Глава 3. Эпистемология без познающего 12 страница

558

•если не пожалеть усилий на это и проявить обоюдную

добрую волю. К тому же в таком случае наряду с тем,

что нам удается узнать о взглядах, понять которые мы

поставили себе целью, наши усилия явно вознагражда-

ются и приобретаемыми при этом знаниями о наших

собственных взглядах.

Цель этой статьи — бросить вызов релятивизму в

самом широком смысле слова. Это тем более важно,

что в наше время все возрастающая эскалация произ-

водства вооружений сделала дальнейшее существова-

ние человечества почти тождественным с достижением

взаимопонимания между людьми.

II

Хотя я принадлежу к числу поклонников традиции,

я в то же время являюсь почти ортодоксальным, привер-

женцем неортодоксальности. Я утверждаю, что ортодок-

сальность равносильна смерти познания, так как рост

знания зависит исключительно от существования разно-

гласий. Без сомнения, разногласия могут приводить к

борьбе и даже к насилию, и это представляется мне

весьма печальным, ибо я ненавижу насилие. Но разно-

гласия могут приводить и к дискуссиям, к рассуждениям

и тем самым к взаимной критике, а это, по моему мне-

нию, имеет непреходящее значение. Я полагаю, что са-

мый крупный шаг по направлению к более благополуч-

ной и мирной жизни был сделан, когда в войне мечей, а

иногда и вместо нее стала применяться и война слов.

Именно поэтому обсуждаемая мною тема имеет прак-

тическое значение.

Однако сначала я скажу о самой этой теме и о том

смысле, который я вкладываю в название статьи —

«Миф концептуального каркаса». Предметом моих рас-

суждений и критики будет некоторый миф — широко

распространенное, особенно в Германии XIX века, за-

блуждение. Отсюда этот миф проник в Америку и стал

там повсеместно распространенным. Поэтому я опаса-

юсь, что большинство моих читателей, по всей вероятно-

сти, сознательно или бессознательно верит в этот миф.

Миф концептуального каркаса можно выразить в одном

•предложении:

Рациональная,и плодотворная дискуссия невозмож-

яа, еели участники,ее,не: имеют юбщего концептуально-

559

го каркаса основных предпосылок или по крайней мере

не достигли соглашения по поводу такого каркаса с

целью проведения данной дискуссии.

Таков миф, который я собираюсь критиковать.

В моей формулировке этот миф выглядит как впол-

не здравое высказывание или разумное предостереже-

ние, которое следует учитывать при проведении рацио-

нальной дискуссии. Некоторые даже думают, что этот

миф является логическим принципом или по крайней

мере основывается на логическом принципе. Я же, на-

оборот, считаю, что это не только ложное, но и в кор-

не порочное утверждение, широкое распространение

которого неминуемо должно подорвать единство чело-

вечества и резко увеличить вероятность применения на-

силия и возникновения войны. В этом и заключается

главная причина, побуждающая меня бороться с этим

мифом и опровергать его.

Вместе с тем я хотел бы отметить, что этот миф со-

держит в себе и зерно истины. Хотя я уверен в том, что

мнение о невозможности плодотворной дискуссии вне

рамок общего концептуального каркаса неоправданно

преувеличено, я все же готов признать, что для тех ее

участников, которые не разделяют общего концептуаль-

ного каркаса, дискуссия может представлять серьезные

затруднения. Дискуссия будет затруднена и в том слу-

чае, когда концептуальные каркасы, используемые раз-

личными ее участниками, имеют мало общего между со-

бой, но она будет тем легче, чем больше будет область

совпадения этих каркасов. Действительно, когда участ-

ники дискуссии полностью согласны друг с другом,

обычно оказывается, что они участвуют в самой легкой

и спокойной из всех возможных дискуссий — хотя, по

всей вероятности, такая дискуссия несколько скучнова-

та.

Как же, однако, обстоит дело в отношении плодо-

творности дискуссии? В приведенноймною формулировке

мифа концептуального каркаса невозможной объявля-

лась именно плодотворная дискуссия. В противовес это-

му я буду защищать тезис, что дискуссия между людь-

ми, взгляды которых имеют много общего, вряд ли бу-

дет плодотворной, даже если сами участники считают

ее весьма приятной и полезной. В то же время дис-

560

куссия между лицами, придерживающимися в корне?

"различных каркасов, может быть в высшей степени пло-

дотворной, даже учитывая то, что она обычно бывает

весьма трудной и, возможно, не столь приятной, как

первая (хотя мы вполне можем научиться наслаждать-

ся ею).

По моему мнению, о некоторой дискуссии можно ска-

зать, что она была тем более плодотворной, чем больше

ее участники узнали в ходе нее, иначе говоря, чем,.

больше интересных и трудных вопросов было задано

участниками дискуссии; чем больше им пришлось об-

думать новых ответов; чем больше пошатнулись их

мнения; чем радикальнее изменилась их точка зрения:

в результате дискуссии, короче говоря, чем шире стал;

их интеллектуальный горизонт.

Понимаемая таким образом, плодотворность дискус-

сии практически всегда будет зависеть от первоначаль-

ного несовпадения мнений участников дискуссии. Чем:

больше эти несовпадения, тем плодотворнее может

быть дискуссия, конечно при условии, что, несмотря на.;

утверждения сторонников мифа концептуального карка-

са, такая дикуссия не является совершенно невозмож-

ной.

III

Однако действительно ли дискуссия невозможна?

Обратимся к самому крайнему случаю. У Геродота

встречается очень интересный, хотя и несколько оттал-

кивающий рассказ о древнеперсидском царе Дарий I v который решил дать урок грекам, постоянно проживаю-

щим в его стране и имевшим обычай сжигать умерших.

Дарий «велел призвать,—читаем мы у Геродота,—

эллинов, бывших при нем, и спросил, за какую цену

согласны они съесть своих покойных родителей. А те

отвечали, что они ни за что не сделают этого. Тогда

Дарий призвал... каллатиев, которые едят тела покой-

ных родителей, и спросил их через толмача, за какую

цену они согласятся сжечь на костре своих покойных

родителей. А те громко вскричали и просили царя не

кощунствовать» (5, с. 160] 1.

Я подозреваю, что в этомэпизоде Дарий намеревал-

ся продемонстрировать инстинность мифа концептуаль-

1 Я ссылаюсь на это место у Геродота в [16, т. 1, гл. 5, прим. 3]^

36—913 561

гного каркаса. Действительно, нам остается только осоз-

.нать, что в этом случае дискуссия между двумя сторо-

нами была невозможна даже при помощи переводчика.

Это был крайний случай «конфронтации»·—если ис-

.пользовать весьма популярное у сторонников мифа кон-

цептуального каркаса слово, которым они особенно лю-

бят пользоваться тогда, когда им необходимо подчерк-

нуть, что конфронтация весьма редко приводит к пло-

дотворной дискуссии.

Но предположим на минуту, что эта разыгранная

царем Дарием конфронтация имела место. Была ли она

бесплодной? Конечно, нет. Не может быть ни малейших

сомнений в том, что обе стороны были глубоко потря-

• сены испытанным. Что касается меня, то сама идея

каннибализма кажется мне столь же возмутительной,

как она показалась грекам при дворе царя Дария.

Думаю, что то же самое ощущают и мои читатели.

Однако испытанные чувства должны сделать всех нас

еще более восприимчивыми и еще более внимательными

к замечательному уроку, который, по мнению Геродота,

преподносит нам эта история. Ссылаясь на проведенное

Пиндаром различение между природой и обычаем 2, Ге-

родот подводит нас к мысли о терпимом и даже уважи-

тельном отношении к обычаям и принятым законам, от-

личным от наших собственных обычаев. И если эта

конкретная конфронтация когда-либо действительно

имела место, то некоторые из ее участников вполне

могли отреагировать на нее без предубеждений, а имен-

но такую реакцию на рассказанную историю желает

. видеть у нас Геродот.

Эта история показывает, что даже вне рамок общей

.дискуссии имеется возможность плодотворной конфрон-

2 Различение природы и обычая рассматривается в моей книге

[16, т. 1, гл. 5], в которой я ссылаюсь на Пиндара, Геродота, Прота-

.гора, Антифона, Архелая и, особенно, на «Законы» Платона (см. [16,

т. 1, гл. 5, прим. 3, 7, 10, 11 и 28 и соответствующий текст]). Хотя

я и указывал там на важность «осознания того факта, что табу раз-

личны у разных племен» [с. 60], а также упоминал, правда только

одного, Ксенофана и его профессию «странствующего рапсода» [там

.же, гл. 10, прим. 9], тогда мне все же не удалось до конца осознать

ту роль, которую играет столкновелие культур в эволюции критиче-

ской мысли. А ведь имелись явные свидетельства вклада,.сделанного

Ксенофаном, Гараклитом и Парменидом (см., в частности, [16, т. 1,

гл. 5, прим. 11], в рассмотрение проблемы соотношения природы,

; реальности, истины, с одной стороны, и обычая, мнения,—с другой

i|cM. мою книгу;[ 15]). ',,: с,:, ·,' с-:.: ·,··-..··;;.ь,·.· '.

1562

щ тации между людьми, глубоко связанными с различ-

ными концептуальными каркасами. Конечно, не следует

при этом ожидать слишком многого. Не следует ожи-

дать, например, что конфронтация или даже длительная:

дискуссия обязательно завершится достижением согла-

сия.

Однако всегда ли желательно согласие? Предполо-

жим, что мы присутствуем на какой-либо дискуссии, в

центре которой стоит вопрос об истинности или ложно-

сти некоторой теории или гипотезы. Нам — бесприст-

растным свидетелям или судьям данной дискуссии —

конечно, хотелось бы, чтобы дискуссия завершилась

согласием, всех сторон в том, что эта теория истинна,

если она действительно истинна, или ложна, если она

действительно ложна. Нам бы хотелось, чтобы дискус-

сия по возможности завершилась вынесением решения,

соответствующего реальному положению дел. При этом

мы не хотели бы достижения согласия относительно

истинности теории, которая на самом деле является

ложной. И даже в случае истинности данной теории мы:

обычно предпочитаем пожертвовать общим согласием

относительно ее истинности, если доводы, приводимые в.·-

пользу данной теории, слишком слабы для того, чтобы

подтвердить заключение. В таком случае мы предпо-

читаем, чтобы общее согласие не было достигнуто.

К тому же в этом случае о плодотворности дискуссии

можно говорить только тогда, когда столкновение мне-

ний ее участников порождает новые и интересные аргу-

менты, даже если эти аргументы и не являются доста-

точно убедительными. Убедительные аргументы вообще·:

весьма редкое явление, исключая наиболее тривиальные:

случаи, хотя иногда аргументы, выдвинутые против не-

которой теории, могут быть довольно сильными.

Вновь возвращаясь к описанной Геродотом конфрон-

тации, можно сказать, что даже в столь крайнем слу-

чае, когда не предполагалось никакой возможности до-

стижения согласия, конфронтация могла быть полезной.

И она действительно при наличии времени и терпения—

а у Геродота было достаточно и того и другого — была

продуктивной, по крайней мере по мнению Геродота.

IV

Теперь я хотел бы выдвинуть предположение, что в;

некотором смысле и мы сами, и наши позиции явля-

36«563

ются результатом кофронтаций и безрезультатных

дискуссий подобного рода.

Обобщенно мою мысль можно выразить при помо-

щи тезиса о том, что западная цивилизация есть ре-

зультат столкновения или конфронтации различных

культур, а значит, и результат конфронтации различных

концептуальных каркасов.

Широко распространено убеждение в том., что наша

цивилизация, которую в ее лучших проявлениях можно

с некоторой натяжкой назвать рационалистической ци-

вилизацией, является в значительной степени продук-

том греко-римской цивилизации. Она приобрела многие

свои характерные особенности, в числе которых алфа-

вит и христианство, не только путем столкновения куль-

тур римлян и греков, но и путем столкновения их с

иудейской, финикийской и другими ближневосточными

цивилизациями, а также через столкновения, происхо-

дившие во время набегов германских и мусульманских

ялемен.

Однако что же из первоначального греческого чуда—

подъем греческой поэзии, искусства, философии и нау-

:КИ — послужило действительным источником, западного

рационализма? Я уже в течение многих лет придержи-

ваюсь мнения, что греческое чудо, в той мере, в какой

его вообще можно объяснить, обязано своим происхож-

дением в основном столкновению культур. Думается,

именно в этом заключается один из уроков, которые Ге-

родот хотел преподать нам в своей «Истории».

Попытаемся представить себе в общих чертах пооиг,-

хождение древнегреческой философии. Она зародилась

в греческих колониях в Малой Азии, Южной Италии

и Сицилии, то есть в тех м.естах на Востоке, где грече-

ские колонисты встретились и столкнулись с великими

восточными цивилизациями, или в тех местах на Запа-

де, где они встретились с сицилийцами, карфагенянами

и италийцами, в основном, тосканцами. Влияние столк-

новения культур на греческую философию явно заметно

уже в наиболееранних сообщениях о философии Фале-

«са. Оно безошибочно обнаруживается в философии

Гераклита. Однако тот путь, который в ходе столкнове-

ния культур приводит людей к критическому мышлению,

•нагляднее всего выявился в философии странствующего

рапсода Ксенофана. Хотя я в другой связи уже цити-

ровал некоторые из его стихов (ср. [15, с. 152]), все же

564

приведу их вновь — настолько замечательно они иллю-

стрируют проводимую мной мысль 3:

«Эфиопы говорят, что их боги курносы и черны;

фракияне же ^представляют своих богов] голубоглазы-

ми и рыжеватыми. Но если бы быки, лошади и львы име-

ли руки и могли б|ы ими рисовать и создавать произве-

дения [искусства], подобно людям, то лошади изобража-

ли бы богов похожими на лошадей, быки же — похожи-

ми на быков и придавали бы |[им] тела такого рода,

каков телесный образ у них самих, [каждые по-своему].

Не от начала все открыли боги смертным, но постепен-

но, ища, [люди] находят лучшее. Итак, что касается

истины, то не было и не будет ни одного человека, ко-

торый знал бы ее относительно богов и относительно

всего того, о чем я говорю. Ибо если б(ы даже случайно

кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам,

однако, не знал бы [об этом]. Ибо только мнение —

удел всех» [4, ч. 1, с. 112, 111, 114].

Вопреки мнению Бернета и некоторых других, я счи-

таю, что Парменид (пожалуй, величайший из древних

мыслителей) находился под сильным влиянием Ксено-

фана 4. Он полностью принимает проведенное Ксенофа-

ном различение между подлинной, конечной истиной,

которая неподвластна изменениям человеческих обы-

чаев, и догадками (или мнениями) и обычаями смерт-

ных. Всегда имеется много конфликтующих мнений и

обычаев, касающихся какой-либо одной проблемы или

рассматриваемого предмета (как, например, в отноше-

нии богов), что свидетельствует о том, что не все они

истинны, так как их несовместимость говорит об истин-

ности в лучшем случае только одного из них 5. Таким об-

разом, представляется, что Парменид (современник

3 Первые две строки этого текста — фрагмент В 16, следующие

четыре — фрагмент В 15, остальные строки взяты из фрагментов В 18,

35 и 34 (по классификации, принятой в [4]). Прошу читателей об-

ратить внимание на то, что в последних двух строках одна подлинная

истина противопоставляетсямножеству догадок, мнений или предпо-

ложений. 4 Парменид использует терминологию, примененную Ксенофа-

ном — см. по этому поводу [15, с. 11, 17, 145, 400, 410], а также

{16, т. 1,с. 312]. 5 См. замечание Парменида (фрагмент В6) о мятущейся толпе

заблуждающихся смертных, всегда придерживающихся двух мнений

о вещах в противоположность одной «хорошо закругленной истине»

[4, ч. 2, с. 40, 36] —ср. [15, о. И, 164].

5?5

Пиндара, которому Платон приписывает заслугу разли-

чения между природой и обычаем) был первым, кто яс-

но разделил истину и реальность, с одной стороны, и

обычай или общепринятое мнение (молву, правдоподоб-

ный миф)—с другой. Такой урок он, можно сказать,

извлек из учения Ксенофана и столкновения культур,

и этот урок привел его к одной из сам.ых смелых теорий,

какие только можно представить.

Хорошо известна та роль, которую столкновени1

культур играло в возникновении греческой науки — ма

тематики и астрономии. Можно даже указать тот путь,

на котором разнообразные столкновения приносили свои

плоды. К этим истокам можно возвести все наши идеи

свободы, демократии, терпимости, равно как и идеи

познания, науки, рациональности.

Среди всех перечисленных идей наиболее фундамен-

тальной мне представляется идея рациональности.

Насколько мы знаем из источников, появление ра-

циональной, или критической, дискуссии, по-видимому,

совпадает во времени с некоторыми из таких столкно-

вений. Подобные дискуссии стали традиционными с воз-

никновением и развитием ранних ионийских демокра-

тий.

V

В применении к проблеме познания окружающего

нас мира и, следовательно, к проблеме возникновения

науки идея рациональности складывается из двух при-

мерно одинаковых по значимости компонентов.

Первым из них является поэтическое творчество, то

есть рассказывание сказок, или мифотворчество, иначе

говоря, придумывание историй, объясняющих окружаю-

щий мир. Вначале они чаще всего, если не всегда, ока-

зываются политеистическими. Люди чувствовали, что

ими распоряжаются неведомые силы, и пытались понять

и объяснить мир, человеческую жизнь и смерть, приду-

мывая рассказы и мифы об этих силах.

Этот первый компонент, который, наверное, являет-

ся не менее древним, чем сам человеческий язык, чрез-

вычайноважен и универсален— ι у всех племен и наро-

дов имеются подобные объясняющие рассказы, зачас-

тую в форме волшебных сказок. Изобретение объясне-

ний и объясняющих рассказов, по-видимому, входит в

число основных функций человеческого языка.

566

Второй компонент сравнительно недавнего происхож-

дения. Он носит специфически греческий характер и воз-

ник после утверждения в Древней Греции письменности.

Возникновение его скорее всего связано с именем Анак-

симандра, второго философа ионийской школы. Речь

идет об изобретении критики, критической дискуссии

по поводу объясняющих мифов для их сознательного

улучшения.

Образцом греческого объясняющего мифотворчества

в его развитом виде, несомненно, является «Теогония»

Гесиода. Это фантастический рассказ о происхождении,

подвигах и падениях греческих богов. Вряд ли кто-либо

испытывал желание обратиться к «Теогонии» за поло-

жениями, которые могли бы быть использованы для

разработки научного объяснения мира. И все же я вы-

двинул предположение о том, что одно из мест «Теого-

нии» Гесиода [6, с. 266], предвосхищенное уже у Гоме-

ра в, «Илиаде» (см. [7, с. 125—126], ср. [22, с. 256]) бы-

ло именно таким образом использовано Анаксимандром,

первым критическим космологом.

Я сейчас разъясню свое предположение. Согласно

традиции, Фалес, учитель и родственник Анаксимандра,

•основатель ионийской школы космологов, говорил, что

«земля поддерживается водой, плавает наподобие суд-

на» [4, ч. 1, с. 21]. Анаксимандр, ученик, родственник

и продолжатель дела Фалеса, отказался от этого не-

сколько наивного мифа (который, по мнению Фалеса,

должен был объяснять землетрясения). Новая точка

зрения Анаксимандра имела поистине революционное

значение, ведь, судя по дошедшим, до нас источникам,

•он учил следующему: «Земля же парит в воздухе, ничем

не поддерживаемая, остается же на месте вследствие

равного расстояния отовсюду. Форма же ее кривая, за-

кругленная, подобная отрезку каменной колонны. По

одной ее плоскости мы ходим, другая же находится на

противоположной стороне» [4, ч. 1, с. 39].

Эта смелая идея подготовила почву для идей Ари-

старха и Коперника, в ней даже содержится предвосхи-

щение ньютоновского понятия сил. Как же родилась эта

идея? Я в свое время выдвинул предположение (см.

[15, с. 126, 138, 150, 413]) о том, что своим возникнове-

нием она обязана чисто логической критике мифа, изло-

женного Фалесом. Сама по себе эта критика достаточно

проста; если наше решение проблемы объяснения по^

667

ложения и неподвижности Земли во Вселенной состой

в том, что ее поддерживает океан, как вода поддержи-

вает судно, то не должны ли мы· тогда, спросит нас кри-

тик, выдвинуть новую проблему — проблему объясне-

ния положения и неподвижности океана? Но это озна-

чало бы поиск какой-либо опоры для океана, а затем

какой-нибудь дальнейшей опоры для этой опоры. И ко-

нечно, это ведет к бесконечному регрессу. Можно ли

избежать его?

Согласно моему предположению, пытаясь найти вы-

ход из этого глубокого тупика, вывести из которого, как

казалось, не может никакое альтернативное объяснение,

Анаксимандр припомнил отрывок, в котором Гесиод

разрабатывает идею, почерпнутую им из «Илиады».

В этом отрывке говорится, что Тартар находится на та-

ком же расстоянии под Землей, как Уран, или небеса,

над ней.

Вот этот отрывок: «Если бы медную взяв наковаль-

ню, метнуть ее с неба, в девять дней и но(чей до Земли

бы она долетела. Если бы медную взяв наковальню, с

Земли ее сбросить, в девять дней же и ночей долетела

б до Тартара тяжесть» [6, с. 226]. Это вполне могло бы

навести Анаксимандра на мысль о том, что можно на-

рисовать диаграмму мира с Землей посередине и небес-

ным сводом, накрывающем ее как бы полусферой. Тогда

соображения симметрии требуют интерпретировать Тар-

тар как нижнюю половину свода. Так мы приходим в

точности к конструкции Анаксимандра в том виде, в ка-

ком она дошла до нас, то есть к конструкции, которая

прорвала тупик бесконечного регресса.

Я думаю, что существует потребность дать такое

предположительное объяснение того шага вперед, кото-

рый был сделан Анаксимандром по сравнению со своим

учителем Фалесом. Мне кажется, что высказанное пред-

положение делает этот шаг не только понятнее, но и бо-

лее впечатляющим, так как теперь он приобретает ха-

рактер рационального решения очень трудной проблемы

неподвижности Земли и той опоры, на которой она по-

коится.

И все же критика Анаксимандром Фалеса вместе с

его критическим построениемнового мифа ничего бы не

дали, если бы их упорно и настойчиво не развивали.

Как же можно объяснить тот факт, что они действи-

тельно получили дальнейшее развитие? Почему после

5L8

Фалеса не было ни одного поколения, которое не вы-

двинуло бы нового мифа? Я пытался объяснить это яв-

ление при помощи нового предположения, которое за-

ключалось в том, что Фалес вместе с Анаксимандром ос-

новали новую традицию научных школ — критическую

традицию.

Конечно, предпринятая попытка объяснения феноме-

на греческого рационализма и греческой критической

традиции при помощи традиции научных школ также

весьма предположительна. Фактически мое предполо-

жение само представляет собой своего рода миф. И все

же оно действительно объясняет уникальный феномен —

ионийскую школу. На протяжении по крайней мере че-

тырех или пяти поколений представители этой школы в

каждом новом поколении производили радикальную

ревизию учений, оставленных им предыдущими поколе-

ниями. В конце концов в ней установилось то, что мы

могли бы назвать научной традицией, то есть традицией

критики, которая просуществовала по крайней мере

пять веков и до своего окончательного увядания пере-

жила несколько серьезных потрясений.

Эта критическая традиция сформировалась путем

освоения метода критики предания или унаследованного

объяснения и последующего перехода к новой, улучшен-

ной выдумке, в свою очередь подлежащим критике. По

моему мнению, именно этот метод представляет собой

метод науки. Его введение, по-видимому, было уни-