Монолог человека из чистилища

-…Желания, практически, копируются в этом мире. Иначе,- если здесь есть гора, то мы - истоптавшие. Отличие только в том, что в этом мире я могу посмотреть историю этой горы,- как бы войти с ней в диалог. Меня кто-то спрашивал, может ли это сделать каждый? Нет, это должен быть интерес. Понимаете, не просто вопросы, а вот именно интерес. Я спросил: “ А как этот интерес получить? Мне сразу сказали, что это бесполезно учить кого-то потому, что здесь я должен просто заинтересоваться, как бы постараться вжиться, и тогда я даже смогу войти в диалог, хоть с этой же горой. “И на Земле можно это тоже сделать”? Безусловно, но для этого я должен уйти от «физического», от физической реалии, которая существует сейчас. А она давит, потому что я глазами всё-таки вижу именно эту гору, а не другую. Не такая она была сто или тысячу лет назад. Понимаете? Я могу включить фантазию. Но, как правило, она приведёт ко лжи, потому, что я больше нафантазирую. И, что интересно, я тут же задал вопрос: “А историки…? Как писали они? Они же писали при жизни?” Я тут же получил ответ: ” Нет. Множество книг написано было здесь, а потом уже перенесены на Землю”.
- И тогда я спросил: “ Это если я сейчас на основе диалогов напишу книги, но ведь как мне её принести на Землю?” - ответ был, – “ Ты ещё должен, прежде, родиться.” И должен буду настроиться, - очень приблизительное слово - «настроиться» - на те вибрации, которые были у меня во время писания. Тогда я смогу написать эту книгу. И я тут же спрашиваю: “ А будет ли она повторяться один к одному?” – “Чаще всего - нет.” - “ Почему?” - “Ибо будет искажена физическими… Реальностью.” Я тогда спросил:
“ В этом и есть понятие, что мы живём там, в мире лжи?” – “Нет, не в этом.” Тогда я спросил: “ В чём же?” А он тогда ответил: “А вот это ты должен узнать здесь.” –“ Зачем я буду узнавать здесь, если когда я рожусь, то снова всё забуду? Какой смысл?- Как Сезам.” А он тогда сказал –“ Если хочешь, мы пойдём и посмотрим на него, и ты сам задашь ему вопросы.” Я согласился. Он сказал, что это будет только через три дня. За эти три дня я должен подготовить вопросы. Знаете, первый час – да, я был зажжён этой идеей, горел ею, и у меня была масса-масса вопросов. Но, нас сразу предупредили, что вся эта масса за три дня растаёт. Хватило бы часа, чтобы задать новые. И нужно иметь силы, чтобы сохранить их, все вот эти три дня. Тогда я спросил: “Что, эти три дня - всего лишь только экзамен?” Они говорят: “ Нет, это не экзамен, это всего лишь только - убрать лишние вопросы. Всего лишь. И те вопросы, которые тебе действительно нужно задать, только они останутся.” И тогда, я успокоился и перестал задавать их множество - и в ответку получил улыбку. Когда меня поддержали, я решил что так оно и надо. И я просто решил прогуляться по миру. И знаете, к вечеру я так сильно устал, тем более, я почему-то всё время попадал именно в те места, где происходили какие-то войны, и мне было довольно-таки тяжело. Я пришёл и сказал: “ Неужели мне опять надо вернуться туда?” – “Да. Законы поменять никто не может.” Я же, говорю: “ Нет, я не хочу туда. Мне здесь больше нравится.” – “ Нет, ты пойдёшь туда и будешь одним из них. Не более.” -“Я не хочу этого.” Они стали говорить о ритмах, и тех знаниях, которые я должен получить здесь. А я - опять поперёк: “ Ну, как же я их туда-то принесу? Ведь я рожусь младенцем, и я всё позабуду!” – “Глупо.”
Всё, что было сказано, это одно слово – «глупо». Но оно было сказано так, что я понял, что - да, действительно, я задал глупый вопрос. Он не сказал мне ответ. Но, в тоже время, я понял, что он сказал всё что мог. Через три дня, действительно, мы пошли смотреть Сизифов дом. Он, почему-то, так и говорил.
-Тогда, я у него спросил: “Почему ты так говоришь?” –“ Как сказал ты, так говорю и я.” Когда мы спустились, стали говорить с ним, он мне не называл его имя, а я тут же: – “Сезам”. Оба улыбнулись и тогда Сезам…, он не стал говорить, что я ошибся, он сказал: “ Возьми этот камень и подыми сам его в гору”.
Я стал говорить, что это бесполезно. Зачем это делать, если он опять упадёт вниз? Он сказал тогда
– Хорошо. Боги не обидятся, если я оставлю пока эту работу, и мы поднимемся.
Мы поднялись, и я увидел множество камней, и на каждом камне были отпечатки рук, чьих-то рук, которые всё-таки смогли донести этот камень и поставить на эту вершину. Ещё, через день, я сам пришёл сюда, попробовал закатить камень на вершину. Целый день я занимался этим занятием, больше ничем. Я слышал чей-то смех, который смеялся надо мной. Я слышал тех, которые только пришли и с удивлением глядели на меня. Некоторые со страхом, что - неужели вот так я и проведу всю жизнь? Все люди смеющиеся были без попутчика. Они были одни. И когда после я стал искать тех людей, чтобы посмотреть, как они здесь живут, то я потом об этом жалел. Были те, кто проходили мимо и качали головой, не говоря ни слова, но в их движениях я видел укор. Другие пытались мне помочь, хотели помочь, но чего-то боялись. Один, недавно умерший, зашёл ко мне, схватил меня за одежду и стал что-то спрашивать. Но он ещё не мог говорить в этом мире, поэтому я не мог его понять. Он что-то двигал губами, я не мог их прочитать, потому, что он не умер. Где-то в полночь я бросил это занятие и тут же на склоне горы уснул. Проснулся от луча Солнца, и от чьего-то дружеского пошлёпывания. Я открыл глаза и говорю:
– Сезам?
А он:
– Как вы любите сказки! Когда-то и я их любил.
Часа два мы просто молчали… Пили, курили. Потом, я стал спрашивать его о богах. Я стал спрашивать:
– Чем его прогневила та, что занимается этим?
Он улыбнулся и сказал:
– Бога нельзя прогневить. Можно прогневить в себя, других, а боги слишком равнодушны к нам. Тем более, они сейчас теряют силы.
Я спросил, о каких силах говорит? Он сказал:
– Силы, что дают живущие. Многие ли вспоминают о богах?
Я тогда спросил:
– Конечно же, ведь они описаны в книгах, и кто-то их читает.
– Читать, это не значит прожить их жизни.
Тогда я спросил:
– Учить их – это, значит?
Он сказал:
– Да. Мы все проживаем жизнь богов.
Меня, это сперва очень удивило, и тогда он мне напомнил, как я сам читал книгу. Я переживал за героев, и я порою знал, что сделает он, а порой был очень огорчён, когда, вдруг, герой поступал не так, как я поступил бы. И я тогда обижался на него – “Да какого я тогда читаю, а ты такой дурак!?” И со страхом переходил к последней странице и не хотел бы снова быть героем. И когда он всё это мне напомнил, я понял, что значит «прожить жизнь богов». Но мне хотелось увидеть их.
- Увидеть богов? Это можно. Но…
– Через три дня?
– Да. Он догадлив.
(Идёт монолог недавно умершего человека)
-Меня не было первых два месяца. Два месяца на Земле и два месяца здесь, это совершенно разное время. Там, я мог убить его, заняться чем угодно, лишь бы потерять счёт времени. Я мог просто уйти в запой, или заняться каким-то делом. Здесь я не мог этого сделать. Здесь, я действительно проживал именно два месяца, ни больше, ни меньше, и эти два месяца я не мог уйти, не мог уйти от тела. Я постоянно приходил к нему. Одна бабка,- толи ясновидящая, толи просто я так хотел, чтоб она видела меня,- крестилась и уходила. Потом, приходила вновь. И мне стало не понятно, почему она так делает, если она боится меня, но всё равно приходит сюда. И лишь только потом, когда я украдкой стал подглядывать за ней, я увидел, что рядом была могилка её дочери. Она приходила к дочери. Ко мне не приходил никто. Это ещё больше меня огорчило, и ещё чаще я стал пропадать. Я видел, как привозили вновь прибывших. И я видел, как они уходили. Кто-то бегал. Старался уйти быстрее отсюда, но рано или поздно всё равно приходил, чтобы поглядеть не оставил ли кто ему чего-нибудь. Кто-то, не уходящий, виделся ещё. И вот он метался среди плачущих и успокаивал их, а они его не слышали… И это было ещё больнее. И я радовался, что меня не оплакивал никто. Через семь лет, поверив в смерть, переживают чётче.