Авторская позиция как средство изображения психологизма в произведениях А. А. Лиханова

 

В романе «Никто» Лиханов показывает, что человеческие чувства – благодарность, нежность, сострадание, любовь – рождаются в атмосфере любви и заботы семьи. А его герои вырастают «в незаполненной добрыми чувствами ауре детского интерната», «в безответном мире» «заунывных интернатских корпусов из серого кирпича» с тоской по этим чувствам и с неумением эти чувства проявлять. Потрясает глубина авторского понимания главной «особенности» этих детей: «Отвергнутые родными – очевидными и безвестными – они становились как бы собственностью государства, его грузом, и никуда оно, родное, от них не денется – будут они в интернате, колонии или, позже, во взрослой зоне» [31]. Поэтому в интернате вырастали такие чувства, как «беспощадность в борьбе за самого себя, краткость товарищества и дружбы, отсутствие чувства времени» [31] как признаки казенного сиротства.

«И все же в Макарке с его ужасом и мокрыми простынями, в Гошмане, доброй душе, живущем выдуманной надеждой, Гнедом, точно установившем свое безотцовство» и Кольче, который о своих родителях не знал ничего, живет «необъяснимая жажда взрослой надежности», «каждый из них желал втайне чьей-то взрослой надежности и силы, ни разу в жизни еще не встретившись с ними». Вот эту тоску, с точки зрения автора, и должны услышать родители, взрослые: «Эх, взрослые, беспутные люди! Включить бы на всю Россиюшку прямую трансляцию по тайно проведенной радиолинии того, что говорится в предотходной, предночной мальчишечьей или девчоночьей спальне, о вас, родные кровинушки, родительницы, благодетельницы – про мужской род уж и вовсе помолчим» [31]. Какое слово находит автор, чтобы обозначить «выструганных Господом Богом по единой несчастливой колодке» женщин – «мамашки»! Оно останавливает внимание и звучит как приговор этим не согретых светом материнской любви детей.

Безжалостен автор к окружающей его действительности, к родителям, бросающим своих детей. Его рассуждения перекликаются с внутренним монологом Коли: «Зачем они являлись вообще? Чтобы отдать своему дитю шоколадку и полистироловую игрушку – какого-нибудь крохотного медвежонка? Чтобы все в интернате узнали, какая у тебя мать? А несколько раз, то ли по причине редких посещений, то ли из-за пропитой памяти, а может, по иным, неведомым первому взгляду причинам мамашки просили позвать своего сынка или доченьку у ребячьего кружка, в котором и были эти сынок и доченька, не узнавая их. На фиг нужны такие мамашки?» [31].

Настоящим художественным открытием автора является понимание природы воспитания в сиротском заведении паренька по кличке Никто, анализ причин его «умения не думать», «плыть по течению»: «ни богатств, ни загашников, ни больших тайн, ни задних мыслей не знал Кольча от самого рождения своего» [31]. «Приученный интернатом не слишком вдумываться в происходящее вокруг, жить по инерции, двигаясь, смеясь, учась по команде, по звонкам и крикам, в общем стаде со стадной же, а значит, разделенной на всех ответственностью, Кольча, может быть всем своим образом воспитания был больше, чем кто-нибудь иной, приспособлен к тому, чтобы вовремя тормозить – не машину, а сознание» [31]. «Бессознательно жизнь учила их эффективным чувствованиям – беспощадности в борьбе за самого себя, краткости товарищества и дружбы, простиравшихся только до определенного предела, например, до границы, внутри которой может существовать каждая проказа и общий ответ, но за ее чертой не было ничего, никаких обязательств и привязанностей – там каждый избирал свое сам» [31]. Лиханов рисует нам страшную картину, в которой дети не умеют чувствовать: они не знают что такое нежность (она «не требовалась в его жизни» [31]), любовь («ведь она должна обязательно в ком-нибудь откликаться», но у этих детей некого нет» [31]). «Откуда взяться ответному импульсу? Куда направить свою собственную волну, если ты даже и жаждешь обратить извне свое чувство?» [31].

Именно эта граница между преступным миром, «тупостью и жадностью команды» и «безродностью, бездомностью» сиротства оказывается очень зыбкой и легко разрушимой, потому что нет рядом родителей, которые бы помогли Кольче Топорову стать взрослым, т. е. ответственным за свои поступки, размышляющим над течением и смыслом своей жизни.

Кульминационной в теме сиротства становится в романе сцена похорон Гошмана, «самого славного среди них». Весь интернат переживает чувство единения перед лицом непоправимой беды: «Он плачет, увидев, как все взялись за руки в этой колонне. Может, детская эта процессия с немногими вкраплениями возвышающихся взрослых взялась за руки, чтобы устоять перед бедой, которой наградили их самые близкие люди? Может, дети таким наивным образом обороняют себя от несчастья, которое заканчивается непонятным будущим, по кремнистой дороге к которому кое-кого настигает и смерть?» [31]. Горькое осознание детьми, «невинными, казенными, ничейными», своей незащищенности перед бедой объединяет их.

Валентин во многом способствовал тому, что произошло с Николаем во взрослой жизни: именно он втянул его в банду. Однако автор не относится к Валентину негативно, напротив, в какой-то степени восхищается им: «Как же он не похож был на остальных, этот белокурый Валентин! Как непрост! И какой необыкновенный дар жил в нем! Придись его жизнь на другие времена или родись он в другом краю, вышел бы из него крупный политик, управитель двора, серый кардинал при короле или премьере. При иных обстоятельствах, в народную войну, к примеру, он мог бы явиться, как умелый защитник, боевой командир, настоящий герой. В другом разе спроста бы овладел мастерством бюрократа, вершителя чужих судеб, распределителя казенных богатств. Равно как мог бы стать трибуном, триумфатором, Робин Гудом, чтимым слабыми, секретарем ЦК… Все эти выдающиеся способности и бурлили в нем, принимая, правда, во внимание обстоятельства и место действия: обескровленная Россия и невелик городок посреди нее – забытый властью, Богом, обрекший себя на вялое непротивление ходу угнетающей жизни… Как и Топорик, не наученный обдумывать последующее, так и Валентин не обучил себя мыслить в сослагательном наклонении: что было бы, если бы… А потому жил, преследуя короткие цели, и наслаждался дарами данного Богом дня. Прирожденный гурман, эмпирический философ, открывая людей, он открывал и себя, радуясь каждой приятственной минуте, недолгой радости и нежданному открытию, оставаясь сам совершенно закрытым» [31].

Лиханов глубоко прочувствовал горе Николая, его мечту о «сердечном тепле и неугасающей благодарности», о своем будущем отцовстве, о чуде любви, о матери, которую не может нарисовать даже его воображение. Рвущаяся к счастью и любви душа мальчишки обречена, поэтому описание дома лесника и его семьи вызывает потрясение. «Словно добрался он, наконец, до дому, и все прошлые испытания – от самого неясного рождения – оставались где-то очень-очень далеко, а этот дом и поляна в лесу, на которой он построен, и есть его настоящая» [31]. Жена лесника «смотрела на Кольчу из-под руки, потому как приближались дети от солнца, и приветливо улыбалась. Так что Топорику показалось, будто она его ждет, и ждет давно… Лицо ее было открытым, нелукавым, ясным. Может, это моя мать? – подумал Кольча и усмехнулся сам себе, передумав по-другому: вот была бы у меня такая мать!» [31].

Можно ли упрекать Николая за его поступки? Нет, автор прямо говорит читателю: «Упрекать – значило не понимать природы воспитания в сиротском заведении паренька по кличке Никто» [31]. Именно поэтому так трагично звучит последняя страница романа – смерть Коли Топорова автор переживает как личное горе.

Концовка романа напоминает эпитафию. Это открытый голос автора, обращение писателя к каждому взрослому, к каждой матери, к «человеческому в человеке». Это боль сердца – размышление о живой памяти, о течении времени и смысле жизни человека, не нуждающаяся в комментариях:

«Никто. Ничто. Никогда.

Никто не заплачет о мальчике, брошенном матерью, кроме, может, тети Даши, когда узнает. Да и то не горько – сколько их еще, таких…

Ничто в мире не переменит его смерть.

Никогда не повторится его жизнь.

Как жизнь всякого из нас.

Испугайтесь, люди, своей беспощадности!

Не покидайте, матери, детей…» [31].

В романе не случайно упоминается дважды столица Москва в связи с валютой и убийством Николая. Именно Москве принадлежит своеобразная роль идеологического центра в период первоначального накопления капитала. Оттуда тянутся руки захватить в свою орбиту и провинцию («черноволосый, черноглазый официант» в московской гостинице). В тексте также есть настойчивое упоминание Наполеона, Гитлера, МГИМО (этот институт окончили многие высокопоставленные чиновники, в нем же думает Валентайн учить Топорова). Это бывшие вершители судеб миллионов людей, хозяева жизни. Современные «герои нашего времени» – это люди, которые стремятся покорить мир, бросить его к своим ногам не силой оружия, как Наполеон и Гитлер, а властью денег – на них ведь можно все купить. «Я не собираюсь быть вечным рэкетиром, – говорит Валентайн. – Скоро мы сменим нашу специальность. Придумаем что-нибудь посолиднее» [31]. Таков теперь мир вокруг нас, говорит писатель.

«Никто» – это роман-предупреждение, роман-отчаяние и крик о гибельности такой идеологии для молодых людей, их неокрепших душ. Об этом свидетельствует и особенность авторской интонации: она эмоциональна, сострадательна, порой полна отчаяния, доходит местами до прямого приговора.

Повесть Альберта Лиханова «Обман» – пронзительная, где-то резкая, где-то романтичная и легкая. Она цепляет с первых страниц, обращает на себя внимание читателя и не отпускает до последних строчек. Это история о жизни, а потому в ней поднято так много тем, каждая из которых является актуальной на сегодняшний день.

    «Альберт Лиханов не боится острых ситуаций и горькой правды. Он боится, как и его герои, только одного – обмана, лжи, – писала в связи с выходом повести Л. Матвеева – Его подростки живые, они колючие и часто нескладные. Они делают открытия, иногда им трудна и непосильна правда, но ребята не хотят отвернуться от нее, зажмуриться. Это и есть кредо писателя. Не хочешь обмана – сам будь честным и высоким. Борись с темным в себе и в других» [35. С. 55-56].

Это замечательно, когда у человека есть дело, интерес, которому он отдается целиком. Для Сережи – это конструирование самолетов. У него есть цель в жизни – стать пилотом или конструктором. Идеал для Сережи – его отец, летчик-герой, который погиб еще до его рождения, а настоящая, глубокая, безграничная любовь для Сережи – это его мама. «Вот без отца он живет – это возможно, хотя и горько, но без мамы представить себя нельзя. Без мамы он жить не мог бы!» [32] В этих словах проступает мнение самого автора.

В жизни подростка случается трагедия – умирает мать. Никогда больше мама не споет для Сережи, никогда не обнимет, не скажет, что он для нее все. Никогда. Это страшное слово. И вдруг появляется маленький, слабый лучик надежды – у Сережи теперь есть брат, но все взрослые желают ему смерти. Так будет проще для всех. «Может еще повезет вам, может ребеночек не выживет» [32], – говорит медсестра бабушке Сережи. На что следует циничный ответ бабушки: «Хорошо бы»[32]. Это возмущает мальчика («Как хорошо? Что говоришь, думаешь?» [32]), его протест против взрослых дает ему силы, пробуждает к жизни: «заботы о брате постепенно занимают Сережу. Это единственное, что хоть как-то заполняет в нем безмерную пустоту» [32]. Ведь проще не значит лучше. И в этих рассуждениях мы вновь видим авторскую позицию. Но и этот лучик гаснет. Никогда не увидит Сережа своего брата, потому что он умирает.

    Затем следует предательство Никодима и правда о настоящем отце. Сережа узнает, что его настоящий отец жив, но он не герой и совсем не летчик. Опять обман. Он хочет все забыть, покончить с прежней жизнью, идет работать. Сереже очень сложно во взрослом мире, он перестал быть ребенком, но еще очень слаб для большого мира. «Если бы взрослые лучше детей видели! Внимательнее на них смотрели! Не просто, как взрослые на детей, а как взрослые на маленьких взрослых. Как равные на равных, как мужчины на будущих мужчин и как женщины на будущих женщин …»[32] – восклицает с упреком автор. И выносит приговор таким, как Никодим и настоящий отец мальчика Авдеев: «бывают же вот такие люди – они, как амебы, простейшие существа: легко меняют форму. Даже если их разрезать – половинки будут нормально существовать и не догадываться, что они лишь части целого. В природе вообще много всяких чудес. Есть животные, которые меняют цвет в зависимости от окружающей обстановки, температуру тела, могут перестать есть, даже дышать, если нужно. И все для чего? Лишь бы жить» [32]. Приспособленцы и подлецы – таков результат размышлений автора.

Словами Сережи Лиханов доносит читателю еще одну жестокую истину. «Дети должны быть лучше родителей. Такое даже выражение есть», – говорит мальчику дядя Ваня. «Вот-вот, – отвечает Сережа, – дети – должны. А взрослые – не должны» [32]. Глазами подростка, через его обостренное восприятие, детский максимализм и жгучий поиск истины, через боль, недоумение, отчаяние и напряженное стремление найти выход из сложной жизненной ситуации писатель вводит нас в круг острейших проблем, и прежде всего это мера ответственности взрослых за судьбу детей и свое поведение, это – право детей судить о жизни и поступках родителей и, наконец, это роль семьи, которая формирует юного человека. А окружающие Сережу взрослые постоянно совершают, по меткому выражению Андрона, что-то «аморальное, но не совсем» [32].

И только два человека по-мнению Лиханова смогли поступить правильно по отношению к детям – дядя Ваня и его первая жена Нюра. Они поженились до войны, а потом Иван ушел на фронт. Через некоторое время ему сказали, что в ее дом попала бомба, и Нюра погибла вместе с дочерьми. После войны он встретил Асю, женился на ней, появились дети. Спустя много лет он поехал в санаторий и встретил Нюру. Нюра в госпитале тогда не умерла и ее эвакуировали. После войны она тоже вновь вышла замуж, поскольку считала Ивана погибшим. «" Вишь, как выходит, – сказал Сереже дядя Ваня, – И радоваться вроде надо. А вроде и плакать. Вот и посоветуй как быть? И любим-то мы с ней друг дружку по-старому. Может, и крепче еще. И семьи наши новые ломать права не имеем <…> Почему? А потому. Из-за детей". Сережа сжимает шершавый дяди Ванин кулак, благодарность теплой волной захлестывает его. Благодарность и горе» [32].

Сережа встречает разных людей с абсолютно разными жизненными принципами, с разной «жизненной философией», и постепенно учится противостоять подлости, глупости, учится быть сильным. Не все получается сразу. Мальчик совершает много тяжелых ошибок, страдает от несправедливости – чужой и своей собственной. Он очень зол на мир, и поэтому совершает ужасный поступок – воровство. Сережа не может смириться не только со своим преступлением, но и со своим обманом, принять его, простить самого себя. «Потому что, обманув раз, можно обмануть и два. Можно сделать всю жизнь сплошным обманом» [32] – главная авторская мысль дана словами героя. Сережа не хочет этого. Он готов понести наказание, но прекратить обман. В его жизни встретились благородные люди, люди, которым не была безразлична судьба мальчика, люди, которые за своими проблемами увидели горе ребенка и помогли ему – летчик-герой Доронин, следователь Олег Андреевич. Мальчик смог честно поговорить сам с собой, но в этом монологе красной нитью проходит голос автора: «разве можно так распускаться? И действительно: разве можно? Разве можно прятаться за плечи взрослых, наделав бог знает что? Разве можно подставлять под удар бабушку, скрывшись в кусты? Разве можно лгать? Мамин обман простителен <…> Сережин обман другой. Его нельзя таить. Этот обман не может существовать всегда. Потому что, обманув раз, можно обмануть и два. Можно сделать всю жизнь сплошным обманом. Врать про отца, выдуманного героя. Врать про себя, про свою порядочность и честность» [32]. Обман кончился. Сережа смог выстоять: «будто перед ним река, большая река – широкая, с быстрым течением. Он вошел в эту реку, плывет через нее, и все знают, что ее проплывают только взрослые. Но он плывет, ему нужно ее переплыть. А эти люди стоят на берегу, мучаются, страдают, переживают. Каждый хотел бы ему помочь, но это запрещается правилами. Он плывет сам. И остальные могут только смотреть» [32]. Автор учит этой повестью быть сильными и стойкими, ведь «жизнь эта не будет без облаков, как не бывает без облаков небо. Но – помните? – ведь это к облакам струятся от земли невидимые воздушные потоки. Они поднимают в высоту модели, планеры и людей» [32].

Повесть Альберта Лиханова «Мальчик, которому не больно» в современной детской литературе явление непривычное, можно ска­зать даже – неудобное. Она не даст – от первой до последней строчки – читателю расслабиться, ощутить комфорт и приятную радость лег­кости жизни. Читать такие книги сложно, трудно, но они преобра­жают души. Честный разговор с подрастающими людь­ми решаются вести очень немногие авторы. Что скрывать – не любим мы ни читать, ни думать, ни вспоми­нать о детях-инвалидах. Знание, что они где-то есть, очень мешает спокойствию современного чело­века, запертого в коконе комфор­та. Лиханов не побоялся поднять эту тему.

Эта повесть – честный и бескомпромиссный разговор о боли и любви, о верности и преда­тельстве, о мужестве и силе Духа невзрослого человека, который оказывается сильнее и взрослее некоторых окружавших его взрослых.

Н. Ю. Жуланова, одна из исследователей творчества Лиханова,задается вопросом: «А почему Мальчику не купили компьютер и не настроили Интернет?» [14. С. 81] На это у писателя есть свой ответ – глава под названием «Рассуждения». Здесь важны даже не мудрые, спокойные размышле­ния о предназначении человека, о смерти, а окончание главы. «Я очень хорошо запомнил это время: конец апреля. Тепло. Над землей легкий, такой кисейный туман. А сквозь него на нас смотрит тонкий- тонкий, будто только выкованный серебряный месяц. Он смотрит на нас ласково, нежно – ведь все мы для него, наверное, маленькие не­смышленые существа, не знающие ничего самого важного». И все вме­сте – Мальчик, Папа и Бабушка – все они ждут, когда «месяц станет резким и ясным на фоне темно-си­него неба, а птицы вдруг все разом возьмут и замолкнут» [30]. И настанет тишина. Разве это можно заменить Интернетом?

Как сказал сам автор, повесть «Девочка, которой все равно» – это «парный портрет» книги «Мальчик, которому не больно», очень острая, сложная, проблемная проза.

Словами Оли Лиханов показывает свой взгляд на мир: «Я подумала, что жизнь, наверное, можно смоделировать, как множество сходящихся и расходящихся лестниц, такое есть в Петергофе. Или Версале. Они идут полукружьями – прекрасные белокаменные подъемы, пересекаются, переплетаются, и мало кто замечает, что есть еще боковые лесенки, с крутыми и высокими ступенями для всяких простых прохожих – садовников, например, чернорабочих, водопроводчиков. А есть где-то в глубинах подземных и вовсе железные узкие лесенки, по которым поднимаются и опускаются невидимые с передних анфилад разнообразные люди – кто-то нужный для этого царства жизни, а кто-то и вовсе бессмысленный: невостребованный, забытый, ничей. Про жизнь есть великая фраза в Библии: много званых, но мало призванных! Вот-вот! И как тут разобраться, кто в миру званый, а кто призванный? А вдруг вот кто-то из тех, кто в грязи и тьме ползет по отвесной лестнице в глубину канализационного люка, окажется не званым, но призванным? Обозленный на весь мир за свою неудавшуюся судьбу – неудавшуюся не по его, личной, причине, скажем, бестолковости, лени, нежелающий учиться, стремиться, понимать. А просто потому что так, независимо от его желания, распорядился злой рок. И вот обозленный этот человек – мужчина или женщина, девочка или мальчик, вдруг доберется до крана, который устроен, чтобы подавать воду в сверкающие фонтаны жизни, как в Петергофе или Версале, и закрутит этот кран? Что он совершит? Для тех, кто на блистающих анфиладах жизни, — Зло. А для тех, кто во тьме? На боковых переходах, лесенках и лестничках, может, совсем гнилых, деревянных, готовых обрушиться? Ведь для них-то это — Добро!» [29]

Свою ключевую мысль автор повести «Девочка, которой все равно» отражает через сильный и яркий образ лестниц – парадных анфилад для одних, и черных, служебных, грязных – для других. По этим другим карабкаются невостребованные, забытые, ничьи люди. Кто важнее для мира – благополучные и блистательные хозяева жизни, или те, которых в этом мире, может быть, и не ждут вовсе? Что для этих разных людей добро, а что зло?

В повети каждый ребенок, находящийся в детском доме, пережил в своей маленькой жизни ужасные события. Душевная рана каждого из них настолько глубока, что кроме ненависти и безразличия к окружающему миру эти дети не испытывают никаких других чувств. Любви и тепла, так необходимых каждому ребенку, в их жизни нет. Поэтому именно этих детей впоследствии больше привлекают самые негативные проявления нашей жизни – воровство, разбой, антисоциальное поведение. Им трудно создать вокруг себя теплую и дружную семью, окружить себя близкими людьми, так как в своей маленькой, но очень несчастной жизни, они были лишены этого.

Альберт Лиханов на презентации книги, в которую вошла данная повесть, говорил, что есть в мире стержни, которые пронзают и голод, и сытость, странным образом соединяя их, независимо от времени происходящего и пространства, в которых они обретаются. Больной этот стержень носит имя сострадание. А сострадание не выбирают. Оно обоюдоостро и к взрослым, и к невзрослым. Детская боль и жестокость взрослого мира, падающая на детство, равны в своей несправедливости. Однако, жизнь устроена так, что избежать их невозможно. Но можно попытаться исправить. Смягчить. Попробовать изменить обстоятельства и обстановку, в которой творится неизбывная беда. Сделать это трудно. Но даже сама возможность попытки предлагает испытать себя добротой, состраданием, любовью. Очень просто – зажмуриться, отвернуться, сделать вид, что ты не замечаешь чужой беды. Говорят, так поступают птицы – страусы, убегающие от погони, а, значит, от беды: когда у них не хватает сил бежать, спасаясь, они останавливаются и прячут голову в песок, чтобы не видеть, как их настигнет и уничтожит погоня. Но это оборачивается гибелью. Гибелью может и человеку грозить его нежелание видеть, что происходит вокруг. Нежелание заметить скорбь, чужую беду. Нежелание протянуть руку или просто сказать доброе слово тому, кому оно нужнее куска хлеба. Человеческий эгоизм, увы, беспределен. Чем сытнее живет мир, тем эгоистичнее он становится. Тем меньше желает он не только видеть, но и знать о чужих бедах. При этом он все больше напоминает мне страуса, уставшего от погони. Но человек – не страус. Он человек. Милосердным его зовет стать человеческое сердце. Человек – существо сострадательное. Но стать таким – надо учиться [33].

Лиханов показывает, какого живется детям, лишенным родительского тепла и заботы в нашем мире, мире, где много жестокости и равнодушия. Именно так описано общество и люди, которые окружают маленькую девочку. И лишь один человек помогает ей. Эта обыкновенная студентка факультет психологии Оля, тоже со своей трагедией в судьбе. Но поначалу она просто использует девочку для написания своего диплома. Настя просто для неё одна из тех детей, которые нужны ей для научной работы. Но, видимо, в процессе их общения студентка настолько полюбила эту девочку и прониклась ее горем, что захотела взять ее к себе на воспитание. Благодаря Насте Оля научилась терпению и ответственности. И в конце повести мы видим, что может сделать простое человеческое внимание и благородство с сердцем маленькой девочки, которая много чего уже пережила за свою маленькую жизнь и просто на просто не верит никому.
    Таким образом, Лиханов в каждом из проанализированных произведений открыто выражает свою авторскую позицию по отношению к детям и родителям.

Его произведения – честный и бескомпромиссный разговор о боли и любви, о верности и преда­тельстве, о мужестве и силе духа невзрослого человека, который оказывается сильнее и взрослее некоторых окружавших его взрос­лых. Именно отсюда его фраза «дети должны быть лучше родителей <…> дети – должны. А взрослые – не должны» [32].

 По мнению автора, детей, попавших в трудные семейные ситуации, столкнувшихся с жестокостью взрослых или выросших в детском доме нельзя упрекать за их поступки, необходимо понимание природы воспитания в сиротском заведении. Любви и тепла, так необходимых каждому ребенку, в их жизни нет. Им трудно создать вокруг себя теплую и дружную семью, окружить себя близкими людьми, так как в своей маленькой, но очень несчастной жизни, они были лишены этого.

Но автор безжалостен к родителям, бросающим или предавшим своих детей. «Если бы взрослые лучше детей видели!» [31] – восклицает Лиханов. И магистральная идея всех проанализированных произведений писателя – это мера ответственности взрослых за судьбу детей и свое поведение и право детей судить о жизни и поступках родителей.