Новое правопонимание в отраслевых науках

Общетеоретические споры о правопонимании по-своему пре­ломлялись и развивались в отраслевых юридических науках.

Так, разделяя тезис Пашуканиса о "критическом пересмотре буржуазных конструкций", на которых, по его оценке, строилась теория советского административного права, С. Берцинский пред­лагал вообще отказаться от понятия "советское административное право" и соответствующую отрасль именовать "советским управ­лением"³.

Отказ от административного права обосновывал и Н. Челяпов: "Выделение административного права в особую "науку" об отноше­ниях между государством и гражданином основано на том противо­положении личности и общества, личности и государства, которое является характерным для буржуазного индивидуалистического мышления. В советской государственной системе, как организацион­ной форме диктатуры пролетариата, нет места ни противоположе­нию центральных и местных органов власти (несмотря на имеющие место в литературе попытки возродить эти отрыжки буржуазных концепций), ни противоположению гражданина и государства"⁴.

¹ Пашуканис Е. Вынужденный ответ // Советское государство и революция права, 1931, № 5—6. С. 101.

² Там же. С. 102.

³ Берцинский С. К вопросу о методологии советского управления // Советское госу­дарство и революция права, 1930, № 10. С. 22.

⁴ См. там же.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

275

Цель такого подхода состояла в оправдании неправовой прак­тики диктатуры пролетариата и административно-приказных отношений между политико-властными структурами и людьми, в отрицании правосубъектности индивида в сфере советского управ­ления.

"Индивид, — замечает Берцинский в своих обоснованиях пре­имуществ неправовых отношений между органами диктатуры про­летариата и отдельными людьми, — перестает быть тем единст­венным фокусом, который реагирует на всякое действие государ­ства, воспринимая его только как понуждение, в связи с чем самая грань между его сферой деятельности и сферой деятельности госу­дарства начинает стушевываться. А если эта грань стушевывается, то вопрос о том, выходит или не выходит государство из своей правовой сферы, связано ли государство правовыми рамками, т. е. законом, также теряет свое значение, а следовательно, подрубают­ся основания буржуазного "правового" государства, теряют свое значение и элементы, составляющие правовую сферу индивида — субъективные публичные права"¹.

Советскому строю, утверждал Берцинский, "чужда система публичных субъективных прав", поскольку она попросту "излишня в условиях обобществления важнейших средств производства, ибо достигнут переход от формального провозглашения свобод к фак­тическому обеспечению и пользованию реальной свободой массой трудящихся"². Для обеспечения пользования "свободами" в этих условиях не нужно никаких субъективных прав: достаточно лишь надлежащего выполнения госаппаратом своих функций. Из нужды, таким образом, делается добродетель, а невозможность права вы­дается за его ненужность.

Отмечал Берцинский и несовместимость права и плана, в силу чего развитие социалистического планирования означает "вытесне­ние правового регулирования методом регулирования технического"³.

С переходом от права к организационно-техническим нормам Берцинский связывал и господство принципа целесообразности при применении насилия. Отвергая "буржуазный" принцип эквивалент­ности взысканий соответствующим правонарушениям, он с удовле­творением констатировал, что "в советском государстве эти насиль­ственные мероприятия также дефетишизируются, выступая как меры социальной защиты, применяемые не по принципу пропор­циональности нанесенному ущербу, а в зависимости от целесооб­разности той или иной меры"⁴.

Весь этот административный восторг по поводу голого наси­лия Берцинский изображает как освобождение классового господ-

¹ Там же. С. 37.

² Там же. С. 38. Там же. С. 39. ⁴ Там же.

276 Раздел HL Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ства пролетариата от "идеологического покрова" правовых форм. Настал, мол, долгожданный момент, "когда общественные отноше­ния начинают сбрасывать с себя правовую форму, оголяя классо­вую борьбу"¹.

Но это "сбрасывание" правовой формы, поучает Берцинский, нельзя (как это делает, например, A.A. Пионтковский) смешивать с кризисом правовой формы в буржуазном государстве, поскольку "такая точка зрения не может не привести к тому, чтобы в конеч­ном счете фашизм смешать с большевизмом"².

Отсутствие правосубъектности индивида в условиях советской системы управления отмечали и другие административисты. Так, Кобалевский, касаясь субъективных прав индивида на свободу, невмешательство и т. д., отмечал, что "эта категория субъективных прав ограничена принципом диктатуры пролетариата", а "гаран­тии от произвола администрации есть лишь нечто сопутствующее данному виду административной деятельности" и зависят от цели поддержания революционного порядка³.

Неправовой характер отношений между советским государст­вом и индивидом оправдывал и Евтихиев. "В советском праве, — писал он, — не существует противоположения государства и лич­ности, как равноценных величин. В советском праве, в соответст­вии с его коммунистическими основами, интересы личности зани­мают подчиненное государству положение"⁴.

Острые дискуссии о правопонимании в области уголовного права велись, в частности, по вопросу об эквиваленте (т. е. правовом прин­ципе равенства) между преступлением и наказанием.

Эта проблема особенно актуализировалась в связи с реформой уголовного законодательства. Защита принципа эквивалентности расценивалась тогдашними теоретиками и практиками уголовной политики как "правый оппортунизм"⁵. В названной резолюции, в частности, говорилось: "Отказ от решительного преодоления экви­валентного характера уголовно-судебной репрессии при наличии объективных предпосылок к этому означает... ревизию основ мар­ксистско-ленинского учения о диктатуре пролетариата в переход­ный период"⁸.

При этом авторы резолюции не делали тайны из того, что от­каз от принципа эквивалента открывал дорогу к массовому произ­вольному насилию и террору. "Усложнение и обострение классовой

l

¹ Там же.

² Там же. С. 40.

³ См.: Кобалевский А. Советское административное право. Харьков, 1929. С. 130.

⁴ Евтихиев А.Ф. Основы советского административного права. Харьков, 1925. С. 4—5.

⁵ См., например: Резолюция по докладу "Правый оппортунизм и реформа УК", единогласно принятая партколлективом слушателей ВЮК // Советское государст­во и революция права, 1930, № 10. ^с Там же. С. 150.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

277

борьбы, — подчеркивали они, — требует в настоящее время от советского суда применения самых разнообразных и чрезвычайно гибких методов борьбы с классовыми врагами, стремящимися со­рвать социалистическое строительство, отнюдь не останавливаясь перед их прямым подавлением и уничтожением (террор)"¹. Что же касается "колеблющихся элементов из среды самих трудящихся", то их, по мнению упомянутого партколлектива, "необходимо при­нудительно воспитывать к дисциплине"².

Аналогичную позицию в вопросе о реформе УК занял и I Все­союзный съезд марксистов-государственников и правовиков³. В со­ответствующей резолюции съезда отвергались не только "эквива­лентность и дозировка в уголовной политике" (за такую позицию выступал, в частности, Винокуров), но и вообще сам принцип уго­ловной ответственности по закону. Правый уклон, согласно Н.В. Крыленко и резолюции по его докладу, проявляется "в либе­ральном понимании и истолковании революционной законности, что, в частности, в применении к уголовной политике означает протас-кивание явно или искусно завуалированного буржуазно-лицемер­ного принципа: "нет преступления, нет наказания без указания о том в законе"⁴.

Левый уклон, соответственно, усматривался в мелкобуржуаз­ном радикализме в сфере уголовной политики, в "недооценке рево­люционной роли советского уголовного права, пролетарского суда как органа подавления классовых врагов" и т. д.⁶ Иначе говоря, левые радикалы, по мнению более прагматичных авторов резолю­ции, не осознали, что революционное насилие можно осуществлять и с помощью советского уголовного права и пролетарского суда. Так сказать, они сгоряча недооценили репрессивный потенциал "пе­режитков" буржуазно-правовых форм и институтов в надлежащих руках. Само использование буржуазно-правовых форм, по откро­венному признанию участников съезда, является "орудием проле­тарской диктатуры"⁶.

Объявляя собственно правовые принципы (ответственность по закону, за конкретный состав преступления, при соблюдении прин­ципа эквивалентности между преступлением и наказанием и т. д.) отжившими элементами буржуазной формы права, авторы резо­люции как раз в отрицании этих форм видели существо советского уголовного права: "право переходного периода в своем развитии

¹ Там же. С. 149. * Там же.

См.: Резолюция I Всесоюзного съезда марксистов-государственников и правови­ков по докладу тов. Крыленко // Советское государство и революция права, 1931, № 4. С. 129—133. ¹ Там же. С. 128.

Там же. С. 130.

Там же. С. 132.

278 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

должно представить процесс преодоления этих буржуазных эле­ментов"¹.

"Правовые формы" подверглись революционным атакам и на Всесоюзном совещании по подготовке кадров советского строитель­ства и права². "На первый план, — отметили участники совеща­ния, — при решении любого вопроса выдвигаются соображения хо­зяйственной целесообразности и обеспечение нормального функ­ционирования и развития планового социалистического хозяйства"³.

Подвергнув критике различные "уклоны", совещание пришло к выводу, что и при подготовке кадров в области советского строи­тельства и права следует руководствоваться рецептом Кагановича, высказанным им на XVI съезде ВКП(б): "Выход в том, чтобы луч­шие элементы из специалистов перевоспитать, привлечь на свою сторону, выгнать негодных и вредных, расстрелять, выслать в Со­ловки тех, кто занимается вредительством, и поставить взамен них наши пролетарские кадры"⁴.

Борьба против права на "правовом фронте" неумолимо уже­сточалась. И в теории, и на практике.

3. Декларация "социалистического права"

Победа социализма требовала нового осмысления проблем го­сударства и права.

В этих условиях Пашуканисом была выдвинута концепция "со­циалистического права". Отправляясь от положений о том, что в стране построено в основном "бесклассовое социалистическое об­щество", он в докладе на теоретической конференции Московского правового института (3 апреля 1936 г.) призвал к развертыванию исследований "о роли социалистического государства, о роли со­циалистического советского права"⁵.

Все прежние интерпретации Пашуканисом положений Маркса и Ленина о буржуазном "равном праве" при социализме (на первой фазе коммунизма) со всей очевидностью исключали возможность признания "социалистического права". И поэтому он, критикуя ранее другие толкования советского права (как права пролетарского и т. д.), адресовал своим оппонентам довольно каверзный вопрос: "почему вы не предлагаете назвать это право социалистическим?"⁶.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

279

¹ Там же. С. 133.

² См.: Резолюция Всесоюзного совещания по подготовке кадров советского строи­тельства и права (6 января 1931 г.) // Советское государство и революция права, 1931, № 2. С. 165—175.

³ Там же. С. 171.

⁴ Там же. С. 173.

⁵ Пашуканис Е. Государство и право при социализме // Советское государство, 1936, № 3. С. 4.

⁶ Пашуканис Е. Положение на теоретическом правовом фронте // Советское госу­дарство и революция права, 1930, № 11—12. С. 41.

Теперь же он, открещиваясь от своей прежней позиции, от концепции "буржуазности" всякого права и т. д. как "антимаркси­стской путаницы"¹, начал толковать советское право как право со­циалистическое с самого начала его возникновения. "Великая со­циалистическая Октябрьская революция, — пояснял он, — нанес­ла удар капиталистической частной собственности и положила на­чало новой социалистической системе права. В этом основное и глав­ное для понимания советского права, его социалистической сущно­сти как права пролетарского государства"².

Если раньше предстоящее завершение нэпа и победа социа­лизма для Пашуканиса означали конец права и переход к органи­зационно-техническим и планово-управленческим нормам, то те­перь ликвидация многоукладности хозяйства, по его утверждению, "не начало какого-то отмирания права, а наступление того перио­да, когда содержанием советского социалистического права и в го­роде и в деревне стали однотипные социалистические производст­венные отношения"³. И вплоть до полного коммунизма сохраняется социалистическое государство (в виде диктатуры пролетариата) и социалистическое право (в виде принудительных требований и ус­тановлений диктатуры пролетариата — "права социалистического государства"), "ибо только в высшей фазе коммунизма люди нау­чатся работать без надсмотрщиков и без норм права"⁴.

Под "социалистическим правом" как "орудием политики проле­тариата"⁶ Пашуканис теперь в духе советского легизма фактически имеет в виду систему "норм права", устанавливаемых органами дик­татуры пролетариата. Показательно в этой связи настойчивое акцен­тирование Пашуканисом внимания именно на нормах права (что ра­нее он квалифицировал как проявление буржуазного нормативизма), подчеркивание им в новых условиях "необходимости нормы права и аппарата принуждения, без которых право ничто"⁶. Характерно и то, что "социалистическое право" Пашуканис понимал как "право социа­листического государства". Говоря при этом об усилении государст­венной власти, под "государством" он прежде всего имел в виду аппарат власти и принуждения. "Социалистическое общество, — от­мечал он, — организовано как общество государственное"⁷. И чтобы выдать все это за достижение диктатуры пролетариата, он голослов­но утверждал, будто "деятельность самого государственного аппара­та есть в то же время и общественная деятельность"⁸.

¹ Пашуканис Е. Государство и право при социализме. С. 8. ^! Там же.

³ Там же. С. 8.

⁴ Там же. С. 7.

⁵ Там же.

⁶ Там же.

⁷ Там же.

" Там же. С. 6.

280 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Эти и сходные утверждения свидетельствуют о том, что в вы­двинутой Пашуканисом концепции "социалистического права" по существу предвосхищались основные положения той легистской, властно-нормативной (или т. н. "узконормативной") концепции пра­ва, которую несколько позже взяли на вооружение, по-своему мо­дифицировали и навязали всем Вышинский и его окружение.

Идеи признания и защиты "системы советского социалистиче­ского права", "социалистического правопорядка" и т. д. развива­лись и в последующих публикациях Пашуканиса (вплоть до его ареста и казни в 1937 г.)¹.

В духе времени "учение т. Сталина о всемерном укреплении государственной власти" он восхваляет как "одно из величайших достижений марксистско-ленинской теории", служащее "важней­шим теоретическим введением к новой советской Конституции" и дающее "конкретный ответ о путях движения к высшей фазе ком­мунизма"².

В связи с декларативными положениями сталинской консти­туции 1936 г. он говорил о "принципе верховенства закона", о по­требности в "общих нормах закона" и т. п., одновременно (с опорой на Ленина) отвергая объективно необходимые условия и предпо­сылки такого верховенства закона — разделение властей, отделе­ние власти законодательной от исполнительной и т. д.

Да и сами понятия "закон", "нормы закона", "социалистиче­ская законность" в трактовке Пашуканиса лишены своего правово­го смысла и представлены лишь как политические средства выра­жения и реализации директив правящей большевистской партии, которая, по его словам, "никогда не делала фетиша из незыблемо­сти закона"³. Пашуканис прямо и откровенно отмечает, что ядро закона — это "руководящие указания партии"⁴.

Вслед за Пашуканисом сходные представления о "социалисти­ческом праве" были развиты и в статье его сторонника М. Доценко. "Исходными теоретическими положениями для теории советского социалистического права, — утверждал он, — являются работы классиков марксизма, особенно работы Ленина и Сталина"⁵. Со­гласно новой версии (Пашуканиса и Доценко), советское право с первых дней пролетарской революции было социалистическим пра­вом по его целям, задачам, направлению. "С победой социализма в городе и деревне, — продолжает Доценко эту новую легенду, —

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

281

¹ См.: Пашуканги: Е. Сталинская Конституция и социалистическая законность // Советское государство, 1936, № 4. С. 23, 28; Он же. Советское социалистическое право // Большевик, 1936, № 22. С. 20—32.

² Пашуканис Е. Сталинская Конституция и социалистическая законность. С. 19.

³ Там же. С. 23.

⁴ Там же. С. 27.

^s См.: Доценко М. Советское социалистическое право // Советское государство,

1936, № 3. С. 30.

советское право превращается в социалистическое не только по своему направлению, задачам и целям, не только потому, что оно оформляет захват, развитие и укрепление хозяйственных высот и исходит из пролетарского государства, но и потому, что оно явля­ется выражением победившей социалистической экономики, ору­дием ее закрепления и формой регулирования социалистического общества по пути его развития к полному коммунизму. Это есть высший этап развития социалистического права, и это право будет крепнуть и развиваться, пока не будет завершен переход ко второй фазе коммунизма, где отомрут и право и государство"¹.

В контексте нового подхода Пашуканис и Доценко стали выда­вать буржуазное "равное право", которое применительно к социа­лизму предсказывали Маркс и Ленин, уже за "социалистическое право". При этом они, среди прочего, обходили деликатный вопрос: почему же классики допустили такой непростительный "промах", назвав социалистическое право буржуазным. Вместо этого Пашу­канис и Доценко обрушились с критикой на всех тех авторов (осо­бенно — на Стучку), кто до них не сумел в положениях классиков о буржуазном "равном праве" усмотреть право социалистическое и иначе толковал несостоявшееся предсказание, ставшее загадкой сфинкса для всей марксистско-ленинской теории права.

Концепция "социалистического права" была в условиях побе­ды социализма (на путях насильственной коллективизации, ликви­дации кулачества и вообще "капиталистических элементов" в горо­де и деревне и, в конечном счете, социализации всех средств про­изводства в стране) естественным продолжением представлений о наличии какого-то небуржуазного (пролетарского, советского) пра­ва. Ликвидация нэпа, а следовательно, и допущенного при нэпе урезанного частного сектора и соответствующего буржуазного пра­ва означала, что советское право вместе с буржуазным правом нэ­повского периода (т. е. единственным действительным правом за советское время) "очищается" от всякого права вообще и оказыва­ется лишь совокупностью принудительно-приказных установлений и норм диктатуры пролетариата, "ядро" которых состоит из пар­тийных директив. Других норм при победившем социализме не было и, как показал последующий исторический опыт, не может быть.

Социализм (да и вообще вся эпоха диктатуры пролетариата, за исключением нэпа с урезанным буржуазным правом) оказывал­ся строем без права — вопреки доктринальному представлению об "отмирании" права (вместе с "полугосударством" диктатуры про­летариата) при полном коммунизме. И хотя этот полный комму­низм все более удалялся, другой будущности и других ориентиров развития у социализма (согласно доктрине и тогдашним представ­лениям) не было и в тех социально-исторических условиях не мог-

' Там же. С. 39.

282 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ло быть. Оставалось лишь по аналогии с трактовкой диктатуры пролетариата в качестве "социалистического государства" тракто­вать нормативные установления диктатуры пролетариата как "со­циалистическое право".

Доктринальное представление о буржуазном "равном праве" при социализме, хотя и подразумевало совсем другое, но как бес­спорно авторитетное положение идеологически подтверждало и легитимировало допущение и признание в тех условиях правового значения и характера "социалистического права", поскольку отри­цание этого означало бы ошибочность доктринального предсказа­ния о наличии хоть какого-то права при социализме.

Самым ортодоксальным и вместе с тем наиболее компетент­ным приверженцем доктринального положения о буржуазном "рав­ном праве" на первой фазе коммунизма в истории марксистско-ленинского учения о праве был Е.Б. Пашуканис. И именно поэтому эволюция его правопонимания представляет интерес не только для характеристики его собственных взглядов, но и для понимания самой доктрины в процессе ее практической реализации в условиях дик­татуры пролетариата и исторически сложившегося реального со­циализма.

Мы уже видели, что эволюция позиции Пашуканиса во мно­гом носила конъюнктурный, приспособленческий характер. Здесь уместно отметить и другой аспект: оставаясь ортодоксальным мар­ксистом и защитником доктрины, он был "обречен" на такую эво­люцию в силу нетождественности доктрины и практики и вместе с тем необходимости интерпретировать доктрину как предвидение практики, а практику — как реализацию доктрины.

Внутренняя суть, цель и ориентиры доктрины — отрицание и преодоление вместе с частной собственностью действительного бур­жуазного права после пролетарской революции и переход в режи­ме диктатуры пролетариата к полному коммунизму (от буржуазно­го формального правового равенства к т. н. "фактическому равенст­ву" с распределением продуктов личного потребления "по потреб­ностям"). И следует признать, что такой доктринальный стержень пронизывает всю внешне пеструю мозаику эволюции подходов Пашуканиса к праву. В метаморфозе его взглядов есть нечто внут­ренне общее и принципиально единое — максимально возможное (с учетом соотношения доктрины с реалиями послереволюционной практики) фактическое отрицание буржуазного права (т. е. един­ственного действительного права в тех социально-исторических ус­ловиях) для всей эпохи перехода от капитализма к коммунизму.

Суть дела и ортодоксальная верность Пашуканиса (да и мно­гих других марксистских идеологов права) не во внешней словес­ной подгонке концепций "особого" "советского права", "социали­стического права" и т. д. под терминологию доктрины (хотя идеоло­гически и это было важно), а в том, что во всех этих "особых" кон-

Глава 3. Советский легизм

283

I

цепциях под оболочкой словесно признаваемого нового, особого "пра­ва" по существу, фактически имелось в виду объективно нечто не­правовое, а, следовательно, настоящее антибуржуазное, пролетар-ско-диктаторское, социалистическое и прокоммунистическое, под­линно марксистско-ленинское отношение к праву.

Все это характерно и для выдвинутой Пашуканисом концеп­ции "социалистического права". Хотя она расходится и с доктриной (с постулатом о буржуазном "равном праве" при социализме и т. д.), и с практикой победившего социализма (отсутствие буржуаз­ного, а вместе с ним и всякого настоящего права), однако своим фактическим отрицанием права и трактовкой в качестве "социали­стического права" неправовых норм партийно-политической вла­сти при диктатуре пролетариата данная концепция наилучшим образом (при сложившихся условиях) выражает и учитывает внут­ренние требования и доктрины, и практики в их глубинной несо­вместимости с подлинным правом, с принципом формально-пра­вового (не "фактического") равенства.

На эти внутренние потребности коммунистической доктрины и послереволюционной практики так или иначе ориентировались сторонники также и других направлений марксистско-ленинского подхода к праву. Но Пашуканис глубже других понял и адекватней выразил в ходе трансформации своей позиции (*уть доктринально­го и практического отрицания права как права, совместимость док­трины и практики лишь с таким правопониманием, которое на са­мом деле есть правоотрицание. Он был наиболее сознательным, убежденным и последовательным отрицателем буржуазного права, а вместе с ним и всякого права. Его творчество и его вклад (как, впрочем, и других приверженцев доктрины) объективно носят не­гативный характер, поскольку их суть — отрицание права.

Но осмысление этого опыта отрицания права — необходимый момент в современных поисках путей к началам права и утвержде­нию правового строя.

Глава 3. Советский легизм