Усилители изобразительности речи

Тропы

Троп – слово или оборот речи, в основе которого лежит переносное значение: два предмета похожи, поэтому один называется именем другого с целью высветить значимое и необычное в предмете.

Основными функциями любого тропа являются следующие:

1. создание образа;

2. усиление впечатления;

3. выражение эмоционального состояния;

4. выделение предмета из ряда подобных [см. об этом подробнее Пекарская 1997].

Любой троп в любом контексте выполняет все названные функции, но одна из них, как правило, преобладает (доминирует), является главной.

Ср.: Лютая зима и Великолепная погода! – выделенные эпитеты выполняют все названные функции, но в первом высказывании преобладает функция создания образа, а во втором – выражения эмоционального состояния.

Особенностью эпитета «лютая» является ещё и то, что на него «накладывается» метафора в своей разновидности – олицетворении. В случае наложения одного тропа на другой следует говорить о контаминации тропов. В результате контаминации образуются гипертропы («укрупнённые» тропы), создающие более рельефный, глобальный образ, а значит, имеющие более высокий уровень прагматики (воздействия).

Назовём и охарактеризуем наиболее частотные тропы.

1. Эпитет – художественное определение: замечательный день, смеющееся утро, звонкоголосый ручей, стальные нервы, золотой характер и под. Чаще всего выражается прилагательным, может быть выражено наречием, существительным с предлогом (несогласованным определением), определительным придаточным.

Сравнивая дефиницию тропа и эпитета, думающий читатель задаётся вопросом: почему эпитет, в определении которого нет указания на перенос значения, всё-таки относится к тропам. Действительно, ряд стилистик и риторик говорят об «условном» присутствии эпитета в ряду тропов, не объясняя этот факт.

Объяснение, на наш взгляд, лежит в функциональной специфике тропа-эпитета и в его семантико-структурной организации. В состав тропов входят:

1. «Чистые», неконтаминированные эпитеты (восхитительное настроение, великолепное утро).

2. Контаминированные эпитеты: на эпитет (определение) накладывается другой троп, например, метафора (в том числе в своих разновидностях: олицетворении, антиолицетворении), перифраз, метонимия, антономасия и др.: лютая зима – эпитет+метафора (олицетворение), плачущее утро  [= дождливое] (эпитет+перифраз+метафора (олицетворение); аудиторная работа (эпитет=метонимия); донжуановские привычки (эпитет=антономасия).

Вторая группа эпитетов, без сомнений и оговорок, принадлежит к тропам вследствие того, что в них есть перенос значения через накладывающийся на эпитет другой троп. Первая же группа не имеет переноса значений и в связи с этим встаёт необходимость отграничивать подобного рода эпитеты от простых логических определений. Ср.: жёлтая лента (логическое определение), жёлтое лицо (эпитет).

Критерий отграничения логического определения от неконтаминированного эпитета  функциональный: логическое определение выполняет лишь одну функцию – выделяет предмет из ряда подобных, эпитет – все четыре названные функции: выделяет предмет из ряда подобных, выражает эмоциональное состояние, усиливает впечатление, создаёт образ.

2. Сравнение. Понятие многоаспектное. С одной стороны, сравнение является принципом организации (принцип – особенность в устройстве) любого тропа: два предмета сравниваются по ряду оснований и один   называется именем другого, т.е.происходит перенос значения [о принципе сравнения см. Пекарская 2000, Ч.1: 188 и далее]. С другой стороны, традиционно, со времён античных риторик выделяется троп-сравнение, сопоставляющий два явления с тем, чтобы пояснить одно из них с помощью другого и усилить прагматическое (воздействующее) значение первого.

Сравнение может быть:

а) эксплицитным (собственно сравнение): чёрный как уголь, белый как снег. Включает в себя два компонента (то есть является бинарным): «то, что сравнивается», и «то, с чем сравнивается»;

б) имплицитным (скрытым): наблюдает в себе лишь компонент «что сравнивается» (не бинарно). Компонент «с чем сравнивается» имплицитен, «скрыт». Именно поэтому имплицитным сравнением можно назвать метафору (скрытое сравнение).

Ср.: Волосы девушки льются по плечам – метафора, так как есть лишь один компонент – то, что сравнивается;

Волосы девушки потоком (как поток) льются по плечам – сравнение, так как в наличии два компонента: то, что сравнивается (волосы), и то, с чем сравнивается (поток).

Таким образом, в родовом тропе «сравнение» выделяем два вида – эксплицитное сравнение (собственно сравнение) и имплицитное сравнение (метафора). Остановимся подробнее на эксплицитном и имплицитном сравнении.

Эксплицитное сравнение

Сравнение – это троп, строящийся по принципу установления черт сходства между предметами (перенос по сходству): два похожих предмета сравниваются в одном контексте с целью создания образа, увеличения прагматической силы сравниваемого предмета.

Формальное выражение бинарного ряда «что сравнивается – с чем сравнивается» предполагает различные лексические и грамматические характеристики. Эксплицитное сравнение может быть положительным и отрицательным и выражаться:

Положительное сравнение:

а) формой сравнительной степени прилагательного или наречия: Она была красивее всех самых красивых своих сверстниц;

б) оборотами с различными союзами: Петька обеими руками вцепился в спинку стула. Петька так в него вцепился, что его пальцы побелели, как отмороженные (С. Прокофьева); И вдруг Детский Доктор громко вскрикнул и уставился в открытый чемоданчик с таким видом, как будто он уставился в открытую пасть крокодила (С. Прокофьева); Запад пылал, как лицо запыхавшегося от беготни ребёнка (Ф. Сологуб); Гладкие струи плескались о сырой песок берега с лёгким шёпотом, словно нежные детские губы целовали мамины руки (Ф. Сологуб); Небеса опускаются наземь, точно занавеса бахрома (Б. Л. Пастернак);

в) оборотами с эллиптированными (выпущенными) союзами:

Моя любовь – уродливый недуг <…> Мой разум, врач моей любви <…> (У. Шекспир. Сонет 147. Пер. О. Румера)

г) сочетанием сравнительной степени наречия и родительным падежом существительного (в значении союзов как, словно, будто, как будто): Непрестанно и жалобно, не хуже писка обезьяны, звякал колокол у кормы (И. С. Тургенев);

д) лексически (при помощи слов подобный, похожий, сравнивая и под.): У него было красное лицо и красная шея. Посреди красного лица торчал не очень красивый нос, похожий на большую грушу (С. Прокофьева); Петька на животе осторожно вылез из-под кровати. Теперь он был похож не на змею, а на большую ящерицу без хвоста (С. Прокофьева); Она посмотрела вниз и увидела задранное кверху лицо управдома. Оно было похоже на блюдечко, на котором лежала довольно большая груша (С. Прокофьева);

е) творительным падежом: На пушистых ветках снежною каймой распустились кисти белой бахромой (С. Есенин) – в данном случае на эксплицитное сравнение накладывается имплицитное – метафора (распустились кисти);

ж) вопросно-ответным ходом с использованием лексических средств: Сравню ли с летним днём твои черты? Но ты милей, умеренней и краше <…> (В. Шекспир. Сонет 18. Пер. С. Маршака).

з) среди эксплицитных сравнений специально выделяем сравнение-сопоставление: О красном вечере задумалась дорога, Кусты рябин туманней глубины. Изба-старуха челюстью порога жуёт пахучий мякиш тишины (С. Есенин). Рыжий месяц жеребёнком запрягался в наши сани (С. Есенин). 

Сравнение-сопоставление может быть организовано и в виде семантико-синтаксической бинарной структуры типа «То, что для тебя А, для меня В»: То, что для тебя в любви наслаждение, для меня – забота.

Отрицательное сравнение: может выражаться всеми формами, перечисленными в положительном сравнении. В том числе может становиться текстовым, организуя целый текст:

Её глаза на звёзды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И чёрной проволокой вьётся прядь.

С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щёк.

А тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдёшь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.

И всё ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали.

(В. Шекспир. Сонет 130. Пер. С. Маршака.)

 

Имплицитное сравнение («скрытое»)

Метафора – троп переноса по сходству: два предмета похожи, поэтому один назван именем другого.

В отличие от собственно сравнения, не носит бинарный характер. Один из членов оппозиции («то, с чем сравнивается») семантически и/или формально не выражен, «скрыт» в контексте метафоры.  

В метафоре выделяем следующие разновидности[10]:

а) «чистая метафора» – троп, основанный на переносе значений по сходству признаков, явлений, действий: Вокруг меня полились потоки молодого, горячего света (И. С. Тургенев);  

б) олицетворение – перенесение свойств живого на неживое: Солнышко утром в колодезь озёр глянуло – месяца нет (С. Есенин); Олицетворение можно детализировать, выделив в нём персонификацию – перенесение свойств человека на животное: насмешливый голосок синицы (И. С. Тургенев). Индивидуальной функцией олицетворения и персонификации становится функция «облагораживание», возвышение предмета речи;

в) антиолицетворение ^[11] – перенос свойств неживого на живое: Хозяин так и хлынул в переднюю (И.С. Тургенев). В кругу антиолицетворения выделяем антиперсонификацию – перенесение свойств животного на человека: Что ты на меня лаешь (в обращении к человеку). Индивидуальной функцией антиолицетворения и антиперсонификации становится функция «уничижения», снижения впечатления о предмете речи.

3. Метонимия – троп переноса по связи: один предмет называется именем другого вследствие того, что эти предметы не похожи, но связаны друг с другом. Иначе метонимию называют переносом «по смежности». Считаем такое определение метонимии нецелесообразным, т.к. не вполне понятен и объясним факт «смежности» предметов. Примеры метонимии: читать Пушкина (= произведения А. С. Пушкина); снять с полки Толстого (= томик произведений Л. Н. Толстого). Данные предметы в широком смысле не похожи, но связаны друг с другом, поэтому один предмет называется именем другого. Подобные примеры знает любой язык, поскольку в основе метонимического переноса лежат когнитивные механизмы, связанные с законом языковой экономии.  

Разновидности метонимии:

а) «чистая метонимия» (собственно метонимия), выделяется нами по аналогии с «чистой метафорой»: Кто изменил пленительной привычке? Кого из нас увлёк холодный свет? (А. С. Пушкин); Полк шёл переменным аллюром, и лошади заметно припотели (М. Шолохов

б) синекдоха – традиционно выделяемая разновидность метонимии – троп, основанный на перенесении значения с одного предмета или явления на другой предмет или явление по признаку количественного отношения между ними: один/много, часть/целое, род/вид: И бредёт гармонь куда-то, только слышится едва<…> (А. Т. Твардовский); Здесь будет город заложён назло надменному соседу (А. С. Пушкин); Жалобно листья шумели кругом. Так, после битвы, во мраке ночном, раненый стонет, зовёт, проклинает (Н. А. Некрасов).  

В качестве разновидности синекдохи некоторые исследователи выделяют бахуврихи [санскр. bahuvrîhi], определяемые как «сложное слово со значением принадлежности, обладания; ср. посессивное сложное слово. – Русск. Широкоплечий, синеглазый – имеющий широкие плечи, синие глаза, круторогий – имеющий крутые рога» [см. об этом Пекарская, Амзаракова 2003]. 

4. И. Б. Голуб [Голуб 1997] рассматривает как разновидность метонимии антономасию (в другой терминологии – аппелятив) – троп, состоящий в употреблении собственного имени в значении нарицательного: донкихот, донжуан, ловелас, отелло, плюшкин и т.д. Согласимся с тем, что метонимическое значение в названном тропе есть – выделение и укрупнение части некоего целого: любвеобилие (донжуан), скупость (плюшкин) и т.д. Однако в этом тропе есть и то, что роднит его с метафорой – перенос наименования происходит по сходству: плюшкиными называют тех людей, которые похожи на него в силу своей скупости. В этой связи считаем необходимым заметить, что антономасия – это троп, сочетающий в себе семантику метафоры и семантику метонимии. Подобного рода изобразительные средства мы назвали энантиоконтаминационными тропами, т.к. они представляют собой, по сути, внутреннее наложение двух тропов [Пекарская 2000, Ч.2: 240 и далее].

5. Среди энантиоконтаминационных тропов рассматриваем: антономасию и аллегорию. Последняя очень похожа на антономасию, но уподобление идёт не на уровне «собственное / нарицательное» имя, а на уровне «животное/человек». Это так называемые слова-зооморфизмы, выражающие отвлечённые понятия, связанные с человеком, через конкретные художественные (или нехудожественные) образы, воплощённые в облик животных: трусость – заяц; лесть, хитрость – лиса; неуклюжесть – медведь, бегемот; упрямство – осёл и под. Необходимо подчеркнуть, что антономасия и аллегория требуют для кодирования и декодирования в процессе коммуникации большого потенциала фоновых знаний и могут быть неверно интерпретированы носителями иной культуры. Так, за образом Esel (= осел) для немца прячется глупость, а не упрямство, понятие B ä r (= медведь) ассоциируется с силой, а не с неуклюжестью. В то же время образы лисы и зайца интернациональны [Пекарская, Амзаракова 2003].

6. Гипербола, литота могут быть рассмотрены, как, впрочем, и другие тропы (перифраза, антифразис, символ), в рамках сравнения, т.к. они основаны на имплицитном или эксплицитном его проявлении.

Гипербола и литота – тропы преувеличения: гипербола – преувеличение большого, литота – малого: < свинья> вылетела из другого конца аллеи – на двадцать футов впереди своего визга (О’ Генри) – гипербола; до дому рукой подать – литота.Данные тропы основной (доминирующей) функцией имеют функцию усиления. Особенно ярко она реализуется через совместное употребление гиперболы и литоты: Сам с вершок (литота), голова с горшок (гипербола). [Подробно об этом см. Пекарская, Амзаракова 2003].

В кругу гиперболы и литоты необходимо рассматривать  и мейозис – преувеличение и преуменьшение через частицу « не »: неплохой фильм (= хороший) – мейозис-литота; Она нехороша собой (= некрасива, дурна) – гипербола-мейозис. Троп мейозиса является энантиоконтаминационным, так как представляет собой внутреннюю контаминацию гиперболы/литоты и антифразиса.

Антифразис и астеизм.

Антифразис – это троп, употребляющий слова или выражения в смысле, обратном буквальному, с целью насмешки. Таким образом, основной функцией антифразиса является функция иронии. Именно поэтому нередко он так и называется – троп иронии [см. «Практическую стилистику» Д. Э. Розенталя; подробно об этом – Пекарская, Амзаракова 2003], что некорректно. Пример: – Да свежие ль у тебя пироги-то?– Помилуйте-с … самые свежие, третий день пар валит! (В. Я. Шишков «Емельян Пугачев»); О, какой красавец! – о некрасивом, об уроде; Подумаешь, какие мы благородные! – о человеке, который совершил подлость, но держится как порядочный.

Астеизм является разновидностью антифразиса, тропом, который основан на отношениях контраста и состоящий в употреблении слова в значении, противоположном обычному. Особенность астеизма в том, что скрытое значение носит положительный характер (в антифразисе – отрицательный); это похвала в форме осуждения или порицания, в ряде случаев – шутливая насмешка:

– Черт так не играет, как он, проклятый, играл на контрабасе, бывало, выводил, шельма, такие экивоки, каких Рубинштейн или Бетховен, положим, на скрипке не выведет. Мастер был, разбойник (Чехов); Мастер был – каких теперь уж нет: дом построит, разбойник, – залюбуешься! Здесь разбойник – высшая похвала.

8. Перифраз – слово или описательный оборот, употребляемый вместо традиционного наименования с целью выявления наиболее существенных признаков обозначаемого: люди в белых халатах (врачи), страна восходящего солнца (Япония); работники прилавка (продавцы). Перифраз может носить эвфемистический характер. Эвфемизм – слово или оборот речи, «сглаживающий», «затушёвывающий» истинный смысл обозначаемого: принёс с работы (= украл), временные переселенцы (= беженцы).

 

Стилистические фигуры

Фигуры – это синтагматически (горизонтально, линейно, на уровне структуры слова, словосочетания, предложения) и парадигматически (вертикально, столбично, на уровне смысловых преобразований) образуемые средства изобразительности, которые возникают вследствие намеренного отклонения от нормы с целью воздействия на собеседника. Основной функцией фигур является не создание образа, а усиление уже сказанного специфической, «тормозящей внимание» формой (у фигур слова) или «нетрадиционными» смысловыми связями (у фигур мысли – семантических).

Семантические фигуры – имеют нормативную грамматику и ненормативные смысловые отношения (отступление от семантической нормы):

1. Зевгма фигура однородного ряда, в который поставлены неоднородные по смыслу элементы: Пью чай с мужем, лимоном, удовольствием; Он любил три вещи на свете: за вечерней пенье, павлинов да стёртые карты Америки. Не любил, когда плачут дети, не любил чая с малиной и женской истерики. А я была его женой (А. Ахматова). Основной функцией зевгмы является функция иронии, насмешки, шутки. Реже она используется в обрисовке трагизма ситуации: Любовью, жизнью и колёсами она раздавлена – всё больно (А. Блок).

2. Оксюморон – совмещение несовместимого (чаще – на уровне словосочетания): живой труп, молодые старички, грустная весёлость, «Горячий снег» (Ю. Бондарев). Специфическая функция – показать противоречивую сущность обозначаемого.

3. Градация [12] – фигура однородного ряда, элементы которого располагаются по степени увеличения интенсивности проявления в них того или иного признака, свойства, качества (возрастания – восходящая градация – климакс) или постепенного снижения уровня интенсивности проявления в них того или иного признака, свойства, качества (убывания – нисходящая градация – антиклимакс). Климакс и антиклимакс иначе называют фигурой-лестницей. Ср.: Я вас прошу, умоляю, заклинаю (климакс); Все знали, что Клавдия Пухлякова не боится ни Бога, ни самого председателя колхоза (А. В. Калинин. Цыган) – антиклимакс. Специфическая функция фигур градации (климакса и антиклимакса), как и тропов градации (гипербола, литота, мейозис), – усилительная. Фигуры градации могут носить не только предложенческий характер, но словесный и текстовый, то есть встречаться на разных уровнях языковой структуры, что свидетельствует о том, что принцип градации является изоморфным. Ср.: климакс на уровне слова: голодранец – голый [без одежды] + драный [ободрать, содрать можно одежду, которой на голом нет]. На уровне текста:

Любви моей ты боялся зря, –

Не так я страшно люблю!

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой

Или просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ

Висел на гвозде.

Когда же, наш мимолётный гость,

Ты умчался, новой судьбы ища,

Мне было довольно того, что гвоздь

Остался

После плаща.

Теченье дней, шелестенье лет, –

Туман, ветер и дождь…

А в доме событье – страшнее нет:

Из стенки вырвали гвоздь!

Туман и ветер, и шум дождя…

Теченье дней, шелестенье лет…

Мне было довольно, что от гвоздя

Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез

Под кистью старого маляра, –

Мне было довольно того, что след

Гвоздя

Был виден вчера.    

(Н. Матвеева. Девушка из харчевни.)

Данный текст представляет собой контаминацию (наложение) текстового антиклимакса (он, плащ, гвоздь, след от гвоздя, воспоминание о том, что был след) и климакса: чем «меньше его остаётся», тем сильнее становится любовь к нему.

Ещё одним образцом текстовой градации (постепенного – многоступенчатого – климакса и резкого – двухступенчатого – антиклимакса) являет собой «Сказка о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина.

4. Сдвиг. Как фигура не зафиксирован ни в античных риториках, ни в старых и современных русских учебниках словесности, риториках, стилистиках. Какакустико-фонетическое явление в художественной речи, преимущественно в стихе, когда конец одного слова и начало следующего за ним или два стоящих рядом коротких слова образуют как бы новое слово, изменяющее смысл фразы, что ведёт к лексической деформации фразы, определяется у А. П. Квятковского [Квятковский 2000: 296–297]. Вместе с тем, в настоящее время сдвиг активно входит в обиход прагматической речи, что позволяет определить его как фигуру: Сдвиг-фигура – это перераспределение словесного материала на уровне фразы с целью ломки стереотипа восприятия через столкновение смыслов, воздействующее на собеседника. Удачно найденный сдвиг имеет высокий уровень прагматики. Частные функции сдвига могут быть самыми разнообразными: от юмористического до философского осмысления происходящего:

Я хочу, чтобы вы жили, старые комсомольцы.

Я хочу, чтобы выжили старые комсомольцы. 

                                                                 (КП. – 29.10.98)

Зашептали сосны, ели:

– Ворон – вор он? Неужели?!

Головой седой тряс лось:

– Как всё вышло? Что стряслось?

                                   (И. Тарабукин. Лесное происшествие)

Сталина лётчики (= стали налётчики) (КП. – 22.08.98.); Увидим, Петь, Канары! (= увидим, Петька, нары) (КП. – 22.08.98.) Здесь С. служит, с одной стороны, эвфемистическому описанию ситуации, вызывая двусмысленность, с другой стороны, выражению иронии, переходящей в сарказм.

Однако С. может организовывать не только отдельное высказывание, но и целый текст:

Несуразные вещи

– Здравствуй.

–  Привет!

– Что это ты несёшь?

– Несу разные вещи.

– Несуразные?! Почему они несуразные-то?

– Сам ты несуразный, как я погляжу.

– Разные вещи я несу, разные! Понял? Вот, несу мел…

– Что не сумел?

– Отстань!

– Да, но ведь ты говоришь: «не сумел». Что не сумел- то.

– Мел несу!!! Слушать надо. Несу мел. Мишке. Ему же надо будет…

– Ну, если ему жена добудет, так зачем же ты несёшь?

– Какая жена? Это у Мишки-то жена? Ах, ты, шутник. Я сказал: «Ему же надо будет». Понадобится значит.

– Вот оно что…

– А ещё новость у меня для Мишки приятная: нашлась та марка, которую он давно ищет.

– Тамарка?

– Ага.

– И ничего, симпатичная?

– Красивая! Зелёная такая…

– Постой, постой…

– Это что же: у неё…волосы, что ли зелёные?

– У кого – волосы?

– Да у Тамарки- то.

– Что-о?!

– Ну ты же сам сказал: ''Нашлась Тамарка''…

– Та!!! Марка!!! Марка, понимаешь? Та самая, которую Мишка давно ищет. Понял?! Зелёная такая. Там арка нарисована.

– Ага, всё - таки нарисована Тамарка! На марке, значит, Тамарка нарисована, ага? Так бы и говорил.

– Да отвяжись ты со своей Тамаркой, бестолковая голова! Там арка нарисована! АРКА!!! Неужели ты даже этого не можешь понять? Прощай, некогда мне.

– Пока. Смотри не растеряй свои несуразные вещи.

– А ну тебя…

– Да, стой, стой.

– Ну, что ещё?

– Привет передавай.

– Кому?

– Известно кому: Тамарке, Мишке и Мишкиной жене!

                                                 (А. Шабаев. Язык родной, дружи со мной.)

Данный текст организует серия сдвигов: «несу мел» – «не сумел»; «та марка» – «там арка» – «Тамарка»; «ему же надо будет» – «ему жена добудет». Подобную цепочку сменяющих друг друга сдвигов можно охарактеризовать как их конвергенцию, которая служит юмористической обрисовке ситуации, комизм состоит именно в непонимании героями друг друга.

5. Фигура отключённого денотата. Также до сих пор не фиксировалась. Своим рождением подобные высказывания обязаны Л. В. Щербе, который «придумал» «Глокую Куздру» с целью научить видеть разницу между лексическим и грамматическим значением: лишив словесную форму предметного значения (денотата), можно увидеть, что фраза полностью не теряет своего смысла. Он частично передаётся через грамматическую форму: Глокая Куздра штеко будланула Бокра и кудрячит Бокрёнка (Л. В. Щерба).

Позднее на подобного рода конструкции обратили внимание методисты, взяв на вооружение возможность «отключения денотата» с целью обучения грамматике и правописанию [Лукьянова 2000][13].

Фигура отключённого денотата – яркое проявление воздействия через недосказанность, приглашающую к размышлению, конструированию индивидуального образа и предполагающую различные интерпретации заданного текстового смысла:

Пуськи бятые

Сяпала Калуша по напушке и увазила бутявку. И волит:

– Калушата, калушаточки! Бутявка!

Калушата присяпали и бутявку стрямкали. И подудонились. А Калуша волит:

– Оее, оее! Бутявка-то некузявая!

Калушата бутявку вычучили.

Бутявка вздребенулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.

А Калуша волит:

– Бутявок не трямкают. Бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявой дудонятся.

А бутявка волит за напушкой:

– Калушата подудонились! Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи бятые!

(Л. Петрушевская.)

Данная фигура используется Л. Кэрроллом в «Алисе в стране чудес», М. Зощенко в рассказе «Сирень цветёт».

Семантико-несемантические фигуры – имеют отклонения от нормы как на уровне семантики (отступление от семантической, лексической нормы), так и на уровне формы (грамматики).

1. Амплификация – фигура «перегруженного» однородного ряда: нагнетание во фразе эпитетов, образов для усиления действия речи на собеседника:

У Клауса Уленшпигель и Анны Вифекен, почтенных жителей земли Саксонии <…> родился сын. И назвали его Тиль. А надо было назвать непоседа, озорник, вертун, неслух, паршивец, негодник, шалун, баловник, проказник, шалопай, шалопут, насмешник, весельчак, сорванец, пострел, бедокур.

Но Тиль, так Тиль.

  (Шарль де Костер. История, в которой Уленшпигель не успел родиться, а уже проказничает.)    

Фигура амплификации отличается от градации тем, что не располагает элементы однородного ряда по степени возрастания или убывания в них признака, а собирает в однородный ряд всё, что всесторонне характеризует предмет речи. Поэтому в однородный ряд попадают как языковые синонимы, так и текстовые (речевые), на уровне языка либо не связанные никакими отношениями, либо связанные, но не синонимическими, а какими-либо другими связями, вплоть до антонимических.

Амплификация может выстраивать целый текст и приводить к осуществлению эффекта «обманутого ожидания», сводящегося к ломке стереотипа восприятия и, как правило, ориентированного на юмористическое осмысление событий, ситуации и улыбку:

Милая моя, единственная, нежная, сладкая, добрая, знойная, стройная, хорошая, желанная, любимая, родная, неповторимая, непревзойдённая! Деточка, веточка, ласточка, рыбонька, воробушек, кисонька, лапушка, птенчик мой, горлица, голубушка, лебёдушка, сударушка! Зоренька, звёздочка, козочка, солнышко, золотце, цветочек, звоночек, ручеёчек, тростиночка, росинка, пушинка, кровинка, прелесть, отрада, зазноба, услада, идеал, краса моя, умница, куколка, малышка, картинка, сокровище, мечта моя, песня, судьба, радость, надежда, госпожа, царевна, богиня!..

Алмаз души, свет очей!.. Жемчужина сердца! Ну, будь ты человеком, ну дай на пиво! (Курьер. 17 августа, 2000. Анекдоты)

2. Антитеза – фигура противопоставления реалий с целью выявления их специфики и укрупнения каждого сопоставляемого и противопоставляемого элемента.

Считаем целесообразным выделять:

а) семантическую антитезу – противопоставление на уровне смысла без грамматического противопоставления: «Красное чёрное» (роман Стендаля);

б) грамматическую антитезу – противопоставление на уровне формы без смыслового противопоставления: Не ребёнок, а золото! (ребёнок семантически не сравнивается с золотом и не противопоставляется ему. Речь идёт просто о хорошем ребёнке);

в) семантико-грамматическая антитеза – противопоставление и по форме, и по смыслу: Не белый, а чёрный; Не хороший, а скверный.

3. Хиазм – перекрёстное в семантическом и грамматическом отношении построение фразы: Миша любит Машу, Маша любит Мишу («икс», Х-построение); Раньше гусиными перьями писали вечные мысли, а теперь вечными перьями пишут гусиные (В. Солоухин. Камешки на ладони). Специфичная функция хиазма – философское осмысление через каламбурное на первый взгляд высказывание.

Несемантические фигуры (грамматические, фигуры слова) [14] – имеют нормативный смысл и экспрессивную форму (отступления от нормы на уровне грамматики). Подобные отступления подчёркивают, усиливают передаваемую данными фигурами информацию, в том числе и эмоциональную.

1. Цепочка номинативных предложений:

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. (А. Блок). Специфическая функция данной фигуры – через нахождение ключевых слов и освобождение от излишней, дополнительной, незначимой в данном контексте информации актуализировать внимание на главном, сэкономив речевые усилия. Особенностью данной фигуры является и то, что в случае необходимости подчёркивания интонации перечисления, цепочка номинативов может подаваться не через точку, а через запятую. В этом случае целесообразно говорить об антипарцелляции [о парцелляции см. далее, об антипарцелляции – Пекарская 2000, Ч.1,2].

Фигура номинативов может строить целый текст:

Мама, сказка, каша, кошка,

книжка, яркая обложка,

Буратино, Карабас,

ранец, школа, первый класс,

грязь в тетради, тройка, двойка,

папа, крик, головомойка,

лето, труд, река, солома,

осень, сбор металлолома,

Пушкин, Дарвин, Кромвель, Ом,

Гоголь и Наполеон,

Менделеев, Герострат,

бал прощальный, аттестат,

институт, экзамен, нервы,

конкурс, лекция, курс первый,

тренировки, семинары,

песни, танцы, тары-бары,

прочность знаний, чет-нечет,

радость, сессия, зачёт,

стройотряд, жара, работа,

культпоход, газета, фото,

общежитье, взятка – мизер,

кинотеатр, телевизор,

карандаш, лопата, лом,

пятый курс, проект, диплом,

отпуск, море, пароход,

по Кавказу турпоход,

кульман, шеф, конец квартала,

цех, участок, план по валу,

ЖСК, гараж, квартира,

тёща, юмор и сатира,

детский сад, велосипед,

карты, шахматы, сосед,

сердце, печень, лишний вес,

возраст, пенсия, собес,

юбилей, часы – награда,

речи, памятник, ограда.

                                     (О. Молотков)

В цепочки могут выстраиваться не только номинативы, но и глагольные формы. Например, цепочкой деепричастий построено стихотворение Р. Саути «Ладорский водопад», цепочкой глагольных форм прошедшего времени – стихотворение Д. Останина «Холостяцкая жизнь».   

2. Эллипсис – пропуск необходимого члена предложения. Чаще всего сказуемого, с целью фиксации внимания на том, чего нет, демонстрации быстрой смены событий (динамики происходящего) и проч.: Татьяна – в лес, медведь – за ней! (А.С. Пушкин.)

3. Экспрессивное включение. В русском языке есть сильно управляемые глаголы, требующие обязательного присутствия рядом с собой дополнения или обстоятельства. Если их нет, данные глаголы «включают иной смысл», меняя традиционную семантику на экспрессивную. Ср.: Петя пил (что) молоко (из чего) из стакана вместе (с кем) с другими ребятами. При отсутствии дополнений и обстоятельств: Петя пил (спрашивать «что» и «с кем» не приходится – смысл изменился). Ср. др. примеры: он сидит, она гуляет, они берут.

4. Парцелляция – фигура нетрадиционного членения потока речи на фразы (предложения): постановка точки, восклицательного, вопросительного знака там, где по логике вещей их быть не должно:

Я вас прошу. Очень! В данном случае парцелляция усиливает инверсию (фигуру непрямого порядка слов). Сущность инверсии заключается в выделении главной информации через выведение этой информации в рему[15]. Подчёркивание рематической информации произойдёт дважды, если инверсию усилить парцелляцией. Первой ремой станет в приведённой фразе глагол: «прошу», второй – обстоятельство образа действия – «очень». Тем самым просьба как бы продублируется и от этого станет ещё значимее. Усиление фразы пройдёт дополнительно и через риторическое восклицание, что ещё более повысит интенсивность экспрессии просьбы. Таким образом, в приведённой иллюстрации три фигуры контаминируются (накладываются друг на друга), усиливая одна другую (инверсия, парцелляция, риторическое восклицание). Подобные контаминированные фигуры (подобно контаминированным тропам) логично называть гиперфигурами (укрупнёнными фигурами).

5. Фигуры повтора [16]:

1) анафора – это повторение отдельных слов или оборотов в начале отрывков, из которых состоит высказывание: Свалился …А то-то был в силе. Свалился … не минуть и нам   (А. Н. Некрасов);

2) эпифора – это повторение слов или выражений в конце смежных отрывков (предложений): Не станет нас! А миру хоть бы что. Исчезнет след! А миру хоть бы что  (О. Хайам);

3) симплока – сочетание анафоры и эпифоры: смежные отрезки текста имеют одинаковые начальные и конечные элементы: Эта весна была значимой для меня. Эта весна стала надеждой для меня;

4) анадиплозис (подхват) – повтор «из конца в начало»: конечная фраза (или слово) предыдущего высказывания повторяется в начале последующего:

Придёт оно большое как глоток, –

Глоток воды во время зноя летнего (Р. Рождественский).

5) позиционно-лексический повтор – не меняет смысла как грамматический, но подчёркивает необходимое: Учение – совместный труд учителя и ученика. Совместный (Литературная газета, 1986). В данном случае повтор усилен парцелляцией (гиперфигура).

6) параллелизм [17] – однотипное (параллельное) построение высказывания – повтор формы. Функция данной фигуры – усилить впечатление через однотипную форму: Одни считают, что его нужно отправить в отставку, потому что оно антинародно. Другие – потому что некапиталистично. Третьи – потому что радикально. Четвертые – потому что нерешительно. Пятые – потому что непрофессионально. Шестые… но кто шестых будет спрашивать. (Российская газета, 2002.)

6. Усечённые высказывания – это обороты речи, заключающиеся в том, что автор сознательно не до конца выражает мысль, предоставляя читателю (или слушателю) самому догадываться о невысказанном. В их составе можно выделить:

1) прозиопезу – усечение «с начала»: …ну и что;

2) апозиопезу – усечение «с конца»: А я-то думала…;

3) интерзиопезу [18] – усечение середины: Можно долго и много говорить о любви, повторять прописные истины и пытаться бвыть оригинальным…да что там, всё равно никто и ничего о ней не сказал и не скажет – её надо чувствовать.

Данные фигуры «зовут» к размышлению, философскому осмыслению происходящего, в ряде случаев – имитируют эллиптичную разговорную речь.

7. Сегментация – фигура подачи высказывания сегментами, кусочками. Сегментированные высказывания включают в себя:

1) пролепсу – высказывание, включающее в себя существительное и дублирующее его местоимение: Жизнь -то, она сложная. Функция имитации разговорной речи, подчёркивания;

2) антиципация (фигура предвосхищения) – подача местоимения в начале предложения (фразы), а впоследствии – дублирующего существительного. Функциональная особенность данной фигуры – в «завораживании» внимания, через использование начального местоимения (вместо имени: указывающего на предмет, но не называющего его, а поэтому заставляющего ждать разъяснений): Она всегда понимала меня, она обращалась со мной ласково и бережно, она всегда старалась понять и даже простить меня… Моя мама. Данная фигура часто используется в рекламе.

8. Полисиндетон (многосоюзие) – это стилистическая фигура, состоящая в намеренном использовании повторяющихся союзов для логического и интонационного подчеркивания соединяемых союзами членов предложения, для усиления воздействия речи: Я знаю, что всё ещё будет, что придёт мой час любить и радоваться жизни, что переживу я минуты горестей и разочарований, но что счастье всё равно найдёт меня, или что я обязательно найду его.

9. Асиндетон (бессоюзие) – это стилистическая фигура, состоящая в намеренном пропуске союзов между членами предложения или между предложениями; отсутствие союзов придает высказыванию стремительность, уверенность: Я знаю – всё ещё будет; Не ребёнок – золото.

10. Риторические фигуры. Эти фигуры обязательным своим компонентом представляют эмоцию. К ним относятся:

1) риторический вопрос – это вопрос, не требующий ответа в силу того, что вопросительной в нём является лишь форма, по содержанию же это – яркое утверждение. Такие единицы называются транспозитами – форма не соответствует содержанию: Возникает резонный вопрос: зачем воевать, если можно договориться? А кто её теперь будет слушать? Можно ли ему верить, когда ни слова правды он за всю жизнь не сказал?

2) риторическое обращение – отличается от традиционного обращения тем, что не только и не столько выполняет звательную функцию, сколько выражает эмоциональное состояние, отношение к тому или иному объекту, даёт его характеристику, усиливает речевую прагматику. Именно поэтому риторическое обращение, как правило, сопровождается

3) риторическим восклицанием: Гой ты, Русь моя родная! Хаты, в ризах образа. Не видать конца и края, – только синь сосёт глаза (С. Есенин). Однако риторическое восклицание может быть и самостоятельным: С каждого по нитке! Всем миром! (Комсомольская правда, 2002, № 77); Прямо-таки нереальное обогащение! (Аргументы успеха, 2002, № 22)

Усилители выразительности

1. Эффект обманутого ожидания – ломается стереотип восприятия: «ожидаемое не приходит», вместо него представляется совершенно неожиданная информация: Деньги на…почку (ожидаемое – «бочку») – газетный заголовок («Известия», 1998). См. пример амплификации.

2. Конвергенция – последовательное соединение тропов и фигур, а также их контаминации (наложения) в тексте с целью удержания внимания (чтобы не дать вниманию угаснуть): В очереди на квартиру Фисташков стоял 25 лет… Жил полноценной жизнью, но жил у тёщи. На куличках. Это когда трамваем до конечной, потом минут 30 на автобусе и два километра пешком… Короче, с тёщей (Литературная газета, 01. 05. 1991). – Контаминация и конвергенция целого ряда тропов и фигур (инверсия, апозиопеза, антифразис, парцелляция, интерзиопеза, переосмысление фразеологизма (эвфемистический перифраз), цепочка эллипсисов сказуемых и дополнения, апозиопеза, эллипсис) выполняет функцию иронической демонстрации комизма и трагизма ситуации одновременно.

3. Текстовые фигуры и контаминация текстовых фигур – особенности композиционного устройства речи (текстовая антитеза, градация, цепочка номинативов, антиципация, кольцо, фигуры связи сцепления, например, анадиплозис и др.). Контаминацию текстовой антитезы и текстовой градации представляет собой «Сказка о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина. О других текстовых фигурах и тропах мы упоминали ранее (при характеристике тропов и фигур).

 

Литература: Антонов 1996: Антонов В. П. Эффективность речевого общения и культура звучащей речи. Депонирована в ИНИОН РАН 10.01.97. – Абакан, 1996. Антонов 1997: Антонов В. П. Явления словесной ангофразии в публичных выступлениях (к постановке проблемы речевого имиджа) / Русский язык, культура, история: Материалы 2-й Всероссийской научной конференции лингвистов, литературоведов, фольклористов. – М., 1997; Введенская, Павлова 1999: Введенская Л. А., Павлова Л. Г. Культура и искусство речи: Современная риторика. – 2-е изд. – Ростов н/Д, 1999.; Введенская, Павлова, Кашаева 2000: Введенская Л. А., Павлова Л. Г., Кашаева Е. Ю.Русский язык и культура речи: учебное пособие. – Ростов н/Д., 2000.; Виноградов 1963: Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М.: АН СССР, 1963; Виноградов 1981: Виноградов В. В. Проблемы русской стилистики. – М.: Высшая школа, 1981; Галкина-Федорук 1958: Галкина-Федорук Е. Н. Об экспрессивности и эмоциональности в языке // Сб. ст. по языкознанию. Проф. Моск. ун-та В. В. Виноградову. – М.: МГУ, 1958; Ганиев 1990: Ганиев Ж. В.Русский язык: Фонетика и орфоэпия. – М., 1990. Головин 1980: Головин Б.Н. Основы культуры речи: учебное пособие. – М., 1980 (1987 – 2-е изд.); Голуб 1997: Голуб И.Б. Стилистика русского языка. – М.: Айрис-пресс, 1997; Грищева 2003: Грищева Е. С. Лексическая окказиональность: к вопросу о возможности системного описания // Язык, культура, коммуникация: аспекты взаимодействия. Научно-методический бюллетень. Вып.1 / Под. ред. И. В. Пекарской. – Абакан, 2003; Киселёва 1973: Киселёва Л. А.Теоретические проблемы исследования языка как средства воздействия. Автореф. дис. … д-ра филол. н. – М., 1973; Киселёва 1978: Киселёва Л. А. Вопросы теории речевого воздействия. – Л.: ЛГУ, 1978; Киселёва 1979: Киселёва Л. А. Проблемы исследования русского языка как средства воздействия. Автореф. дис. … д-ра филол. н. – Л., 1979; Культура речи и эффективность общения 1996: Культура речи и эффективность общения / Под ред. Л. К. Прудкина, Е. Н. Ширяева. – М., 1996; Культура русской речи 1999: Культура русской речи: учебник для вузов / Под ред. проф. Л. К. Граудиной и проф. Е. Н. Ширяева. – М., 1999. Лукьянова 2000: Лукьянова О. В. Отключение денотата как приём обучения грамматике в 5–7 классах. Дисс. … канд. филол. н. – Красноярск, 2000 (науч. рук. проф. В. Я. Булохов); Мурашов 2003:  Мурашов А. А. Культура речи: учебное пособие. – М., 2003; Мучник 1997: Мучник Б. С. Основы стилистики и редактирования. – Ростов н/Д, 1997; Николаев, Хазагеров 1988: Николаев С. Г., Хазагеров Т. Г. Экспрессивные средства и методика анализа художественных текстов // Риторика и синтаксические структуры. Краевая научно-практическая конференция. – Красноярск: КГУ, ИРЯ им. В. В. Виноградова, 1988; Панов 1988: Панов М. В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики. – М., 1988; Пекарская 1997: Пекарская И. В. Об изобразительных и выразительных особенностях метафоры как актуализатора прагматики высказывания Синтаксические семантика: проблемы и перспективы. Орел, 1997. – С.61–63; Пекарская 2000: Пекарская И. В. Контаминация в контексте проблемы системности стилистических ресурсов русского языка. Ч.1, Ч.2 – Абакан: изд-во ХГУ им. Н. Ф. Катанова, 2000; Пекарская 2001: Пекарская И. В. Теория фигур на современном этапе: Актуальная проблематика и перспективы изучения // Актуальные проблемы языка и литературы на рубеже веков: Материалы Всероссийской конференции 25–27 сентября 2001 года. – Абакан, 2001. – С. 8–11; Пекарская 2002: Пекарская И. В. К вопросу об унификации и систематизации терминологии в теории элокуции // Терминология и перевод в XXI веке. Материалы международной конференции. – Омск: ОмГТУ, 2002. – С. 143–147; Пекарская 2003а: Пекарская И. В. Теория элокуции на современном этапе: актуальная проблематика и перспективы разработки // Русское слово в мировой культуре. Русский язык и русская речь сегодня: старое-новое-заимствованное. X Конгресс МАПРЯЛ. – СПб., 2003. – С.301–311; Пекарская 2003б: Пекарская И. В. Теория элокуции: о явлении энантиоконтаминации // Риторика в свете современной лингвистики. Тезисы докладов Третьей межвузовской конференции (14–15 мая 2003 г.). – Смоленск: СГПУ, 2003. – С.75 – 77; Пекарская 2004: Пекарская И. В. Современная теория элокуции: достижения и перспективы // Актуальные проблемы изучения языка и литературы: толерантность и интеграция. Материалы IV Всероссийской научно-практической конференции, посвящённой 10-летию образования Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова и 60-летия образования Факультета русской филологии. 24–26 ноября 2004 г. – Абакан: изд-во ХГУ им. Н. Ф. Катанова, 2004. – С. 376–381; Пекарская, Амзаракова 2003: Пекарская И. В., Амзаракова И. П. К проблеме системного описания тропов (на материале русского и немецкого языков) // Вопросы исследования и преподавания иностранных языков: Международный тематический сб. науч. тр. Вып. 4 / Под ред. Г. Г. Галич. – Омск: Омск. гос. ун-т, 2003. – С. 3–16; Пекарская, Егорченко 2005: Пекарская И. В., Егорченко О. Н. Конвергенция, контаминация, энантиоконтаминация орнаментальных средств языка (к проблеме описания взаимодействующих элокутивов) // Коммуникативная лингвистика: вчера, сегодня, завтра / Сборник материалов Международной научной конференции 13–14 июня 2005 г. / Под общ. ред. проф. Р. С. Сакиевой. – Армавир: АЛУ, 2005. – С. 182–191; Риторика и синтаксические структуры 1988: Риторика и синтаксические структуры. Краевая научно-техническая конференция / Под ред. А. П. Сковородникова. – Красноярск, 1988; Хазагеров, Ширина 1994: Хазагеров Т. Г., Ширина Л. С. Общая риторика. Курс лекций. Словарь риторических фигур. – Ростов-на-Дону: РГУ, 1994.

Словари и справочники: Квятковский 2000: Квятковский А. П. Школьный поэтический словарь. – М.: Дрофа, 2000; Культура русской речи 2003: Культура русской речи:Энциклопедический словарь-справочник / Под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева и др. – М., 2003; Лингвистический энциклопедический словарь 1990: Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. – М.: Сов. энциклопедия, 1990; Матвеева 2003: Матвеева Т. В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика. – М.: Флинта, Наука, 2003; Никитина, Васильева 1996: Никитина С. Е., Васильева Н. В. Экспериментальный системный толковый словарь стилистических терминов. Принципы составления и избранные словарные статьи. – М., 1996; Педагогическое речеведение 1998: Педагогическое речеведение Словарь-справочник / Под ред. Т. А. Ладыженской. – М., 1998; Русский язык. Энциклопедия 1979: Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ф. П. Филин. – М.: Сов. энциклопедия, 1979; Русский язык. Энциклопедия 1997: Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. – М.: Большая Российская энциклопедия, Дрофа, 1997; Стилистический энциклопедический словарь 2003: Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М. Н. Кожиной. – М.: Флинта, Наука, 2003; Тимофеев, Тураев 1974: Тимофеев Л. И., Тураев С. В. Словарь литературоведческих терминов. – М.: Просвещение, 1974.

 

 

Лекция 9