Организация питания боеприпасами 3 страница

План операции, задуманный русской ставкой, не вызывал возражений. Но в проработке и исполнении плана были такие дефекты, которые должны были опрокинуть самый лучший план.

Всесторонне и широко обдуманная, тщательная подготовка операции отсутствовала. Операция разрабатывалась штабом Западного фронта, который не считался ни с условиями местности, ни с временем года, ни с состоянием своего тыла и снабжения, ни с состоянием укрепленной позиции противника, ни с артиллерийскими и прочими техническими средствами, необходимыми для прорыва такой позиции. Почти двойное превосходство в силах и наличие против 2-й русской армии, назначенной для главного удара, только 5 полевых германских дивизий и поддерживающих полевые 2 ландверных, 2 резервных и 4 кавалерийских дивизий создало среди русского командования предвзятое настроение, быстро просочившееся сверху вниз, о слабости противника. По докладу полевому инспарту одного из участников мартовской операции, командированного Упартом, «о встрече упорного сопротивления как-то не думалось. Вильно чуть ли не у всех на устах».

У одного из старших начальников срывается фраза: «Эх, я бы попробовал без всякой подготовки». Такая предвзятость, равносильная почти пренебрежению к противнику, привела к тому, что при выборе участков неприятельской позиции для нанесения удара руководствовались соображениями о том, как бы отхватить побольше кусок. Думали главным образом о размерах добычи, а соображения о том, что тот или другой участок значительно выгоднее в тактическом отношении, что войска его лучше знают, а указанный для атаки им не известен, отбрасывались.

При подготовке операции воздушной разведке придавалось мало значения. В целях маскировки войскам было даже запрещено вести свою разведку, а потому предварительная пехотная разведка почти отсутствовала. Так, был случай, что накануне боя на один из передовых артиллерийских наблюдательных пунктов явилась группа пехотных офицеров «посмотреть, где они будут завтра атаковать».

На предварительную артиллерийскую разведку и на подготовку операции в узко специальном, артиллерийском отношении (выбор позиций и наблюдательных пунктов, организация наблюдения и связи, пристрелка целей) было обращено должное внимание. Но командование не замечало ряда ошибок, совершаемых артиллеристами в общетактическом отношении.

Еще до начала операции организация в корне нарушается, начинается недопустимая в военном деле импровизация, порождающая в процессе операции дальнейшие импровизации, нарушающие основы всего того, что подготовляет успех и без чего даже случайный успех превращается в неудачу.

Организованная 2-я армия раздробляется на три случайные сборные группы, без органов управления, связи, разведки, тыла, На командиров корпусов, ставших случайными начальниками сборных [334] групп, наваливается масса посторонних забот и затруднений, мешающих их прямой работе. В результате они не смогли сколько-нибудь планомерно и целесообразно руководить операциями подчиненных им групп.

Сборные группы, не будучи самостоятельными организованными единицами, в процессе операции начинают, в свою очередь, дробиться на более мелкие части. Артиллерия распределяется не строго в соответствии с поставленными ей задачами и с ее организацией, а нередко по соображениям случайного характера; причем против одного участка неприятельской позиции, иногда второстепенного, бывала перегрузка артиллерии, а против соседнего, который впоследствии делался главным, артиллерии было очень мало.

Главкозап — главный руководитель операции, командующий армией, командующие группами — все находились в нескольких часах пути от войск. Все управление шло по телефону, несмотря на существовавшее недоверие к тому, что передается по телефону. Живой связи между войсками и командованием не было: металлические провода убили ее, голос войск редко достигал верхов. Отдавались стильные приказы, суровые замечания, строгие выговоры — нередко те и другие вне времени и пространства, иногда вне и даже наперекор сложившейся обстановке. Но общения с войсками, контроля над ними, управления боем со стороны высшего командования, по существу, не было.

Основной недочет в области исполнения операции ставка главковерха правильно усматривала в том, что «без особой подготовки пытались прорвать укрепления противника методами полевого боя, не производя даже необходимого сближения, подхода к укрепленной линии противника».

Днем 18 марта русские войска рванулись в бой, не дождавшись результатов артиллерийской подготовки. Кое-чего они достигли, но вскоре были остановлены фланкирующим пулеметным огнем и сосредоточенным огнем неприятельской артиллерии. Из атаковавших мало кто дополз обратно.

Неудачная атака объяснялась недостатком артиллерийской подготовки, но для высшего командования было, повидимому, неясно, в чем состоит задача такой подготовки. Ясно было только то, что артиллерия должна разбить проволочные заграждения и разрушить первую линию окопов противника. Но что такое «тыл» противника, который задавался для обстрела артиллерии, где он начинается и в чем заключается, где его важнейшие места — все это не было выяснено. А потому такие задачи, которые ставились русской артиллерии, как: «разрушить ночью многочисленные опорные пункты в тылу и по сторонам атакованного участка» — и многие другие, им подобные, выполнить она не могла. Не могла также артиллерия разрушить леса, прикрывающие во многих местах с флангов оборонительную линию противника. Не могла русская артиллерия заставить молчать артиллерию противника, которую она не видела. [335]

Но высшее русское командование проявило большую твердость и настойчивость в решении добиться успеха, не считаясь ни с чем.

Артиллерийская подготовка повторяется неоднократно. Пушки гремят день и ночь; после канонады атаки повторяются, пехота бросается в образуемые фланкирующими участками «мешки», уже устланные трупами; покрываемая перекрестным огнем, она несет большие потери и к вечеру отходит, сильно поредевшая в своих рядах.

Наконец, вмешалась весна. Местность превратилась почти в сплошное озеро, дороги покрылись водой на 0,5—1,5 м и стали непроходимыми. Дальнейшее продолжение операции грозило катастрофой. После долгих настойчивых телеграмм и телефонных переговоров войскам, наконец, поверили, что они тонут. Получен был приказ вывести войска на сухие места. Наступление, влекущее за собой бессмысленные, бесцельные жертвы, прекратилось. Надежды на русское «авось» и на то, что русские «чудо-богатыри» все перенесут, не оправдались.

Людендорф в своих «Воспоминаниях» дает мартовской операции такую оценку: «21 марта русские одержали в озерной теснине успех, который для нас был очень болезненным... западнее Поставы их атака была лишь с трудом отражена. Земля размякла, в болотистых местах вода образовала пруды, а дороги стали буквально бездонными. Подкрепления, спешно подвозимые... нами, шлепали в болоте, с трудом подвигаясь вперед от железной дороги Вильно, Двинск... Но русские, которым приходилось продвигаться по еще менее благоприятной местности, чем та, которая находилась позади наших позиций, сами выдохлись».

Людендорф сознается, что положение германцев во время русских атак на нарочском направлении было критическое и немцы отражали их с трудом. Русские войска имели успех лишь местного характера; в общем же их постигла тяжелая неудача. Наступление приказано было приостановить, не использовав всех собранных резервов, ввиду наступившей распутицы, совершенно прекратившей возможность передвижения.

Трудно было ожидать от наступления в марте в районе озер осуществления надежд русского командования на выполнение широких замыслов оттеснения германцев за пределы России. Но причина мартовской неудачи кроется не только в том, что весенняя распутица препятствовала успеху, а и в том, что наступление велось разрозненно, отдельными корпусами, без общей связи друг с другом, без руководства со стороны армейского командования. В то время, когда один корпус атаковал, другой подготавливал атаку артиллерийским огнем или закреплялся. При подобном способе ведения операции наступление, как и следовало ожидать, не привело к успеху, несмотря на большое упорство русских войск в бою.

Результаты мартовской операции свелись к следующему.

Мартовская операция была помощью французам. На французском фронте у Вердена с 22 по 30 марта прекратились германские [336] атаки, что как раз совпадает со временем русского наступления на нарочском направлении.

Немцы ошиблись в ожидаемом ими ослаблении боеспособности русской армии и не решились уменьшить свои войска на русском фронте, чтобы часть их перебросить на французский фронт. Напротив, немцы увидали всю рискованность своего положения на столь важном направлении, как ковенское, и вынуждены были в дальнейшем усилить здесь свои войска, перетянув сюда свои части с австро-венгерского фронта.

Мартовская неудача не могла не оказать отрицательного влияния на моральную сторону русского командования.

В общем мартовская операция 1916 г. развилась исключительно на пользу французов и отчасти германцев.

Но кто же виноват в кровавой мартовской неудаче? Повторяем — все, и чем выше, тем больше. Высшим русским командованием были нарушены и основы военного искусства и многие даже элементарные правила тактики. Меньше всех были виноваты войска.

Вот пример из мартовской операции — один из многих, ему подобных, который ответит на поставленный вопрос. По телеграфу передается войскам категорический приказ: «Укрепиться, окопаться на захваченных участках и удержаться во что бы то ни стало». А войска стоят под огнем по колено в воде и, чтобы хоть немного передохнуть, складывают трупы немцев и на них садятся, так как окопы полны воды. К вечеру войска начинают промерзать; вдобавок ко всему к ним заползают раненые, изуродованные, не перевязанные, страдающие, стонущие — эвакуация раненых была плохо организована, о них мало заботились.

И все это не один-два дня, а в течение всех 10 дней операции!

Нужны были поистине исключительные качества русского солдата, чтобы, несмотря на такие небывало тяжелые условия, продолжать бой. [337]

Глава V. Русская артиллерия на фронте 10-й армии в операции 19—23 июля 1917 г.{821}

Подготовительный период

После тяжелых кровавых уроков мартовской и других операций 1916 г. командование русской армии пришло к сознанию, что наступление без мощной артиллерийской поддержки приводит к неудачам и напрасной гибели людей.

Предполагая нанести решительный удар австро-германцам весной 1917 г., ставка главковерха предложила заблаговременно, еще осенью 1916 г., всем главкомам — каждому на своем фронте — разработать план операции прорыва укрепленной позиции и нанесения сокрушающего удара противнику. При разработке плана предлагалось руководствоваться минувшим опытом войны, зафиксированным в изданном ставкой «Наставлении для борьбы за укрепленные полосы», положив в основание расчетов плана массирование не только живой силы, но и техники — в первую очередь массирование тяжелой артиллерии и снарядов. План предлагалось разработать на базе данных разведки о силах и расположении неприятеля и изучения тактических свойств районов, избранных для нанесения удара, на основе тщательной подготовки и планомерного проведения операции. При составлении плана предлагалось также иметь в виду беспрерывное совершенствование неприятельских укрепленных позиций, представлявших уже к тому времени мощную преграду из бетона, железа и проволоки, надежда прорвать которую могла осуществиться только при сосредоточении достаточно сильной артиллерии, в полной мере обеспеченной снарядами.

К концу 1916 г. каждый главком, считая свой фронт важнейшим и свою операцию главнейшей, представил в штаб верховного главнокомандующего обширный материал с планом намечаемой операции, выдвигая при разработке его в первую очередь расчеты материальных артиллерийских средств. [338]

Главком генерал Эверт полагал, что решающий удар следует нанести на его Западном фронте, так как, наступая севернее Полесья, возможно постепенно отвоевывать свою родную землю, занять Польшу и угрожать Восточной Пруссии (см. схему 20). Из возможных направлений главного удара виленское направление Эверт считал важнейшим и наиболее выгодным, так как оно угрожало тылу немецкого фронта в бывшем Северо-Западном крае России. «Развитие здесь успеха, — говорилось в докладе Эверта, — скорее и легче заставит противника очистить нашу территорию, даст нам возможность выдвинуться на линию Неман, Брест и приблизит нас к государственной границе Германии, к чему последняя всегда была особенно чутка». По мнению Эверта, виленское направление было выгодно и в тактическом отношении, так как участок от Сморгони до Немана позволял организовать наступление на широком фронте, имел укрытый тыл, а впереди него не было серьезных естественных преград.

Окончательным решением командования Западным фронтом было: а) главный удар наносить 10-й армией в общем направлении от Молодечно на Вильно, на участке Кунава, Лостоянце шириной около 27 км, причем первоначальной задачей было поставлено овладеть Солы, Жуйраны, Ошмяны, Граужишки; б) вспомогательный удар наносить 2-й армией на слонимском направлении; в) 3-й армии совместно со 2-й, по мере развития успеха 10-й армии, перейти в наступление в общем направлении на Слоним и Вильно.

В отношении расчета живых сил и материальных средств в плане Эверта подчеркивалось, что для прорыва укрепленной германской позиции и развития успеха необходима организация могущественного удара на широком фронте с соответствующими силами и средствами, в особенности артиллерийскими. «...Как бы многочисленны ни были войска, собранные для удара, — говорилось в плане — но ввиду особенного развития укрепленных позиций и богатства его технических средств штурм не обещает успеха и лишь приведет к большим потерям, если мы не сосредоточим достаточных артиллерийских сил и средств. Скорее можно ограничиться в числе дивизий, назначаемых для атаки, чем в количестве тяжелых орудий».

По расчетам, приведенным в плане, для виленского направления необходимо было иметь следующее количество орудий и боеприпасов:

 

Название орудий	Число орудий	Число выстрелов на орудие в день боя
Пушек полевых 76 -мм	1296	200
Гаубиц до 152 -мм	536	100
Гаубиц от 203 -мм до 280 -мм	42	25
Тяжелых пушек	88	60—75
Всего	1962	[340]

 

Таким образом, на 1 км фронта предполагалось иметь 48 легких полевых пушек и до 25 гаубиц и тяжелых орудий, всего около 73 орудий.

Для второстепенного слонимского направления по плану Эверта требовалось относительно больше артиллерийских средств; по расчетам плана, плотность для этого направления выражалась до 88 орудий на 1 км. Эту странность можно объяснить боязнью Эверта перед контрманевром со стороны немцев. В своем плане он писал, между прочим, что «для успешности главного удара необходимо лишить противника возможности направить в атакованный участок поддержки из ближайших районов, к чему он обычно так широко прибегает».

Длительность операции намечалась в 14 дней.

Расчеты Эверта были совершенно не согласованы со средствами, имеющимися в распоряжении Упарта, и не сообразованы с оперативными замыслами ставки, согласно которым главный удар намечался не на Западном, а на Юго-Западном фронте, куда для образования сильнейшего мощного артиллерийского «кулака» направлялись четыре тяжелые артиллерийские бригады ТАОН, тогда как на Западный фронт дана была лишь одна 201-я бригада ТАОН, в составе всего 62 тяжелых орудий вместо 258, требовавшихся Эвертом (для всех его армий — 10-й, 2-й и 3-й) вдобавок к имевшимся у него на фронте (см. т. I, «Создание тяжелой артиллерии особого назначения»).

В феврале 1917 г. ставка подтвердила Эверту свое указание, данное в ноябре 1916 г., о том, что подготовительные к операции работы следует начать в пределах своих сил, рассчитывая пока лишь на усиление одной артиллерийской бригады ТАОН, так как нельзя было предполагать, что формируемые в тылу тяжелые батареи будут готовы и боеспособны к сроку. «Пока приходится считаться, — говорилось в предписании ставки, — с тем, что имеется, и сообразовать намеченные операции с имеющимися средствами, т. е. сократить размеры операции и намеченный участок прорыва, чтобы с небольшими средствами обеспечить себе верный тактический успех».

К началу операции (к июлю 1917 г.) на вооружении 10-й армии, назначенной для нанесения удара на виленском направлении, состояло следующее количество орудий:

 

Название орудий	Всего	Из них на участке главного удара
76 -мм легких пушек	622	432
122 -мм и 114 -мм гаубиц	72	60
152 -мм гаубиц и пушек	202	198
203 -мм гаубиц	10	10
234 -мм гаубиц	2	2
305 -мм гаубиц	6	6
107 -мм и 120 -мм пушек	80	80
Итого	994	788 [341]

 

Таким образом, в действительности 10-я армия имела лишь около 50% того количества орудий (1962), которое признавал необходимым иметь Эверт.

С начала 1917 г. 10-я армия занимала позиционный район: Геверишки, Крево, Саковичи, Кунава, Сморгонь (схема 21). Главный удар предполагалось нанести 1- м Сибирским, 2- м Кавказским и 38- м армейским корпусами на фронте Кунава, двор Геверишки протяжением около 19 км. Вспомогательный удар со стороны Сморгонь должен был наносить 20-й армейский корпус (потом сменивший 2-й Кавказский корпус).

Позиция противника перед фронтом 10-й армии была искусно применена к местности. Первая линия окопов располагалась преимущественно по холмам, которые вместе с лесными участками укрывали ближайший тыл противника. Изломанные начертания окопов позволяли держать подступы к ним под перекрестным огнем. Сильно развитые окопы в исходящих углах были приспособлены для фланкирования. Солидные фортификационные сооружения в районе высот западнее Кунава и Сутково, ряд сомкнутых укреплений на высотах между Новоспасским и Богушинским лесами, а также к югу от Богушинского леса в районе Крево, отдельные каменные постройки и два кладбища у Крево, приведенные в оборонительное состояние, — все это создало ряд сильных укрепленных пунктов, увеличивающих обороноспособность позиции.

Богушинский лес являлся серьезным узлом сопротивления протяжением с востока на запад до 5 и с севера на юг до 2 км. Сутковский и Новоспасский леса, подходившие к первой линии окопов, были оплетены проволокой.

За окопами, шагах в тридцати, были устроены тяжелые блиндажи с применением бетона и рельсов, разрушение которых 152 -мм гранатами было маловероятно.

За первой линией окопов, почти на всем ее протяжении, построены были вторая и третья линии окопов, удаленные друг от друга на 100—300 шагов. Имелись поперечные окопы, которые вместе с приспособленными к обороне ходами сообщения представляли собой «отсеки».

Широко были использованы проволочные заграждения — перед первой линией окопов имелось 4—5 полос проволоки по 4—6 рядов кольев в каждой полосе. Проволочные заграждения построены были также перед второй и третьей линиями окопов и перед теми ходами сообщений, которые были приспособлены к обороне. Сомкнутые укрепления были окружены проволокой.

За первой укрепленной полосой имелась в 3—5 км вторая укрепленная полоса — от Гавеновичи через Олешонки, Базары, г. дв. Мигули, Асаны, Попелевичи, Чухны и далее.

Судя по сделанным фотоснимкам, позиции противника имели законченный вид: окопы с тяжелыми блиндажами, с несколькими полосами проволочных заграждений, многие построены на обратных скатах. [342]

С наземных наблюдательных пунктов отчетливо была видна только первая линия, другие линии были видны лишь местами — всхолмленность и леса их укрывали. Наибольшая видимость была с наблюдательных пунктов Кревского участка, где просматривался и тыл противника до Попелевичского леса. К северу от Богушинского леса видны были некоторые участки между Богушинским и Новоспасским лесами, к западу от Мысса и между высотой к северу от Мысса и Олешонки.

Разведка неприятельских укреплений на фронте предположенного главного удара показала следующее.

Окопы глубиной от 2 до 3,5 м и более со стрелковой ступенькой. Передняя крутость обшита досками, хворостом, нередко проволочной сеткой. Особой маскировкой не отличаются. Небольшой бруствер высотой до 0,35 м, а иногда и без него. Деревянные бойницы в большинстве отсутствуют; вместо них овальные стальные щиты с закрытым верхом. Козырьков почти нет. В окопах перед фронтом 1-го Сибирского корпуса в передней отлогости бруствера — помещения для часовых и для склада ручных гранат. Через каждые 75—100 шагов — мелкие ходы сообщения, идущие вперед под проволоку. На дне окопов — деревянные решетки. Все окопы строго применены к местности, имеют изгибы и изломы для лучшего фланкирования подступов к ним. На прямых участках окопов встречались выдвинутые вперед бетонные блиндажи-капониры для той же цели фланкирования.

Блиндажи и убежища типа насыпных с бревенчатыми перекрытиями встречались редко, только на второстепенных и тыловых участках, но и при этом с перекрытиями из 6—8 рядов 20—25 -см бревен, с воздушной прослойкой и с надлежащим количеством земли сверху. Убежища для жилья деревянные и бетонные, с двумя бетонированными выходами. Покрытие у входов — рельсы, на них поставлены на ребро бетонные брусья в несколько рядов, и сверху насыпана земля. Деревянные убежища имеют вид «лисьих нор» глубиной 6—12 м. Стены — из поставленных вертикально бревен. Бетонированные убежища — из железобетона со стенками толщиной в 1 м. Жилища в 2—4 этажа (3 подземных соединены люками). Стены обшиты досками и толем. Вентиляция через трубы, печи. Освещение электрическое.

Пулеметные гнезда и убежища — обычно в виде насыпного блиндажа, высотой около 1,75 м, шириной 2 м и длиной до 4 м. Против каждого пулеметного гнезда устроено убежище для солдат и пулеметов.

Наблюдательные пункты встречаются из железобетона, не менее прочного, чем в убежищах; крыша из железной плиты толщиной до 2,5 см, покрытая сверху бетоном; дверь и подъемная ставня железные.

Малокалиберные пушки располагаются в опорных пунктах (редутах) второй и третьей линий и в отдельных тыловых траншеях в бетонированных помещениях. [343]

Бомбометы и минометы — на открытых площадках в первой линии окопов и опорных пунктов второй и третьей линий; иногда стоят совершенно открыто.

Ходы сообщения — зигзагообразные, кремальерные и прямые, глубиной 2 м; одеты досками или жердями; некоторые приспособлены к обороне, имеют проволочные заграждения.

Проволочные заграждения с железными кольями, заделанными в бетонные основания или ввинченными в землю. Перед первой полосой заграждений — заборы из полос углового железа. В некоторых местах — заграждения из нескольких полос: первая — железные рогатки, вторая и третья — сеть колючей проволоки на деревянных кольях.

Низкие проволочные заграждения («спотыкачи») встречаются нередко у самых окопов.

В феврале 1917 г. командирам корпусов был сообщен доклад генкварта штаба 10-й армии относительно выполнения операции и предложено представить свои соображения не позже первой половины марта и исполнить все предварительные работы: наметить наблюдательные пункты (командные и артиллерийские), выбрать места для батарей, разработать планы связи, определить количество материалов и приступить к работам. Таким образом, фактическая разработка и подготовка операции начались с конца февраля, т. е. приблизительно за 4 месяца до ее осуществления.

2-й Кавказский и 38-й армейский корпуса продолжительное время занимали район намеченной операции и потому были в наиболее благоприятных условиях. Многие артиллерийские начальники были хорошо знакомы с местностью и позицией противника; большинство из них участвовало в подготовке неудачной мартовской операции 1916 г. в том же районе. 1-й Сибирский корпус занял свой участок на фронте удара лишь 16 марта 1917 г.

Окончательно свои соображения корпуса представили 20 — 31 марта.

Под влиянием событий Февральской революции к половине марта даже генералитету ставки стало ясно, что солдатские массы против войны и пехота добровольно не пойдет в наступление. Поэтому операция все время откладывалась — с конца апреля до начала июня, потом до середины июня и, наконец, до начала июля, когда Керенский лично взялся уговаривать войска наступать.

Отсрочки операции дали возможность артиллерийским начальникам лучше изучить позицию и расположение противника, в том числе его артиллерии.

Офицеры же пехотных частей были заняты стараниями удержать свои части в руках и не могли спокойно разрабатывать свои частные планы предстоящей операции. Замена пехотных полков, отказывавшихся занимать первую линию фронта, продолжалась до самого начала операции и даже до дня атаки. С большим трудом, путем убеждения, уговоров и обмана, удалось получить согласие наступать лишь от некоторых пехотных полков. [344]

Планы действий артиллерии составлялись в корпусах и дивизиях постепенно, по мере выяснения и уточнения задач. Первоначально для артиллерии были поставлены весьма широкие и мало определенные задачи; по мере их уточнения изменялись количество и род артиллерии, требующейся для исполнения той или иной задачи, а планы для действий артиллерии все время исправлялись и дополнялись. Планы разрабатывались весьма тщательно и подробно — для каждой батареи и для каждого отдельного артиллерийского взвода включительно. Точные задачи для артиллерии — участки разрушения и места проделывания проходов в проволочных заграждениях — получены были от пехотных начальников незадолго до начала операции. В окончательном виде планы для действий артиллерии были выработаны в первых числах июля, когда были получены от полевого инспарта указания и сведения об ошибках применения ТАОН при июльском прорыве на Юго-Западном фронте.

Главный удар во время прорыва на Юго-Западном фронте наносила 7-я русская армия. По поводу действий артиллерии этой армии инспектор артиллерии Западного фронта генерал Шихлинский передал инспектору артиллерии 10-й армии следующую телеграмму начальника Упарта: «По полученной сводке 7-й армии подготовительная работа артиллерии совместно с пехотой не была налажена, не было должной связи между пехотой и артиллерией, не было подготовлено образование заградительного огня перед пехотой при переходе в атаку. Борьба с неприятельской артиллерией была плохо налажена; в распоряжении войсковых начальников при переходе в наступление не было артиллерии, почему получались большие задержки открытия огня артиллерией и атакующая пехота крайне слабо поддерживалась своей артиллерией, неся громадные потери от неприятельского огня. Полевой инспарт приказал просить вас обратить внимание на недопустимость подобного неправильного использования артиллерии в будущих боях».

При этом Шихлинский от себя сообщал, что при принятом в 10-й армии распределении артиллерии, организации противобатарейных групп и общей подготовке артиллерии к предстоящей работе указанные недочеты «немыслимы». Тем не менее он обратил внимание инспарта 10-й армии на необходимость: а) усилить связь батарей, дивизионов и артиллерийских групп с пехотой, до передовых ее частей включительно; б) подробно разработать и сообщить пехотным начальникам, до командиров рот включительно, порядок устройства и поддержания связи с началом движения пехоты вперед; все сделанное уже в этом направлении развить и укрепить в сознании всех чинов связи и начальствующих лиц; в) планы перемещения артиллерии вперед, разработанные уже в каждой дивизии, сообщить младшим пехотным начальникам с указанием районов, куда артиллерия перейдет.

Вместе с тем Шихлинский просил доложить командарму 10-й, что «за связь между пехотой и артиллерией не может быть ответчицей только последняя». Пехота сама обязана устанавливать и [345] поддерживать прочную связь с обслуживающими ее частями артиллерии, связь должна быть двойная — от артиллерии к пехоте и обратно. Начальники дивизии, получившие в подчинение мощную артиллерию, должны принять все меры к взаимодействию пехоты с артиллерией. «Казалось бы, — сообщал Шихлинский, — пехоте необходимо искать всяческой связи со своей могущественной помощницей, которая не в силах одна ее поддерживать; только при обоюдной работе возможна прочная связь, которая даст пехоте мощную поддержку в бою и избавит артиллерию от не всегда заслуженных нареканий после боя».

Тогда же, в первых числах июля 1917 г., сообщены были от полевого инспарта, в развитие телеграммы начальника Упарта, более подробные сведения об ошибках, замеченных в применении ТАОН на Юго-Западном фронте во время июльского наступления, а именно:

а) Несмотря на отсутствие достойных для 11 -дм. и 12 -дм. (280 -мм и 305 -мм) гаубиц целей, эти орудия получали их много. Так, одна батарея стреляла по двум мостам в Бржезанах, по блиндажам, наблюдательным пунктам, пулеметным гнездам, по селению, где был штаб, по окопам, по району блиндажей (обстрел площади), одна из тяжелых батарей даже сопровождала атакующую пехоту.