Краткие характеристики отдельных норм литературного языка

 

В данной части мы кратко охарактеризуем лишь некоторые нормы языка, что связано, в первую очередь, с неоднозначной интерпретацией отдельных типов норм в соответствующей литературе о них или выделением/невыделением части их как самостоятельных в системе литературных норм. Другая причина кроется в имеющихся в достаточно полном объёме сведениях о них в специальных источниках и в том, что некоторые аспекты нормативной системы языка весьма подробно изучаются в школьном курсе русского языка (например, орфографические, пунктуационные, морфологические, синтаксические, текстовые).

Начнём изложение некоторых, наиболее существенных, сведений о нормативной стороне с информации о нормах, свойственных лишь устной форме речи. В устной речи в официальных ситуациях общения весьма важным является следование нормам артикуляционным, орфоэпическим, акцентологическим и интонационным, нарушение которых либо не сказывается на нормативности письменной речи, либо оно здесь – свидетельство какого-то речевого недочёта. В звучащей речи, например, очень важно правильно ставить в употребляемых словах ударение, в письменной же речи мы их не фиксируем. Точно так же на письме мы не отмечаем особенности произношения слов, в то время как для устной речи соблюдение орфоэпических норм – непременное требование нормативной стороны функционирования языка и его единиц.

Артикуляционные нормы. К данному типу норм мы предлагаем относить такую разновидность литературных норм, которая регулируется правилами образования звуков речи. Термин образован от слова артикуляция (лат. articulatio < artticulare – расчленять членораздельно, ясно выговаривать), что означает работу органов речи (губ, языка и разных его участков, мягкого нёба, голосовых связок и др.), необходимую для производства (образования) звуков речи. Прежде чем произнести звук, мы его должны образовать; произнесённый звук – это явление вторичное, оно появляется в звучащей речи как результат работы органов речи по его производству. Например, звук [р] образуется вследствие того, что воздушная струя, выходящая из лёгких, дойдя до гортани, встречает здесь голосовые связки и колеблет их; затем в ротовой полости она натыкается на другую преграду в виде языка и, преодолевая её, заставляет дрожать кончик языка. Такая совокупная работа органов речи в разных комбинациях производится для образования каждого конкретного звука языка. Изучение иностранного языка, как правило, начинается с освоения фонетической, т.е. звуковой, системы этого языка, если она в чём-то не совпадает с такой же системой родного языка – а это есть не что иное, как овладение артикуляционными нормами. Например, существенно различаются артикуляционные нормы в образовании звука [з] и звука [ð] русского и английского языков. Совершенно различны и артикуляции звуков [р] и [r] русского и французского языков: в русском языке [р] – дрожащий, а французский [r] – грассирующий (фр. grasseуer – картавить).

Несоблюдение норм в образовании звуков речи чужого языка ведёт к нарушению артикуляционных норм данного языка. Например, носители сагайского диалекта хакасского языка не различают в произношении два звука русского языка [ч’] и [щ’]; и на месте первого, и на месте второго звука произносят только [щ’]. Употребление [щ’] вместо [ч’] в словах типа [щ ’ ай] – чай, у[щ ’ ]итель – учитель, по[щ ’ ]та – почта и под. – это не ошибки в произношении звуков, а ошибки в их образовании.

Подобного же рода ошибки могут наблюдаться и у носителей разных диалектов русского языка при условии перенесения «манеры» производить звуки родного диалекта в другие (официальные) ситуации речевого общения. Так, часто в неродной речевой среде от жителей южных областей и краёв России можно слышать в употреблении вместо смычно-взрывного звонкого [г] щелевой звонкий [γ], «парный» глухому [х]. [γ] отсутствует в звуковой системе русского литературного языка; этот звук требуется произносить по орфоэпическим нормам на месте буквы «г» лишь в отдельных случаях: в слове ей-богу, в восклицании господи!, в междометии ага и косвенных падежах существительного Бог. Подобного же рода замечание касается и «цокающего» или «чокающего» произношения, когда не различаются в артикуляции два разных звука [ц] и [ч’] в речи представителей одноимённых типов говоров: цапля, цай, цугун, заяц и чапля, чай, чугун, заяч.

В соответствии с её спецификой артикуляционную норму иначе называют фонематической нормой [от термина фонема; греч. phōnēma – звук]. Данный тип нормы на базе русского языка может быть назван также звукообразовательной нормой.

Орфоэпические нормы. Название этого типа идёт от греческого слова «орфоэпия» [orthoépeia, от orthoós – правильный и épos – речь]. Орфоэпические нормы регулируют правила произношения звуков и их сочетаний в составе слов, правила произношения некоторых грамматических форм, правила произношения иноязычных слов, например: бу[ γ ]галтер, ле[х]кó; [щ ’ ]итать деньги, но [ш’ч’]итать текст; у сине[в]о моря, учил[са] – учил[с’]я; с[о]мбрер[о, ], [дэ]льта.

Объём орфоэпических норм разными авторами трактуется неодинаково. При широком понимании в них включаются, кроме собственно произносительных норм, также нормы ударения и нормы интонации. Однако было бы целесообразным под орфоэпическими нормами подразумевать соблюдение звукового оформления значимых единиц языка – морфем и слов, иначе правильное произношение отдельных звуков и их сочетаний в составе этих языковых единиц. Соответственно расстановка ударения в словах и интонирование речи будут регулироваться самостоятельными типами норм, т.к. существуют особые правила в этих областях устной речи, отличные от правил произношения.

Особое внимание орфоэпия как специальное учение акцентирует на слабых участках произносительной системы литературного языка. К ним в первую очередь относятся вариантные звуковые реализации одних и тех же морфем или слов, не обозначающиеся на письме, типа: копеечный – (шн) и (чн), кредо – (рэ) и (ре), коллоквиум – (ло) и (лё), дрожжи – (ж’ж’) и (жж), жакет – (жы) и (жа) и др. В отдельных случаях такое варьирование находит отражение на письме: фортепиано и фортепьяно, крынка и кринка, туннель и тоннель, акселерация и акцелерация и под. – и тогда говорят о фонетико-графических вариантах слов.

Орфоэпические нормы подразделяются на сильные и слабые. К сильным нормам произношения следует отнести такие, которые регулируются так называемыми непреложными фонетическими законами: неразличение в произношении гласных в безударных слогах: [малакó], [вад’инóй], [стакáн], [л’иснóй], [п’итáк], [с’ин’úца]; оглушение конечного звонкого согласного в словах: изморо[с’], поро[к,], голу[п’], холо[т]; оглушение звонких согласных перед глухими: [ф]скользь, голу[п]ка, ко[к]ти, ло[ш]ка; выкидка в произношении отдельных звуков в группе согласных (непроизносимые согласные): ле[сн’]ица, пра[зн’]ич-ный, чу[ст]вовать и другие законы.

Слабые орфоэпические нормы представляют собой исключения из общей системы норм произношения. Они не регламентируются строгими звуковыми закономерностями языка и потому требуют к себе пристального внимания. К тому же они представляют собой довольно разветвлённую подсистему фонетических норм – так ещё называют данный тип норм –, что не может не сказаться на определённых трудностях их практического применения в речевом общении. Сюда относятся:

– особенности произношения согласных перед звуком [э], на письме выраженным буквой «е», в заимствованных словах (терапевт, декрет, ресурс, тенденция, катéтер и т.д.);

– различение звуков [о] и [э] на месте букв «ё» и «е» под ударением после мягких и шипящих согласных перед твердыми (побасёнка, скабрёзный, углублённый, осуждённый, иноплеменный, житие святых, афера, двоеженец и др.);

– произношение буквосочетания «чн» в примерах типа скучный, пустячный, двоечник, ячневая (крупа), н á рочный (посыльный), нарочно;

– произношение буквосочетания «чт» в местоимении что, а также в новых словах и падежных формах, образованных от него; в союзах что, чтобы, для того чтобы и под.;

– произношение буквосочетаний «жж», «зж» и «жд»: вожжи, брюзжать, дождь;

– произношение безударных гласных «о» в иноязычных словах: оазис, палаццо, радио, бордо, фойе, скерцо, эмбарго и т.д.;

– особенности произношения некоторых звуков в отдельных словах: бу х галтер, лу ч ший, тя г чайший, помо щ ник, всено щ ная, Бо г, Бо г у, а г а, се г одня и др. (в выделенных местах написание не совпадает с произношением);

– особенности произношения некоторых сочетаний согласных в отдельных словах и отдельных формах: жёстче, хлёстче, мужчина, лёгкий, мягкий и др.;

– различение в произношении начального буквосочетания «сч» в некоторых словах: счетверить, счёсывать, счертить, счищать и ср.: счастье, счёты, счетовод.

Орфоэпические нормы, как было уже замечено, могут иметь варианты. В одних случаях произносительные варианты равноправно функционируют во всех сферах общения, как например: террор с мягким и твёрдым произношением первого согласного, фольклор – такое же двоякое произношение согласного звука на месте буквы «л», яи[ч’н]ый – яи[шн]ый, ни[ч’]то – ни[ш]то. В других случаях фонетическая вариантность социально значима. Здесь речь идёт о стилистических вариантах, сознательно выбираемых говорящими в различных ситуациях общения. Так, в обиходно-бытовом общении, которое характеризуется меньшей требовательностью к соблюдению строгих норм, возможно употребление сниженных вариантов, к примеру таких, как: жаво[рн]ок, суто[лк]а, щ[а]вель, в[а]бще, ты[щ ’ ]а – ср.: жаворонок, сутолока, щ[и]вель, в[аа]бще, ты[с ’ и]ча, тогда как в торжественной официальной обстановке такие варианты недопустимы.

Орфоэпические нормы литературного языка закреплены в специальных словарях и справочниках по культуре речи. Самым известным из них является «Орфоэпический словарь русского языка. Произношение, ударение, грамматические формы» под редакцией Р. И. Аванесова (шестое издание вышло в 1990 г.). Нормы произношения отражены и в «Справочнике по правописанию, произношению, литературному редактированию» Д. Э. Розенталя (М., 1994), «Словаре трудностей русского языка» Д. Э. Розенталя и М. А. Теленковой (М., 1986), словаре-справочнике «Культура русской речи» Л. И. Скворцова (М., 1995), словаре-спра­вочнике «Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка» под редакцией К. С. Горбачевича (Л., 1974), «Словаре трудностей русского произношения» М. Л. Каленчук и Р. Ф. Касаткиной (М., 1997); «Школьном орфоэпическом словаре русского языка: Произношение слов» П. А. Леканта и В. В. Леденёвой (М., 1998) и др.

Акцентологические (акцентные) нормы. Термин ведёт своё начало от латинского слова accentus, что в переводе означает ударение. Ударение для языков типа русского – это выделение голосом в звучащей речи одного из слогов знаменательного слова. Выделение нужного слога происходит при помощи увеличения интенсивности и длительности звучания голоса. Незнаменательные слова (предлоги, союзы, частицы), как правило, не имеют своего самостоятельного ударения: в произношении они примыкают к ударяемым словам и сливаются с ними в единое целое, образуя в речи так называемые фонетические слова (у л é са, под гор ó й, съ é л бы, у н ú х же и т.п.). В некоторых случаях в фонетических словах ударение «перетягивает» на себя служебный элемент. Вспомните: «Однажды в студёную зимнюю пору / Я úз лесу вышел – был сильный мороз» (Н. А. Некрасов). Незнаменательное слово получает ударение и тогда, когда говорящему необходимо акцентировать внимание собеседника на чём-то важном: Поищи не нá пне, а зá пнём!

Усвоение системы русского ударения осложнено отсутствием чётких критериев в постановке правильного ударения. Русское ударение своего рода бессистемная система. Поясним сказанное. Внутри самостоятельных частей речи вычленяются группы слов, различающиеся некоторыми закономерностями. Так, в кратких формах многосложных прилагательных ударение обычно остаётся неизменным, падая на основу: великол é пен, великол é пна, великол é пно, великол é пны; плач é вен, плач é вна, плач é вно, плач é вны; беспощ á ден, беспощ á дна, беспощ á дно, беспощ á дны. В группе немногосложных прилагательных в кратких формах ударение также остаётся на основе, но в форме женского рода оно перемещается на окончание: ярк á, хитр á, бел á, ясн á и т.д. Однако в указанных группах имеются и отклонения от таких правил постановки ударения: 1) в отдельных кратких формах многосложных прилагательных ударение не остаётся постоянным на основе: к ó роток, к ó ротко – но коротк á, коротк ú; шир ó к, шир ó ко (не путать с наречием широк ó), но широк á, широк ú; 2) часть кратких прилагательных – как многосложных, так и короткосложных – имеет вариантное ударение: глуб ó ки – глубок ú, шир ó ки – широк ú, м á лы – мал ы, т ú хи – тих ú и под.; 3) небольшая группа кратких прилагательных во всех кратких формах, кроме формы муж. рода, употребляется с ударным окончанием: умн á, умн ó, умн ы.

Такого же рода картина наблюдается, например, в системе форм простой сравнительной степени качественных прилагательных или в системе форм рода и числа глаголов прошедшего времени: 1) гум á ннее, крас ú вее, ч ú ще, гл у бже и вольн é е, сильн é е, слаб é е, верн é е; 2 ) пришл á, пришл ó, пришл ú; чит á л, чит á ла, чит á ло, чит á ли; в ы л, в ы ла, в ы ло, в ы ли; п ú л, пил á, п ú ло, п ú ли.

В отношении кратких страдательных причастий действует следующее правило: если в полной форме таких причастий имеется ударный суффикс (это -ённ-), то в кратких формах ударение падает на окончание, кроме причастий муж. рода: затруднённый – затруднен á, затруднен ó, затруднен ы, но затрудн ё н.

Значительные трудности в усвоении норм ударения вызывают специфические свойства русского словесного ударения: 1) русское ударение свободное, или разноместное, т.е. может находиться на любом слоге слова (на первом – пр ú город, на последнем – дорог ó й костюм, на любом из срединных – аудит ó рия, новорожд ё нный, точ ú льщик и т.д.); 2) русское ударение подвижное, т.е. не привязанное к определённой морфеме в слове: в процессе словоизменения и формообразования ударение может перемещаться с одного слога на другой (г ó род – город á, весл ó – в ё сла, дорог ó й – дор ó же, нар é зал – нарез á л). Этими названными признаками русское ударение отличается от ударений других языков с похожим (динамическим, силовым) типом ударения: например, во французском языке ударение падает на последний слог, в немецком и чешском языках оно ставится обычно на первый слог, в польском ударным является предпоследний слог и т.д.

Следует сказать о том, что свобода и подвижность ударения в словах русского языка всё-таки не безгранична: по наблюдениям специалистов в области акцентологии (науки, изучающей ударение) в своём большинстве русское ударение стремится к центру слова, стремясь ограничить число предударных и заударных слогов и в то же время предпочитая располагаться во второй половине слова, например: исключ ú тельный, регул ú ровать, ре á льно, спос ó бный, соци á льный, безуд á рность, клад ó вка, крас ú вее, отд é льно, прип ú сывать, сравн ú тельный, употребл é ние, возник á ет. По статистическим данным около 96% слов имеет в нашем языке неподвижное (фиксированное) ударение, расположенное или на основе, или на окончании. Что касается слов с подвижным ударением, то их, как следует из приведённых данных, в количественном отношении сравнительно немного, но они представляют наиболее активный в употреблении пласт лексики.

Разноместность и подвижность русского ударения имеют в языке в некоторых случаях семантическую (смысловую), грамматическую и семантико-грамматическую нагрузку. Именно незакреплённость ударения за каким-либо конкретным слогом позволяет в русском языке различать слова-омонимы типа заб é гал и забег á л, эл é ктрик и электр ú к, язык ó вый и языков ó й, ú рис и ир ú с; разные грамматические формы одного и того же слова: ст é ны (Им. п., мн.ч.) и стен ы (Род. п., ед.ч.), отр é зал (сов. вид) и отрез á л (несов. вид); одновременно и значения, и формы разных слов: много дор ó г и он мне д ó рог, п ú ли молоко и пил ú доски, пр ó пасть (сущ.) и проп á сть (гл.).

За справками по нормативной постановке ударения также необходимо обращаться к словарям и справочникам: «Словарь ударений для работников радио и телевидения» (М., 1985) – его авторы Ф. Л. Агеенко и М. В. Зарва; «Словарь ударений русского языка» (М., 1993) этих же авторов. См. также источники, указанные в предыдущей части для норм произношения.

Интонационные нормы. Интонация (от лат. intono – громко произношу) – совокупность особенностей произношения отрезков фразы, предложений и в целом всей речи. К произносительным характеристикам звучащей речи относятся тон голоса (степень высоты его звучания), громкость и тембр речи (звуковая окраска), сила звучания (интенсивность речи), темп речи (степень скорости произнесения), мелодия (чередование повышения и понижения голоса и последовательность тонов), различные паузы (перерывы в произнесении отрезков речи) – физиологические, логические, эмоциональные; разные типы ударений: словесные, фразовые, логические.

Интонационные нормы как составная часть, наряду с нормами произношения и ударения, стилями произношения, входят в фонетическую (звуковую) организацию речи. Специфика звучащей речи заключается в том, что она всегда тем или иным образом интонационно оформлена. Письменный текст в этом отношении менее прозрачен и беден в средствах передачи разнообразия интонации. Именно по этому поводу английский драматург Бернард Шоу (1856–1950) выразился следующим образом: «Есть 50 способов сказать «да» и 500 способов сказать «нет» и только один способ их написать». Интонация для устной речи – это одно из важных средств формирования смысловых фрагментов предложений, самих предложений в целом и всего звучащего текста.

Звучащая речь членится на смысловые отрезки, состоящие из одного или нескольких слов, на одно из которых падает логическое ударение. Логическим ударением в к ó лоне (лат. colonus – ритмический отрезок речи) выделяется наиболее значимое с точки зрения смысла слово. В зависимости от семантико-стилистических заданий автор речевого произведения регулирует темп своей речи, членит её на смысловые части (к ó- лоны), укорачивая или удлиняя их, располагает в них по своему усмотрению слова, использует прямой или обратный порядок членов предложения (инверсию), выделяет голосом наиболее значимое с его точки зрения слово (логическое ударение) и т.д.

Особенности интонирования речи называются по-другому интонационным рисунком. Интонационный рисунок прозаических и поэтических (стихотворных) текстов отличаются, т.к. у каждого их них, кроме общих характеристик, имеются ещё и различительные. Так, фонетическая выразительность поэтических произведений достигается, помимо сказанного выше, рифмой (соразмерностью, согласованностью, созвучием – своеобразным расположением в стихотворной строке ударных и безударных слогов), размерами стиха, делением поэтической речи на строки, паузами и др.

Однако всё же не стоит забывать о том, что все интонационные средства, хотя они имеют немаловажное значение, подчиняются тому содержанию, которое говорящий вкладывает в свою речь и которое желает донести до её адресата (слушателя или аудитории). Подтвердим данный тезис следующим примером, заимствованным нами из пособия М. П. Сенкевича «Культура радио- и телевизионной речи» (М., 1997):

Вот этот изразец, / и мебель / старого красного бархата, / и кровати / с блестящими / шишечками, / потёртые ковры, / пёстрые и малиновые, / с соколом / на руке Алексея Михайловича, / с Людовиком XIV, / нежащимся / на берегу шёлкового озера / в райском саду, / ковры турецкие / с чудными завитушками / на восточном поле, / что мерещились маленькому Николке в бреду скарлатины, / бронзовая лампа под абажуром, / лучшие на свете шкапы / с книгами, / пахнущими таинственным / старинным шоколадом, / с Наташей Ростовой, / Капитанской Дочкой, / золочёные чашки, / серебро, / портреты, / портьеры, / – все семь пыльных / и полных комнат, / вырастивших молодых Турбиных, / всё это / мать в самое трудное время оставила детям и, / уже задыхаясь и слабея, / цепляясь за руку Елены плачущей, / молвила: / «Дружно... / живите» (М. Булгаков).

«В приведённом отрывке группы колонов сознательно очерчены автором нерезко, каждый ритмический отрезок как бы вливается в другой, что создаёт непрерывный монотонный, убаюкивающий ритм, подчёркнутый ещё более интонацией перечисления. Такой ритм обозначает обособленность, замкнутость давно сложившегося и, казалось бы, устойчивого домашнего мира Турбиных», – заключает автор указанного учебного пособия [Сенкевич 1997: 41–42].

Весьма доступно и просто о сущности интонации пишет Е. А. Брызгунова в «Энциклопедическом словаре юного филолога»: «Любое высказывание произносится с какой-либо интонацией. Различия в интонации зависят от изменений четырёх компонентов: основного тона голоса (чем чаще колебания голосовых связок, тем выше основной тон); интенсивности звучания (чем больше напряжённость и амплитуда колебаний голосовых связок, тем больше интенсивность); длительности звучания (чем больше звуков произносится в единицу времени, тем меньше их длительность, тем быстрее темп речи); степени отчётливости тембра, т.е. качества звуков (чем напряжённее артикуляция, тем отчётливее тембр и его изменения, зависящие от эмоционального состояния говорящего, например в момент гнева, радости, недоумения, удивления). <···>

Устанавливаются разнообразные связи формы и содержания в звучащей речи, нарушение этих связей воспринимается как неестественность... Многообразные возможности интонации регулируются общей закономерностью. Если лексико-синтаксические средства выражают лишь часть возможных значений, то усиливается смыслоразличительная роль интонации..., например: Глубоко здесь. Глубоко здесь? Напротив, если лексико-синтаксические средства полностью выражают значение предложения, то интонация передаёт эмоционально-стилистические различия... Так, в предложении Ух и глубоко же здесь! сочетание ух, и, же + глубоко выражает высокую степень признака («очень»), поэтому допустимо употребление всех типов [интонаций]: каждая из интонаций передаёт тонкие эмоционально-стилистические различия, но не сможет снять значение «очень»» [Энциклопедический словарь юного филолога 1984: 114, 116].

В заключении к данной части приведём слова известного советского языковеда и литературоведа Б. В. Томашевского, рекомендующие быть чрезвычайно внимательными и осторожными в интонировании речи: «Нельзя ни перегружать отдельные члены, ни дробить речь на мелкие единицы. Требования удобопроизносимости вообще обязательны для речи, а в художественной прозе присутствует и несколько повышенное требование «гармонии». Именно с точки зрения расчленённости проза может быть и гармоничной, и корявой, и дело писательского вкуса и такта – выбрать в этом отношении должную меру». Подчеркнём вслед за учёным: «должная мера» – одна из отличительных интонационных норм.

Морфемные и деривационные (словообразовательные) нормы. Два названных типа литературных норм с точки зрения практической целесообразности лучше всего объединить под общим названием, несмотря на то, что первые касаются правил употребления морфем, соответствующих их особым функциям и значениям, а вторые – соблюдения процессов образования новых слов. Кроме того, первый термин в соответствии с его содержательным объёмом должен касаться и особенностей изменения слов и образования форм слов, ввиду того что морфемы как значимые единицы языка выполняют в нём две функции: образуют новые слова и изменяют или образуют формы одного и того же слова. В таком случае внутри морфемных норм следует выделить морфологические нор­мы как одну из разновидностей. Однако исходя из того, что морфемы в языке в зависимости от их назначения подразделяются на два типа: 1) словообразовательные (словообразующие) и 2) словоизменительные и формообразовательные (формообразующие), – то логично предположить о существовании двух самостоятельных типов норм, регулирующих – с одной стороны, применение морфем для образования новых слов (неологизмов), с другой – использование их для изменения и образования форм слов. Первые нормы называются морфологическими, вторые – деривационными.

Деривационные нормы (от лат. derivatio – отведение, образование) – разновидность норм литературного языка, регулирующая правила употребления словообразовательных морфем и правила образования новых слов. Внутри словообразовательных норм возможно выделить подтипы, обусловленные специфическими признаками:

1) собственно словообразовательные нормы; данная разновидность «отвечает» за соблюдение процессов словообразования, приводящих к появлению в языке неологизмов, т.е. таких слов, которых ранее в лексической системе языка не было. Примерами таких неологизмов в определённой степени могут быть компьютерщик, интернетовский, монетизация, соцпакет, ОСАГО, полпред, хакерство и др. «В определённой степени», т.к. эти новые слова образовались в нашем языке не так давно, но уже достаточно широко в нём употребляются и знакомы широкому кругу носителей русского языка. Этот подтип также «следит» за правилами соединения (иначе – сочетания) морфем, т.е. за своеобразной валентностью морфем. Следует сказать, что сочетаемость морфем в языке не безгранична, она обусловлена соответствующими законами, а потому их несоблюдение ведёт к словообразовательным ошибкам этой же разновидности. Например: Юрий Гагарин был первопроходимцем космоса (ср.: первым проходить → первопроходец и проходить → проходчик); покуп ец вм. покупа тель, игр ивист ый вм. игр ист ый или игр ив ый, пеноза мест итель вм. пеноза мен итель и под.;

2) словообразовательно-семантические нормы; этот подтип связан с функционированием в языке словообразовательных морфем, употребление которых не изменяет и не искажает исконного лексического значения слов, бытующих в языке и соответственно образованных в нём не в новое время. При нарушении данной разновидности деривационной нормы в употреблённом слове вместо исходной («законной») морфемы появляется другая, в чём-то ему смежная, близкая, похожая, которая становится причиной того, что «новое» слово резко отличается от исходного лексическим значением: Студент, показывая на дверь, просит разрешения у преподавателя: «Можно я отойду на минуточку, мне очень нужно!». Ср.: отойти от дерева, отойти ко сну, отойти от собаки; но: выйти из аудитории, выйти из автобуса, выйти из театра;

3) словообразовательно-стилистические нормы требуют от новых (производных), слов соблюдения одновременно и деривационной, и стилистической нормы. Несовпадение стилистической характеристики деривата (лат. derivatus – отведённый, т.е. образованного слова) и ситуации общения, в которой оно используется, нарушает этот подтип нормы словообразования, например: «Студиозы! Вы чего тут расшумелись!» – обращение преподавателя к студентам; «Да что вы! Наша деканша премилейшая женщина!»

Однако при этом стоит помнить о том, что нарушение словообразовательной нормы может быть намеренным, сознательным: прихватизировать – ср.: приватизировать и прихватить; чубаучер – ср.: Чубайс (инициатор и «руководитель» приватизации) и ваучер. Ассоциативное объединение разных значений двух разных слов привело к образованию слов с резко отрицательной характеристикой называемых явлений, первое из которых расшифровывается как «незаконно схватить, украсть, присвоить», второе – как «бесполезный документ, финансовая бумага, не имеющая никакой ценности». Подобные факты не только в словообразо-вании, но и вообще в языке не квалифицируются как ошибки, а являются специальными приёмами, необходимыми для достижения говорящим или пишущим нужной им цели (по-другому – для достижения стилистического эффекта).

Помимо отмеченного, нужно знать и ещё об одном явлении в области словообразования, которое носит название «индивидуально-авторские новообразования», или «окказиональные слова» («окказионализмы»; от лат. occasionalis – случайный). «Окказионализмы – речевые явления, возникающие под влиянием контекста, ситуации речевого общения для осуществления какого-либо актуального коммуникативного задания, главным образом для выражения смысла, необходимого в данном случае; создаются на базе продуктивных/непродуктивных моделей из имеющегося в структуре языка материала вопреки сложившейся литературной норме. Окказионализмы создаются специально, нарочито (этим они отличаются от спонтанно совершаемых нарушений нормы – речевых ошибок), всегда «привязаны» к определённому контексту, ситуации, понятны на фоне данного контекста, ситуации и той модели или единичного образца, которые послужили базой для их создания, например газетный заголовок Убизнес возник в связи с серией заказных убийств бизнесменов на базе существительного бизнес и основы глагола убить» [Культура русской речи 1997: 283].

Окказионализмы, как правило, в большинстве своём остаются «в неизвестности», т.к. они не становятся фактами общенародного языка, а живут лишь в речи (в текстах, произведениях) тех, кто их создал, поэтому их и называют индивидуально-авторскими словами. Редкими исключениями являются некоторые авторские новообразования, ставшие общеупотребительными: так, всем хорошо знакомы слова кислород и водород, предложенные когда-то величайшим русским учёным М. В. Ломоносовым (1711–1765; названным А. С. Пушкиным «нашим всё», «нашим университетом») взамен латинских оксигениум и гидрогениум, или промышленность, придуманное историком и писателем Н. М. Карамзиным (1766–1826).

Весьма просто и в то же время по сути сказала об окказионализмах Е. А. Земская в статье о них, помещённой в «Энциклопедическом словаре юного филолога»: «Окказионализмы – слова, созданные в противоречии с законами словообразования, вопреки этим законам. Это «слова-нару­шители», «слова-беззаконники». Вспомните известные пушкинские стихи: «И кюхельбекерно и тошно». Слово «кюхельбекерно» – окказионализм. Это наречие, созданное вопреки законам словообразования. Оно образовано от фамилии друга Пушкина поэта Вильгельма Кюхельбекера. Между тем от имён собственных наречия в русском языке не образуются. Они образуются от основ прилагательных: весёлый – весело, быстрый – быстро, честный – честно и т.д.» [Энциклопедический словарь юного филолога 1984: 197].

«Словообразовательные процессы многосторонни и динамичны. Если на пианино, например, играет пианист, то на рояле? Неужели роялист? Есть начальник и начальница. А как назвать даму, являющуюся конником, если взять ту же словообразовательную модель? Может, конницей? Есть вьетнамцы и есть вьетнамки, электрики и электрички, ковбои и ковбойки, водолазы и водолазки. Но это не значит, что пары содержат соотношение мужчин и дам, подобно полякам и полькам, артистам и артисткам, читателям и читательницам... Творчеством Пушкина занимается пушкинист, а творчеством Данте? Дантист? Политолог занимается, естественно, политикой, маркетолог – маркетингом. Значит, кино находится в компетенции кинолога? И снова нет. Таким образом, невозможно говорить о некоей универсальности словообразовательных моделей. Они есть, но они многообразны и вариативны. Это, обогащая русскую речь, одновременно является причиной различных речевых ошибок, происхождение которых сосредоточено на словообразовательном (деривационном) уровне языка» [Мурашов 2003: 247–248.].

Удостовериться в правильности употребления слов с точки зрения их морфемного состава можно в специальном «Словаре морфем русского языка» А. И. Кузнецовой, Т. Ф. Ефремовой (М., 1986), а справки, касающиеся образования слов, можно получить в двухтомном «Словообразовательном словаре русского языка» А. Н. Тихонова (М., 1990, 2-е изд.) или в «Школьном словообразовательном словаре русского языка» этого же автора (М., 1978).

Морфологические нормы – это совокупность правил функционирования всех элементов морфологической системы языка. Правила эти устанавливаются не произвольно и не приказным порядком, а на основе изучения специалистами-языковедами закономерностей развития языка. Именно объективные закономерности развития языка позволяют лингвистам определить наличие в нём нормативных вариантов употребления одной и той же единицы языка типа вкусный кофе – вкусное кофе, поглощать креветки – поглощать креветок, таинствен – таинственен, пятеро котят – пять котят и др. Однако во многих случаях варианты, имеющиеся в морфологической системе общенародного русского языка, не могут считаться нормативными в его литературной разновидности, например: ездят – ездиют, много яблок – яблоков, левый ботинок – левая ботинка, шофёры – шофер á и под.

Особого внимания, конечно же, требуют так называемые слабые участки морфологической системы языка. Обычно они выделяются по отношению к образованию и использованию грамматических форм слов разных частей речи. В образовании и употреблении форм имени существительного, как правило, рекомендуют быть внимательными к следующим группам:

1) существительным, имеющим трудности в определении их грамматического рода. Это такие, как:

а) заимствованные (кенгуру, пони, шимпанзе, цеце, колибри, иваси; кольраби, пенальти, авеню, салями, кимоно; Килиманджаро, Миссисипи, Онтарио, Токио; Дюма, Золя, Гюго, Дефо, Стивенсон);

б) с шипящими на конце (мышь, камыш, брошь, товарищ, помощь, ветошь, сушь, лещ, дергач, немочь, карагач, свищ);

в) с мягкими конечными согласными (ваниль, моль, канифоль, фасоль, лошадь, конь, тетрадь, ругань, рояль, лебедь, грань);

д) имеющими колебания в роде в нормативном и ненормативном языке (ботинок – ботинка, манжет – манжета, плацкарт – плацкарта, туфель – туфля, повидло – повидла, заусенец – заусеница);

2) существительным с колебанием в образовании формы мн. ч. Им. пад., которые имеют окончания –а (-я) или -ы (-и) (директора, доктора, трактора, катера, профессора, но ректоры, компьютеры, шофёры, офицеры, слесари);

3) существительным с вариантными окончаниями в Род. пад. мн. ч.: -ов (-ев) или нулевые (прочёл пять басен, с верховьев таёжной реки, семь килограммов яблок, девять баклажанов);

4) имёнам лиц собственных в косвенных падежах (к Любови Дворко, от Антона Кнышенко, у писателей братьев Вайнеров, с Софией Ротару);

5) несклоняемым иноязычным существительным (был в кино, добираюсь на метро, ознакомился с меню, доволенвкусным рагу, отошёл от клетки с шимпанзе);

6) одушевлённым и неодушевлённым существительным в формах Им. и Вин. пад., Род. и Вин. пад., в которых их окончания должны различаться [ Эти действия не вдохновили на поддержку ни городских, ни краевых властей (REN-TV, 10 окт. 2001, нужно:...ни городские, ни краевые власти) – пример взят из словаря-справочника «Культура русской речи» (М., 2003, с. 421)] и др.

Слабыми участками имени прилагательного с точки зрения образования и употребления его форм в русском языке являются:

1) образование форм кратких прилагательных. Известно, что краткими формами обладают качественные прилагательные, причём некоторые группы данного разряда не могут иметь таких форм, например: многие «цветовые» прилагательные (оранжевый, фиолетовый, коричневый, голубой, синий);прилагательные, обозначающие масти животных (каурый, вороной, палевый, гнедой); прилагательные с суффиксами -еск-, -ск-, -ов- (-ев-), -л- (дружеский, товарищеский, волевой, деловой, удалый, горелый); относительные прилагательные в значении качественных (золотое сердце, изумрудные глаза, серебряный голос); качественные прилагательные, перешедшие в разряд терминологических сочетаний (скорая помощь, глухие и звонкие согласные, тупой и острый угол и под.) и некоторые др.;

2) образование форм степеней сравнения. Точно так же, как не все качественные прилагательные образуют краткие формы, не все из них имеют степени сравнения. К группам, перечисленным выше, добавим такую, члены которой не образуют и форм степеней сравнения. Это группа прилагательных, обозначающих так называемый абсолютный признак (лысый, голый, слепой, глухой, немой).

3) использование в речи кратких и полных прилагательных. Полные прилагательные называют обычно признаки постоянные, краткие – непостоянные, ср.: больной ребёнок и ребёнок болен, невесёлый друг и друг невесел – потому неразличение их в том или ином контексте может привести к искажению смысла сказанного типа Я вчера не был в школе, потому что был больной;

4) применение форм степеней сравнения. Кроме нормативного образования, степени сравнения требуют и правильного их употребления в речи. Одно из важнейших условий здесь – не смешивать разные формы (простую и составную) как одной и той же степени, так и разных. Нельзя: более умнее, самый наилучший, более красивейший и под.; надо: более умный или же умный, наилучший или же самый хороший, более красивый, красивее или же красивейший, самый красивый;

5) образование кратких прилагательных муж. рода на -ен-, -енен-, -анен-, -янен-: мужествен, но постоянен; естествен и естественен и т.д. Современная тенденция нормы здесь – усечение конечной части -ен-: действен, естествен, торжествен, таинствен, легкомыслен, сдержан.

В области имён числительных сложности вызывают склонение сложных и составных количественных числительных, изменение таких же порядковых числительных, сочетание количественных и собирательных числительных с некоторыми группами существительных. Все эти правила достаточно подробно изучаются в школьной грамматике, потому акцентировать внимание на них в нашем пособии не будем. Что касается местоимений и наречий, заметим, что норма в их употреблении запрещает использование в официальных ситуациях общения стилистически сниженных вариантов типа в ихнем классе, тама мы не были, у ей красивое платье, не ходи сюды и под. Помимо этого, правила функционирования местоимений требуют от них однозначного смысла для данного контекста; неумелое включение некоторых разрядов местоимений в речь может вызвать двусмысленность: Отец попросил сына провести гостя в свою комнату (в чью комнату – отца или сына?). Или даже привести к комичной или нелепой ситуации: Боясь грозы, старуха спрятала голову под подушку и держала её там до тех пор, пока она не кончилась (кто? или что? – гроза, старуха, голова?) – пример А. М. Горького.

Разнообразны правила образования и употребления глагольных форм. Вызывает определённые сложности образование личных форм этой части речи. Нормы в области глагольных форм запрещают, например, образование 1-го лица ед. и мн. ч. (ед. ч. или мн. ч.) от некоторых глаголов из-за их неблагозвучия или затруднённой артикуляции (победить, убедить), а также от глаголов, которые не могут обозначать действия человека (лица): горкнуть, ржаветь, колыхаться, жеребиться, – и глаголов, называющих состояние человека (физическое или душевное): нездоровится, дремлется, не плачется, не терпится. Нельзя получить отмеченную форму от глаголов, чьи потенциальные (возможные) формы совпадают по звучанию и написанию с такими же формами др. глаголов: грудить, бузить, дерзить; ср. с аналогичными формами грузить, будить, держать. То же касается и глаголов, обозначающих совместное действие: толпиться, скопиться, разлетаться, сбегаться. Язык запрещает образование 1-го лица ед. ч. от глаголов, основы которых перед суффиксами, выраженными гласными, имеют согласные д, т, з, с: галдеть, чудить, ощутить, шелестеть.

В речи весьма часто смешиваются личные формы так называемых избыточных (изобилующих) глаголов, образующих вариантные формы: полощет – полоскает, курлычет – курлыкает, машет – махает, рыщет – рыскает и под. Первые формы морфологическая норма характеризует как правильные, а вторые – как сниженные, просторечные. Но в некоторых случаях нормативными могут быть и варианты второго типа, например мяукает. Общая тенденция в образовании таких форм заключается в том, что в литературном языке побеждают формы с чередованием согласных в основах глаголов: щи п ать – щи пл ет, пле ск ать – пле щ ет, роп т ать – роп щ ет. Вместе с тем в языке имеются и такие глаголы, чьи соответствующие формы различаются лексическим значением: капает – падает каплями, каплет – пропускает влагу, протекает; двигает – перемещает, способствует движению, движет – способствует чему-либо.

Особого подхода требуют формы повелительного наклонения (ср.: вешайте бельё и взвесьте муку; поезжай домой – нельзя езжай, едь, ехай и др.; ляг, лягте – нельзя ляжь, ляжьте), вариантное образование форм прошедшего времени типа вяз – вязнул, мок – мокнул, мёрз – мёрзнул, употребление пар типа обусловливать – обуславливать, уполномочивать – уполномачивать, сосредоточивать – сосредотачивать и др. случаи. Нужно быть внимательными и в использовании особых глагольных форм – причастий и деепричастий, образование которых имеет свою специфику.

В усвоении особых случаев нормативного образования и употребления форм разных частей речи помогут специальные источники: «Грамматическая правильность русской речи: Опыт частотно-стилистическо­го словаря-справочника» Л. К. Граудиной, В. А. Ицкович, Л. П. Катлинской (М., 1976); «Грамматический словарь русского языка. Словоизменение» А. А. Зализняка (М., 1987, 3-е изд.); «Краткий словарь трудностей русского языка. Грамматические формы. Ударение» Н. А. Еськовой (М., 1994); «Словарь грамматических трудностей русского языка» Т. Ф. Ефремовой и В. Г. Костомарова (М., 1993); «Русский глагол и его причастные формы: Толково-грамматический словарь» И. К. Сазоновой (М., 1989), а также названный ранее «Орфоэпический словарь русского языка. Произношение, ударение, грамматические формы».

Синтаксические нормы. Синтаксические нормы вкупе с морфологическими образуют грамматические нормы, они регулируют образование словосочетаний, конструирование (построение) предложений, сочетание однородных членов предложений, координацию (согласование, соответствие одного другому) грамматических форм главных членов предложений и др.

К синтаксическим нормам относятся: нормы согласования, нормы управления, нормы координации подлежащего и сказуемого, нормы употребления однородных членов предложений, нормы в использовании причастных и деепричастных оборотов, соблюдение порядка следования членов предложения (порядка слов), нормы построения сложных предложений самых разных типов и т.д. Всё многообразие синтаксических правил, пожалуй, можно представить в виде следующей группировки, которая в какой-то мере позволить облегч ú ть и систематизировать усвоение данного типа норм:

В первую группу отнесём так называемые синтагматические правила, которые регулируют разнообразную грамматическую сочетаемость (синтаксические связи) слов, т.е. членов предложения, внутри простого предложения (в том числе внутри предикативных частей – проще простых предложений – в составе разных типов сложных) [греч. syntagma – букв. нечто соединённое]:

1) правила функционирования отдельных словоформ в составе словосочетаний. Речь идёт о таких правилах, которые связаны с неправильным выбором грамматической формы слова для данного контекста из парадигмы форм данного слова данной части речи, например: Когда баржа поднимается вверх по Волге, она будет выгружена в порту города Ярославля (нужно: поднимется). Контекст здесь требует выбора из видовой парадигмы формы совершенного вида. В примерах подобного типа мы не усматриваем морфологической ошибки, как они трактуются во многих пособиях, по той причине, что здесь употребление словоформы связано не с нарушением правила образования формы, а с неудачным выбором парадигматической формы;

2) правила синтаксической связи главной и зависимой части в словосочетаниях (нормы согласования, управления, примыкания);

3) правила грамматической связи главных членов предложений в двусоставных предложениях. Этот тип синтаксической нормы выводим в особую группу, сообразуясь с тем, что связь между подлежащим и сказуемым – это не то же самое, что связь слов в словосочетании с синтаксической связью согласование: в первом случае это синтаксическое объединение равноправных (главных) членов предложений, которые взаимно согласуют, иначе – координируют свои грамматические формы; во втором же случае есть подчинение форм зависимого слова формам главного;

4) правила употребления однородных членов предложения (ОЧП), в частности грамматического сочетания ОЧП, в соответствии с которыми нужно соблюдать одинаковость их форм. Так, в предложениях с однородными сказуемыми, выраженными качественными прилагательными, нужно, чтобы последние употреблялись либо только в краткой форме, либо только в полной. Или в предложениях с однородными сказуемыми глаголами нельзя нарушать видо-временную соотнесённость использованных глаголов: Мересьев достал наган и приготовился к встрече с врагом (правильно) – Мересьев достал наган и готовился к встрече с врагом (неправильно). Сюда же отнесём умелое использование союзов при ОЧП, особенно составных сопоставительных типа не только... но и, как... так и, не столько... сколько, если не... то и др.: Во время прогулки в лесу мы не только собрали гербарий, но и увидели белку (правильно) – Во время прогулки в лесу мы собрали не только гербарий, но и увидели белку (неправильно);

5) правила образования словосочетаний. Данный тип нормы требует от говорящих и пишущих такого сочетания слов, которое не искажает смысл сказанного, не затрудняет его понимание и не приводит к двусмысленности или недосказанности и т.д., как в примерах типа Чтение Марины Цветаевой мне понравилось (чтение стихов поэта или чтение поэтом своих стихов?); Мама отобрала и не дала позвонить по мобильнику (ср.: отобрала что? мобильник, но не дала позвонить по чему? мобильнику).

Вторую группу синтаксических норм образуют правила построения разных типов синтаксических конструкций:

1) правила построения простых предложений и их структурных частей. Сюда включим нормы употребления причастных и деепричастных оборотов, соблюдение порядка следования членов предложения, оправданное включение в структуру простого предложения эллипсисов [(греч. elleipsis – опущение, недостаток) – намеренное сокращение, опущение некоторых членов предложений: Татьяна – в лес, медведь – за ней (А. С. Пушкин)] и др.;

2) правила конструирования сложных предложений разных типов;

3) правила разграничения предложений разных типов. Эту группу образуют, например, правила различения в построении предложений с прямой и косвенной речью, простых и сложных предложений, сложных предложений разных типов диалога и прямой речи и др. Нарушение данных правил ведёт к синтаксической ошибке, называемой смещением, или соскальзыванием, синтаксической конструкции, например: Как говорят в народе, что не место красит человека, а человек – место. Ср.: Как говорят в народе, не место... или В народе говорят, что не место....

Имеются специальные словари и справочники и для усвоения синтаксических норм языка. Это «Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц синтаксиса» Г. А. Золотовой (М., 1988); «Справочник по правописанию и литературной правке» Д. Э. Розенталя (М., 1997); справочник «Управление в русском языке» этого же автора (М., 1986); «Нормы современного русского литературного языка» К. С. Горбачевича (М., 1989).

Лексические нормы. Словоупотребительные нормы как разновидность норм литературного языка регулируют использование лексического состава языка на основе знания лексических значений слов (ЛЗС) и сочетаемость слов с точки зрения предметно-логической связи их ЛЗС (иначе – лексическую валентность), а также разграничивают в употреблении группы слов, имеющие что-то общее в семантике (например, синонимы, полисеманты – многозначные слова), во внешней форме, т.е. в звучании и написании (например, омонимы), в значении и форме одновременно (например, паронимы, парономазы) и т.д.

Соблюдение лексических норм основано на многих условиях, к которым следует отнести:

1) владение – активное и пассивное – в достаточном количестве словами данного языка;

2) хорошее знание лексических значений употребляемых слов;

3) знание лексической валентности, т.е. способности данного слова сочетаться с другими с точки зрения совпадения (пересечения) их ЛЗС;

4) знание парадигматических отношений в лексической системе языка (знание об объединениях слов на основе общности их значений, или звуковой и графической формы, или и того и другого);

5) владение сведениями о синтагматических свойствах лексических единиц (таких свойствах, которые позволяют словам сочетаться друг с другом по смыслу);

6) умение разграничивать в употреблении синонимы, антонимы, омонимы, паронимы, парономазы, полисеманты, энантиосеманты, родо-видовые понятия, слова с отвлечёнными и конкретными значениями;

7) умелое и мотивированное использование заимствованных слов;

8) умелое и уместное использование ограниченных групп лексики: терминов, профессионализмов, диалектизмов, сниженных с точки зрения стилистической окрашенности слов и др.

Усвоение системы лексических норм, как нам кажется, на продвинутых этапах обучения (старшее школьное звено, система среднего специального и высшего профессионального образования) целесообразно вести от противного, т.е. на основе осознания того многообразия ошибок, которые возникают вследствие нарушения лексических норм (см. об этом ниже).

Если не в совершенстве, то качественно овладеть нормами словоупотребления помогут многочисленные толковые словари русского языка: «Словарь русского языка» С. И. Ожегова (М., 2003, 24-е изд.); «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой (М., 1995, 3-е изд.); «Словарь русского языка» под ред. А. П. Евгеньевой (М., 1985–1986, 3-е изд; в 4-х томах); «Малый толковый словарь русского языка» В. В. Лопатина, Л. Е. Лопатиной (М., 1990); «Толковый словарь иноязычных слов» Л. П. Крысина (М., 1998); «Большой толковый словарь русского языка» (СПб., 1998); «Современный словарь иностранных слов» (М., 1992) и др. Неоценимую помощь в овладении лексическими нормами окажут также словари-справочники: «Лексические трудности русского языка» А. А. Семенюк, И. Л. Городецкой, М. А. Матюшиной и др. (М., 1994); словарь-справочник под ред. К. С. Горбачевича «Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка» (Л., 1974) и др. За справками по употреблению парадигматических групп лексики можно обращаться к аспектным словарям: «Словарь антонимов русского языка» Л. А. Введенской (М., 1982, 2-е изд.); «Словарь антонимов русского языка» Н. П. Колесникова (М., 1972); «Словарь антонимов русского языка» М. Р. Львова (М., 1988, 4-е изд.); «Словарь синонимов русского языка» З. Е. Александровой (М., 1995, 8-е изд.); «Словарь синонимов русского языка» (гл. ред. А. П. Евгеньева, т. 1–2, Л., 1970–1971); «Русский синонимический словарь» К. С. Горбачевича (СПб., 1996); «Учебный словарь синонимов русского языка» Л. П. Алекторовой, В. Н. Зимина, О. М. Ким, Н. М. Колесникова, В.Н. Шанского (М., 1994); «Словарь омонимов русского языка» О. С. Ахмановой (М., 1986, 3-е изд.); «Словарь омонимов русского языка» Н. П. Колесникова (М., 1978); «Словарь паронимов современного русского языка» Ю. А. Бельчикова, М. С. Панюшева (М., 1994); «Словарь паронимов русского языка» Н. П. Колесникова (Тбилиси, 1971); словарь-справочник «Трудные случаи употребления однокоренных слов русского языка» Ю. А. Бельчикова, М. С. Панюшева (М., 1969) и др.

Фразеологические нормы представляют собой разновидность литературно-языковых норм, заключающуюся в особенностях употребления фразеологических единиц с содержательной и формальной их стороны. Правила функционирования фразеологизмов в речи связаны с целым рядом специфических черт этой единицы языка.

1. Фразеологизмы – воспроизводимые единицы, а не производимые (творимые). Это означает, что они извлекаются из нашей языковой памяти в готовом виде, подобно отдельным словам, т.е. в устойчивом соотношении значения и состава лексических компонентов, за которым и закреплен данный смысл, например: А накури-и-и-ли! Хоть топор вешай!; Народу собралось – яблоку негде упасть; А ты не смотри на меня так, я тебе не пуганая ворона (из разг. речи). Этим свойством фразеологизмы отличаются от единиц творимого характера – словосочетаний и предложений, которые производятся в речи любого носителя языка каждый раз наново. На этом основании можно сказать, что авторами слов, предложений, текстов является конкретный человек, авторство же других языковых единиц принадлежит самому языку. Воспроизводимость и нетворимость фразеологизмов закреплены в описательных их наименованиях – «устойчивые обороты языка», «несвободные сочетания слов».

2. Как единицы воспроизводимого характера, фразеологизмы обладают постоянством своего компонентного (иначе – лексического) состава. Однако устойчивость словесных комплексов фразеологизмов во многих случаях относительна. Это связано с тем, что в структуре значительной части таких единиц имеются константные (постоянные) и переменные элементы. Постоянные компоненты и позволяют отождествлять фразеологизм как один и тот же оборот в парадигме его вариантов с меняющимися частями, а переменные создают возможность варьирования устойчивых оборотов в речи как, например: упасть [свалиться] с луны [неба]; обливать [поливать] грязью; будто [словно, точно] в воду смотрел [глядел]. В скобках указаны переменные элементы приведённых фразеологизмов, указывающие на количество вариантного их употребления в речи, например: упасть с луны, свалиться с луны, упасть с неба, свалиться с неба. Причём в составе фразеологизма возможны видоизменения элементов самого разного характера: от фонетического (звукового) – к алиф на час и х алиф на час до стилистического – свернуть голову [ башку ]. Вариантность фразеологических единиц выражается и в изменении количества лексических компонентов, также не нарушающих их тождества: выпить горькую чашу до дна – выпить чашу до дна, держать в ежовых рукавицах – держать в ежах.

3. Непроницаемость – ещё одна отличительная черта устойчивых оборотов, вытекающая из первых двух свойств и характеризующаяся тем, что состав элементов фразеологизмов (в том числе и переменных) не может произвольно кем-либо изменяться в сторону увеличения или уменьшения их количества: держать камень за пазухой, обивать (все) пороги, как пить дать, курам на смех (Ср.: Успокойся наконец: я уже не держу на тебя тяжёлый камень ни за своей, ни за твоей пазухой – из разг. речи). Включение лишних или, напротив, исключение исконных элементов из состава фразеологизма ведёт к фразеологической ошибке.

4. Фразеологические единицы характеризуются устойчивостью грамматического строения, т.е. во всех контекстах они употребляются в одной и той же грамматической форме. Этим свойством фразеологизмы похожи на неизменяемые слова, у которых нет форм словоизменения. К таким оборотам относятся, например: курам на смех, на все корки, единым росчерком пера, первый блин комом, ни в зуб ногой, как пить дать и др. Как и устойчивость состава элементов, эта специфическая сторона фразеологизмов относительна, но относительность, к слову сказать, не беспредельная, а строго избирательная. Это сказывается в том, что изменяемые части фразеологизмов не обладают всей словоизменительной парадигмой: они ограничены способностью изменить либо только форму одного из элементов (бить баклуши, бил баклуши, бьёшь баклуши и т.д. – изменяются формы только глагольного компонента), либо формы нескольких или всех компонентов, причём избирательно (открывать Америку, открыл Америки, открываешь Америку и т.д. – первый компонент активен в формоизменении, в то время как второй компонент может изменить лишь форму числа).

5. Устойчивость структуры (строения) фразеологизмов определяет строго закреплённый порядок компонентов этих единиц. Во фразеологизмах: отставной козы барабанщик, через пень колоду, от мала до велика, семь пятниц на неделе и др. – элементы, составляющие их, должны располагаться именно в том порядке, в каком они закрепились как целостные неделимые единицы. Игнорирование такой особенностью устойчивых оборотов может привести к ошибкам типа: От него слова толкового не услышишь: у него в неделю по семь пятниц (из разг. речи); И поскакал Руслан туда, куда даже не таскал костей ворон (из учен. раб.) – Ср.: куда ворон костей не таскал. В то же время часть фразеологизмов легко изменяет порядок следования своих структурных частей, ср.: волынку тянуть – тянуть волынку, деваться некуда – некуда деваться, вложить душу – душу вложить. Однако наблюдения показывают, что в большей мере это так называемые глагольные фразеологизмы – обороты, опорным компонентом которых являются элементы, выраженные глаголами. Другие же типы фразеологических единиц ограничены в этом отношении, ср.: кто в лес, кто по дрова (норма), но кто по дрова, кто в лес (ошибка); из рук в руки (норма), но в руки из рук (ошибка); ноль без палочки (норма), но без палочки ноль (ошибка).

6. Фразеологизмы имеют целостное значение; данное свойство расшифровывается так: отдельно взятые элементы фразеологизма не имеют самостоятельных значений – смысл, заключённый в устойчивом обороте, принадлежит ему в целом (т.е. значение фразеологизма абсолютно не выводится из значений составляющих его компонентов). Например, значение фразеологизма ни в зуб ногой [«совершенно ничего (не знать, не понимать)»] никак не связано с лексическими значениями отдельно взятых элементов зуб и нога. Семантика таких фразеологизмов воспринимается нами как совершенно немотивированная, точно так же, как лексические значения многих слов (дерево, кость, небо, синий, спать и под.).

Во фразеологическом составе языка, однако, достаточно устойчивых оборотов, значения которых мотивированны, т.е. выводятся из значений составляющих их компонентов: висеть на волоске, на всех парах, яблоку негде упасть, держать язык за зубами, седьмая вода на киселе и др. Но такие значения опять-таки не сумма значений всех элементов, которые образуют тот или иной оборот, а образное переосмысление их семантики или образное представление о называемых явлениях, ситуациях, предметах и т.д. Например, значение фразеологизма яблоку негде упасть (1) «очень тесно», 2) «в огромном количестве – о большом скоплении людей») даёт образное представление о каком-либо помещении, пространстве, заполненном кем-то до такой степени, что нет возможности ещё кого-либо вместить. Незнание таких особенностей оборотов ведёт к их деформации (лат. deformatio – искажение, изменение) или разрушению образной структуры: Вся любовь поэта к родному краю с головой вылилась в его стихи; Красной нитью проложил в своём творчестве С. Есенин тему беззаветной любви к России (из соч. абитур.).

Избежать подобного рода казусов возможно лишь при условии точного знания значений употребляемых фразеологизмов, функциональной сферы их применения, внимательного отношения к образной природе устойчивых оборотов, владения сведениями о компонентном составе и структурных особенностях этих единиц. Немаловажное значение имеет и знание об экспрессивно-стилистических свойствах фразеологических единиц, умение вводить их в соответствующие контексты, владение информацией о грамматических особенностях фразеологизмов и др. Хорошим подспорьем в овл