Паттерн поведения у детей, подвергшихся депривации

NO AND YES

On the Genesis of Human Communication

A GENETIC

FIELD THEORY

OF EGO FORMATION

Its Implications for Pathology

Центрально - Европейский Университет «Translation Project»

П. Р. Шпиц Психоанализ раннего детского возраста

Университетская книга

Москва 2001

УДК 159.9

ББК88

Ш83

Данное издание выпущено в рамках программы

Центрально-Европейского Университета «Translation Project»

при поддержке Центра по развитию издательской деятельности

(OSI - Budapest)

и Института «Открытое общество. Фонд содействия» (OSIAF — Moscow)

Научный редактор A.M. Боковиков Перевод А. М. Боковикова, В. В. Старовойтова

Издание подготовлено при содействии московского Центра консультирования и психотерапии

Шпиц Р.А.

Ш 83 Психоанализ раннего детского возраста. — М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2001. — 159 с

ISBN 5-9292-0025-4 (ПЕР СЭ)

ISBN 5-323-00002-3 (Университетская книга)

Вошедшие в эту книгу две работы Рене Шпица, одного из основоположников и наиболее ярких представителей генетического направления в психоанализе, посвящены изучению ранних механизмов становления детской психики. С психоаналитических позиций, опираясь при этом на современные достижения этологии, эмбриологии, детской психологии и медицины, автор рассматривает онтогенез социальных отношений ребенка, развитие его мышления и формирование общих представлений. Особое внимание уделяется начальной стадии семантической и вербальной коммуникации ребенка и возникновению семантического жеста «нет» — первого целенаправленного акта человеческой коммуникации.

Книга адресована в первую очередь детским психологам и психоаналитикам, а также широкому кругу читателей, интересующихся современными направлениями в психологии и в психоанализе.

ISBN 5-9292-0025-4 ISBN 5-323-00002-3

«Нет» и «да»

Оразвитии человеческой коммуникации

Моей жене посвящается

Предисловие

Это работа в серии исследований онтогенетических начал человека — процессов, благодаря которым особи человеческого рода достигают статуса человека. Она посвящена исследованию начальной стадии семантической и вербальной коммуникации, истокам мыслительных процессов и формирования общих представлений. В предыдущих работах рассматривались онтогенез восприятия («Первичная полость»), онтогенез социальных отношений («Реакция улыбки»), становление объектных отношений («Развитие первых объектных отношений»), ранние стадии сексуальности («Аутоэротизм»), а также развитие и дифференциация влечений и аффектов («Тревожность в младенческом возрасте» и «Агрессия: ее роль в установлении объектных отношений»).

Вданной работе мы продвигаемся в наших исследованиях на шаг дальше, во второй годжизни младенца. Нашей конечной целью является объединение этих проведенных друг за другом исследований и тех, что мы планируем осуществить в будущем, в общую картину, в которой онтогенез Эго, становление и формирование объектных отношений, появление и упрочение структуры личности и конечное достижение социальных отношений будут представлены с психоаналитических позиций. Возможность продолжить настоящее исследование была предоставлена автору благодаря щедрому радушию доктора Герберта Гэскилла. В качестве руководителя отделения психиатрии Медицинского центра университета Колорадо он великодушно предоставил нам возможность использовать ресурсы своего отделения для продолжения наших исследований.

Отправная точка данного исследования может показаться тривиальной и малозначительной, если рассматривать ее в свете фундаментальных проблем психозов и неврозов, с которыми обычно имеет дело психоанализ. Она также не представляется важной, если мы мыслим в терминах проблем организации, структуры и функции человеческой психики. Однако, я полагаю, ответ на большинство этих проблем был дан, или по крайней мере в общих чертах намечен, Фрейдом. Тем не менее в этих общих схемах остается немало деталей, нуждающихся в исследовании. Нашей нынешней целью является применение к таким деталям инструментов, которыми снабдил нас Фрейд.

Соответственно, в наших исследованиях мы скрупулезно изучали тот или иной из строительных блоков, на которых покоятся идеи Фрейда; в то же время мы стремились держать в поле зрения место и функцию каждого из этих блоков в рамках основной идеи.

Именно в этом контексте мы представляем данное исследование. Именно в

этом контексте мы считаем оправданным скрупулезное изучение раннего поведения младенца. И, наконец, именно в этом контексте мы попытались вместить наши утверждения в теоретические рамки метапсихологического подхода, с одной стороны, и структурного подхода — с другой.

Я хочу выразить свою признательность доктору Бертраму Д. Левину, чье обстоятельное обсуждение некоторых моих идей побудило меня к более тша-тельному их исследованию. В процессе этого то, что первоначально являлось скорее небольшой статьей об одном-двух открытиях, переросло в данную монографию. Поставленные им вопросы побудили меня искать ответы в самых разных дисциплинах, таких, как эмбриология, нейрофизиология, этология, детская патология и т.д. Каждая из них давала ответы, которые могли быть синтезированы с моими открытиями и, кроме того, оказались богаты новыми идеями. Конечным результатом такого синтеза является данная монография.

Я хочутакже поблагодарить доктора Джорджа Энджела и доктора Франца Райх-смана из Рочестера за их великодушное позволение наблюдать случай Моники, а также использовать как мои собственные наблюдения, так и их материал.

Я крайне признателен мистеру Джеффри Коблинеру за его неизменную преданность и помощь в поиске и составлении библиографических источников, использованных в данной работе, а также за его критическую помощь в более четкой и точной формулировке разрабатываемых здесь понятий, определений и утверждений.

Я выражаю особую благодарность мисс Лотти М. Маури, редактору издательства International Universities Press, за указания на оплошности при изложении представленных идей, за ее предложения, позволившие сделать рукопись сбалансированной и последовательной, и за ее бескорыстную помощь в работе со мной над рукописью с этих позиций. Кроме того, она подготовила указатель и тем самым значительно повысила ценность данной работы — с этой задачей столь компетентно мог справиться только тот, кто обладает академическим знанием психоаналитической литературы.

Я не могу закончить список моих благодарностей, не вернувшись еще раз к Фрейду. Его работа не только стимулировала идеи, на которых основана данная монография, — саму мотивацию, с которой я приступил к этой зада^ че, можно найти в замечании, содержащемся в его статье «Об обратном смысле первых слов»: «Мы лучше поймем язык сновидений и нам будет проще его переводить, если мы больше узнаем о развитии речи».

В заключение я позволю себе упомянуть личную мотивацию: эта работа вначале появилась в виде наброска небольшой статьи, которая должна была быть представлена в связи с празднованием столетнего юбилея Фрейда. В ней планировалось исследовать, каким образом фрейдовские идеи об отрицании, высказанные тридцать лет назад, можно было бы применить к непосредственному наблюдению над младенцами. Однако внутренняя логика идей увела это исследование далеко за пределы моихскромныхначинаний. Тем не менее намерение сохранилось: автор по-прежнему считает его своим — пусть и запоздалым — вкладом в празднование столетнего юбилея Фрейда.

Денвер, 1957 Р. А. Ш.

При анализе мы никогда не обнаруживаем «нет» в бессознательном...

Фрейд (1925)

Введение

Психоанализ как метод исследования использует в качестве своего инструмента коммуникацию, как вербальную, так и невербальную. Этот факт настолько банален, что вряд ли когда-либо открыто упоминался. Удивительно, как мало работ о коммуникации опубликовано психоаналитиками¹ и насколько разрозненны немногочисленные книги и статьи, посвященные этой теме (Kris, Speier, et al., 1944; Kasanin, 1944; Rapaport, 1951; Meerloo, 1952; Mittelmann, 1954; Loewenstein, 1956). Разбросанные в литературе положения большей частью касаются вербальной коммуникации. Первым, кто опубликовал объемную работу о значении изменения позы тела во время аналитического лечения, был Феликс Дойч (1948, 1948, 1952).

Что касается онтогенеза вербальной и невербальной коммуникации, единственными статьями поданной проблеме, попавшими в поле моего зрения, явились статьи Хуг-Хельмут (1919, 1921), Шпильрейн (1922), Куловеси (1939), Шугара (1941), Кристоффеля (1950) и Грин-сона(1954).

Самое раннее упоминание данного предмета встречается у Хуг-Хельмут. В ее утверждениях, даже в большей степени, чем в утверждениях Шпильрейн, инфантильному оральному поведению приписываются значения, которые имеет поведение взрослых; эти утверждения либо не подкрепляются наблюдением, либо являются огульными обобщениями для всех младенцев, сделанными на основе единственного изученного случая. Утверждения Куловеси в небольшой статье в равной мере неубедительны и мало чем способствуют нашему пониманию данного вопроса.

Мы будем называть коммуникацией любое заметное изменение поведения, намеренное или ненамеренное, направленное или ненаправленное, с помощью которого один человек или несколько людей могут оказывать влияние на восприятие, чувства, эмоции, мысли или действия одного или нескольких человек, независимо от того, является ли это воздействие умышленным или нет.

В отличие от этих работ статья Кристоффеля, посвященная эмбриональному и раннему детскому поведению, хотя она и не основана на личных исследованиях, изобилует данными наблюдения и сообщениями, почерпнутыми из современной и более ранней литературы. Остается только сожалеть, что она не была доведена до конца и не проработана более полно.

Очевидно, что психоаналитикам, которые имеют дело главным образом с вербальными сообщениями взрослого человека, придется предпринять более систематическое исследование самых ранних, архаических форм коммуникации в младенческом возрасте, если они хотят прийти к пониманию взрослой коммуникации, с одной стороны, и основ процесса мышления — с другой. В свете того факта, что акцент постоянно делается на генетических аспектах психоанализа, удивительно, что подобное исследование не было предпринято давным-давно.

Это тем более удивительно, что Фрейд, как мы видим, не только отчетливо понимал это с самого начала, но и вполне явно об этом говорил. Было бы полезно продолжить исследование многочисленных форм, в которых он описал связи между вербальной функцией и мыслительными процессами. Что касается невербальных проявлений, то имеет смысл вернуться к разъясняющей самой ранней формулировке Фрейда в «Проекте научной психологии» (1895а). Здесь, говоря о попытке разрядить импульс, высвобождаемый по моторным путям, он утверждает, что первый путь, которым следует импульс, ведет к внутреннему изменению (например, эмоциональная экспрессия, пронзительный крик или сосудистая иннервация). Далее он говорит, что такая разрядка сама по себе не может привести к ослаблению напряжения. Ослабление напряжения может быть достигнуто лишь через действие, ведущее к изменению во внешнем мире; такое действие человеческий организм не способен произвести на ранних стадиях своего развития. Поэтому для облегчения своего состояния ребенку необходимо заручиться посторонней поддержкой, например, через крик о помощи. И он утверждает: «Этот путь разрядки приобретает, таким образом, крайне важную вторичную функцию — функцию обеспечения понимания¹ с другими людьми. а первоначальная беспомощность человеческих существ является, следовательно, первичным источником всех моральных мотивов».

Это важное утверждение было высказано в 1895 голу. Оно содержит все принципиально необходимые мысли для понимания истоков коммуникации. В нем за этим наиболее ранним процессом четко закрепляются две функции: с субъективной точки зрения новорожденного эта «коммуникация» представляет собой лишь процесс разрядки. Однако этот процесс разрядки, который с позиции младенца является выражением его внутреннего состояния, воспринимается

^! В оригинале на немецком Фрейд (1895) использовал термин Verstandigung, который в данном контексте относится в первую очередь к коммуникации.

матерью как призыв к ее помоши. Она будет реагировать на него и устранять напряжение у младенца (например, кормя его, когда он голоден). Тем самым ненаправленный процесс разрядки у младенца достигает результата благодаря посторонней помощи. Таким образом, этот постоянно повторяющийся цикл представляет собой начальную стадию коммуникации и объектных отношений.

Сама по себе попытка младенца достичь непосредственной моторной разрядки напряжения является безуспешной, однако в качестве побочного ее продукта развивается вторичная функция этого же процесса. Фрейд обсуждает это в следующей главе указанной монографии.

Установление этой вторичной функции разрядки, а именно направленной коммуникации у младенца, относится к более поздней стадии развития. Предпосылкой этого является то, что у младенца уже развились восприятие и память, и поэтому он может связать слуховое восприятие собственного крика со следами памяти о редукции напряжения, которая наступает вслед за этим благодаря окружению. Хотя здесь и можно уже говорить о более продвинутом цикле в психическом развитии ребенка, это пока еще всего лишь ранний предвестник вербальной коммуникации. В течение многих месяцев коммуникация младенца будет происходить на этом архаическом уровне, пока из нее не возникнет вербальная коммуникация.

В данной работе мы собираемся исследовать довербальную коммуникацию. То есть мы будем исследовать феномены, происходящие задолго до использования слов и уж тем более задолго до овладения собственно речью.

Если мы попытаемся перечислить последовательные этапы в процессе обретения вербальной коммуникации, это послужит прояснению наших концептов. Первым из этих этапов является непосредственная разрядка напряжения у новорожденного. Этот этап я обсуждал в статье «Первичная полость» (1955а). На следующем этапе развития младенца приобретается вторичная функция этого процесса разрядки; младенец, у которого развились функции восприятия и памяти, связывает собственный крик с устранением напряжения, которое обеспечивает окружение. В терминах теории речи Кайла Бюлера (1934), где он выделяет в общем феномене речи три функции, а именно выражение, обращение и описание, вышеописанный первый этап представляет собой выражение, а второй этап — обращение. Бюлер намеренно ограничил свой подход описательной функцией речи.

В фокусе нашего интереса будет находиться феномен, который нельзя классифицировать в терминах трех категорий Бюлера. Тем не менее хронологически он совпадает с развертыванием и достижением второго этапа. Этот феномен представляет собой начало интенцио-нальной коммуникации.

Но даже это утверждение требует уточнения. Как правило, термин «коммуникация» понимается неверно, поскольку предполагается, что он имеет отношение только к произвольно направленному взаимному

обмену сигналами. Однако знаки процессов, происходящих в существах, которые вообще не имеют намерения вступать в коммуникацию, также являются формой коммуникации. Примером этому может служить устройство, с помощью которого в недавнем прошлом изучалась коммуникация, а именно телефон. Когда звонит телефон, тем самым подается интенциональный сигнал, сообщающий нам, что в данный момент следует ожидать коммуникацию по телефону. Но когда мы находимся рядом с телефоном и слышим низкий гудящий звук, то понимаем, что трубка не лежит на рычаге. Все, что мы слышим, — это гудок, который мы используем как индикатор, информирующий нас о состоянии телефона; но это не является направленной на нас интен-циональной коммуникацией. Разновидность коммуникации, которую мы будем исследовать у младенца, имеет ту же природу, что и гудок телефона — во всяком случае та ее часть, которая послужит отправной точкой данного исследования. Эта коммуникация проявляется посредством определенных изменений в общем поведении младенца, имеющих в основном временный характер. Эти изменения не совершаются с целью сообщить нам о чем-либо; тем не менее они говорят нам нечто о том, что происходит с младенцем. Они центрированы на себе подобно языку животных. Биренс де Хаан (1929) предложил прекрасную формулировку для разграничения языка животных и человеческой речи, определив речь животных как эгоцентрическую¹, а человеческую речь как аллоцентрическую. Коммуникация, которую мы исследуем у младенца, является эгоцентрической, поскольку она представляет собой феномен разрядки, ненаправленный и неинтенциональный, возникающий в ответ на внутренние процессы. Даже когда такая разрядка наступает в результате внешней стимуляции, она не является ответом на стимул как таковой. Скорее она является результатом процессов, которые вызывает у младенца стимул. Таким образом, даже когда новорожденный отвечает на стимул, этот ответ является лишь индикатором процессов, происходящих внутри него.

Я хочу подчеркнуть, что поведение новорожденного можно рассматривать как коммуникацию лишь в значении индикатора; но поскольку новорожденный своим поведением что-то нам сообщает, мы можем использовать это поведение в качестве отправной точки нашего исследования.

Однако не следует забывать, что коммуникация по типу индикатора имеет место не только у нормального, здорового младенца, но и в случаях патологии. Более того, в этих случаях мы склонны уделять особое внимание таким коммуникациям; именно в таких состояниях индика-

¹ Использование де Хааном термина «эгоцентрический» не связано с психоаналитическим значением понятия «Эго». Эгоцентрический означает для де Хаана «центрированный на субъекте». Называя речь животных эгоцентрической, де Хаан имеет в виду, что она не адресована другому животному, а является выражением внутренних процессов. То же самое относится к новорожденному, у которого Эго не существует.

тор воспринимается каждым как симптом того, что происходит с младенцем. Таким образом, коммуникации, встречающиеся при патологических процессах, свидетельствуют о том, что все проявления в этом раннем возрасте суть индикаторы как патологических, так и нормальных процессов, происходящих внутри субъекта. Как и во многих других случаях психоаналитического исследования, основываясь на патологии, мы можем сделать вывод о том, что относится к норме. Поэтому мы должны будем включить в наш подход также тщательное исследование проявлений жизнедеятельности младенца в состояниях патологии.

Паттерн поведения у детей, подвергшихся депривации

Среди наблюдений, которые я провел над маленькими детьми, страдающими синдромом госпитализма (Spitz, 1945a), можно отметить особого рода поведение, которое проявляется после того, как дети на долгое время лишаются эмоциональных контактов. После кормления грудью в среднем в течение первых трех месяцев младенцы (в общей сложности девяносто один ребенок) были затем разлучены с матерями на период от шести месяцев до года. Соответственно, их возраст составлял от девяти месяцев до полутора лет. Когда я или кто-нибудь другой к ним приближался (за исключением нянек, подходивших к ним с едой во время кормления), многие из этих детей поворачивали свои головы вокруг саггитальной оси позвоночника. Это поведение, во многом напоминающее знакомый паттерн покачивания головой взрослого человека, у которого он означает «нет», продолжалось до тех пор, пока незнакомец находился перед ними. Когда их не беспокоили и оставляли одних, эти дети вели себя спокойно. Обычно они лежали на спине; в активном состоянии обычно они совершали странные движения пальцами. Они подолгу, иногда часами, следили за движениями своих пальцев. В одном случае наблюдалось вращение головой, отчасти напоминающее колебательный спазм (spasmus nutans). Битья головой не наблюдалось. Они могли ухватиться за свою одежду, и, как при навязчивом хватании, были неспособны ослабить хватку, тянули за одежду, совершая причудливые волнообразные движения. В состоянии повышенной активности они, кроме того, поднимали ноги, хватаясь за носки или пальцы ног. Этими немногочисленными видами деятельности и ограничивается поведение детей, страдавших явлениями госпитализма. Подобного рода действия, если они вообще имели место, наблюдались на ранних стадиях депривации. Аутоэротических действий, включая сосание большого пальца, практически не было. На более поздних стадиях эти дети обычно впадали в летаргию, лежали без движения или звука и, словно в оцепенении, смотрели в пустое пространство. Приближение лю-

бого человека, за исключением нянь во время кормления, вызывало у них явное неудовольствие.

Было вполне очевидно, что эти дети с возмущением реагировали на беспокойство, доставляемое приближением любого человека. Точно также было очевидно, что такое приближение, попытка вступить с ними в контакт, требовало от них отказаться от своей летаргии и воспользоваться энергией, которой им недоставало, чтобы отреагировать на восприятие и приближение любого человека. Чем дольше продолжалась депривация, тем более ослабленной оказывалась убывающая энергия и тем более непосредственным был отказ от контактов. Этот отказ имел один постоянный элемент: вращение головы вокруг сагиттальной оси. На ранних стадиях он мог сопровождаться криком, особенно если наблюдатель не уходил. На более поздних стадиях крик, как правило, переходил в тонкое завывание и начинался сразу при приближении, сопровождаясь вращением головой; на самых поздних стадиях завывание сменялось хныканьем.

Вокализация, сопровождавшая эту активность, на всех стадиях означала неудовольствие. Далее мы будем говорить о таком поведении, проявляющемся в покачивании головой, как о «цефалогирических движениях»¹, используя термин, заимствованный у Тилни и Касамайора (1924). Учитывая качество неудовольствия, присущее вокализации, связанной с этими движениями, мы будем квалифицировать их как «негативные цефалогирические движения», поскольку с психологической точки зрения наблюдателя они означают неудовольствие младенца.