Глава I. Обзор основных проблем 6 страница

легковесно, поскольку количество позитивной инфор-

[16, с. 27]. Однако в своей индуктивистской книге [17] он возвращает-

ся к позиции, весьма сходной с той, которая послужила объектом

нашей критики. Установление нулевой вероятности универсальных

законов [17, с. 511] заставляет его заявить [17, с. 575], что, хотя их

и необязательно изгонять из науки, тем не менее наука вполне мо-

жет обходиться без них.

* 21 Обращаю внимание на то, что я предлагаю считать фальси-

фицируемость критерием демаркации, а не критерием значения.

Идею использования значения в качестве критерия демаркации я

резко критиковал уже в разд. 4 и буду вновь это делать — в еще

более резкой форме — в разд. 9. Поэтому мнение, что я предлагаю

фальсифицируемость в качестве критерия значения, является чи-

стейшим мифом (в то же время некоторые попытки опровержения

моей теории основываются именно на таком мифе). Фальсифицируе-

мость выделяет два вида полностью осмысленныхвысказываний:

фальсифицируемые и нефальсифицируемые. Она проводит, таким

образом, разделительную линию внутри осмысленного языка, а не

отделяют его от неосмысленного языка.

22 Сходные идеи можно также найти, например, у Франка

126, гл. I, § 10] и у Дубислава [22, с. 100]. См. также прим. 6 выше.

63

мации о мире, сообщаемой научным высказыванием.

тем больше, чем более вероятно его столкновение, об-

условленное логическими основаниями, с возможными

сингулярными высказываниями. (Не зря же мы назы-

ваем законы природы «законами»: чем больше они за-

прещают, тем больше они говорят.)

Против предложенного критерия, далее, можно по-

пытаться обратить мою же критику индуктивистского

критерия демаркации. На первый взгляд кажется, что

против фальсифицируемости как критерия демаркации

можно выдвинуть возражения, сходные с теми, которые

я сам выдвинул против верифицируемости.

Однако такие нападки не очень тревожат меня, так

как выдвинутый мной критерий основывается на асим-

метрии между верифицируемостью и фальсифицируе-

мостью — асимметрии, которая возникает из логической

формы универсальных высказываний. Дело в том, что

универсальные высказывания никогда не выводимы из

сингулярных высказываний, но последние могут проти-

воречить им. Следовательно, посредством чисто дедук-

тивных выводов (с помощью modus tollens классической

логики) возможно переходить от истинности сингуляр-

ных высказываний к ложности универсальных. Такое

рассуждение о ложности универсальных высказываний

представляет собой единственный вид выводов чисто

дедуктивного типа, который идет, так сказать, в «ин-

дуктивном направлении», то есть от сингулярных выска-

зываний к универсальным.

Третье возражение может показаться более серьез-

ным. Мои критики могут заявить, что даже при призна-

нии указанной асимметрии возможно по разным при-

чинам избежать окончательной фальсификации теорети-

ческой системы. Всегда имеется возможность как-то из-

бавиться от фальсификации, например с помощью вве-

дения дополнительной гипотезы ad hoc или изменения

ad hoc некоторого определения. Можно даже просто

встать в позицию отказа признать какой-либо фальси-

фицирующий опыт, не допуская при этом логической

непоследовательности. Конечно, ученые обычно не по-

ступают таким образом, но логически такая процедура

вполне возможна, и, как могут мне заявить, это обстоя-

тельство делает логическую ценность выдвигаемого

критерия демаркации по крайней мере весьма сомни-

тельной.

64

Я вынужден признать справедливость такой крити-

ки, но это вовсе не принуждает меня отказаться счи-

тать фальсифицируемость критерием демаркации.

В дальнейшем (в разд. 20 и далее) я выдвину предпо-

ложение о том, что эмпирический метод следует харак-

теризовать как метод, который исключает как раз те

способы игнорирования фальсификации, кЪторые, по

вполне справедливым замечаниям моих воображаемых

оппонентов, являются логически возможными. Мое

предположение подразумевает, что эмпирический метод

характеризуется прежде всего тем, что он подвергает

фальсификации во всех возможных отношениях данную

проверяемую систему. Цель этого метода — вовсе не

спасение несостоятельных систем, а, наоборот, отбор

той из них, которая наиболее приспособлена к выжива-

нию по сравнению с другими. Это достигается тогда,

когда рассматриваемые системы участвуют в жесточай-

шей борьбе за выживание.

Предлагаемый нами критерий демаркации ведет

вместе с тем к решению поставленной Юмом проблемы

индукции, то есть проблемы обоснованности естествен-

ных законов. Проблема эта коренится в очевидном про-

тиворечии между положением, которое можно назвать

«фундаментальным тезисом эмпиризма» — истинность

или ложность высказываний науки может быть опре-

делена только опытом, — и предпринятым Юмом обос-

нованием неприемлемости индуктивных аргументов. Это

противоречие возникает только при предположении,

что все эмпирические научные высказывания должны

быть «окончательно разрешимыми», то есть что они в

принципе могут быть и фальсифицируемы, и верифици-

руемы. Если мы переформулируем это требование и

будем признавать эмпирическими и те высказывания,

которые разрешимы только в одну сторону — односто-

ронне разрешимы, в частности фальсифицируемы, то

есть которые могут быть проверены при помощи сис-

тематических попыток фальсифицировать их, то проти-

воречие исчезает. Метод фальсификации предполагает

не индуктивный вывод, а только тавтологические преоб-

разования дедуктивной логики, справедливость которых

не подлежит сомнению 23.

По этому поводу см. мою работу [57].

65

7. Проблема «эмпирического базиса»

Для того чтобы фальсифицируемость в принципе

могла быть применена в качестве критерия демаркации,

необходимо иметь в нашем распоряжении сингулярные

высказывания, которые могли бы служить посылками

в фальсифицирующих выводах. Следовательно, на пер-

вый взгляд наш критерий, по-видимому, только пере-

мещает проблему и ведет нас назад — от вопроса об

эмпирическом характере теорий к вопросу об эмпириче-

ском характере сингулярных высказываний.

Однако, даже если это и так, мы все же продвигаем-

ся вперед. В практике научного исследования демарка-

ция приобретает первостепенное значение именно по от-

ношению к теоретическим системам, в то время как со-

мнения относительно эмпирического характера сингу-

лярных высказываний возникают редко. Мы, конечно, не

отрицаем того, что в ходе наблюдения часто совершают-

ся ошибки, порождающие ложные сингулярные выска-

зывания. Однако вряд ли найдется такой ученый, ко-

торому приходилось когда-либо квалифицировать син-

гулярное высказывание как неэмпирическое или мета-

физическое.

Роль, которую проблемы, связанные с эмпирическим

базисом, то есть проблемы относительно эмпирического

характера сингулярных высказываний и способов их

проверки, играют в логике науки, несколько отличается

от той роли, которую играет большинство других вол-

нующих нас проблем. Последние находятся в тесной

связи с практикой исследования, тогда как проблемы

эмпирического базиса почти исключительно принадле-

жат к сфере теории познания. Мне придется заняться

рассмотрением этих проблем, поскольку они породили

много неясностей. Это в особенности касается отноше-

ния между чувственным опытом и базисными высказы-

ваниями. (Утверждения, называемые мной «базисными

высказываниями» или «базисными суждениями», пред-

ставляют собой высказывания, которые могут служить

посылками эмпирической фальсификации; короче го-

воря, это высказывания о единичных фактах.)

Часто считают, что чувственный опыт так или ина-

че оправдывает базисные высказывания. Утверждается,

что такие высказывания «основываются на» этом опы-

те, что истинность их становится «явной» в процессе

66

этого опыта, что опыт делает их истинность «очевид-

ной» и т. п. Все утверждения такого рода четко выра-

жают тенденцию подчеркивания тесной связи между

базисными высказываниями и нашим чувственным

опытом. Однако вместе с тем справедливо считается,

что высказывания могут быть логически оправданы

только при помощи высказываний. Поэтом'у связь меж-

ду восприятиями и высказываниями остается весьма

туманной, она описывается при помощи неясных выра-

жений, которые ничего не проясняют, а только маски-

руют трудности или в лучшем случае затемняют их

при помощи метафор.

Я считаю, что решение этой проблемы можно легко

найти, если, как и ранее, отделить психологический

аспект этой проблемы от ее логических и методологиче-

ских аспектов. Следует четко разделить, с одной сторо-

ны, наш субъективный опыт или наше чувство уверен-

ности, которые никогда не могут оправдать никакое

высказывание (хотя, конечно, они могут служить пред-

метом психологического исследования), и, с другой

стороны, объективные логические отношения, имеющие

место между различными системами научных высказы-

ваний и внутри каждой из них.

Проблемы, связанные с эмпирическим базисом, де-

тально обсуждаются далее, в разд. 25—30. Теперь же

целесообразно обратиться к рассмотрению проблемы

научной объективности, поскольку использованные

мною термины «объективный» и «субъективный» тре-

буют некоторого прояснения.

8. Научная объективность и субъективная уверенность*

Слова «объективный» и «субъективный» являются

философскими терминами, обремененными тяжелым

наследием противоречивых способов использования, не-

скончаемых и безрезультатных дискуссий.

Мой способ использования терминов «объективный»

и «субъективный» весьма напоминает кантовский. Кант

использует слово «объективный» для того, чтобы ука-

зать, что научное знание должно допускать оправдание,

независимое от чьей-либо прихоти. Оправдание, по

Канту, «объективно», если оно в принципе может быть

проверено и понято любым человеком. Кант пишет:

«Если суждение значимо для каждого, кто только об-

5* 67

ладает разумом, то оно имеет объективно достаточное

основание» [40, с. 672].

Я считаю, что научные, теории никогда не могут

быть полностью оправданы и верифицированы, но тем

не менее они проверяемы. Следовательно, я буду по-

лагать, что объективность научных высказываний осно-

вана на возможности их интерсубъективной проверки* 2 *.

Слово «субъективный» применяется Кантом к наше-

му чувству субъективной уверенности, которая может

изменяться по степени (см. [40, с. 672]). Исследование

происхождения этого чувства представляет собой дело

психологии. Уверенность, к примеру, может возникать

«согласно законам ассоциации» [40, с. 198]. Объектив-

ные основания также могут служить «субъективными

причинами суждения» [40, с. 673], поскольку мы можем

раздумывать об этих основаниях и в конце концов убе-

диться в их неоспоримости.

Кант, пожалуй, был первым мыслителем, осознавшим,

что объективность научных высказываний тесно связа-

на с построением теорий, то есть с использованием гипо-

тез и универсальных высказываний. Только тогда, когда

некоторые события повторяются в соответствии с некото-

рыми правилами и регулярностями (как в случае вос-

производимых экспериментов), наши наблюдения в прин-

ципе могут быть проверены каждым человеком. Даже

наши собственные наблюдения мы не принимаем всерьез

и не приписываем им статус научных наблюдений до

тех пор, пока не повторим и тем самым не проверим Их.

Только в результате подобных повторений мы можем

убедить себя в том, что имеем дело не с простым «со-

впадением», а с событиями, которые вследствие их регу-

лярности и воспроизводимости являются в принципе ин-

терсубъективно проверяемыми 25.

* 24 Позже я несколько обобщил эту формулировку. Интерсубъек-

тивная проверка является только самым важным аспектом более

общей идеи интерсубъективной критики или, иначе говоря, идеи

взаимного рационального контроля при помощи критической дис-

куссии. Эта более общая идея критики достаточно подробно рас-

сматривается в моих книгах [61, гл. 23, 24; 69, разд. 32].

25 Кант понимал, что из требования объективностинаучных вы-

сказываний следует, что они должны допускать интерсубъективную

проверку в любое время и поэтому должны иметь форму универсаль-

ных законов или теорий. Он, однако, несколько неясно сформули-

ровал это свое открытие в виде «основоположения о временной

последовательности по закону причинности» (причем он верил в

68

Каждый физик-экспериментатор знает те поразитель-

ные и необъяснимые мнимые «эффекты», которые могут

даже в течение некоторого времени воспроизводиться в

его лаборатории, но которые затем исчезают бесследно.

Конечно, ни один физик в таком случае не скажет, что

он совершил научное открытие (хотя он и может попы-

таться так перестроить свой эксперимент, чтобы сделать

этот результат воспроизводимым). В действительности

имеющий научную значимость физический эффект сле-

дует определить как такой, который может быть неодно-

кратно воспроизведен любым человеком, выполняющим

соответствующий эксперимент предписанным образом.

Ни один серьезный физик не предложил бы для публи-

кации в качестве научного открытия сообщение о любом

таком «оккультном эффекте» (как я предлагаю называть

явления подобного рода), для воспроизведения которого

он не мог бы дать никаких инструкций. Такого рода

«открытие» было бы немедленно отвергнуто как химери-

ческое просто потому, что попытки проверить его при-

вели бы к отрицательному результату 26. (Отсюда сле-

дует, что любые споры по вопросу о том, действительно

ли имели место события, которые в принципе неповтори-

мы и уникальны, не могут быть разрешены наукой: это

споры в области метафизики.)

Теперь мы можем вернуться к выдвинутому в преды-

дущем разделе положению о том, что субъективный

опыт или чувство уверенности ни в коем случае не мо-

гут оправдать научного высказывания и в рамках науки

возможность доказать это основоположение a priori, используя при-

веденное нами рассуждение). Я не постулирую никакого принципа

такого рода (ср. разд. 12), но вполне согласен с тем, что научные

высказывания, поскольку они должны быть интерсубъективно про-

веряемы, всегда должны иметь вид универсальных гипотез. *См.

также прим. *8 к гл. IV.

2а В литературе по физике известны примеры сообщений,сде-

ланных серьезными исследователями об имевших место эффектах,

которые не могли быть воспроизведены, поскольку дальнейшие про-

верки привели к отрицательным результатам. Широко известным та-

ким примером из недавнего прошлого является необъясненный поло-

жительный результат опыта Майкельсона, полученный Миллером

(1921—1926) в Маунт-Вилсоповской обсерватории, после того как

он сам (так же как и Морли) перед этим воспроизвел отрицатель-

ный результат Майкельсона. Поскольку последующие проверки сно-

ва дали отрицательные результаты, ныне принято рассматривать их

в качестве решающих и объяснять расходящийся с ними результат

Миллера как полученный «в результате воздействия неизвестного

источника ошибки». *См. также разд. 22, особенно прим. *8.

69

неспособны играть никакой роли, за исключением разве

что быть объектом эмпирического (психологического) ис-

следования. Чувство уверенности, сколь бы интенсив-

ным оно ни было, никогда не сможет оправдать некото-

рое высказывание. Действительно, я могу быть настоль-

ко сильно уверенным в истинности некоторого высказы-

вания, убежден в очевидности моих восприятий, покорен

силой моего опыта, что каждое сомнение по этому пово-

ду покажется мне абсурдным. Но является ли это хотя

бы малейшим основанием для принятия моего высказы-

вания в качестве научного? Можно ли оправдать какое-

либо высказывание тем, что К- Р. П. бесповоротно уве-

рен в его истинности? Единственным ответом на это яв-

ляется «нет», и любой другой ответ был бы несовместим

с идеей научной объективности. Таким образом, то, что

я испытываю чувство уверенности, которое является для

меня твердо установленным фактом, не может быть

охвачено сферой объективной науки, кроме как в форме

психологической гипотезы, которая, конечно, требует

интерсубъективной проверки. Из предположения о том,

что у меня действительно наблюдается такое чувство

уверенности, психолог может вывести с помощью пси-

хологической и других теорий определенные предсказа-

ния относительно моего поведения, и эти последние мо-

гут быть подтверждены или опровергнуты последующи-

ми экспериментальными проверками. Однако с эписте-

мологической точкизрения совершенно неважно, было

ли мое чувство уверенности сильным или слабым, осно-

вывалось ли оно на сильном или даже непреодолимом

впечатлении бесспорной достоверности (или «самооче-

видности») или только на сомнительной догадке.

Ни один из этих факторов не имеет отношения к во-

просу о возможных способах оправдания научных вы-

сказываний.

Эти соображения не решают, конечно, проблемы эм-

пирического базиса, но они по крайней мере помогают

нам увидеть главную трудность в ее трактовке. Требуя

от базисных и всех других научных высказываний объ-

ективности, мы не располагаем логическими средства-

ми, посредством которых мы могли бы свести истин-

ность научных высказываний к нашему чувственному

опыту. Более того, мы не позволяем себе приписывать

какой-либо привилегированный статус высказываниям,

описывающим чувственный опыт, то есть высказыва-

70

ниям, описывающим наши восприятия (их иногда назы-

вают «протокольными предложениями»). Последние

входят в науку только как высказывания психологиче-

ского характера, а это означает, что они представляют

собой гипотезы такого рода, для которых стандарты

интерсубъективной проверки (учитывая нынешнее со-

стояние психологии), конечно, не очень высоки.

Итак, каков бы ни был наш возможный ответ на

вопрос об эмпирическом базисе, одно совершенно ясно:

если мы хотим придерживаться нашего требования объ-

ективности научных высказываний, то те высказыва-

ния, которые принадлежат к эмпирическому базису на-

уки, также должны быть объективными, то есть долж-

ны допускать интерсубъективную проверку. При этом

интерсубъективная проверяемость всегда означает, что

из подлежащих проверке высказываний можно вывести

другие проверяемые высказывания. Таким образом, если

базисные высказывания в свою очередь должны допу-

скать интерсубъективную проверку, то в науке не оста-

нется окончательно установленных высказываний. В на-

уке не могут существовать высказывания, которые

нельзя было бы проверить, а следовательно, в ней не

может быть и высказываний, которые нельзя было бы

опровергнуть, фальсифицировав некоторые из их след-

ствий.

Таким образом, мы приходим к следующей точке

зрения. Системы теорий проверяются путем выведения

из них высказываний меньшей степени универсальности.

Эти высказывания в свою очередь, поскольку они так-

же должны допускать интерсубъективную проверку,

проверяются сходным образом и так далее ad infinitum.

Можно подумать, что такое воззрение приводит к

бесконечному регрессу и потому несостоятельно.

В разд. 1, критикуя индукцию, я излагал возражение,

что индукция приводит, видимо, к бесконечному регрес-

су. Читателю может показаться теперь, что то же самое

возражение можно выдвинуть и против процедуры де-

дуктивной проверки, которую я отстаиваю. Тем не ме-

нее это не так. Дедуктивный метод проверки не может

обосновать или оправдать подвергаемые проверке вы-

сказывания, да он и не предназначен это делать. По-

этому нам не грозит опасность бесконечного регресса.

Однако необходимо признать, что ситуация, к которой

я привлек ваше внимание — проверяемость ad infinitum

71

и отсутствие окончательно установленных высказыва-

ний, которые не нуждались бы в проверке, — действи-

тельно создает проблему. Совершенно очевидно, что

проверки не могут производиться ad infinitum; рано

или поздно нам придется остановиться. Не входя сей-

час в детальное обсуждение этого вопроса, я отмечу

только, что невозможность бесконечного продолжения

проверок вовсе не противоречит моему требованию, со-

гласно которому каждое научное высказывание должно

допускать проверку. Дело в том, что я не требую, чтобы

каждое научное высказывание было действительно про-

верено, прежде чем оно будет принято. Я требую толь-

ко, чтобы каждое такое высказывание допускало про-

верку, или, иначе говоря, я отказываюсь принять точку

зрения, согласно которой в науке существуют выска-

зывания, которые нам следует покорно принять как

истинные только потому, что проверить их представ-

ляется невозможным по логическим основаниям.

ГЛАВА И. О ПРОБЛЕМЕ ПОСТРОЕНИЯ ТЕОРИИ

НАУЧНОГО МЕТОДА

Исходя из выдвинутого мною выше тезиса, эписте-

мологию или, иначе говоря, логику научного исследова-

ния следует отождествить с теорией научного метода.

Теория метода, поскольку она выходит за рамки чисто

логического анализа отношений между научными вы-

сказываниями, имеет дело с выбором методов, то есть

с решениями относительно способов рассмотрения науч-

ных высказываний. Конечно, эти решения в свою оче-

редь зависят от той цели, которую мы выбираем из не-

которого множества возможных целей. Выдвигаемое

мною решение, предназначенное для создания соответ-

ствующих правил, относящихся к тому, что я называю

«эмпирическим методом», тесно связано с моим крите-

рием демаркации. При этом я предлагаю принять пра-

вила, обеспечивающие проверяемость научных выска-

зываний, то есть их фальсифицируемость.

9. Почему методологические решения необходимы?

Что же представляют собой правила научного мето-

да и почему мы нуждаемся в них? Возможна ли теория

таких правил, то есть методология?

Ответы на эти вопросы во многом зависят от от-

ношения отвечающего к науке. Один ответ дадут те,

кто, подобно позитивистам, рассматривает науку в ви-

де системы высказываний, удовлетворяющих опреде-

ленным логическим критериям типа осмысленности или

верифицируемости. Совершенно по-другому ответят те,

кто склонен видеть (как, например, я) отличительный

признак эмпирических высказываний в их восприимчи-

вости к пересмотру — в том, что их можно критиковать

и заменять лучшими высказываниями; при этом основ-

73

ной задачей считается анализ присущей науке способ-

ности к прогрессу и типичного для нее способа выбора

в решающих случаях одной из конкурирующих систем

теорий.

Я полностью готов допустить наличие потребности

в чисто логическом анализе теорий, который не учиты-

вает того, каким образом изменяются и развиваются

теории. Замечу, что такой анализ не раскрывает тех

аспектов эмпирических наук, которые я ценю превыше

всего. Система классической механики может быть

«научной» в любой степени, которая вам нравится, но

если вы принимаете ее догматически — считая, что в

ваши задачи входит защита столь успешно действующей

системы от критики до тех пор, пока эта система не

будет окончательно опровергнута, — то вы поступаете

как раз вразрез с той критической установкой, кото-

рая, как я полагаю, должна характеризовать ученого.

Фактически окончательного опровержения теории вооб-

ще нельзя провести, так как всегда возможно заявить,

что экспериментальные результаты ненадежны или что

расхождения, которые, мол, существуют между данной

теорией и экспериментальными результатами, лежат

на поверхности явлений и исчезнут при дальнейшем раз-

витии нашего познания. (В борьбе против Эйнштейна

оба упомянутых типа аргументов использовались в под-

держку ньютоновской механики. Сходные аргументы пе-

реполняют область общественных наук.) Если вы на-

стаиваете на строгом доказательстве (или строгом опро-

вержении* 1) в области эмпирических наук, то вы ни-

когда не сможете извлечь из опыта какую-либо пользу