В сущности, первая работа, где сознанию уделена целая глава, была написана за год до Франковского «Предмета знания». Это «Явление и смысл». И я не случайно поминаю в связи с ней Франка. Рассказы о сознании у них поразительно схожи. Причем, Шпетовский чище и понятнее, будто Франк не очень удачно его пересказал.

И все же я поставил Франка вперед. Почему? Потому что Франк, хоть и явно зависим в своем понимании сознания от феноменологии, пытается говорить сам. И лишь использует феноменологическое понимание для созда­ния собственного понимания сознания. Шпет же в отношении сознания в чистом виде перелагает Гуссерлевские «Идеи». Из всей главы «Чистое созна­ние» достаточно привести одно предложение, чтобы распрощаться со Шпе-том и отправиться к первоисточникам:

«То особое бытие, на которое теперь направляется наш взор, есть то, что выше было обозначено, как cogito, сами наши переживания, сознание» (Шпет, Явление и смысл, с. 41).

Вот это сознание и оказывается «поприщем (das Feld) новой науки — фено­менологии» (Там же).

Это, безусловно, сильнейшая философия современности, и Шпет как-то очень вовремя это почувствовал и оказался первым у стола, где распреде­лялись места. Возможно, за это его так и уважают сейчас. Однако, к созна­нию это имеет отношение условное, я бы сказал, кабинетное или диссертационное. А мне нужно что-то такое, что мне поможет в очищении.

Единственный живой кусок во всей книге — и тот приведен во Введе­нии. Шпет вдруг принялся воевать с прагматической наукой. Война эта стран­ная и очень похожая на то, как Лосский обещал рассказать о сознании по-сверхновому, да так и не сказал ничего, кроме все тех же профессиональных психологизмов.

«Истина современного прагматизма не в том, что так должно быть, а в том, что так есть: научное знание по существу есть знание прагматическое и даже техническое, знание pour agir! Свободное, чистое, абсолютное философское знание начал должно быть, поэтому, чистым, абсолютным, свободным от всякой

Глава 10. Сознание и его собственник. Шпет

теории, в недрах своих таящей червь прагматизма, и так как это знание именно начал, то оно должно быть знанием до-теоретическим. Таково первое и главное требование, какое мы предъявляем к основному философскому знанию.

Но откуда же оно почерпается, где его "источник"? До-теоретическому знанию науки, до-научному знанию, мы противополагаем знание обыденное. Не отсюда ли почерпаются и философские начала? Если угодно, да! Ибо это есть знание жизненное, почерпнутое из целого, еще не ограниченного ни намеками теорий, ни предписаниями рассудочного раздробления» (Там же, с. 3—4).

Здорово, любопытно, но к чему? Где это у Шпета? Сказано, чтобы шокировать профессуру, потому что это из речи на открытии Московского Общества по изучению научно-философских вопросов в 1914 году. До этого Шпет умудрился и в революцию поиграть, за что его исключали из универ­ситета. Наверное, пережиток той поры.

Считается, что основной работой Шпета, посвященной сознанию, была статья «Сознание и его собственник» (1916 г.). Статья, очевидно, писалась в ответ на вопрос Владимира Соловьева: чье сознание? И написана она заум­но и скучно.

Всю суть ее можно пересказать коротким отрывком из философского словаря:

«В 1916 году в заметках "Сознание и его собственник " Шпет пытается рассмотреть проблему субъективности сознания и приходит к выводу, что ин­туиция "Я" может быть выполнена только в широком социально-культурном контексте, где личность выступает как специфический "социальный предмет ".

Сведение всех проявлений сознания к его индивидуальному субъекту-носи­телю основано, по мнению Шпета, на чисто грамматической привычке, в дей­ствительности "собственник сознания " может быть коллективным или даже вообще отсутствовать.

В ряде работ по этнической психологии ("Введение в этническую психоло­гию", 1927) Шпет рассматривает возможности изучения различных форм "кол­лективного сознания"...» (И. Чубарев. Шпет// Русская философия. Словарь, с. 623).

Вот что оказалось действительно ценным в этой работе Шпета — это преемственность. Сами заметки не только скучны, но и полностью вторич­ны. Но Шпет и не ставит себе задачу сказать что-то новое. Он спокойно и последовательно прорабатывает своих русских предшественников, начиная с Соловьева и Лопатина, и завершает полным согласием с кн. Трубецким. Жуткий себялюбец, эгоист, показушник, в отношении философии созна­ния оказался исследователем, способным на сотворчество и совместный поиск истины.

«Но интересно, что и в чисто личных высказываниях мы сплошь и рядом подразумеваем не себя только.

Такие выражения, как "моя родина ", "мое моральное сознание ", "моя служ­ба ", "мои политические убеждения " и прочие, не только не указывают на меня как на "собственника ", но прямо внушают мысль о моем участии в соборных

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 8

отношениях, которые тут характеризуются указанием на "пункты ", "объеди­няющие" некоторое общное сознание. <...>

В свое время кн. С. Н. Трубецкой <...> подобрал много эмпирических аргу­ментов в пользу коллективности или соборности сознания.

У нас есть наука, — как бы она ни называлась, — которая имеет своим предметом сознание, "существование которого не зависит от индивида. Не по­тому, что данные этого сознания предполагают коллективный предмет, отлич­ный от индивидов, составляющих социальную группу, но потому, что они харак­теризуются признаками, которых нельзя получить единственно путем рассмотрения индивидов, как таких".

Коротко, речь идет об "образах действия, мысли и чувства, которые пред­ставляют то замечательное свойство, что они существуют вне индивидуаль­ных сознаний" Чьи же они?..» (Шпет, Сознание и его собственник, с. 110).

Как видите, он дополняет мысли Трубецкого рассуждениями Леви-Брюля из книги «Умственные функции».

«Анализ "сознаваемого сознания ", как коллективного предмета, показывает, что само Я, имрек, есть "носитель " не только своего "личного " сознания, но и общного. И он сам, конечно,различает, — хотя и не всегда это легко, — где он представительствует "сам"за себя и где он — за свою общину.

Кн. С. Н. Трубецкой, говоря о "познании ", констатирует: "фактически, я по поводу всего держу внутри себя собор со всеми"» (Там же, с. 115).

Понятие «сознаваемого сознания» — если вдуматься, это полное расхож­дение с феноменологией и кантовским cogito, как синонимом сознания. Сознавать можно только нечто, вещь или действие. Сознавая сознание, мы превращаем его в «вещь». Именно на наличие таких «вещей» в сознании и основывались взгляды Леви-Брюля на коллективные представления. В «Сверхъестественное в первобытном мышлении» он постоянно называет их реальностями. Но реальность происходит от res — вещь. Вещь эта, конеч­но, особенная. И то, что такое понятие сознания коренным образом отлича­ется от понятия его как способности сознавать, особенно заметно в намеча­емых Шпетом направлениях дальнейшего исследования.

«Соборное в его сущности и его существенные же типы есть самостоя­тельная сфера исследования. Наши выражения: моральное, эстетическое, рели­гиозное, научное и прочие сознания уже указывают направления, в которых воз­никают соответствующие проблемы, хотя это только области абстрактного и в таком виде просто заголовки целых наук» (Там же, с. 114).

Эти науки не об осознавании себя научным или религиозным. Они о коллективных представлениях членов соответствующих сообществ, и пред­ставления эти — содержание моего сознания. Потому что как бы коллектив­ны они ни были, но хранятся они в сознании живых людей. И это сознание есть «объем» и «среда», а не интенциональность.

Как сумел Шпет написать это всего через два года после учебника фе­номенологии?! Думаю, что он и не заметил, как, потому что ни на миг не

Глава 11. Сознание как целое. Асколъдов

прекращал думать, что это то же самое сознание, что у Гуссерля или Декар­та, потому что заканчивает он статью чисто феноменологически: «Во всяком случае, все это — проблемы, прежде всего, принципиального анализа самого чистого сознания и его сущности» (Там же, с. 117).

Как-то очень сильно не понимаю я феноменологию... У меня постоян­ное подозрение, философы намеренно не дают точных определений, чтобы иметь возможность всегда добавить что-то к своему предмету, как будто они это и имели в виду.

Но как бы там ни было, с таким пониманием сознания я приму и фено­менологию, как приму и то, что ее совсем не понимаю. Хотя гораздо больше мне нравится мысль, которую в заключение приводит Шпет:

«В конце концов, хитро не "собор со всеми " держать, а себя найти мимо собора...» (Там же, с. 116).