Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Психология конфликта / Гришина Н.В. - СПб: Питер, 2005.

В то время как общее объяснение структурной подоплеки всех социальных конфликтов невозможно, процесс разверты­вания конфликтов из определенных состояний структур, по всей вероятности, применим ко всем их различным формам. Путь от устойчивого состояния социальной структуры к раз­вертывающимся социальным конфликтам, что означает, как правило, образование конфликтных групп, аналитически про­ходит в три этапа (которые при наблюдении форм организации, начиная приблизительно с политических партий, различаются эмпирически, т. е. не всегда четко).

Само исходное состояние структуры, т. е. выявленный кау­зальный фон определенного конфликта образует первый этап проявления конфликта. На основе существенных в каждом случае структурных признаков в данном социальном единстве можно выделить два агрегата социальных позиций, «обе стороны» фронта конфликта... Эти агрегаты представителей соци­альных позиций не являются пока в точном смысле социальной группой; они являются квази-группой, т. е. одним только обна­руженным множеством представителей позиций, предполага­ющим их сходство, которое не нуждается в осознании ими.

Но такие «предполагаемые» общности фактически имеют исключительное значение. Применительно к структурным кон­фликтам мы должны сказать, что принадлежность к агрегату в форме квази-группы постоянно предполагает ожидание защи­ты определенных интересов... Латентные интересы принадлежат социальным позициям; они не обязательно являются осознава­емыми и признаваемыми представителями этих позиций: пред­приниматель может отклоняться от своих латентных интересов и быть заодно с рабочими; немцы в 1914 г. могли вопрекисво­им ролевым ожиданиям осознавать симпатию к Франции...

Второй этап развития конфликта состоит тогда в непосред­ственной кристаллизации, т. е. осознании латентных интере­сов, организации квази-групп в фактические группировки. Каждый социальный конфликт стремится к явному выраже­нию вовне. Путь к манифестированию существующих латент­ных интересов не очень долог; квази-группы являются дости­жением порога организации групп интересов. При этом, конечно, «организация» не означает одно и то же в случае «классового конфликта», «конфликта ролей» или конфликта в области международных отношений. В первом случае речь идет об орга­низации политической партии, союза, в последнем, напротив, более об экспликации, проявлении конфликтов. При «ролевом конфликте» можно говорить об организации участвующих эле­ментов только в переносном смысле. Тем не менее конфликты всегда стремятся к кристаллизации и артикуляции.

Разумеется, кристаллизация происходит при наличии опре­деленных условий. По меньшей мере в случаях классовых кон­фликтов, конфликтов по поводу пропорционального представи­тельства и конфликтов, связанных с меньшинствами, ими явля­ются «условия организации». Чтобы конфликты проявились, должны быть выполнены определенные технические (личные, идеологические, материальные), социальные (систематическое рекрутирование, коммуникация) и политические (свобода коалиций) условия. Если отсутствуют некоторые или все из этих условий, конфликты остаются латентными, пороговыми, не переставая существовать. При известных условиях — преж­де всего, если отсутствуют политические условия организа­ции — сама организация становится непосредственным предме­том конфликта, который вследствие этого обостряется. Усло­вия кристаллизации отношений конкуренции, международных и ролевых конфликтов должны изучаться отдельно.

Третий этап заключается в самих сформировавшихся кон­фликтах. По меньшей мере в тенденции конфликты являются столкновением между сторонами или элементами, характери­зующимися очевидной идентичностью: между нациями, поли­тическими организациями и т. д. В случае, если такая идентич­ность еще отсутствует,., конфликты в некоторой степени явля­ются неполными. Это не означает, что такие противоречия не представляют интереса для теории конфликта; противополож­ность существует. Однако в целом каждый конфликт достигает своей окончательной формы лишь тогда, когда участвующие элементы с точки зрения организации являются идентичными.

 

VI

Социальные конфликты вырастают из структуры обществ, являющихся союзами господства и имеющих тенденцию к по­стоянно кристаллизуемым столкновениям между организован­ными сторонами. Но очевидно, что источники родственных конфликтов в различных обществах и в разное время отнюдь не одинаковы. Конфликты между правительством и оппозици­ей выглядели в Венгрии в 1956 г. иначе, чем в Великобритании; отношения между Германией и Францией в 1960 г. иначе, чем в 1940-м; отношение немецкого общества к национальным и религиозным меньшинствам было в 1960 г. другим, нежели в 1940-м. Таким образом, формы социальных конфликтов из­меняются; и теория социального конфликта должна дать ответ на вопрос, в каких аспектах можно обнаружить такие измене­ния формы и с чем они связаны. Это вопросы переменных и факторов вариабельности социальных конфликтов.

Что касается переменных социальных конфликтов, или гра­ниц, в которых они могут изменяться, то две кажутся особенно важными: интенсивность и насильственность. Конфликты мо­гут быть более или менее интенсивными и более или менее на­сильственными. Допускается, что обе переменные изменяются независимо друг от друга: не каждый насильственный конфликт обязательно является интенсивным, и наоборот.

Переменная насильственности относится к формам прояв­ления социальных конфликтов. Под ней подразумеваются средства, которые выбирают борющиеся стороны, чтобы осуще­ствить свои интересы. Отметим только некоторые пункты на шкале насильственности: война, гражданская война, вообще вооруженная борьба с угрозой для жизни участников, вероят­но, обозначают один полюс; беседа, дискуссия и переговоры в соответствии с правилами вежливости и с открытой аргумен­тацией — другой. Между ними находится большое количество более или менее насильственных форм столкновений между группами — забастовка, конкуренция, ожесточенно проходя­щие дебаты, драка, попытка взаимного обмана, угроза, ультима­тум и т. д. и т. п. Международные отношения послевоенного времени предоставляют достаточно примеров для дифферен­циации насильственности конфликтов от «духа Женевы», че­рез «холодную войну» по поводу Берлина, до «горячей войны» в Корее.

...Переменная интенсивности относится к степени участия пострадавших в данных конфликтах. Интенсивность конфлик­та больше, если для участников многое связано с ним, если, та­ким образом, цена поражения выше. Чем большее значение придают участники столкновению, тем оно интенсивнее. Это можно пояснить примером: борьба за председательство в фут­больном клубе может проходить бурно и действительно насильственно; но, как правило, она означает для участников не так много, как в случае конфликта между предпринимателями и профсоюзами (с результатом которого связан уровень зар­платы) или, конечно, между «Востоком» и «Западом» (с ре­зультатом которого связаны шансы на выживание). Очевидные изменения индустриальных конфликтов в последнее десятиле­тие безусловно заключаются в снижении их интенсивности...

Таким образом, интенсивность означает вкладываемую участ­никами энергию и вместе с тем — социальную важность опре­деленных конфликтов.

В этом месте должен стать полностью ясным смысл взятого за основу широкого определения конфликта. Форма столкно­вения, которая в обыденном языке называется «конфликтом» (впрочем, как и так называемая «классовая борьба») оказыва­ется здесь только одной формой более широкого феномена кон­фликта, а именно формой крайней или значительной насиль­ственности (и, возможно, также интенсивности). Теперь поста­новка вопроса теории изменяется на более продуктивную: при каких условиях социальные конфликты приобретают более или менее насильственную, более или менее интенсивную фор­му? Какие факторы могут влиять на интенсивность и насиль­ственность конфликта? На чем, таким образом, основывается вариабельность социальных конфликтов применительно к вы­деленным здесь переменным? Наша цель — не определение строгих и основательных ответов на эти вопросы; мы обозна­чим лишь некоторые области значимых факторов, дальнейшее изучение которых представляет собой нерешенную задачу со­циологии конфликта.

Первый круг факторов вытекает из условий организации конфликтных групп, или манифестирования конфликтов. Во­преки часто выражаемому предположению, полноеманифести­рование конфликтов всегда уже является шагом к их ослабле­нию. Многие столкновения приобретают свою высшую степень интенсивности и насильственности тогда, когда одна из уча­ствующих сторон способна к организации, есть социальные и технические условия, но организация запрещена и, таким об­разом, отсутствуют политические условия. Историческими примерами этого являются конфликты как из области между­народных отношений (партизанские войны), так и конфликты внутри общества (индустриальные конфликты до легального признания профсоюзов). Всегда наиболее опасен не до конца доступный для понимания, только частично ставший явным конфликт, который выражается в революционных или квази­революционных взрывах. Если конфликты признаются как та­ковые, то часто с ними не так много связано. Тогда становится возможным смягчение их форм.

Еще более важным, особенно применительно к интенсивно­сти конфликтов, кажется круг факторов социальной мобиль­ности. В той степени, в которой возможна мобильность — и прежде всего между борющимися сторонами, интенсивность конфликтов уменьшается, и наоборот... Чем сильнее единичное привязано к своей общественной позиции, тем интенсивнее становятся вырастающие из этой позиции конфликты, тем не­избежнее участники привязаны к конфликтам. Исходя из это­го, можно представить тезис, что конфликты на основе возрас­тных и половых различий всегда интенсивнее, чем на основе профессиональных различий, или что, как правило, конфессио­нальные столкновения интенсивнее, чем региональные. Верти­кальная и горизонтальная мобильность, переход в другой слой и миграция всегда способствуют снижению интенсивности конфликта.

Одна из важнейших групп факторов, которые могут влиять на интенсивность конфликтов, заключается в степени того, что можно спорно обозначить как социальный плюрализм, а точ­нее — как напластование или разделение социальных структур­ных областей. В каждом обществе существует большое количе­ство социальных конфликтов, например, между конфессиями, между частями страны, между руководящими и управляемы­ми. Они могут быть отделены друг от друга так, что стороны каждого отдельного конфликта как таковые представлены толь­ко в нем; но они могут быть напластованы так, что эти фронты повторяются в различных конфликтах, когда конфессия А, часть страны Q и правящая группа перемешиваются в одну большую «сторону». В каждом обществе существует большое количество институциональных порядков — государство и эко­номика, право и армия, воспитание и церковь. Эти порядки могут быть относительно независимы, а политические, эконо­мические, юридические, военные, педагогические и религиоз­ные руководящие группы — не идентичны; но, возможно, что одна и та же группа задает тон во всех областях. В степени, в которой в обществе возникают такие и подобные феномены напластования, возрастает интенсивность конфликтов; и на­против, она снижается в той степени, в какой структура обще­ства становится плюралистичной, т. е. обнаруживает разнообразные автономные области. При напластовании различных социальных областей каждый конфликт означает борьбу за все; осуществление экономических требований должно одновре­менно изменить политические отношения. Если области разде­лены, то с каждым отдельным конфликтом не так много связано, тогда снижается цена поражения (и при этом интенсивность). Эти три области факторов, которые были здесь очень бегло обозначены, дополняет еще одна, касающаяся насильственности социальных конфликтов: их регулирование.

 

VII

Из трех точек зрения на социальные конфликты между от­дельными людьми, группами и обществами только одна являет­ся рациональной,., только эта установка действительно гаранти­рует контроль насильственности социальных конфликтов внут­ри обществ и между ними. Тем не менее эта установка является намного более редкой, чем две остальные, недостаточность кото­рых может доказать социологическая теория конфликта.

То, что противоречие может быть подавлено, несомненно, является очень старым предположением руководящих инстан­ций. Но хотя само собой разумеется, подавление конфликта редко рекомендовалось как уместное в истории политической философии, многие до наших дней следовали этому рецепту. Однако подавление является «е только аморальным, но и неэф­фективным способом обращения с социальными конфликтами. В той мере, в какой социальные конфликты пытаются подавить, возрастает их потенциальная злокачественность, вместе с этим стремятся к еще более насильственному подавлению, пока, на­конец, ни одна сила на свете не будет более в состоянии пода­вить энергию конфликта: во всей истории человечества рево­люции предоставляют горькие доказательства этого тезиса. Конечно, не каждая так называемая тоталитарная система фак­тически является системой подавления, и окончательное по­давление редко встречается в истории. Большинство непарла­ментских форм государства очень осторожно сочетают подав­ление и регулирование конфликтов. Если этого не происходит, если каждое противоречие, каждый антагонизм действительно подавлялись, то взрыв предельно насильственных конфликтов является лишь вопросом времени. Метод подавления соци­альных конфликтов не может предпочитаться в течение продол­жительного срока, т. е. периода, превышающего несколько лет. Но это же относится и ко всем формам так называемой «отме­ны» конфликтов. В истории как в международной области, так и внутри обществ, в отношениях между группами и между ролями вновь и вновь предпринимались попытки раз и навсегда устра­нить имеющиеся противоположности и противоречия путем вмешательства в существующие структуры. Под «отменой» кон­фликтов здесь должна пониматься любая попытка в корне лик­видировать противоречия. Эта попытка всегда обманчива. Фак­тические предметы определенных конфликтов — корейский вопрос в конфликте Восток—Запад, чрезвычайное законодатель­ство в партийном конфликте, конкретные требования зарплаты в столкновении между партнерами по тарифным переговорам — можно «устранить», т. е. регулировать так, чтобы они не воз­никли снова как предметы конфликта. Но такое регулирование предмета не ликвидирует сам кроющийся за ним конфликт. Социальные конфликты, т. е. систематически вырастающие из социальной структуры противоречия, принципиально нельзя «разрешить» в смысле окончательного устранения. Тот, кто пы­тается навсегда разрешить конфликты, скорее поддается опасно­му соблазну путем применения силы произвести впечатление, что ему удалось такое «разрешение», которое по природе вещей не может быть успешным. «Единство народа» и «бесклассовое общество» — это только два из многих проявлений подавления конфликтов под видом их разрешения.

Прекращение конфликтов, которое, в противоположность подавлению и «отмене» обещает успех, поскольку оно соответст­вует социальной реальности, я буду называть регулированием конфликтов. Регулирование социальных конфликтов является решающим средством уменьшения насильственности почти всех видов конфликтов. Конфликты не исчезают посредством их ре­гулирования; они не обязательно становятся сразу менее интен­сивными, но в такой мере, в которой их удается регулировать, они становятся контролируемыми, и их творческая сила ставит­ся на службу постепенному развитию социальных структур.

Разумеется, успешное регулирование конфликтов предпола­гает ряд условий. Для этого нужно, (1) чтобы конфликты вооб­ще, а также данные отдельные противоречия признавались все­ми участниками как неизбежные, и более того — как оправдан­ные и целесообразные. Тому, кто не допускает конфликтов, рассматривает их как патологические отклонения от воображае­мого нормального состояния, не удастся совладать с ними. По­корного признания неизбежности конфликтов также недоста­точно. Скорее, необходимо осознать плодотворный, творческий принцип конфликтов. Это означает, (2) что любое вмешатель­ство в конфликты должно ограничиваться регулированием их проявлений и что нужно отказаться от бесполезных попыток ус­транения их причин. Причины конфликтов — в отличие от их явных конкретных предметов — устранить нельзя; поэтому при регулировании конфликтов речь всегда может идти только о том, чтобы выделять видимые формы их проявления и исполь­зовать их вариабельность. Это происходит (3) вследствие того, что данные конфликты обязательно канализируются. Манифес­тирование конфликтов, например организация конфликтных групп, является условием для возможного регулирования... При наличии всех этих предпосылок следующий шаг заключается в том, что участники соглашаются на известные «правила игры», в соответствии с которыми они желают разрешать свои конфлик­ты. Несомненно, это решающий шаг любого регулирования со­циальных конфликтов; однако, он должен рассматриваться в связи с остальными предпосылками. «Правила игры», типовые соглашения, конституции, уставы и т. п. могут быть эффективны только в случае, если они с самого начала не отдают предпочтения одному из участников в ущерб другому, ограничиваются фор­мальными аспектами конфликта и предполагают обязательноеканализирование всех противоположностей.

Форма «правил игры» является такой же многообразной, как сама действительность. Различаются требования к хоро­шей конституции государства, рациональному соглашению в результате тарифных переговоров, уместному уставу объеди­нения или к действенному международному соглашению. При­менительно к содержанию рациональных правил игры на вы­бранном здесь уровне обобщения можно со всей осторожностью дать еще один комментарий. Все «правила игры» касаются способов, которыми контрагенты намереваются разрешать свои противоречия. К ним принадлежит ряд форм, которые могут применяться последовательно (и которые схематически пред­ставлены в приведенном выше обзоре с точки зрения индуст­риальной социологии):

1. Переговоры, т. е. создание органа, в котором конфликту­ющие стороны регулярно встречаются с целью ведения перего­воров по всем острым темам, связанным с конфликтом, и при­нятия решений установленными способами, соответствующи­ми обстоятельствам (большинством, квалифицированным большинством, большинством с правом вето, единогласно). Однако редко бывает достаточно только этой возможности: переговоры могут остаться безрезультатными. В такой ситуа­ции рекомендуется привлечение «третьей стороны», т. е. не участвующих в конфликте лиц или инстанций.

2. Наиболее мягкой формой участия третьей стороны явля­ется посредничество, т. е. соглашение сторон от случая к случаю выслушивать посредника и рассматривать его предложения. Несмотря на кажущуюся необязательность этого образа дей­ствий, посредничество (например, Генерального секретаря ООН, федерального канцлера и т. д.) часто оказывается в выс­шей степени эффективным инструментом регулирования.

3. Тем не менее часто необходимо сделать следующий шаг к арбитражу, т. е. к тому, что либо обращение к третьей стороне, либо, в случае такого обращения, исполнение ее решения явля­ется обязательным. Эта ситуация характеризует положение правовых институтов в некоторых (в частности, международ­ных) конфликтах.

4. В случае, если для участников обязательно как обращение к третьей стороне, так и принятие ее решения, обязательный арбитраж находится на границе между регулированием и по­давлением конфликта. Этот метод может иногда быть необхо­дим (для сохранения формы государственного правления, воз­можно, также для обеспечения мира в международной обла­сти), но при его использовании регулирование конфликтов как контроль их форм остается сомнительным.

 

Таблица 1.1 Обзор «Формы регулирования социальных конфликтов»*

Приглашение третьей стороны	Принятие решения третьей стороны	Наименование
отсутствует добровольное добровольное обязательное обязательное	отсутствует добровольное обязательное добровольное обязательное	переговоры посредничество арбитраж обязательный арбитраж

.* Схемасделанапообразцу: Moore W. Е. Industrial Relations and the Social Order. - New York, 1946. - P. 446.

 

Нужно подчеркнуть еще раз, что конфликты не исчезают путем их регулирования. Там, где существует общество, существуют также конфликты. Однако формы регулирования воздействуют на насильственность конфликтов. Регулируемый конфликт является в известной степени смягченным: хотя он продолжается и может быть чрезвычайно интенсивным, он про­текает в формах, совместимых с непрерывно изменяющейся социальной структурой. Возможно, конфликт является отцом всех вещей, т. е. движущей силой изменений, но конфликт не должен быть войной и не должен быть гражданской войной. Пожалуй, в рациональном обуздании социальных конфликтов заключается одна из центральных задач политики.