В. Одоевский Мороз Иванович

Нам даром, без труда ничего не дается — недаром исстари пословица ведется.

В одном доме жили две девочки — Рукодельница да Ленивица, а при них нянюшка. Рукодельница была умная девочка: рано вставала, сама, без нянюшки, одевалась, а вставши с постели, за дело принима­лась: печку топила, хлебы месила, избу мела, петуха кормила, а потом на колодец за водой ходила.

А Ленивица меж тем в постельке лежала, потягивалась, с боку на бок переваливалась, уж разве наскучит лежать, так скажет спросонья: «Нянюшка, надень мне чулочки, нянюшка, завяжи башмачки», а по­том заговорит: «Нянюшка, нет ли булочки?» Встанет, попрыгает, да и сядет к окошку мух считать: сколько прилетело да сколько улете­ло. Как всех пересчитает Ленивица, так уж и не знает, за что приняться и чем бы заняться; ей бы в постельку — да спать не хочется; ей бы по­кушать — да есть не хочется; ей бы к окошку мух считать — да и то на­доело. Сидит, горемычная, и плачет да жалуется на всех, что ей скучно, как будто в том другие виноваты.

Между тем Рукодельница воротится, воду процедит, в кувшины на­льет; да еще какая затейница: коли вода нечиста, так свернет лист бума­ги, наложит в нее угольков да песку крупного насыплет, вставит ту бу­магу в кувшин да нальет в нее воды, а вода-то знай проходит сквозь пе­сок да сквозь уголья и каплет в кувшин чистая, словно хрустальная; а потом Рукодельница примется чулки вязать или платки рубить, а не то и рубашки шить да кроить, да еще рукодельную песенку затянет; и не было никогда ей скучно, потому что и скучать-то было ей некогда: то за тем, то за другим делом, а тут, смотришь, и вечер — день прошел.

Однажды с Рукодельницей беда приключилась: пошла она на коло­дец за водой, опустила ведро на веревке, а веревка-то и оборвись; упа­ло ведро в колодец. Как тут быть?

Расплакалась бедная Рукодельница, да и пошла к нянюшке расска­зывать про свою беду и несчастье; а нянюшка Прасковья была такая строгая и сердитая, говорит:

— Сама беду сделала, сама и поправляй; сама ведерко утопила, са­ма и доставай.

Нечего было делать: пошла бедная Рукодельница опять к колодцу, ухватилась за веревку и спустилась по ней к самому дну. Только тут

484

с ней чудо случилось. Едва спустилась, смотрит: перед ней печка, а в печке сидит пирожок, такой румяный, поджаристый; сидит, погля­дывает да приговаривает:

— Я совсем готов, подрумянился, сахаром да изюмом обжарился;
кто меня из печки возьмет, тот со мной и пойдет!

Рукодельница, нимало не мешкая, схватила лопатку, вынула пиро­жок и положила его за пазуху.

Идет она дальше. Перед нею сад, а в саду стоит дерево, а на дереве золотые яблочки; яблочки листьями шевелят и промеж себя говорят:

— Мы, яблочки наливные, созрелые; корнем дерева питалися, студеной росой обмывалися; кто нас с дерева стрясет, тот нас себе и возь­мет.

Рукодельница подошла к дереву, потрясла его за сучок, и золотые яблочки так и посыпались к ней в передник.

Рукодельница идет дальше. Смотрит: перед ней сидит старик Мороз Иванович, седой-седой; сидит он на ледяной лавочке да снежные ко­мочки ест; тряхнет головой — от волос иней сыплется, духом дохнет — валит густой пар.

— А! — сказал он. — Здорово, Рукодельница! Спасибо, что ты мне
пирожок принесла; давным-давно уж я ничего горяченького не ел.

Тут он посадил Рукодельницу возле себя, и они вместе пирожком позавтракали, а золотыми яблочками закусили.

— Знаю я, зачем ты пришла, — говорит Мороз Иванович, — ты ве­дерко в мой студенец¹ опустила; отдать тебе ведерко отдам, только ты мне за то три дня прослужи; будешь умна, тебе ж лучше; будешь лени­ва, тебе ж хуже. А теперь, — прибавил Мороз Иванович, — мне, стари­ку, и отдохнуть пора; поди-ка приготовь мне постель, да смотри взбей хорош енько перину.

Рукодельница послушалась... Пошли они в дом. Дом у Мороза Ивановича сделан был весь изо льда: и двери, и окошки, и пол ледя­ные, а по стенам убрано снежными звездочками; солнышко на них си­яло, и все в доме блестело, как брильянты. На постели у Мороза Ива­новича вместо перины лежал снег пушистый; холодно, а делать было нечего.

Рукодельница принялась взбивать снег, чтобы старику было мягче спать, а между тем у ней, бедной, руки окостенели и пальчики побеле­ли, как у бедных людей, что зимой в проруби белье полощут: и холод­но, и ветер в лицо, и белье замерзает, колом стоит, а делать нечего — ра­ботают бедные люди.

— Ничего, — сказал Мороз Иванович, — только снегом пальцы по­три, так и отойдут, не отзнобишь. Я ведь старик добрый; посмотри-ка,
что у меня за диковинки.

Тут он приподнял свою снежную перину с одеялом, и Рукодельни­ца увидела, что под периною пробивается зеленая травка. Рукодельни­це стало жалко бедной травки.

485

— Вот ты говоришь, — сказала она, — что ты старик добрый, а за­ем ты зеленую травку под снежной периной держишь, на свет божий не выпускаешь?

— Не выпускаю потому, что еще не время, еще трава в силу не вошла. Осенью крестьяне ее посеяли, она и взошла, и кабы вытянулась уже, то зима бы ее захватила, и к лету травка бы не вызрела. Вот я и прикрыл молодую зелень моею снежною периной, да еще сам при­лег на нее, чтобы снег ветром не разнесло, а вот придет весна, снежная перина растает, травка заколосится, а там, смотришь, выглянет и зерно, а зерно крестьянин соберет да на мельницу отвезет; мельник зерно смелет, и будет мука, а из муки ты, Рукодельница, хлеб испе­чешь.

— Ну, а скажи мне, Мороз Иванович, — сказала Рукодельница, —
зачем ты в колодце-то сидишь?

— Я затем в колодце сижу, что весна подходит, — сказал Мороз Иванович. — Мне жарко становится; а ты знаешь, что и летом в колод­це холодно бывает, оттого и вода в колодце студеная, хоть посреди са­мого жаркого лета.

— А зачем ты, Мороз Иванович, — спросила Рукодельница, — зимой по улицам ходишь да в окошки стучишься?

— А я затем в окошки стучусь, — отвечал Мороз Иванович, — чтоб не забывали печей топить да трубы вовремя закрывать; а не то, ведь я знаю, есть такие неряхи, что печку истопить истопят, а трубу закрыть не закроют или и закрыть закроют, да не вовремя, когда еще не все угольки прогорели, а от того в горнице угарно бывает, голова у людей болит, в глазах зелено; даже и совсем умереть от угара можно.
А затем еще я в окошко стучусь, чтобы никто не забывал, что есть на свете люди, которым зимою холодно, у которых нету шубки, да и дров купить не на что; вот я затем в окошко стучусь, чтобы им помогать не забывали.

Тут добрый Мороз Иванович погладил Рукодельницу по головке, да и лег почивать на свою снежную постель.

Рукодельница меж тем все в доме прибрала, пошла на кухню, куша­нье изготовила, платье у старика починила и белье выштопала.

Старичок проснулся; был всем очень доволен и поблагодарил Руко­дельницу. Потом сели они обедать; обед был прекрасный, и особенно хорошо было мороженое, которое старик сам изготовил.

Так прожила Рукодельница у Мороза Ивановича целых три дня.

На третий день Мороз Иванович сказал Рукодельнице:

— Спасибо тебе, умная ты девочка, хорошо ты меня, старика, утешила, и я у тебя в долгу не останусь. Ты знаешь: люди за рукоделье деньги получают, так вот тебе твое ведерко, а в ведерко я всыпал целую горсть серебряных пятачков; да, сверх того, вот тебе на память бриль­янтик — косыночку закалывать.

Рукодельница поблагодарила, приколола брильянтик, взяла ведер­ко, пошла опять к колодцу, ухватилась за веревку и вышла на свет бо­жий.

486

Только что она стала подходить к дому, как петух, которого она все­гда кормила, увидел ее, обрадовался, взлетел на забор и закричал:

— Кукареку, кукареки! У Рукодельницы в ведерке пятаки!

Когда Рукодельница пришла домой и рассказала все, что с ней бы­ло, нянюшка очень дивовалась, а потом примолвила:

— Вот видишь ты, Ленивица, что люди за рукоделье получают!
Поди-ка к старичку да послужи ему, поработай; в комнате у него прибирай, на кухне готовь, платье чини да белье штопай, так и ты горсть пятачков заработаешь, а оно будет кстати: у нас к празднику денег мало.

Ленивице очень не по вкусу было идти к старику работать. Но пя­тачки ей получить хотелось и брильянтовую булавочку тоже.

Вот, по примеру Рукодельницы, Ленивица пошла к колодцу, схвати­лась за веревку, да бух прямо ко дну. Смотрит — перед ней печка, а в печке сидит пирожок, такой румяный, поджаристый; сидит, погля­дывает да приговаривает:

— Я совсем готов, подрумянился, сахаром да изюмом обжарился; кто меня возьмет, тот со мной и пойдет.

А Ленивица ему в ответ:

— Да, как бы не так! Мне себя утомлять — лопатку поднимать да в печку тянуться; захочешь, сам выскочишь.

Идет она далее, перед нею сад, а в саду стоит дерево, а на дереве золотые яблочки; яблочки листьями шевелят да промеж себя гово­рят:

— Мы яблочки наливные, созрелые; корнем дерева питалися, сту­деной росой обмывалися; кто нас с дерева стрясет, тот нас себе и возь­мет.

— Да, как бы не так! — отвечала Ленивица. — Мне себя утомлять — ручки подымать, за сучья тянуть... Успею набрать, как сами нападают!

И прошла Ленивица мимо них. Вот дошла она и до Мороза Ивано­вича. Старик по-прежнему сидел на ледяной скамеечке да снежные ко­мочки прикусывал.

— Что тебе надобно, девочка? — спросил он.

— Пришла я к тебе, — отвечала Ленивица, — послужить да за рабо­ту получить.

— Дельно ты сказала, девочка, — отвечал старик, — за работу деньги следует давать, только посмотрим, какова еще твоя работа будет!
Поди-ка взбей мне перину, а потом кушанье изготовь, да платье мое повычини, да белье повыштопай.

Пошла Ленивица, а дорогой думает: «Стану я себя утомлять да паль­цы знобить! Авось старик не заметит и на не взбитой перине уснет».

Старик в самом деле не заметил или прикинулся, что не заметил, лег в постель и заснул, а Ленивица пошла на кухню. Пришла на кухню, да и не знает, что делать. Кушать-то она любила, а подумать, как гото­вилось кушанье, это ей в голову не приходило; да и лень было ей по­смотреть. Вот она огляделась: лежит церед ней и зелень, и мясо, и ры-

487

ба, и уксус, и горчица, и квас — все по порядку. Думала она, думала, кое-как зелень обчистила, мясо и рыбу разрезала да, чтоб большого труда себе не давать, как все было, мытое-немытое, так и положила в кастрюлю: и зелень, и мясо, и рыбу, и горчицу, и уксус да еще кваску подлила, а сама думает:

«Зачем себя трудить, каждую вещь особо варить? Ведь в желудке все вместе будет».

Вот старик проснулся, просит обедать. Ленивица притащила ему кастрюлю, как есть, даже скатертцы не подостлала. Мороз Иванович попробовал, поморщился, а песок так и захрустел у него на зубах.

— Хорошо ты готовишь, — заметил он, улыбаясь. — Посмотрим,
какова твоя другая работа будет.

Ленивица отведала, да тотчас и выплюнула, а старик покряхтел, по­кряхтел, да и принялся сам готовить кушанье и сделал обед на славу, так что Ленивица пальчики облизала, кушая чужую стряпню.

После обеда старик опять лег отдохнуть да припомнил Ленивице, что у него платье не починено, да и белье не выштопано. Ленивица по-надулась, а делать было нечего: принялась платье и белье разбирать; да и тут беда: платье и белье Ленивица нашивала, а как его шьют, о том и не спрашивала; взяла было иголку, да с непривычки укололась; так ее и бросила. А старик опять будто бы ничего не заметил, ужинать Лени­вицу позвал, да еще спать ее уложил.

А Ленивице то и любо; думает себе: «Авось и так пройдет. Вольно было сестрице на себя труд принимать; старик добрый, он мне и так, задаром, пятачков подарит».

На третий день приходит Ленивица и просит Мороза Ивановича ее домой отпустить да за работу наградить.

— Да какая же была твоя работа? — спросил старичок. — Уж коли на правду дело пошло, так ты мне должна заплатить, потому что не ты для меня работала, а я тебе служил.

— Да, как же! — отвечала Ленивица. — Я ведь у тебя целых три дня жила.

— Знаешь, голубушка, — отвечал старичок, — что я тебе скажу:
жить и служить — разница, да и работа работе рознь; заметь это: вперед пригодится. Но, впрочем, если тебя совесть не зазрит, я тебя награжу:и какова твоя работа, такова будет тебе и награда.

С этими словами Мороз Иванович дал Ленивице пребольшой сере­бряный слиток, а в другую руку — пребольшой брильянт.

Ленивица так этому обрадовалась, что схватила то и другое и, даже не поблагодарив старика, домой побежала.

Пришла домой и хвастается.

— Вот, — говорит, — что я заработала; не сестре чета, не горсточку пятачков да не маленький брильянтик, а целый слиток серебряный, вишь, какой тяжелый, да и брильянт-то чуть не с кулак... Уж на это можно к празднику обнову купить...

Не успела она договорить, как серебряный слиток растаял и полил­ся на пол; он был не что иное, как ртуть, которая застыла от сильного

488

холода; в то же время начал таять и брильянт. А петух вскочил на забор и громко закричал:

— Кукареку-кукарекулька, у Ленивицы в руках ледяная сосулька!

А вы, детушки, думайте, гадайте, что здесь правда, что неправда; что сказано впрямь, что стороною; что шутки ради, что в наставленье...

Февраль. 20 неделя

С. Козлов В ПОРТУ

В порту

Мы пришли сегодня в порт.

Мы стоим, разинув рот,

Та вода, что у причалов,

И которая вдали,

И в которую сначала

С моря входят корабли, —

Эта территория Зовется акватория.

Пошумев моторами,

Выпустив дымок,

Через акваторию,

Через акваторию

Едет катерок.

Через акваторию,

Через акваторию,

Через акваторию

Едет катерок.

На волну взбирается,

Словно альпинист,

 И с волны бросается

 Головою вниз,

И с волны бросается,

И с волны бросается,

И с волны бросается

Головою вниз.

Дельфины

Корабли в открытом море,

Как птицы на воле.

В неизвестные просторы

Уносят смелых волны,

И плывут они куда-то

Вслед за солнечным закатом,

И веселые дельфины

Провожают корабли.

А дельфины добрые,

А дельфины мокрые

На тебя глядят умными глазами.

А дельфины скромные,

А дельфины добрые

Просят, чтобы им сказку рассказали.

Есть в лазурном океане

Таинственный остров,

Но найти его в тумане

Матросам так непросто.

Среди волн отыщет берег

Только тот, кто в сказку верит,

Только тот, кто сам сумеет

Людям сказку рассказать.

Песенка катерка

Пошумев моторами,

Выпустив дымок,

Через акваторию

Мчится катерок.

Через акваторию,

Через акваторию,

Через акваторию

 Мчится катерок.

На волну взбирается

Словно альпинист,

 И с волны бросается

Головою вниз.

И с волны бросается,

И с волны бросается,

И с волны бросается Головою вниз!

Словно в детском садике,

Он туда-сюда

Водит плавно за руку

Мощные суда.

Водит плавно за руку,

Водит плавно за руку,

Водит плавно за руку

Мощные суда!

Песенка лесовоза

— Это я на весь причал
Хриплым басом прокричал
Старый бурый лесовоз:

— Полтайги сюда привез,

490

И посажен, как медведь,

Здесь на якорную цепь.

Как же тут не зареветь?

Как же тут не загудеть?

Не привык я уставать,

А теперь устал стоять.

Вы меня не обижайте —

Поскорее разгружайте.

Февраль. 21 неделя

Ю. Коваль АЛЫЙ

Приехал на границу молодой боец по фамилии Кошкин. Был он па­рень румяный и веселый. Командир спросил:

— Как фамилия?

— Елки-палки, фамилия-то моя Кошкин, — сказал Кошкин.

— А при чем здесь елки-палки? — спросил командир и потом доба­вил: — Отвечай ясно и толково, и никаких елок-палок. Вот что, Кош­кин, — продолжал командир, — собак любишь?

— Товарищ капитан! — отвечал Кошкин. — Скажу ясно и толково:
я собак люблю не очень. Они меня кусают.

— Любишь не любишь, а поедешь ты, Кошкин, учиться в школу
собачьих инструкторов.

...Приехал Кошкин в школу собачьих инструкторов. По-настояще­му она называется так: школа инструкторов службы собак. Старший инструктор сказал Кошкину:

— Вот тебе щенок. Из этого щенка нужно сделать настоящую со­
баку.

— Чтоб кусалась? — спросил Кошкин.

Старший инструктор строго посмотрел на Кошкина и сказал:

— Да.

Кошкин осмотрел щенка. Щенок был небольшой, уши его пока еще не торчали. Они висели, переломившись пополам. Видно, щенок толь­ко еще начал прислушиваться к тому, что происходит на белом свете.

— Придумай ему имя, — сказал старший инструктор. — В этом го­ду мы всех собак называем на букву «А» — Абрек, Акбар, Артур, Аршин и так далее. Понял?

— Понял, — ответил Кошкин.

Но по правде говоря, он ничего не понял. Тогда ему объяснили, что пограничники каждый год называют собак с какой-то одной буквы. Поэтому стоит сказать, как зовут собаку, и ты узнаешь, сколько ей лет и в каком году она родилась.

«Ну и ну! — подумал Кошкин. — здорово придумано!»

491

Кошкин взял щенка под мышку и понес его в казарму. Там он опус­тил его на пол, и первым делом щенок устроил большую лужу.

— Ну и щенок на букву «А»! — сказал Кошкин. — С тобой не соску­чишься.

Щенок, понятное дело, ничего на это не ответил. Но после того, как Кошкин потыкал его носом в лужу, кое-что намотал на ус.

Вытерев нос щенку специальной тряпкой, Кошкин стал думать: «Как же назвать этого лоботряса? На букву «А», значит... Арбуз?.. Не годится. Агурец? Нет, постой, огурец — на букву «О»...»

— Ну и задал ты мне задачу! — сказал Кошкин щенку.
Кошкин долго перебирал в уме все слова, какие знал на букву «А».
Наконец он придумал ему имя и даже засмеялся от удовольствия.

Имя получилось такое — Алый.

— Почему Алый? — удивлялись пограничники. — Он серый весь, даже черный.

— Погодите, погодите, — отвечал Кошкин. — Вот он высунет
язык — сразу поймете, почему он Алый.

Стал Кошкин учить Алого. А старший инструктор учил Кошкина, как учить Алого. Только ничего у них не выходило. Бросит Кошкин палку и кричит:

— Апорт!

Это значит: принеси.

А Алый лежит и не думает бегать за палкой. Алый так рассуждает: «Стану я бегать за какой-то палкой! Если б ты мне бросил кость или хо­тя бы кусок колбасы — понятно, я бы побежал. А так, елки-палки, я лучше полежу».

Словом, Алый был лентяй.

Старший инструктор говорил Кошкину:

— Будьте упорней в достижении своих целей.
И Кошкин был упорен.

— Что ж ты лежишь, голубчик? — говорил он Алому. — Принеси
палочку.

Алый ничего не отвечал, а про себя хитро думал: «Что я, балбес, что ли? За палочкой бегать! Ты мне кость брось».

Но кости у Кошкина не было. Он снова кидал палку и уговаривал Алого:

— Цветочек ты мой аленький, лоботрясик ты мой! Принесешь, ел­
ки-палки, палку или нет?!

Но Алый тогда поднимался и бежал в другую сторону, а Кошкин бе­жал за ним.

— Смотри, Алый, — грозился Кошкин, — хвост отвинчу!

Но Алый бежал все быстрее и быстрее, а Кошкин никак не мог его догнать.

Он бежал сзади и грозил Алому кулаком. Но ни разу он не ударил Алого. Кошкин знал, что собак бить — дело последнее.

492

 

Прошло несколько месяцев, и Алый подрос. Он стал кое-что пони­мать. Он понимал, например, что Кошкин — это Кошкин, мужик хо­роший, который кулаком только грозится. Теперь уж, когда Кошкин бросал палку, Алый так рассуждал: «Хоть это и не кость, а просто пал­ка, ладно уж — принесу».

Он бежал за палкой и приносил ее Кошкину. И Кошкин радовался.

— Алый, — говорил он, — ты молодец. Вот получу из дому посыл­ку — дам тебе кусок колбаски: пожуешь.

А Алый ничего не говорил, но так думал: «Что-то твои посылки, то­варищ Кошкин, долго идут. Пока они дойдут, можно с голодухи ноги протянуть».

Но все же протягивать ноги Алый не собирался. Всех собак корми­ли хорошо, а Кошкин даже ходил на кухню клянчить кости. И будьте спокойны, Алый эти кости обгладывал моментально.

Вскоре Алый вырос и стал совсем хорошо слушаться Кошкина, по­тому что он полюбил Кошкина. И Кошкин Алого очень полюбил.

Когда Кошкин получал из дому посылку, он, конечно, делился, да­вал чего-нибудь и Алому пожевать.

Алый посылок ниоткуда не получал, но думал так: «Если б я полу­чил посылку, я бы тебе, Кошкин, тоже отвалил бы чего-нибудь повкуснее».

В общем, жили они душа в душу и любили друг друга все сильнее и сильнее. А это, что ни говорите, редко бывает.

Старший инструктор частенько говорил Кошкину: «Кошкин! Ты должен воспитать такую собаку, чтоб и под воду и под воеводу!»

Кошкин плохо представлял себе, как Алый будет подлезать под во­еводу, но у старшего инструктора была такая пословица, и с ней прихо­дилось считаться.

Целыми днями, с утра и до вечера, Кошкин учил Алого. Конечно, Алый быстро понял, что значит «сидеть», «лежать», «к ноге» и «вперед».

Как-то Кошкин дал ему понюхать драную тряпку. Тряпка как тряп­ка. Ничего особенного.

Но Кошкин настойчиво совал ее Алому под нос. Делать было вроде особенно нечего, поэтому Алый нюхал тряпку и нанюхался до одуре­ния. Потом Кошкин тряпку убрал, а сам куда-то ушел и вернулся толь­ко часа через два.

— Пошли, — сказал он Алому, и они вышли во двор.

Там, во дворе, стояли какие-то люди, закутанные в толстые балахо­ны. Они стояли спокойно, руками не махали и только смотрели на Алого во все глаза. И вдруг волной хлестнул запах от одного из них — Алый зарычал и бросился к этому человеку, потому что так точно пах­ла тряпка, какую давал ему Кошкин.

— Ну что ж, — сказал старший инструктор, который стоял непода­
леку, — с чутьем у Алого все в порядке, но это еще не самое главное.

...Однажды Кошкин посадил Алого в пограничную машину «ГАЗ-69». В машине их уже ожидал старший инструктор. Алый сразу же хотел укусить старшего инструктор, но Кошкин сказал ему:

493

— Сидеть!

«Я, конечно, могу укусить и сидя, — подумал Алый, — но вижу, ел­ки-палки, что этого делать не следует».

Машина немного потряслась на проселочной дороге и останови­лась у леса.

Кошкин и Алый выпрыгнули из кабины, а следом — старший инст­руктор. Он сказал:

— Товарищ Кошкин! Нарушена государственная граница СССР.
Ваша задача: задержать нарушителя!

— Есть задержать нарушителя! — ответил Кошкин как полагается.
Потом он погладил Алого и сказал: — Ищи!

Кого искать, Алый сразу не понял. Он просто побежал по опушке леса, а Кошкин — за ним, а старший инструктор — за Кошкиным. Од­ной рукой Кошкин держал Алого на поводке, другой — придерживал автомат.

Алый пробежал немного вправо, потом немного влево и тут почув­ствовал запах — чужой и неприятный. Ого! Здесь прошел человек! Тра­ва, примятая его ногами, успела распрямиться. Но запах-то остался, и Алый рванулся вперед. Он взял след.

Теперь они бежали по лесу, и ветки сильно хлестали Кошкина по лицу. Так всегда бывает, когда бежишь по лесу, не разбирая дороги.

Тот, кто прошел здесь несколько часов назад, хитрил, запутывал след, посыпал его табаком, чтобы отбить у собаки охоту бежать за ним. Но Алый след не бросал.

Наконец они прибежали к небольшому ручью, и здесь Алый забес­покоился.

Тот человек прошел давно, и вода, которая имела его запах, утекла куда-то далеко вниз.

Теперь она пахла водорослями, камешками, проплывающим песка­рем. И Алому захотелось поймать этого пескаря. Но пескарь спрятался под камень. Алый тронул камень, но оттуда выскочили сразу три пес­каря.

Тут Кошкин увидел, что Алый ловит пескаря, и сказал:

— Фу!

Они перебрались на другой берег, и снова Алый почувствовал чужой запах.

Скоро они выскочили на открытую поляну и увидели того, за кем гнались.

Тот бежал, и оглядывался, и махал от страха руками, и рукава его одежды были ужасно длинными.

Кошкин бросил поводок, и Алый огромными прыжками стал наго­нять нарушителя. Потом он прыгнул последний раз, пролетел по воз­духу, ударил бегущего в спину и сшиб его с ног. Тот упал ничком и да­же пошевелиться не мог, потому что Алый придавил его к земле.

Кошкин еле оттащил Алого за ошейник.

Тогда лежащий приподнялся и сказал:

— Ну и собачка у вас, товарищ Кошкин! Обалдеть можно!

494

Человек, за которым они гнались, был не кто иной, как Володька Есаулов, приятель Кошкина и тоже пограничник. И все это была пока учеба.

Старший инструктор сказал:

— Собака работала хорошо. За такую работу ставлю ей отметку че­тыре.

— За что же четыре? — спросил Кошкин. — Надо бы пять.

— За пескаря, — ответил старший инструктор.

«Проклятый пескарь!» — подумал Кошкин. Он хорошо знал, что пограничная собака не должна отвлекаться, когда идет по следу.

Все сели в машину, чтобы ехать назад, а Кошкин достал из кармана отличный сухарик и сунул его Алому в пасть.

И Алый, хрустя сухарем, подумал про старшего инструктора и про Володьку Есаулова: «Вам небось после такой беготни тоже хочется по­грызть сухарика, да товарищ Кошкин не дает».

Наконец настал день, когда Кошкин и собака Алый попрощались со школой собачьих инструкторов. Они поехали служить на границу. Начальник заставы сказал:

— А, елки-палки, Кошкин!

— Так точно! — гаркнул Кошкин, да так громко, что у начальника
заставы чуть револьвер не выстрелил.

— Вижу, вижу, — сказал начальник, — вижу, что ты научился отве­чать как следует. Только попрошу так сильно не орать, а то у меня чуть
револьвер не выстрелил.

Потом командир спросил:

— Как же зовут собаку?

— Алый, товарищ капитан.

— Алый? — удивился начальник заставы. — Почему Алый?

— А вы погодите, товарищ капитан, — ответил Кошкин, — вот он
высунет язык, и вы сразу поймете, почему он Алый.

А застава, куда приехали Кошкин и Алый, была в горах. Кругом-кругом, куда ни погляди, все горы, горы... Все они лесом заросли: ел­ками, дикими яблонями. Взбираются деревья вверх, налезают на скалы. А из-под корней вываливаются круглые камни да острые ка­мешки.

— Видишь, Алый, — говорил Кошкин, — вот они, горы. Это тебе не
школа собачьих инструкторов.

Алый глядел на горы и думал: «Просто странно, отчего это земля так вздыбилась, к небу колесом пошла?.. Быть бы ей ровной...»

Трудное дело — охранять границу. Днем и ночью ходили Кошкин и Алый по инструкторской тропе. Тропа эта — особая. Никому по ней нельзя ходить, кроме инструктора с собакой, чтобы не было посторон­него запаха.

Рядом с инструкторской тропой идет широкая вспаханная полоса.
Кто бы ни пошел через границу, обязательно оставит след на вспахан­
ной полосе.                       *

' 495

Вот Кошкин и Алый ходили по инструкторской тропе и смотрели на вспаханную полосу — нет ли каких следов?

Дни шли за днями, и ничего особенного не происходило. А на вспа­ханной полосе были только шакальи да заячьи следы.

— Дни идут за днями, — говорил Кошкин, — а ничего особенного
не происходит.

«Беда невелика, — думал Алый, — не происходит, не происходит, да вдруг и произойдет».

И действительно.

Как-то вернулся Кошкин с ночного дежурства и только хотел лечь спать — тревога!

Тревога!

Кто-то перешел границу!

Тревога!

В ружье!

Через две минуты на заставе остались только дежурные. Словно ве­тер сдул пограничников, да так ловко сдул, что они оказались там, где надо...

Кошкин и Алый очутились у горного озера. Там, в озере, плавали форели — темные рыбы с коричневыми звездами на боках.

На берегу Кошкин увидел знакомого старика, который вообще-то жил неподалеку, а сейчас удил форель. Этот старик нередко помогал пограничникам.

— Здравствуй, Александр, — сказал Кошкин.
Старик кивнул.

— Никого не видел? — спросил Кошкин.

— Видел.

— Кого?

— Босого мужика.

— Тю! — сказал Кошкин. — Какого босого мужика?

— Тю, — сказал теперь старик Александр. — Косолапого.
Кошкин плюнул с досады: он вспомнил, что босым называют мед­
ведя.

— А больше никого не видел?

— Видел.

— Кого?

— Обутого мужика.

— Ох, — рассердился Кошкин, — дело говори!

Но старик Александр дело говорить не стал. Он любил говорить странно и шутливо, поэтому сейчас он просто ткнул пальцем в сторо­ну лысой горы. Но Кошкину и этого было достаточно. Он сделал Ало­му знак, и они побежали в ту сторону.

Было тихо, тихо, тихо. Но вдруг откуда-то сорвался ветер, закрутил­ся колесом и донес до Алого запах, странный, недобрый. Тронул ветер верхушки елок и тревожно затих и так притаился, как будто ветра и не было на свете...

496

Алый взял след. И теперь Кошкин продирался за ним через густые терновники, скатывался в овраги, поросшие ежевикой. Алый шел по следу возбужденно — острый, чужой запах бил прямо в нос.

Алый зло залаял, и сразу Кошкин увидел человека — на дереве.

Он сидел на дереве, на дикой яблоне: словно пантера, прижался к черному корявому суку.

— Вниз!

И человек спрыгнул с ветки и, отряхиваясь, заговорил:

— Да я так просто, яблочков хотел пожевать, яблочков.

— Оружие — на землю!

— Да нет у меня никакого оружия, — сказал человек. — А я так про­
сто, яблочков хотел было пожевать, кисленьких.

И вдруг он прыгнул на Кошкина и в ту же секунду оказался на земле, потому что Алый сшиб его с ног и прокусил руку, сжимавшую нож.

— О-о-о! — закричал человек, а потом замолчал — так страшно бы­ло увидеть над собой раскрытую собачью пасть...

Когда Кошкин вел его на заставу, он все бубнил:

— А я-то яблочков хотел было пожевать... — А потом оглядывался на Алого и говорил: — У-у-у! Дьявол проклятый!

Алый бежал сбоку, и что он думал в этот момент, сказать трудно.

Так и служили Кошкин и Алый на границе.

Командир заставы часто посылал их в секрет. Они прятались в кус­тах и следили, чтоб никто не перешел границу.

Они так прятались, что их нельзя было увидеть, а они видели все.

Словом, секрет.

Пробегал мимо заяц — они даже и не шевелились. Если пробегал шакал, тогда Алый думал: «Беги, шакал, беги. Жаль, что я пограничная собака, а то бы я тебе уши-то пооборвал».

Кошкин, конечно, не знал, о чем думает Алый, но сам глядел на ша­кала я думал: «Жалко, что Алый — пограничная собака, а то бы он от этого шакала камня на камне не оставил».

Вот так и служили Кошкин и Алый на границе. Время шло и мед­ленно и быстро.

«Медленно-то как идет время», — думал Кошкин иной раз.

«Быстро-то как время бежит», — думал он в другой раз.

Уже наступила весна. С гор текли ручьи из растаявшего снега и льда. На некоторых теплых местах даже пошевеливались змеи и ящерицы. Было полно подснежников и горных фиалок.

Кошкин и Алый шли по инструкторской тропе.

От ручьев и тающего снега, мокрых камней и свежей земли, от цве­тов и от ящериц стоял такой могучий и нежный запах, что у Кошкина кружилась голова, и он был ужасно чему-то рад.

Алый фыркал, водил по сторонам мокрым носом и тоже был стран­
но возбужден.                    

497

«Елкины палки, — думал Алый. — Что это со мной творится?» — Он как-то не понимал, что просто его охватило весеннее собачье веселье

Чоп-чоп-чоп-чоп! — Алый бежал по оттаявшей вязкой земле.

Фру-фру-фру-фру! — теперь он ломал ледяную корку.

Они спустились в ущелье, и Алый зло ощетинился. И Кошкин сра­зу увидел следы.

Огромные, черные, они ясно отпечатались на вспаханной полосе Это были совсем свежие следы медведя.

«Может быть, человек?» — подумал Кошкин. Он знал, что есть лю­ди, которые надевают на ноги подобия медвежьих лап, чтобы перейти границу.

Кошкин внимательно оглядел след. Сомнений не было — медведь. Но надо было проверить.

Алый чуть дрожал, скалил зубы, чувствовал зверя. Ясно было — медведь.

Только надо было проверить.

— Вперед! — шепнул Кошкин.

Алый туго потянул поводок и пошел по следу.

Солнце поднялось выше, и ручьи заурчали погромче. Послышались новые, самые разнообразные звуки: какие-то потрескиванья, позвяки-ванья, потряхиванья.

«Оррк! Оррк!» — орал в небе огромный ворон, утомленный солнеч­ной весной.

След привел к большим камням, которые громоздились в устье ущелья.

Камни были покрыты ледяной коркой, а на ней мелкой россыпью бродили ручейки, разрезали узорными желобками лед. От камней под­нимался пар.

Они вбежали в облако пара, и тотчас закружились белые струйки, как будто все бесчисленные весенние ручейки вдруг рванулись вверх, к небу.

«Ах! Ах! — залаял Алый, и залаял он не так, как обычно, а стран­но: — Ах! Ах!»

Огромный зверь встал перед ними. И так близко, что видны были весенние капли в блестящей шерсти.

Медведь!

Кошкин изо всей силы рванул поводок и отбросил Алого назад.

Но медведь был по-весеннему зол. Он вздыбил шерсть и замигал глазками, красными и разъяренными. Прыгнул вперед, подцепил Ало­го лапой.

Алый увернулся бы, да камень помешал — камень, окутанный паром. От страшного удара Алый взлетел в воздух, разбрызгивая капли крови.

«Алый!» — хотел крикнуть Кошкин, но крикнул только:

— А-а-а... — и поднял автомат, и выстрелил несколько раз.

Мертвый медведь лежал, вцепившись зубами в камень. Он крепко обнял его мохнатыми лапами, и светлый ручей из расселины хлестал через его голову.

498

Кошкин перевязал Алого и понес его на заставу. Все мысли Кошки­на запутались, сбились в клубок. Он прижимался ухом к спине Алого слышал, как невероятно быстро, не по-человечески колотится его сердце.

На заставе фельдшер промыл рану Алого и долго-долго зашивал ее. Было ужасно больно. Алому все время хотелось зря укусить фельдше­ра, но Кошкин стоял рядом, гладил Алого и нарочно грубо говорил:

— Подумаешь, медведь! Барахло какое!

«Зашивайте, зашивайте поскорее, — думал Алый. — Больно же...»

Когда фельдшер зашил рану, Алый сразу хотел вскочить, но сил-то не было. И Кошкин понес его в сарайчик, где жили собаки. На руках у Кошкина Алый уснул...

Потом побежали день за днем. Солнце перекатывалось над горами, облака сталкивались в небе с тучами, падал на землю дождь, и навстре­чу ему выползали из земли толстые стебли, налитые зеленым соком.

Алый все время чувствовал, как заживает, затягивается его рана, и торопился ее лизать. Ему казалось, что он может слизнуть языком ту­пую, тягучую боль.

Когда рана поджила, Кошкин стал выводить его во двор заставы. Кошкин садился на лавочку и играл на гитаре, а Алый лежал у его ног, мигая на солнце.

Алому было странно слушать, как тянутся звуки со струн, плывут над его головой и закруживают ее. Он поднимал голову — и утомитель­ный вой вылетал из его горла. И Алый закрывал глаза и хватал зубами воздух, будто хотел укусить собственную песню.

Подходили пограничники, слушали Алого и смеялись, расспраши­вали про медведя.

— Вообще-то я медведей побаиваюсь, — говорил Кошкин, отставив гитару. — Кусаются.

Алый, конечно, ничего не говорил, но думал: «С медведями держи ухо востро».

Весна прошла, а потом прошло и лето, а потом и осень кончилась. Выпал снег. От него выровнялись кривые горы, и даже в ущельях, под нависшими камнями, сделалось ясно.

Хоть и неглубок был первый снег, на нем хорошо был виден след на­рушителя. Снег был пробит, продавлен подкованным сапогом до самой земли, до осеннего листа.

— Тяжелый человек прошел, — сказал рядовой Снегирев про того,
кто натоптал след.

— Да, — отозвался Кошкин, — тяжеловат.

Алый нервничал, тянул Кошкина по следу, но Кошкин сдерживал ^его, раздумывал.

— Ну? — спросил Снегирев.

— Будем преследовать, — отозвался Кошкин и кивнул Алому.
Быстро пошел Алый по следу. Бежит за ним Кошкин, старается так

Поспевать, чтобы ошейником не резало ему шею. Снегирев бежит чуть
сзади.                              

499

След — в крутую гору. Видно, что «тяжелому» трудновато подни­маться. Вот он споткнулся... Стоп! Разглядел Кошкин след, и стало ему понятно, что впереди двое, что «тяжелый» тащит на себе «легкого».

Поднялись в гору — след под гору пошел. Трудно бежать под гору __ пороша все камни покрыла. Оступишься — и выскользнет камешек из-под ноги, да так выскользнет, что тебя перекувырнет в воздухе да об этот камешек затылком трахнет.

След привел к дороге, и там Кошкин понял вот какую штуку: «тяже­лый» отпустил «легкого». Тот вперед побежал, а «тяжелый» его следы затаптывал.

Ух, горные дороги! Справа — скала, слева — обрыв, а на дне его — бешеный зеленый ручей. Крутит, вертит дорога вокруг горы — за скалу, за корявую кручу.

Выбежали Кошкин и Алый за поворот — выстрел навстречу. Пуля взвизгнула об камень, ударилась о другой, забилась яростно между камнями, пока не утонула в мягком стволе дерева.

Кошкин и Алый за валуном схоронились, за другим — Снегирев. Выстрел — заныли каменные осколки, пуля дугой улетела в небо.

Кошкин выглянул осторожно и увидел, как темнеет за камнем рука с пистолетом, покачивается в воздухе... Ударил Кошкин из автомата и разбил ее.

Прыжок — Алый взмахнул на спину «тяжелого», режет когтями его одежду, страшными зубами шею сдавил.

Подбежали Кошкин и Снегирев, обезоружили нарушителя, связали.

Скорчившись, сидел нарушитель на земле, дрожал, и вокруг него таял снег. Он плевал себе под ноги, и Кошкин Алого в сторону отвел, будто боялся, что плевки злого человека ядовитые.

Кошкин и Алый побежали дальше по следу, а Снегирев остался пойманного сторожить.

Дорога здесь была уже нахожена-наезжена, и следы «легкого» по­этому часто терялись, затаивались среди следов других людей.

Впереди у дороги стоял дом. Тут жил старик Александр. Кошкин оглядел дом, укрывшись за скалой. В узких окошках ничего не было видно, а на диких яблонях, растущих вокруг, сидели куры.

Алый тянул по следу мимо дома, но Кошкин решил зайти, расспро­сить Александра.

Старик сидел в комнате, завешанной вязками красного перца и ко­сицами, наплетенными из лука. Он курил трубку.

— Здравствуй, Александр, — сказал Кошкин, придерживая Алого.
. Александр выпустил колесо дыма.

— Здравствуй, Кошкин.

— Никого не видел?

— Видел, — сказал Александр и, косясь на Алого, снова выпустил
колесо дыма. Оно неторопливо догнало первое, еще висящее в воздухе-

— Скорее! — сказал Кошкин. — Скорее говори: где он?
Александр подмигнул Кошкину и выпустил третье колесо.

500

_ Не спеши, не спеши, Кошкин, — сказал Александр и, выпустив четвертое колесо дыма, встал.

Он подошел к окну и поглядел в него, а потом поманил Кошкина

пальцем.

Кошкин выглянул в окно и увидел врага. С крутого откоса тот спу­скался вниз, к ручью.

Вода раскалывается о камни, грохочет, разлетается пеной, брызгами.

Прозрачные космы закручиваются, свистят, и медленно-медленно под напором воды сползают камни, подталкивают друг друга скользки­ми плечами и с внезапным ревом поворачиваются лениво и грозно на­бок.

Осторожно спускается Кошкин, прячется за кустами с красными

ягодами, за валунами, припорошенными снегом.

За звоном воды, за каменным гулом не слышно шага, треска колю­чего сучка под ногой. И не слышно, как орет в небе ворон, а только ра­зевает рот, пролетая за гору.

Алый медленно ведет, извивается напряженно, как живая пружина. Он весь наполнен запахом врага, он видит его.

Тот уже у самого ручья. Остановился, думает, где ручей перейти.

Алый сжался в комок.

Вот Кошкин отпустит его.

Вот отпустил...

Алый расстелился по земле — и прыгнул, будто взмахнул всем телом.

Остановился, застыл в воздухе на секунду — и рухнул на врага. Уда­рил его в спину. Рванул.

Тот упал, но вывернул назад руку и выстрелил в Алого — раз, дру­гой, третий.

Алый вырвал пистолет, и металл будто треснул в его зубах, как чер­ная кость.

Кошкин ударил врага, скрутил ему руки...

Зеленые дуги сшибаются в ручье, захлестывают друг друга, звон вы­бивают и пену.

Кощкин глянул на Алого и схватился за голову. Без движения лежал

Алый на снегу.

Кошкин поднял его, и тепло-тепло стало его рукам, будто он опус­тил их внутрь абрикоса, нагретого солнцем.

Тепло струилось между пальцев, утекало, лилось в снег. Руки его стали алыми.

...Алый был жив, когда Кошкин принес его на заставу. Пули не за­держались в его теле — вылетели вон.

Алый тяжело дышал, и глаза его то просветлялись, то становились мутными. Кошкин глядел в них и не знал, видит ли его Алый. Но Алый видел Кошкина и понимал, что это Кошкин — мужик хороший.

- Умрет он,- сказал фельдшер.

501

Но Кошкин не поверил. Он сидел рядом с Алым и гладил его по го­лове. Он рассказывал Алому, что скоро получит из дому посылку. А там, в этой посылке, чего только не будет: и колбаса, и сало, и коржики.

— То-то пожуем, — говорил Кошкин.

Алому было приятно слушать голос Кошкина. Но только над голо­вой его поплыли длинные мягкие птицы, закружили ее, заворожили. Голова его стала такая тяжелая, что он не смог ее больше держать и уро­нил на передние лапы.

«Жалко мне тебя, Кошкин...» — подумал было Алый, но не сумел додумать, почему он жалеет Кошкина. Алый вздрогнул два раза и умер.

А Кошкин никак не мог понять, что Алый умер. Он гладил его и го­ворил:

— И колбаса там будет, и сало, и коржики...

Февраль. 22 неделя В. Осеева ПОЧЕМУ?

Мы были одни в столовой — я и Бум. Я болтал под столом ногами, а Бум легонько покусывал меня за голые пятки. Мне было щекотно и ве­село. Над столом висела большая папина карточка — мы с мамой только недавно отдавали ее увеличивать. На этой карточке у папы было такое ве­селое, доброе лицо. Но когда, балуясь с Бумом, я стал раскачиваться на стуле, держась за край стола, мне показалось, что папа качает головой.

—  Смотри, Бум, — шепотом сказал я и, сильно качнувшись на сту­ле, схватился за край скатерти.

Послышался звон... Сердце у меня замерло. Я тихонько сполз со стула и опустил глаза. На полу валялись розовые черепки, золотой обо­док блестел на солнце.

Бум вылез из-под стола, осторожно обнюхал черепки и сел, склонив набок голову и подняв вверх одно ухо.

Из кухни послышались быстрые шаги.

— Что это? Кто это? — мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. — Папина чашка... папина чашка... — горько повторяла она. Потом подняла глаза и с упреком спросила:

— Это ты?

Бледно-розовые черепки блестели на ее ладонях. Колени у меня дрожали, язык заплетался.

— Это... это... Бум!

— Бум? — мама поднялась с колен и медленно переспросила: — Это Бум?

Я кивнул головой. Бум, услышав свое имя, задвигал ушами и зави­лял хвостом. Мама смотрела то на меня, то на него.

— Как же он разбил?

Уши мои горели. Я развел руками:

502

— Он немножечко подпрыгнул... и лапами...

Лицо у мамы потемнело. Она взяла Бума за ошейник и пошла с ним к двери. Я с испугом смотрел ей вслед. Бум с лаем выскочил во двор.

— Он будет жить в будке, — сказала мама и, присев к столу, о чем-то задумалась. Ее пальцы медленно сгребали в кучку крошки хлеба, раска­тывали их шариками, а глаза смотрели куда-то поверх стола в одну точку.

Я стоял, не смея подойти к ней. Бум заскребся у двери.

— Не пускай! — быстро сказала мама и, взяв меня за руку, притяну­ла к себе. Прижавшись губами к моему лбу, она все так же о чем-то ду­мала, потом тихо спросила:

— Ты очень испугался?

Конечно, я очень испугался: ведь с тех пор, как папа умер, мы с ма­мой так берегли каждую его вещь. Из этой чашки папа всегда пил чай.

— Ты очень испугался? — повторила мама. Я кивнул головой и крепко обнял ее за шею.

— Если ты... нечаянно, — медленно начала она. Но я перебил ее, торопясь и заикаясь:

— Это не я... Это Бум... Он подпрыгнул... Он немножечко подпрыг­нул... Прости его, пожалуйста!

Лицо у мамы стало розовым, даже шея и уши ее порозовели. Она встала.

— Бум не придет больше в комнату, он будет жить в будке.

Я молчал. Над столом с фотографической карточки смотрел на ме­ня папа...

Бум лежал на крыльце, положив на лапы умную морду, глаза его не отрываясь смотрели на запертую дверь, уши ловили каждый звук, до­летающий из дома. На голоса он откликался тихим визгом, стучал по крыльцу хвостом. Потом снова клкл голову на лапы и шумно вздыхал.

Время шло, и с каждым часом на сердце у меня становилось все тя­желее. Я боялся, что скоро стемнеет, в доме погасят огни, закроют все двери и Бум останется один на всю ночь. Ему будет очень холодно и страшно. Мурашки пробегали у меня по спине. Если б чашка не бы­ла папиной и если б сам папа был жив, ничего бы не случилось... Ма­ма никогда не наказывала меня за что-нибудь нечаянное. И я боялся не наказания — я с радостью перенес бы самое худшее наказание. Но ма­ма так берегла все папино! И потом, я не сознался сразу, я обманул ее, и теперь с каждым часом моя вина становилась все больше.

Я вышел на крыльцо и сел рядом с Бумом. Прижавшись головой к его мягкой шерсти, я случайно поднял глаза и увидел маму. Она сто­яла у раскрытого окна и смотрела на нас. Тогда, боясь, чтобы она не прочитала на моем лице все мои мысли, я погрозил Буму пальцем и громко сказал:

— Не надо было разбивать чашку.

После ужина небо вдруг потемнело, откуда-то выплыли тучи и ос­тановились над нашим домом. Мама сказала:

503

— Будет дождь. Я попросил:

— Пусти Бума...

— Нет.

— Хоть в кухню... мамочка!

Она покачала головой. Я замолчал, стараясь скрыть слезы и переби­рая под столом бахрому скатерти.

— Иди спать, — со вздохом сказала мама.

Я разделся и лег, уткнувшись головой в подушку. Мама вышла. Че­рез приоткрытую дверь из ее комнаты проникала ко мне желтая поло­ска света. За окном было черно. Ветер качал деревья. Все самое страш­ное, тоскливое и пугающее собралось для меня за этим ночным окном. И в этой тьме сквозь шум ветра я различал голос Бума. Один раз, под­бежав к моему окну, он отрывисто залаял. Я приподнялся на локте и слушал. Бум... Бум... Ведь он тоже папин. Вместе с ним мы в послед­ний раз провожали папу на корабль. И когда папа уехал, Бум не хотел ничего есть и мама со слезами уговаривала его. Она обещала ему, что папа вернется. Но папа не вернулся...

То ближе, то дальше слышался расстроенный лай. Бум бегал от две­ри к окнам, он звал, просил, скребся лапами и жалобно взвизгивал. Из-под маминой двери все еще просачивалась узенькая полоска света. Я кусал ногти, утыкался лицом в подушку и не мог ни на что решить­ся. И вдруг в мое окно с силой ударил ветер, крупные капли дождя за­барабанили по стеклу. Я вскочил. Босиком, в одной рубашке я бросил­ся к двери и широко распахнул ее.

— Мама!

Она спала, сидя за столом и положив голову на согнутый локоть. Обеими руками я приподнял ее лицо, смятый мокрый платочек лежал под ее щекой.

— Мама!

Она открыла глаза, обняла меня теплыми руками. Тоскливый соба­чий лай донесся до нас сквозь шум дождя.

— Мама! Мама! Это я разбил чашку! Это я, я! Пусти Бума...

Лицо ее дрогнуло, она схватила меня за руку, и мы побежали к две­ри. В темноте я натыкался на стулья и громко всхлипывал. Бум холод­ным шершавым языком осушил мои слезы, от него пахло дождем и мо­крой шерстью. Мы с мамой вытирали его сухим полотенцем, а он под­нимал вверх все четыре лапы и в буйном восторге катался по полу. Потом он затих, улегся на свое место и, не мигая, смотрел на нас. Он думал: «Почему меня выгнали во двор, почему впустили и обласкали сейчас?»

Мама долго не спала. Она тоже думала: «Почему мой сын не сказал мне правду сразу, а разбудил меня ночью?»

И я тоже думал, лежа в своей кровати: «Почему мама нисколько не бранила меня, почему она даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не Бум?»

В эту ночь мы долго не спали, и у каждого из нас троих было свое «почему».

504

III КВАРТАЛ

МАРТ. 23 НЕДЕЛЯ

Планирование работы

Направленность педагогической работы. Содержание образова­тельной работы на этой неделе посвящено ознакомлению детей первы­ми признаками весны. Дети получат первоначальные представления о солнце как источнике света и тепла, познакомятся с традиционными образами солнца в народном изобразительном искусстве и русском фольклоре. Их впечатления найдут воплощение в цикле занятий по изодеятельности: образ солнца будет передаваться разными средствами в лепке «Солнышко, покажись!», в полихромной аппликации «Сол­нышко, улыбнись!», в декоративном рисовании «Солнышко, наря­дись!». Дети познакомятся со свойствами разных предметов и материа­лов, изменениями, происходящими с ними при нагревании и охлажде­нии. Продолжится работа по обогащению словаря детей образными словами и выражениями. На занятии по развитию математических представлений у детей будет формироваться представление об отноше­ниях чисел в числовом ряду, развивать ориентировка в пространстве, они будут знакомиться с последовательностью дней в неделе.

 

День недели	Временные отрезки дня	Содержание образовательной работы
1 день	Утро	Игры по инициативе детей
	Занятия	1. Природа. «Здравствуй, солнечный лучик!» 2. Конструирование. «Весенние подарки» 3. Физкультура № 23.1. Разучивание техники ходьбы по подвижной опоре. Восстановление умения проползать под несколькими препятствиями. Развитие ловкости (ис­пользование необычных исходных положений: начало бе­га из упора присев, стоя спиной по направлению движе­ния и т. д.).
	Прогулка	Наблюдение в природе* Игры по инициативе детей Подвижная игра «День и ночь»
	После обеда	Чтение по выбору педагога или желанию детей
	Вечер	Дидактические игры на восприятие цвета Игры по инициативе детей
2 день	Утро	Игры по инициативе детей
	Занятия	1. Познание окружающего мира. «Нагревание — охлажде­ние» 2. Лепка рельефная декоративная. «Солнышко, покажись!» 3. Музыка № 23.1. Слушание музыки: В. А. Моцарт «Ве­сенняя», «Веснянка» (укр. нар. песня в обр. Г. Лобачева). Игра w детских музыкальных инструментах: М. Шмитц «СолиЬчный день». Музыкальное движение: этюд «Солнеч­ные зайчики» (С. Майкапар «Этюд», М. Шмитц, «Сол­нечный день»)

505

День недели	Временные отрезки дня	Содержание образовательной работы
	Прогулка	Наблюдение в природе* Игры по инициативе детей Подвижная игра «День и ночь»
	После обеда	Чтение по выбору педагога или желанию детей
	Вечер	Игры по инициативе детей
3 день	Утро	Игры по инициативе детей
	Занятия	1. Математические представления № 23 2. Аппликация накладная полихромная «Солнышко, улыбнись!» 3. Физкультура № 23.2. Разучивание равнения в шеренге и круге на вытянутые руки. Закрепление умения пропол­зать под несколькими препятствиями в сочетании с ходь­бой и бегом в разных направлениях. Развитие силы (уп­ражнения на преодоление веса собственного тела — висы, подтягивание)
	Прогулка	Наблюдение в природе* Игры по инициативе детей Подвижная игра «Ловишки»
	После обеда	Чтение. А. С. Пушкин «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»
	Вечер	Игры по инициативе детей
4 день	Утро	Игры по инициативе детей
	Занятия	1. Художественная литература. «Заклички» 2. Рисование декоративное. «Солнышко, нарядиоь!» 3. Музыка № 23.2. Пение: распевка «Солнышко», за-кличка «Жаворонушки, прилетите-ка», «Выйди, солныш­ко» (муз. и ел. Р. Паулса), «Веснянка» (укр. нар. песня в обр. Г. Лобачева). Игра на детских музыкальных инстру­ ментах: М. Шмитц «Солнечный день». Музыкальное дви­жение: этюд «Солнечные зайчики» (С. Майкапар «Этюд», М. Шмитц «Солнечный день»)
	Прогулка	Наблюдение в природе* Игры по инициативе детей Подвижная игра «День и ночь»
	После обеда	Чтение. А. С. Пушкин «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»
	Вечер	Игры по инициативе детей
5 день	Утро	Игры по инициативе детей
	Занятия	1. Развитие речи. «Медведь и солнце» 2. Свободное занятие 3. Физкультура № 23.3. Закрепление умения равнения в шеренге и круге на вытянутые руки. Совершенствова­ние навыка прохождения под несколькими препятствия­ми различными способами по различной траектории. Развитие выносливости посредством подвижной игры («Бег командами», «Не давай мяча водящему» и др.)

506

День недели	Временные отрезки дня	Содержание образовательной работы
	Прогулка	Наблюдение в природе* Игры по инициативе детей Подвижная игра по выбору детей
	После обеда	Чтение по выбору педагога или желанию детей
	Вечер	Игры по инициативе детей

* См. раздел «Природа».

Педагогическая поддержка сюжетных игр детей. Педагог может по­мочь детям в создании сюжета на интересующую детей тему, выделить наиболее значимые события, роли, игровые действия, игровой матери­ал. Педагог активизирует всех участников игрового объединения, стиму­лирует проявление инициативы, способствует согласованию замыслов.

В данном случае участие педагога в совместной игре с детьми не предусмотрено. Достаточно организовать лишь подготовительный пе­риод игры, в котором обсуждаются разнообразные варианты, связан­ные с созданием и реализацией сюжета.

ПРИРОДА

«Здравствуй, солнечный лучик!»

Задачи. Познакомить детей с солнечными лучами, ролью солнца в нашей жизни (Солнце — источник света и тепла.)

Предварительная работа. Наблюдения на прогулке, в группе.

Наблюдения на прогулке. Дети продолжают наблюдать за признаками весны. Стало ли теплее? Идет ли дождь, мокрый снег? Стали ли более ча­стыми метели? (Особенно в северных регионах.) Тает ли снег? (В северных регионах и средней полосе.) Что происходит с растениями? Появились ли на участке детского сада новые птицы, насекомые? В течение нескольких дней на прогулках особое внимание обращается на солнце. Дети подстав­ляют солнцу ладошки, щечки. Что они чувствуют при этом? Какая сего­дня погода — солнечная или пасмурная? Какое солнышко — яркое, на ко­торое нельзя смотреть, или же оно скрыто в дымке? На что оно похоже? Какое настроение у ребят в солнечную погоду и какое в пасмурную? Оди­наково ли выглядят деревья в разную погоду? Согревает ли нас солнце? Где оно находится — прямо над головой или нет? В каких местах террито­рии детского сада солнце.бывает чаще всего? Воспитатель предлагает де­тям найти на площадках «мые затененные и самые освещенные места.

Наблюдения в помещении. За день до занятий воспитатель в течение всего дня обращает внимание детей на освещенность в помещении.

507

Светит ли солнце в окно? Есть ли на стенах солнечные зайчики? В ка­ких местах в комнате света больше всего, а в каких — меньше и почему.

Материалы, инструменты, оборудование. Маленькие зеркальца на каждого ребенка, зеркальце побольше для воспитателя, прямоугольная емкость с водой (например, небольшой противень), лист бумаги.

Содержание занятия. Воспитатель читает детям загадку К. Чуков­ского о солнечном зайчике:

Лежит, лежит копеечка у нашего колодца.

Хорошая копеечка, а в руки не дается.

Пойдите, приведите четырнадцать коней,

 Пойдите, позовите пятнадцать силачей!

Пускай они попробуют копеечку поднять!

Чтоб Машенька копеечкой могла бы поиграть!

 И кони прискакали, и силачи пришли,

Но маленькой копеечки не подняли с земли,

Не подняли, не подняли и сдвинуть не могли.

Воспитатель просит детей подумать, есть ли солнечные лучи в ком­нате? А есть ли пятнышки света, похожие на монетку, как в стихотво­рении? Дети пробуют «поднять» такую монетку с пола. Почему они не могут это сделать?

Солнечные лучи каждый день освещают нашу комнату, поэтому мы не обращаем на них внимания. Как можно доказать, что они есть в комнате? Что произойдет, если мы плотно закроем шторы на окнах? (Воспитатель закрывает окна плотными шторами и спрашивает детей, что изменилось и почему.) Теперь солнечные лучи не могут проникнуть в помещение, и дети оказываются в темноте. Воспитатель открывает шторы: солнечные лучи вернулись и осветили комнату. Могут ли люди жить без света? Нет. Значит, солнце вместе с солнечными лучиками да­ет нам свет, чтобы мы могли все видеть вокруг. Воспитатель напомина­ет детям, как они подставляли солнышку ладошки: чувствовали ли они при этом тепло? Да. Значит, солнечные лучики приносят еще и тепло. Весной они становятся теплыми и ласковыми.

Воспитатель спрашивает детей, можно ли поймать солнечных зай­чиков. Если да, то как это сделать? Проводится опыт. Воспитатель по­казывает (с помощью большого зеркала), как можно поймать солнеч­ных зайчиков. Затем дети пробуют сделать то же самое. Воспитатель объясняет, что такое солнечный зайчик: лучик солнца отражается, от­скакивает, словно мячик, от зеркала и «превращается» в солнечного зайчика.

Воспитатель предлагает детям подумать, почему такой солнечный лучик назвали «солнечным зайчиком». Наверное, потому, что солнеч­ный лучик, отраженный от зеркала или стекла, очень непоседлив, по­стоянно прыгает и убегает от нас, он все время куда-то спешит, как на­стоящий зайчик.

508

Воспитатель предлагает детям придумать, на что похож солнечный зайчик. Откуда к нам приходит солнечный лучик? От Солнца. У солнеч­ного лучика есть свои секреты, которые он скрывает от нас. Один из таких секретов дети с воспитателем попробуют отгадать, проведя опыт «Разно­цветные огоньки». На стол около окна ставится емкость с водой так, что­бы на него падали утренние, солнечные лучи. Воспитатель кладет зер­кальце таким образом, чтобы его верхняя часть оказалась на краю емко­сти, а нижняя — в воде под углом. В таком положении зеркальце отражает солнечный свет, идущий из окна. Воспитатель берет одной рукой лист бу­маги и располагает его перед зеркалом, а второй рукой слегка двигает зер­кало. Положение зеркала и бумаги регулируется до тех пор, пока на ней не появится разноцветная радуга. Воспитатель слегка встряхивает зеркало. Что видят дети? На белой бумаге появляются искрящиеся разноцветные огоньки. Солнечный лучик открыл свою тайну: обычный лучик может превращаться в разноцветный, если он проходит сквозь капельки воды.

В заключение воспитатель делает вывод: солнечный лучик прино­сит нам тепло и свет солнца. Он может становиться разноцветным.

После занятия. В солнечную погоду воспитатель раздает детям зер­кальца и говорит, что они уже ловили «комнатных» солнечных зайчи­ков, а теперь могут попробовать поймать «уличных». Воспитатель пре­дупреждает детей, что нельзя смотреть прямо на солнце и направлять зеркальца в глаза друг другу. С помощью нескольких зеркал он направ­ляет одновременно много солнечных зайчиков на ладошки детям. Что они чувствуют при этом? Собравшись вместе, солнечные зайчики бы­стро нагревают ладошки.

КОНСТРУИРОВАНИЕ из ниток

«Весенние подарки»

Задачи. Познакомить детей с процессом изготовления поделок из нового для них материала — ниток.

Помочь освоить способ создания основы для любой поделки — на­кручивание нити на картон и перевязывание мотка в нескольких местах.

Формировать направленность на создание художественного образа, изменение основы разными приемами.

Развивать мелкую моторику рук.

Способствовать развитию понимания, что подарки не только при­ятно получать, но и не менее приятно их дарить другим, особенно близким людям.

Материалы, инструменты, оборудование. Несколько готовых поде­лок, толстые разноцветнее нитки для вязания, картон для намотки Длиной 10—12 см, ножницы на каждого ребенка, мелкие детали (глазки, Ротики для оформления лиц), заранее заготовленные воспитателем.

509

 

Предварительная работа. За несколько дней до занятия педагог рассказывает детям о том, что в старые времена игрушки не продава­лись в магазинах, их мастерили взрослые из того, что было под рукой: вырезали из чурок, мастерили из деревянных брусочков, шили из тка­ни, плели из соломы и ниток. Обычай делать игрушки своими руками и дарить их друг другу сохранился и сегодня во многих странах. Есть та­кая страна — Болгария, где люди до сих пор, поздравляя друг друга с приходом весны, дарят на счастье маленьких куколок из ниток. Суве­ниры эти называются «мартенички», от названия первого весеннего месяца — марта. (Показывает поделки.) Воспитатель говорит, что мо­жет научить детей мастерить не только их, но и другие поделки. Для этого надо попросить у мамы один-два клубка толстых ниток. (Не­сколько клубков ниток должен иметь в запасе и сам педагог, на случай, если кто-то из детей забудет принести нитки из дома.)

Содержание занятия. Воспитатель показывает детям разные по­делки из ниток, просит сказать, чем они похожи и чем отличаются (это разные игрушки, но все они сделаны из ниток). Она рассказы­вает, что все эти игрушки сделаны на основе одного способа — на­кручивания нити на основу и перевязывание получившегося мотка в нескольких местах. Демонстрирует детям способ (на мотке более крупного размера, чем у детей, с картонной заготовкой 15—17 см), поясняя действия словами: «Для любой из этих поделок нам нужен толстый моток из ниток. Делаем его, обматывая ниткой картон мно­го раз. Как только моток стал толстым, отрезаем нить. Не снимая мо­ток с картонной основы, перевязываем его вверху ниткой, другого цвета, делая два крепких узелка и оставляя длинные концы для пе­тельки. Теперь аккуратно вынимаем к