Онтогенез цефалогирического поведения

В прошлом происхождение и преобразования паттернов поведения привлекали в основном внимание психологов. В последние годы они стали предметом исследования новой дисциплины — этологии. Среди психологов формулировка Карла Бюлера (1924), касающаяся организации поведения, является, пожалуй, наиболее четкой и убедительной¹. Он утверждает, что поведение прогрессивно выделяется из беспорядочных дезорганизованных движений новорожденного благодаря закреплению специфически успешных движений², с одной стороны, и одновременному устранению безуспешных движений — с другой. Специфические в отношении цели движения организуются затем в целенаправленный паттерн поведения³.

Это утверждение было исследовано Макгроу (1935), которая изучала паттерны поведения у младенца, их происхождение, развитие и изменчивость. Она отделила филогенетически сформированные паттерны от приобретенных в онтогенезе. В ходе развития от филогенетически сформированных паттернов приходится отказываться, поскольку они осуществляются в виде навязчивых рефлексоподобных действий и поэтому в дальнейшем мешают интенциональному поведению. Примером такого паттерна является функция хватания. При хватании исходный хватательный рефлекс берется под контроль воли благодаря способности к произвольной иннервации антагонистов мышц-сгибателей — это достигается к шестому месяцу жизни. С этого времени хватание становится все более целенаправленным, наделенным смыслом действием (Spitz, 1951).

¹ Бюлер развил идею, выраженную также Тэном (1876): «По моему мнению, из огромного числа движений, подвергаемых постоянному испытанию, в результате постепенного отбора будут развиваться преднамеренные движения, имеющие цель и достигающие ее».

² Специфически успешных с точки зрения удовлетворения потребности, намерения и цели.

³ Аналогичные концепции недавно были разработаны Сильвией Броди в ее книге «Паттерны материнской заботы» (1956).

В процессе развития паттерн поведения, который вначале представ- чяп собой рефлекторное действие, берется под контроль разума. То. что вначале было чисто нервным и мышечным, имеет теперь дополнительное измерение, психологическую функцию (Sherrington, 1906). Эта функция может быть снова утрачена при поражениях лобной доли, когда мы снова наблюдаем появление навязчивого хватания. Но как только нервные и мышечные движения оказываются под контролем психики, они начинают использоваться намеренно для достижения цели. Именно цель превращает движение в поведение и в действие, управляемое психикой.

Подобно целенаправленному хватанию негативное цефалогиричес-кое движение у эмоционально депривированных детей является произвольным. Перцептом, который его провоцирует, является попытка приближающегося человека установить контакт с ребенком. Мы можем предположить, что смыслом негативного цефалогирического движения является отказ от контакта, что подтверждается сопровождающей его вокализацией и сопутствующим выражением неудовольствия.

Однако нас не должно вводить в заблуждение фенотипическое сходство цефалогирических движений депривированного младенца с используемым нами жестом покачивания головой, который означает «нет». Впрочем, эти дети выражают отказ точно так же, как отказываемся мы, когда покачиваем головой. Но мы не можем, как показано нами ранее, приписать какое-либо понимание подобных семантических сигналов этим детям. Они используют движение, которое в качестве нервно-мышечного паттерна доступно младенцу с самого начала. Но, как мы отмечали выше, такие движения служат направленной ин-тенциональной коммуникации у детей, которые как минимум вдвое старше. На первом году жизни для выражения отказа от контакта ребенку более доступны другие заранее сформированные паттерны.

Избегание

В этих условиях наиболее вероятным заранее сформированным паттерном поведения является, пожалуй, реакция избегания. Уотсон (1924) относит эту реакцию, которую он называет бегством, к самому началу жизни. Он утверждает, что она является одним из ^рех основных паттернов поведения, которые наблюдаются у новорожденного¹. То, что он называет реакцией бегства, несомненно, можно наблюдать в форме движений избегания и отворачивания от того, что вызывает неудовольствие (хотя и в значительно более позднем возрасте, чем это утверждается Уотсоном), в конце первых шести недель жизни.

Однако тщательное наблюдение за негативными цефалогиричес-кими движениями убедительно показывает, что это не является пове-

факть ~^М ^{вдаватьс}я в вопрос о том, опираются ли предположения Уотсона на

имен ^И₍-^{ХЮИСТВИТельно} ^ли ^все ^тРи постулированные им паттерны поведения, а но бегство, борьбу и любовь, можно наблюдать у новорожденного.

дением избегания. Чтобы избежать стимуляции со стороны приближающегося взрослого, гораздо более экономичными и эффективными мерами было бы отвернуться в сторону и не смотреть на него¹. Однако эти депривированные младенцы не только не отворачиваются: напротив, они смотрят прямо на приближающегося человека и не отводят от него взгляда. Поэтому мы можем предположить, что поведение избегания не является заранее сформированным паттерном для негативного цефалогирического движения.

Однако избегающее поведение нельзя понять лишь в терминах направленного, намеренного физического поведения в виде бегства или отворачивания. Как психоаналитики мы знакомы с использованием психологических средств с целью избегания; фобия, например, может заменять бегство, а скотомизация или отказ — отворачивание.

Одним из таких методов психологического избегания, который мы встречаем как у взрослых, так и у детей, является регрессия. В частности, дети и младенцы, сталкиваясь с неудовольствием, могут прибегнуть к регрессивным паттернам поведения, не имеющим ничего общего с внешним стимулом, который вызывает неудовольствие. Такое поведение не устраняет стимул и не ослабляет его; оно не всегда является осмысленным с точки зрения объективных факторов внешней среды, образующих неприятную ситуацию. Но его смысл заключается в обеспечении разрядки напряжения или, по крайней мере, в редукции напряжения, вызываемого внешней ситуацией.

Сосание большого пальца фрустрированными детьми является хорошим примером такого регрессивного поведения. Оно не делает ничего, чтобы устранить фрустрацию, с которой сталкивается ребенок. Оно обеспечивает редукцию напряжения, вызванного фрустрацией, позволяя ребенку регрессировать к стадии, на которой любая фрустрация, равно как и любое удовлетворение, имеет оральную природу. Посредством такой регрессии сосущий палец ребенок предпринимает попытку достичь автономии от вызывающей неудовольствие окружающей среды, что, возможно, сопровождается галлюцинаторным удовлетворением. Это утверждение становится еще более правдоподобным, если мы посмотрим, как часто сосание большого пальца приводит к засыпанию, и, как можно предположить, к сновидению.

Учитывая тот факт, что негативное цефалогирическое движение не связано с колебательным спазмом, не сопоставимо с отказом от контакта у нормальных младенцев, не является ни приобретенным социальным сигналом, ни целенаправленным избеганием, я задал себе вопрос, не может ли оно быть регрессивным поведением, подобным сосанию большого пальца. Поэтому, чтобы найти возможный прото-

¹ То, что этот вывод корректен, подтвердилось, когда благодаря любезности доктора Энджела и доктора Райхсмана я получил возможность понаблюдать за поведением младенца с врожденной атрезией пищевода и провести с ним некоторые эксперименты. Ниже мы представим некоторые дальнейшие наблюдения, сделанные в этом случае.

тип негативного цефалогирического движения, я исследовал паттерн поведения новорожденного. Я полагаю, что обнаружил такой прототип в «укореняющем» поведении новорожденного, который, когда его прикладывают к груди кормилицы, ищет сосок, совершает движения головой, весьма напоминающие цефалогирические. Кроме того, изучение литературы показывает, что такое поведение можно обнаружить не только у младенца—оно, несомненно, имеет филогенетическую предпосылку, поскольку часто наблюдалось и описывалось у млекопитающих.

Укореняющее поведение

Укореняющее поведение привлекало внимание экспериментальных психологов, педиатров, неврологов и, позднее, этологов и психоаналитиков. В экспериментальных психологических описаниях, которые начинаются уже с дневника С. Пеписа (1667), последователями которого — если назвать лишь несколько имен —являются Дарвин (1873), Куссмауль(1859), Прейер (1893), Бернфельд (1925), Риппин иХетцер (1930), Гезелл (1954), Пратт (1946) и многие другие, рассматриваются различные аспекты этого феномена, но нигде даже и близко не представлена вся совокупность его элементов.

Мне удалось выявить его основные характеристики в исследованиях новорожденных благодаря серии фильмов о поведении двадцати четырех младенцев, родившихся без применения анестезирующих средств, сразу после рождения и во время их первого кормления грудью¹. Эти фильмы показывают, что прикосновение к околоротовой области (для краткости — к «рыльцу») младенца действует как стимул, приводящий в движение укореняющее поведение. Если мы касаемся околоротовой области пальцем, младенец поворачивает голову по направлению к стимулу и совершает хватательное движение ртом. Если же стимул заключается в прикосновении материнской груди к его лицу, младенец несколько раз с полуоткрытым ртом быстро вращает головой из стороны в сторону, пока его рот не встречается с соском, а губы не смыкаются вокруг него. В этот момент движение головы прекращается, и начинается сосание.

Поведенческий паттерн укоренения, несомненно, является врожденным, поскольку, как показывают мои фильмы, его можно обнаружить сразу после рождения, в первые минуты жизни младенца. С рефлексологической точки зрения я склонен высказать следующее предположение: рефлекс заключается в повороте головы по направлению к стимулу. Если этим стимулом является грудь и она касается

Недавно мое внимание привлек фильм «Развитие моторики в раннем детском возрасте» (Prechtl, 1955), созданный Прехтлем и Сильвией Климпфингер под руководством Конрада Лоренца в Институте исследования поведения им. Макса ланка. В нем во всех деталях прекрасно показывается такое поведение как у лю-^еи, так и у млекопитающих. Мы обратимся к этому фильму ниже, при обсуждении элементов двигательного паттерна.

левой щеки младенца, то движение влево происходит до тех пор, пока правая щека не начинает контактировать с грудью. В этой точке голова снова поворачивается назад и движется вправо, откуда исходит новый стимул. Эти чередующиеся стимуляции «рыльца» вызывают соответствующее поведение. Благодаря тому, что рот во время этих движений головой открыт, ему удается захватить сосок.

Рэнгелл (1954), основываясь, вероятно, на более ранних неврологических публикациях, говорит об этом как об ориентировочном поведении. Неврологи показали, что это поведение является врожденным, а не приобретенным в процессе научения. Оно присутствует не только при рождении, но, как показал Минковски (1922), имеется уже у трехмесячных эмбрионов. Наблюдения Минковски за поведением плода были продолжены Дэвенпортом Хукером (1939, 1952), который использовал самую точную технику и создал впечатляющие фильмы. Представляет особый интерес то, что первая рефлексогенная зона ограничена вначале областью носа и рта, но с самого начала включает в себя движения тела, среди них позные рефлексы Магнуса де Клейна (1912, 1924). Спустя несколько недель после первого появления оральных реакций на стимуляцию рыльца плод будет также реагировать на стимуляцию ладони сжатием своих пальцев. Раннее возникновение в жизни плода реакций рта и руки заслуживает внимания с точки зрения координации этих двух паттернов поведения на первом месяце жизни в процессе сосания. Психоаналитику такая координация рта и руки известна по работам Исаковера (1938) и Хоффера (1949, 1950). Я детально обсуждал ее роль в предыдущей публикации (1955а). Открытия Минковски поставили вопрос о том, на каком уровне церебральной интеграции становится доступным элементарное, обеспечивающее выживание поведение, связанное с принятием пищи, и какие факторы его обусловливают. Гампер (1926) в своем крайне информативном исследовании уродств, вызванных поражением среднего мозга, предоставил много информации по этому поводу. В своем обстоятельном обзоре литературы Гампер установил, что сосательное и глотательное поведение можно наблюдать у уродцев, у которых развитие мозга не вышло за уровень medulla oblongata. Наблюдавшийся Гампером случай был подробно зафиксирован на пленке и в протоколах, и со временем было проведено полное цитологическое исследование мозга.

Он четко различает две стадии укореняющего поведения, первую из которых он называет оральным ориентировочным рефлексом, тогда как вторая представляет собой захватывание стимула губами. Краткий обзор некоторых его открытий, сделанный в его собственных терминах, показывает, что асимметрическая (односторонняя) стимуляция околоротовой области приводит в действие оральный ориентировочный рефлекс (oraler Einstellautomatismus¹). Он заключается в открытии рта и сопровождающемся хватательным движением вращении головой из

¹ Оральный установочный автоматизм (нем.). — Прим. перев.

стороны в сторону в направлении стимула. Условие, управляющее действием пускового стимула, состоит в том, что стимуляция является односторонней, или, как говорит Гампер, асимметричной. Другими словами, стимул может лишь коснуться обозначенных зон, расположенных сбоку от верхней или нижней губы. Как только стимуляция становится симметрично центрированной, то есть касается одновременно верхней и нижней губы, ориентировочное вращение прекращается, губы смыкаются на стимуле и начинаются сосательные движения.

Я хочу подчеркнуть в этом описании элемент одновременной стимуляции верхней и нижней губы. Я полагаю, что одновременная стимуляция верхней и нижней губы представляет собой два дискретных стимула, которые в аддитивном процессе соединяются в то, что в этологии получило название — в терминах Тинбергена — Reizsummations- PhdnomenK или «закон гетерогенной суммации» (1951). Примечательно также то, что Гампер называет этот процесс оральным хватанием и приравнивает его к хватанию или непроизвольному хватанию рукой. Как оральное хватание, так и хватание рукой имеют субкортикальную локализацию; то и другое можно обнаружить у новорожденных, у которых развитие мозга не вышло за уровень medulla oblongata.

Открытие того, что укореняющее поведение является врожденным и проявляется уже на мезэнцефалическом уровне, побуждает нас искать аналогичное поведение у отличных от человека млекопитающих и даже, возможно, у немлекопитающих. Литература по этологии предоставляет нам несколько хорошо документированных исследований такого поведения. У млекопитающих оно было описано при кормлении телят, кошек, собак, зайцев, кроликов, морских свинок и хомяков и сопоставлено с результатами таких же тщательных наблюдений за поведением младенца во время его кормления.

Отступление в филогенез

Прежде всего следует отметить, что инфрачеловеческие животные относятся к двум основным классам с принципиально различным поведением, связанным с кормлением. Этими классами являются класс альтрициалов (Nesthockei²) и класс прекоциалов (Nestfliichter')⁴. Из определения этих двух классов следует, что человек, рождающийся

Феномен суммации раздражителей (нем.) — Прим. перев. "Гнездарь (птенецгнездовых птиц) (нем.) — Прим. перев. ^Птенец выводковых птиц (нем.) — Прим. перев.

Алыприциал (от лат. altrix — кормилица) — зоологическое обозначение видов, детеныши которых появляются на свет незрелыми и беспомощными, а потому какое-то время после рождения нуждаются в кормлении и уходе; прекоииал (от лат. ргаесох, преждевременный) обозначает животных, детеныши которых к моменту Рождения покрыты пухом и способны к самостоятельному передвижению.

беспомощным и долгое время нуждающийся в кормлении, помощи и уходе, сравнительно незрелый при рождении (Bolk, 1926). с точки зрения поведения относится к классу альтрициалов¹.

К аналогиям, проводимым между поведением человека и поведением животных, которые принадлежат к классу прекоциалов (например, цыпленка в случае птиц и теленка или овцы в случае млекопитающих), следует относиться с большим скептицизмом. Мы должны быть осторожными даже при сравнении живых существ, которые отличаются друг от друга лишь уровнем своей психологической интеграции. В определенных пределах более допустимо сравнивать поведение человека и крысы, поскольку оба они являются альтрициалами, чем сравнивать человека, альтрициа-ла, с цыпленком или теленком, прекоциалом (Spitz, 1955).

Последнее утверждение, однако, не следует истолковывать как обоснование, чтобы объяснять психологические процессы у человека с помощью поведения других альтрициалов.

Исследование поведения у отлич ных от человека животных может дать нам сведения лишь об эмбриологии поведения. Этот подход впервые был применен Конрадом Лоренцом (1950), который с его помощью сумел установить родство внешне отличающихся в морфологическом отношении видов и отсутствие родства у морфологически сходных видов. Если рассматривать с этих позиций, то человек оказывается намного ближе к аль-трициалам, чем к прекоциалам, как это будет видно в дальнейшем.

Это отличие не является абсолютным. Совершенно очевидно, что в адаптации прекоциала внешняя среда играет роль, фундаментально отличающуюся от той, которую она играет в адаптации альтрициала. Чтобы обеспечить свое выживание как особи (а также как вида), прекоци-альное животное должно располагать широким спектром врожденных, унаследованных паттернов поведения. Следовательно, обучение и влияние или изменения внешней среды будут играть относительно небольшую роль в адаптации прекоциальной особи к окружению. Адаптация у прекоциала не является предметом онтогенеза, это — предмет филогенеза; адаптируется не особь, адаптивные изменения возникают у видов как результат филогенетических модификаций. В жертву этому приносится огромное число жизней.

Совершенно иначе обстоит дело с альтрициалами. В период беспомощности поведение, которое обеспечивает выживание, может быть приобретено путем обучения у кормящей и защищающей матери. По-

¹ Это утверждение следует уточнить, упомянув по крайней мере одного из сторонников противоположной точки зрения. Адольф Портманн (1951, 1956) считает человека прекоциалом, отклонившимся к альтрициальным паттернам. Более того. он называет человека законченной эволюционной формой и считает культуру нашей «второй природой». Эта концепция недалеко ушла от утверждения Гарт-манна, что человек снабжен специализированным органом адаптации, например Эго. Прежде всего на эту независимую организацию и возложена адаптация у человека, тогда как приспособление у животных опосредствуют инстинкты (Hartmann, 1939; а также Hartmann. Kris, Loewenstein, 1946).

■тому чтобы обеспечить выживание альтрициалов, требуется лишь сравнительно небольшое число врожденных паттернов поведения. Запита в период вскармливания и беспомощности позволяет передавать индивидуальный опыт в процессе онтогенеза. Даже радикальные изменения внешней среды в процессе жизни особи не обязательно делают выживание невозможным. Адаптивные процессы в ходе онтогенеза обеспечиваются аутопластическими изменениями, осуществляемыми самой особью, с помощью которых она приспосабливается к таким изменениям. Это принципиально отличается от ригидности врожденных паттернов поведения у прекоциалов, о которой говорилось выше. Эти ригидные паттерны создают препятствие и фактически мешают адаптации в ходе онтогенеза. Поэтому у прекоциалов адаптация может произойти лишь в результате выживания приспособленных особей и гибели астрономического числа неприспособленных. В отличие от этого онтогенетическая адаптация альтрициалов является необычайно экономной. Принцип экономии материала и затрат энергии можно постулировать в качестве одного из ведущих принципов эволюции. Это особенно впечатляет, если сравнить механизм, лежащий в основе поведения парамеций, с механизмом поведения человека.

У парамеций поведение основано на действии, управляемом по принципу проб и ошибок. У человека поведение основано на процессе мышления. Сканирующий процесс человеческого мышления также представляет собой метод проб и ошибок. Но вместо огромного количества мышечной энергии, необходимой для действия, процесс мышления протекает за счет перемещения минимального количества энергии на пробное действие по следам памяти (Freud, 1911)

Мыслительные процессы и способность к рассуждению приобретаются в ходе «научения», состоящего из аутопластических изменений в онтогенезе индивида, с одной стороны, и благодаря передаче родительского опыта в процессе воспитания — с другой. В терминах психоаналитической теории мы бы сказали, что это происходит посредством объектных отношений. Это включает в себя коммуникацию в той или иной форме, даже если она весьма примитивна. Объектные отношения и коммуникация становятся возможными благодаря тесному взаимодействию, обусловленному беспомощностью молодых особей и ограниченному поэтому альтрициалами.

Совершенно очевидно, что, когда Фрейд ввел понятие обходной Функции в психологию — его определение мышления как «пробного действия» является, собственно, определением в терминах обходной Функции, — он сформулировал фундаментальный закон природы. В форме принципа реальности обходная функция приостанавливает действие, что в конечном счете позволяет более эффективно достигать Цели влечения. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд коснулся значения обходной функции для эволюции; мы только сейчас начинаем понимать масштабы этого закона в филогенезе. Мышление — позднее приобретение в процессе филогенеза — является, та-

ким образом, обходным путем, включающим в себя отсрочку действия ради достижения более эффективного результата. Коммуникация, особенно аллоцентрического типа, также требует приостановки действия.

На более элементарном уровне прогресс, достигнутый благодаря эволюции альтрициалов из прекоциалов, опять-таки состоит в отсрочке. Действие снова приостанавливается; но теперь отсрочка не вклинивается между стимулом и ответом на него. На этот раз достижение способности к какому бы то ни было действию, независимо от стимула или безотлагательности действия, временно приостанавливается в онтогенетическом развитии индивида. Если прекоциал рождается готовым сразу начать действовать, то молодому альтрициалу, прежде чем он сможет приступить к действию, необходимо пройти через длительный период обучения и адаптации. Чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем более длительная нужна приостановка, прежде чем станет доступным целенаправленное эффективное действие. Особенно выраженным это является у человека. Но когда действие, наконец, становится доступным, с точки зрения целей индивида и их вариативности оно является несоизмеримо более эффективным у альтрициала, чем у прекоциала.

Несомненно, что эволюция объединила в человеке некоторые аспекты прекоциала с большинством свойств альтрициала. Однако прекоци-альные аспекты ограничены морфологией; наследственное оснащение и поведение детей у человека являются в сущности альтрициальными, и чтобы лучше их понять, мы будем исследовать поведение при кормлении у альтрициалов.

Самое раннее его исследование восходит к работам Минковски (1916, 1922), начавшимся в 1916 году. За ними последовала уже обсуждавшаяся работа Гампера (1926), а после него — основательные неврологические исследования Тилни и Касамайора (1924), а также Тилни и Куби (1931). Совсем недавно Прехтль (1950, 1951, 1952) под руководством Лоренца провел наиболее полное бихевиоральное исследование поведения при кормлении у альтрициалов. Наблюдавшиеся ими различия между животными минимальны и не имеют отношения к нашим особым целям, а потому мы вкратце изложим описание ими поведения новорожденных котят, которое практически совпадает с данными Куби, Тилни и Касамайора. В соответствующих местах мы будем обращаться к некоторым другим млекопитающим.

Экспериментальная ситуация, в которой Прехтль наблюдал животных, была следующей. Сразу после рождения котята помещались на гладкую горизонтальную поверхность. В этой ситуации котята совершали ритмичные возвратно-поступательные движения головой в горизонтальном направлении по дуге в 180°, со средней скоростью пятнадцать движений в минуту. Совершая эти движения, названные Прехтлем и Шлейдтом (1950) «поисковым автоматизмом», животное медленно ползло вперед по кругу. Тактильные различия поддерживающей поверхности, например при разделении поверхности на две части, на одну из которых помещали материю, а на другую — коша-

о шерсть, не вызывали какого-либо изменения в направлении дви-

ений головы или ползания. Но когда две половины поверхности

_г покрыты с одной стороны теплой, а с другой — холодной шер-

_ю _животные тут же поворачивали свое тело к теплой стороне.

Если путь котенку преграждала стена с узкой вертикальной щелью, когда животное достигало ее, каких-либо существенных изменений в паттерне его реакций не происходило. Но если щель в той же стене делали горизонтальной, животное протискивалось в нее, перебирая лапами. По нашему мнению, эффективность термического стимула и горизонтальной щели явно основана на сходстве с ситуацией кормления, в которой полулежащая мать животного при кормлении своего малыша образует щель с поддерживающей горизонтальной поверхностью.

Поведение этихже объектов исследования наблюдалось также в обычных условиях, при кормлении их животными-матерями. Когда котенок добирается до матери, поисковый автоматизм продолжает действовать ненаправленным образом до тех пор, пока не отыскивается сосок. Но не сам сосок является ключевым стимулом, а не покрытая шерстью, оголенная область кожи. Ответ на этот стимул состоит в смыкании рта вокруг соска, в прекращении поискового автоматизма и в появлении сосательных движений. Как отмечалось выше, когда описывалось поведение ребенка при кормлении, такое поведение имеет два взаимно исключающих паттерна, поисковый паттерн, с одной стороны, и ориентировочный, или сосательный, паттерн — с другой. Я обнаружил у младенца, что, когда действует один из них, он подавляет действие другого. Это является точным соответствием механизма, действующего в ориентировочном паттерне, который был описан Гампером (1926).

У прекоциалов ориентировочные действия при поисковом автоматизме совершенно иные. Хороший пример этого был представлен Линном (1955) в сообщении «Вклад психоанализа в сравнительную психоневрологию». Новорожденные козлята, телята, ягнята направляются к любомудвижущемуся объекту, который проходит мимо них. Они не сворачивают в сторону, чтобы обойти препятствие, а наталкиваются на него. Встретившись со стеной, они занимают положение под углом в 45 градусов по отношению к ней, а затем бочком медленно движутся вдоль стены, пока их голова не упирается в угол.

Хотя мы и вторгаемся в заповедные владения этологов, я полагаю, что мы способны объяснить причины того, почему поисковый автоматизм у прекоциалов отличается от такового у альтрициалов. Отличие определяется 1) степенью зрелости сенсорных модальностей и 2) степенью зрелости скоординированной локомоции у новорожденного. Во-первых, пре-коциалам не нужно использовать термические или тактильные стимулы, чтобы приблизиться. Как видно из описания Линна, пусковой стимул является визуальным, а именно движущимся объектом, который прохо-Дит мимо новорожденного. С точки зрения зрительной функции преко-Циалы рождаются более зрелыми, чем альтрициалы; их зрение настолько развито, что они могут реагировать на движущийся объект на определен-

ном расстоянии. Кроме того, их локомоция также достаточно развита, чтобы позволить им приблизиться к этому объекту. Это не относится к альтрициалам, у которых ни зрение, ни локомоция даже отдаленно не годятся для совершения такого подвига.

Во-вторых, эксперимент Прехтля показал, что альтрициальный котенок ориентируется контактным восприятием горизонтальной щели. Прекоциалы же, которые упираются своей головой в угол стены, по всей видимости, ориентируются стимулом вертикальной щели при вступлении в контакт с объектом.

Причина этого очевидна: кошка, будучи альтрициальным животным, при кормлении должна приспосабливать свою позу к беспомощному котенку, к его неспособности стоять во время кормления и тянуться вверх. Соответственно, кошка-мать кормит котят лежа рядом с ними. Ее тело образует горизонтальную щель с поддерживающей поверхностью. В результате горизонтальная щель стала одним из ориентирующих элементов врожденного пускового механизма¹, который приводит котенка к соску. Теленок же, прекоциальное животное, кормится стоя, а тело коровы и ее задняя нога образуют вертикальную щель; как раз в глубине ее и расположено вымя. Соответственно, «упирающееся поведение» у новорожденных прекоциального животного выступает как маневр при поиске соска. Его функция совпадает с функцией поискового поведения альт-рициала, только у альтрициала сигналы являются термическими и тактильными, а у прекоциала — визуальными и тактильными.

Еще одним аспектом поведенческого паттерна при кормлении является активность передних конечностей во время сосания. Этологи отмечали, что альтрициалы, в данном случае кошки, собаки, морские свинки и хомяки, поочередно (очень редко одновременно) вытягивают вперед, то есть к вымени материнского животного, свои передние лапы. По-немецки это поведение было названо Mikhtritt; в английском нет эквивалента этому выражению, и я буду называть его, вслед за Тилни и Каса-майором (1924), «прессорными движениями»². Они говорят о поисковом поведении и называют его «реакцией приближения ползком». Они утверждают, что захват соска материнского животного ртом котенка избавляет его от необходимости продолжать ползать или совершать «цефалогири-ческие» движения; когда начинается акт сосания, голова и тело котенка

¹ Врожденный пусковой механизм (ВПМ), понятие, введенное этологами, определяется Тинбергеном (1951) следующим образом: «Должен существовать специальный нейросенсорный механизм, который вызывает реакцию и отвечает за эту избирательную восприимчивость к совершенно особому сочетанию знаковых стимулов. Этот механизм мы будем называть врожденным пусковым механизмом (ВПМ)». Дополняющее определение Берендса (1950) гласит: «Механизм, начинающийся в органах чувств, оканчивающийся в центре запуска и включающий в себя чувствительность к свойствам объекта, мы будем называть пусковым механизмом»'

² По всей видимости, этологи не пытались раскрыть физиологическое значение этого поведения. Они, правда, высказывали мнение о том, что оно, возможно, служит цели стимуляции выделения молока у материнского животного и является частью общего комплекса поведения матери и детеныша.

1 цксируются в особом положении. Эти авторы полагают, что импульсы, озникаюшие в ненаполненном желудке и направляющиеся в область, которая относится к блуждающему нерву, являются источниками аффе-оентных стимулов как для реакции приближения ползком, так и сосания. Они утверждают, что весь моторный ответ исчезает лишь после того, как напотняется желудок, и эти импульсы прекращают действовать. После того как детеныш прикрепился к материнскому соску, некоторый моторный остаток примитивных движений перебирания лапами, характерных для приближения ползком, сохраняется. Остаточные движения перебирания лапами, адаптированные и обусловленные моторными комплексами сосания и глотания, становятся теперь тем, что авторы называют «прессорным движением лапой при сосании». Тилни и Касамайор считают, что это подтверждается тем, что задние лапы тоже совершают медленные-синхронные движения, хотя они и являются менее сильными и менее регулярными с точки зрения ритма и экскурсии. Кроме того, они считают важным, что эти движения передних и задних конечностей становятся менее выраженными по мере наполнения желудка.

Читатель легко найдет очевидные параллели между укореняющим поведением младенца и укореняющим поведением млекопитающих аль-трициального класса¹. Укореняющее поведение, несомненно, является архаическим филогенетически унаследованным паттерном поведения, сформированным уже при рождении. Нас прежде всего интересует здесь то, что человек делает из этого паттерна. Во-первых, паттерн укоренения очень скоро становится целесообразно организованным, и сосок помещается в середину рта одним энергичным движением (Piaget, 1936; Brody, 1956). Сопровождающие его моторные паттерны рук, которые при рождении заключались в касании, сжимании, хватании и царапанье груди, становятся организованными во все более ритмичный паттерн, хорошо известный любой матери, кормившей ребенка. Развивается массирующее движение головой о грудь, и, если доступна рука матери, а еще лучше палец, то пальцы одного- или двухмесячного младенца смыкаются вокруг него, и начинается игра их ритмичного закрывания и открывания².

Кроме того, я полагаю, что сохраняющиеся прессорные движения лапами у котят и тыканье головой у теленка являются выражениями гораздо более общего биопсихологического принципа. Он состоит в персевера-

По моему мнению, гомологию прессорных движений альтрициальной кошки можно отчетливо наблюдать в поведении во время кормления прекоциального теленка. У теленка, однако, давление не осуществляется передними конечностями. Вместо этого сосущий теленок постояннотычет вымя своей головой. Это поведение, по-видимому, имеет ууже функцию, что и остаточные движения котят, описанные Тилни и Касамайором.

С другой стороны, прессорные движения во время кормления являются подтверждением тесной связи рта и руки у новорожденного младенца, что продемонстрировано исследованиями Гампера (1926), психологические аспекты которых я разбирал в другом месте. К этому стоит добавить, что поисковое поведение, приводящее к прессор-

ым Движениям, должно зависеть от функции лабиринта. Это третий орган, который

связываю со ртом и рукой в вышеупомянутом контексте, орган, функционирование 'Торого. как доказано Минковски, можно обнаружить уже у трехмесячных плодов.

ции последовательности движений даже после того, как была достигнута цель, к которой стремилась особь. Эта функциональная персеверация по-ведения, утратившая свой целевой компонент, является характеристикой недифференцированной фазы у человека. Он проявляется всегда при недостаточной интеграции личности — либо потому, что она еще не была достигнута, либо потому, что эту интеграцию разрушает регрессия. Поэтому мы можем наблюдать феномен персеверации не только у младенцев в течение и после первого года жизни, но и у психотических взрослых. Мы можем порассуждать о его роли в еще одном из великих законов природы, установленных Фрейдом, а именно в навязчивом повторении.

К третьей или четвертой неделе жизни ребенок во время кормления держит свои глаза открытыми и, пока насыщается, не шелохнувшись, пристально смотрит в лицо матери. Я обсуждал это поведение в другом месте (1954, 1955а), но хочу напомнить читателю, что укореняющее поведение относится к стадии развития, на которой нельзя продемонстрировать ни сознания, ни восприятия в общепринятом смысле этих понятий. Укореняющее поведение появляется сразу после рождения; если посмотреть на историю его развития у плода и на его предшественников в филогенезе, то становится очевидным, что оно является ВПМ в том смысле, в котором этот термин определили этологи. Укореняющее поведение, несомненно, не является произвольным сигналом или направленной коммуникацией со стороны ребенка. Оно является индикатором, воспринимаемым окружающей средой как сигнал и принимаемым за коммуникацию.

Изменение функции

Теперь мы рассмотрим три феномена, которые интересуют нас с точки зрения их соответствующей функции. Существует ярко выраженное феноменологическое сходство между укореняющим поведением, негативными цефалогирическими движениями у детей, страдающих от госпитализма, и семантическим сигналом «нет», демонстрируемым покачиванием головой.

Если проследить за возникновением укореняющего поведения в филогенезе и в развитии плода у человека, становится очевидным, что укоренение является поведением, связанным с обращением к объекту, приближением, аппетитивным¹ поведением (Glover, 1943), обеспечивающим выживание новорожденного. В контексте обсуждения Фрейдом (1925) поведения в раннем детском возрасте оно имеет смысл: «Я хочу вместить это в себя»; это — поведение подтверждения. В отличие от него патологические негативные цефалогирические движения

¹ Термин «аппетитивный» (букв, охваченный желанием. — Перев.) берет начало в схоластической философии и основан на определении Аристотеля, который считал желание (по-гречески epithymia. — Перев.) атрибутом стремления. Позднее он был заимствован Лейбницем и, независимо от Лейбы, использовавшего его в 1930-х годах, введен в психоанализ Гловером (1943).

; лепривированных детей определенно имеют значение (хотя и непред -- меренный смысл) отказа, нежелания вступать в контакт, отрицания.

Наконец, семантический сигнал «нет», демонстрируемый покачи-анием головой, также имеет значение отказа и отрицания. Позвольте мне напомнить читателю, что этот сигнал относится к гораздо более позднему этапу развития; он возникает у нормального ребенка не ранее чем на пятнадцатом месяце его жизни в результате идентификации ребенка с жестом либидинозного объекта. Значением этого последнего жеста является не только отказ; следует помнить, что он является интенционально направленным семантическим сигналом, сообщающим об этом отказе другому человеку.

Укореняющее поведение, хотя и является феноменологически сходным, не представляет собой ни интенциональный сигнал, ни направленную коммуникацию. Оно является симптомом стремления к объекту, индикатором потребности младенца; оно возникает не экстероцептив-но, что означало бы ответ на внешнее восприятие, а интероцептивно, то есть в ответ на внутреннее переживание. Таким образом, эти два феноменологически сходных движения имеют диаметрально противоположный смысл: если семантический сигнал «нет» представляет собой отказ, то укореняющее поведение представляет собой стремление к объекту. В нашем исследовании необходимо будет тщательно продумать, как следует классифицировать негативные цефалогирические движения (третий соответствующий паттерн поведения), поскольку они не являются ни тем, ни другим, а, по-видимому, относятся к третьей категории.

Для этого нам придется начать с рассмотрения укореняющего поведения и его значения. Укореняющее поведение в своем специфически человеческом аспекте вызывается, во-первых, тактильной стимуляцией околоротовой области; а чуть позже «изменением положения», то есть стимуляцией вестибулярного органа. В обоих случаях функцией укореняющего поведения является поворот в сторону источника пищи; это является дополнением, или, пожалуй, лучше сказать, выходом в моторное действие соматической потребности. У меня есть подозрение, хотя пока я не могу подтвердить его фильмами или отчетами о поведении младенцев, что это укореняющее поведение будет проявляться даже без стимуляции, когда младенец голоден. Это подтверждается наблюдениями Тилни и Касамайора над кошками и наблюдениями Прехтля и Климпфингер над новорожденными и преждевременно родившимися детьми. Не подлежит сомнению, что укореняющее поведение имеет рункцию удовлетворения потребности и является выражением этой потребности. Или, в метапсихологических терминах, оно является выражением напряжения и стремления к разрядке напряжения.

Именно в этих терминах мы и попытаемся понять значение негативных цефалогирических движений. Напомним условия, в которых ^и проявляются: объектами исследования, у которых мы наблюда-^и ^этот Феномен, являлись эмоционально депривированные младен-

. которых кормили грудью в течение первых трех месяцев жизни.

После этого эмоциональная депривация прогрессирующе разрушала физический запас их жизненных сил, создавая картину патологии, описанную в другом месте (Spitz, 1945a). В этом процессе их физические и психологические ресурсы быстро сошли на нет, и любая стимуляция вызывала у них отвержение. Мы высказали мнение, что такая стимуляция, попытка вступить с ними в контакт, требовала от них выйти из своего летаргического состояния и использовать для ответа энергию. Экономя свою энергию, они отказывались от контакта; отказ принял форму негативных цефалогирических движений.

Мы можем выдвинуть предположение, что попытка вступить в контакт с этими детьми приводит к росту напряжения в их организме. Вследствие этого они пытаются ослабить напряжение, регрессируя — подобно тому как они регрессировали во всех остальных отношениях — к способу редукции напряжения, который они использовали в первые недели своей жизни; этим способом являлось укоренение, то есть горизонтальное вращение головой.

Необходимо помнить, что это поведение не направлено на объект, а представляет собой регрессию к безобъектному периоду. Оно является не сигналом, посылаемым объекту, а поведением, относящимся к периоду, гораздо более раннему, чем период настоящих объектных отношений, и это поведение предназначено для ослабления напряжения. То, что оно феноменологически идентично с намного более поздним семантическим жестом «нет», представляется случайным совпадением. Именно это совпадение и заставляет взрослого наблюдателя интерпретировать негативные цефалогирические движения как отказ от его приближения или как негативизм. Но это является интерпретацией, в которой поведение младенца наделяется значениями взрослого. Отнюдь не будучи таким семантическим жестом, цефалогирические движения представляют собой регрессию к стадии, на которой направленная коммуникация невозможна. Следует отметить, что на пути от укореняющего поведения к негативному цефалогирическому движению происходит функцион&тьное изменение¹. Наблюдателю кажется, что укоренение младенца указывает на то, что он хочет найти удовлетворение. И опять же наблюдателю кажется, что цефалогирический ребенок демонстрирует противоположное, а именно свое неудовольствие, дискомфорт от своего напряжения.

¹ «Функциональное изменение» является объяснительным понятием, возникшим, с одной стороны, в социальной политической теории XIX века и, с другой стороны, в биологии. В обоих случаях оно является эволюционистским понятием, имеющим динамическое значение. В основе его лежит идея о сочетании генетической непрерывности с относительной функциональной независимостью в случае социальных институтов. В психоаналитическое мышление это понятие введено Гартманном (1939, 1951, 1955). Он считает его неотъемлемым в структурном подходе. Поведение, возникающее в одном секторе личности, в ходе развития будет использоваться в другом секторе и в иной функции. Он говорит об этом как о вторичной автономии и определяет ее в тех же терминах, что и социологи, а именно как относительную функциональную независимость, несмотря на генетическую непрерывность. Наглядный пример функционального изменения мы увидим в главе XI.

Все выглядит так, словно у депривированных детей это движение озна-l ает противоположность тому, что оно означало в укоренении новорожденного. Но это лишь то, что видится с позиции наблюдателя. Если мы правильно понимаем два этих феномена, то они обозначают одно и то же а именно стремление к разрядке напряжения — напряжения, вызванного голодом у укореняющегося младенца, и напряжения, вызванного нарушением покоя у цефалогирического младенца.