X. Право избирать и смещать вождей.

Это право, несомненно, существовало у греческих родов в раннем периоде. Следует предполагать, что они обладали им еще на высшей ступени варварства. Каждый род имел своего архонта; это было обычное название вождя. Была ли эта должность, например в гомеровский период, выборной или она переходила по наследству к старшему сыну, - это вопрос. Наследственное начало не было присуще древнему положению этой должности; допустить же такое большое и радикальное изменение, затрагивающее независимость и личные права всех членов рода, можно только имея положительные доказательства, опровергающие противоположное предположение. Наследственное право на должность, которая давала власть над родом и налагала обязанности на его членов, представляет собой нечто совершенно иное, чем должность, даваемая по свободному выбору, с сохранением права смещать избранного за недостойное поведение. Свободный дух афинских родов эпохи Солона и Клисфена не позволяет предполагать, что они отказались от права, столь жизненного для независимости членов рода. Мне не удалось найти удовлетворительного описания положения этой должности. Если бы она переходила по наследству, это свидетельствовало бы о значительном развитии аристократического элемента в античном обществе в ущерб демократическому строю родов. Более того, это было бы показателем по меньшей мере начала распада. Все члены рода были свободны и равны, бедные и богатые пользовались одинаковыми правами и привилегиями и взаимно их признавали. Мы видим, что свобода, равенство и братство выражены в строе афинских родов так же ясно, как и ирокезских. Наследственное право на высшую должность в роде совершенно несовместимо с древним принципом равенства прав и привилегий.

Точно так же остается под вопросом, переходили ли высшие должности анакса, койраноса и басилевса по наследству от отца к сыну или подлежали избранию и утверждению более широкого круга избирателей. Мы исследуем этот вопрос ниже. Первое указывало бы на распад, последнее - на сохранение родовых учреждений. Мы не располагаем положительными доказательствами в пользу существования наследственного права, всякая же вероятность говорит против этого. При исследовании римских родов этот вопрос будет освещен полнее. Тщательное исследование положения этой должности существенно изменило бы, надо думать, имеющиеся у нас сведения.

Можно считать твердо установленным, что греческие роды обладали десятью вышеперечисленными главнейшими атрибутами. За исключением трех, именно счета происхождения по мужской линии, брака в пределах рода с наследницами и возможного перехода высшей военной должности по наследству, эти атрибуты с незначительными изменениями мы находим также в родах ирокезов. Отсюда ясно, что как греческие, так и ирокезские племена обладали одним и тем же начальным учреждением, при чем у первых род был в его позднейшей форме, а у последних - в архаической.

Возвращаясь теперь к цитате из Грота, следует заметить, что, по всей вероятности, он существенным образом изменил бы часть своих суждений, если бы был знаком с архаической формой рода и различными формами семьи, предшествовавшими моногамии. Мы должны возразить против его положения, что основой социальной системы греков "был дом, очаг или семья". Почтенный историк имел в виду, очевидно, находившуюся под железной рукой pater familias римскую форму семьи, с которой греческая семья гомеровского периода сближалась по неограниченной власти отца в домохозяйстве. Даже если бы он имел в виду другие и более ранние формы семьи, его предположение оставалось бы в равной мере неприемлемым. Род по своему происхождению древнее моногамной семьи, древнее синдиасмической и действительно современен пуналуальной семье. Ни одна из этих форм семьи ни в каком случае не служила основанием рода. Род не признает существования семьи, какой бы то ни было формы, в качестве составной своей части. Напротив того, каждая семья, как в архаическом, так и в позднейшем периоде, находилась частично внутри, частично же вне рода, так как муж и жена должны были принадлежать к различным родам. Простое и полное объяснение этого состоит в том, что семья появляется независимо от рода, свободно развиваясь из низших форм в высшие, тогда как род в качестве единицы социальной системы сохраняет постоянство. Род входил целиком во фратрию, фратрия входила целиком в племя, а племя входило целиком в нацию; но семья в целом не могла входить в род, так как муж и жена должны были принадлежать к различным родам.

Поднятый здесь вопрос крайне важен, так как не только Грот, но и Нибур, Сэрльуолл, Мэн, Моммсен и многие другие способные и проницательные исследователи заняли ту же позицию в вопросе о моногамной семье патриархального типа, считая ее единицей, на которой была построена общественная система греков и римлян. В действительности семья ни в одной из ее форм не служила таким основанием, так как она в целом не могла войти в род. Род был однородной и в высшей степени стойкой организацией и в качестве таковой являлся естественной основой социальной системы. Семья моногамного типа могла индивидуализироваться и приобрести значение в роде и вообще в обществе, но род тем не менее не мог признать семью своей составной частью, ни зависеть от нее. То же относится к современной семье и политическому обществу. Хотя семья благодаря правам собственности и привилегиям индивидуализировалась и признана законодательством правовой единицей, она не составляет единицы политической системы. Государство признает провинции, из которых оно состоит, провинция - входящие в нее общины, но община не считается с семьей; так, нация признавала свои племена, племя - свои фратрии, фратрия - свои роды; но род не считался с семьей. Исследуя структуру общества, мы должны принимать во внимание только органические связи. Община стоит в таком же отношении к политическому обществу, в каком род стоял к родовому. Оба они являются единицами системы.

У Грота имеется ряд ценных замечаний, касающихся греческих родов, которые я желал бы привести для характеристики этих родов, хотя он, по-видимому, считает, что роды не древнее существовавшей тогда мифологии или иерархии богов, от которых некоторые роды вели происхождение своих предков-эпонимов. Приведенные выше факты показывают, что роды существовали задолго до того, как эта мифология развивалась, и до того, как человеческий ум создал Юпитера или Нептуна, Марса или Венеру.

Грот говорит далее: "Таков был первоначальный религиозный и общественный союз населения Аттики в его постепенном развитии, резко отличный от учрежденного, вероятно, позднее политического союза, представленного сначала триттиями и навкрариями, а в позднейшее время десятью племенами Клисфена, распадавшимися на триттии и демы. Религиозная и семейная связь древнее союзов обоих этих типов; но политический союз, хотя и возникающий позже, приобретает в течение большей части истории, как мы увидим, все возрастающее влияние. Личные отношения являются существенными и доминирующими моментами в первом случае, при чем местные отношения играют подчиненную роль; во втором случае главное значение приобретают собственность и место жительства, а личный элемент занимает второстепенное место. Все эти фратриальные и родовые ассоциации, большие и малые, были основаны на одних и тех же принципах и тенденциях греческого ума - слиянии идеи культа и идеи предков или общности некоторых особых религиозных обрядов с общностью по крови, действительной или мнимой. Бог или герой, которому собравшиеся вместе члены данного союза приносили свои жертвы, представлялся им начальным предком, которому они были обязаны своим происхождением и от которого их часто отделял длинный ряд промежуточных имен, как это мы видели на примере Гекатея Милетского, неоднократно уже упоминавшегося. Каждая семья имела свои священные обряды и траурные поминания предков, исполнявшихся хозяином дома с допущением только членов семьи... Более крупные союзы, называемые родом, фратрией, племенем, существовали на основе расширения того же принципа - семьи, рассматриваемой как религиозное братство, поклоняющееся какому-нибудь общему богу или герою, носящему соответствующее прозвище и признаваемому их общим предком. Празднества Теэнии и Апатурии (первое - аттическое, второе - общее для всей ионийской расы) собирали ежегодно членов этих фратрий и родов для культовых церемоний, пиршеств и поддержания взаимной симпатии; таким образом укреплялись более широкие связи, без ослабления более узких... Но историк должен принять в качестве исходного факта самое начальное положение вещей, о котором свидетельствуют его материалы, а в настоящем случае родовые и фратриальные союзы представляют собой явления, происхождение которых мы не можем выяснить".

"Роды, как в Афинах, так и в других частях Греции имели патронимические названия, признак их предполагаемого общего происхождения... Но в Афинах, по крайней мере, после революции Клисфена, родовое имя не употреблялось: мужчина назывался своим личным именем, за которым следовало сначала имя отца, а затем название дома, к которому он принадлежал, например, Эсхин, сын Атромета, Кофокид... Род представлял собой строго замкнутую группу по отношению как к имуществу, так и к личностям. До эпохи Солона никто не имел завещательных прав. Если кто-нибудь умирал бездетным, его имущество наследовалось генетами и этот порядок сохранялся при отсутствии завещания даже после Солона. Каждый член рода мог заявить свое право на брак с девушкой-сиротой, при чем ближайшие агнаты пользовались преимуществом; если она была бедна и ближайший агнат не желал сам на ней жениться, то закон Солона обязывал его дать ей приданое, пропорциональное числящемуся за ним имуществу, и выдать замуж за другого... В случае убийства ближайшие родственники убитого в, первую очередь, а затем его генеты и фраторы имели право и были обязаны преследовать преступника судом; содемоты же убитого, или жители того же самого дема, не имели подобного права преследования преступника. Все известные нам древнейшие афинские законы основаны на родовых и фратриальных делениях, неизменно считающихся расширениями семьи. Следует еще заметить, что это разделение совершенно независимо от имущественного положения, и богатые, как и бедные, входили в один и тот же род. Далее, различные роды были весьма не равны по достоинству; это основывалось главным образом на религиозных церемониях, исключительным правом отправления которых каждый род владел по наследству и которые, считаясь иногда особо священными для всего города, были поэтому национализованы. Так, невидимому, больше всех других родов почитались эвмолпиды и керики, которые доставляли гиерофантов и наблюдателей за мистериями Элевзинской Деметры, и бутады, из которых происходила жрица Афины Паллады, равно как и жрец Посейдона Эрехтейского в Акрополе".

Грот говорит о роде как о расширенной семье и как о предполагающем существование последней, считая семью первичной, а род - вторичной формой. Взгляд этот по изложенным выше основаниям не приемлем. Обе организации исходят из различных оснований и друг от друга независимы. Род охватывает только часть потомков предполагаемого общего предка и исключает остальных, он охватывает также только часть семьи и исключает остальную часть. Чтобы быть частью рода, семья должна была целиком входит в его состав, что было невозможно в архаическом периоде и стало мыслимым только в позднейшем периоде. В организации родового общества род является первичной формой, составляя как основание, так и единицу этой системы. Семья является также первичным и более древним, чем род, учреждением; пуналуальная и кровнородственная семьи предшествовали роду; но семья не была членом органического ряда древнего общества, равно как и современного.

Род уже существовал у арийской семьи, когда племена, говорившие по латински, гречески и на санскрите, составляли один народ, как это видно из того, что для обозначения этой организации в их диалектах существует один и тот же термин. Они получили эту организацию от своих варварских предков, а более отдаленным образом - от своих диких прапредков. Если арийская семья дифференцировалась уже в среднем периоде варварства, что весьма вероятно, то они должны были получить род в его архаической форме. После этого события и в течение долгого времени, протекшего между обособлением этих племен друг от друга и началом цивилизации, должны были произойти те изменения в строе рода, которые указывались гипотетически. Невозможно допустить, чтобы род появился впервые иначе, чем в своей ар-хаической форме; следовательно, греческий род должен был первоначально иметь эту форму. Поэтому, если можно найти достаточные причины для объяснения такого большого изменения в порядке счета происхождения, как переход из женской линии в мужскую, то все развитие рода станет нам ясным, хотя оно в конечном счете ввело в род совершенно новую группу родственников на место старой. Развитие идеи собственности и возникновение моногамии создали достаточно могущественные мотивы для того, чтобы потребовать и добиться этой перемены, введя детей в род их отца и сделав их участниками в наследовании его имущества. Моногамия сделала отцовство достоверным, чего не было при возникновении рода, и устранение детей от наследования стало далее невозможным. Перед лицом новых обстоятельств род должен был либо перестроиться, либо распасться. Если сопоставить род ирокезов в том виде, какой он имел на низшей ступени варварства, с родом греческих племен, когда он достиг высшей ступени, то невозможно не признать, что оба они представляют собой одну и ту же организацию, в первом случае - в ее архаической, а во втором - в ее конечной форме. Различия между ними именно такие, какие должны были возникнуть под давлением требований человеческого прогресса.

Параллельно с этими изменениями в строе рода идут изменения порядка наследования. Имущество, всегда переходившее по наследству в пределах рода, наследовалось сначала родичами, затем - агнатами, за исключением остальных родичей, и, наконец, агнатами в нисходящих степенях, в порядке их близости к умершему, что давало исключительное право наследования детям как ближайшим агнатам. Стойкость, с которой сохранялся до эпохи Солона принцип, по которому имущество должно оставаться в роде умершего собственника, показывает жизненную силу родовой организации на протяжении всех этих периодов. Именно этот принцип заставлял наследницу выходит замуж в пределах ее собственного рода, чтобы воспрепятствовать переходу имущества путем брака в другой род. Солон, дозволив владельцу имущества, если он не имел детей, распорядиться им путем завещания, пробил первую брешь в имущественных правах рода.

Был поставлен вопрос, в каком родстве были члены одного рода и были ли они вообще родственниками. Грот говорит: "Поллукс прямо утверждает, что члены одного рода в Афинах не всегда были кровными родственниками, но мы даже и без определенного свидетельства могли бы заключить, что так было в действительности. Мы не имеем возможности решить, в какой мере род в неизвестную эпоху своего возникновения основывался на действительном родстве; это касается в равной мере и афинских и римских родов, в основных чертах аналогичных. Гентилизм представляет собой особую связь, отличную от семейных связей, но он предполагает их существование и расширяет их путем искусственной аналогии, основанной отчасти на религиозных верованиях, отчасти на положительном договоре, в результате чего род включает и чужих по крови. Все члены одного рода или даже одной фратрии верили, что они произошли не от одного и того же деда или прадеда, а от одного и того же божественного или героического предка... И эта твердая вера, которую так легко воспринял греческий ум, была усвоена и выражена путем положительного договора в принципе соединения в роды и фратрии... Нибур в своем ценном исследовании о древнеримских родах был, несомненно, прав, предполагая, что они не были семьями, действительно происходящими от общего исторического предка. Однако не менее справедливо и то (хотя Нибур предполагает, по-видимому, иное), что идея рода заключала в себе веру в одного общего отца, бога или героя, - генеалогию, которую мы можем назвать легендарной, но которая у самих членов рода считалась священной, стояла вне всякого сомнения и служила важным связующим их элементом... Естественные семьи изменялись, конечно, из поколения в поколение: одни расширялись, другие уменьшались или вымирали; но род не испытывал никаких изменений, помимо возникновения новых, а равно исчезновения или разделения входящих в него семей. Так постоянно колебались отношения семей к роду, и родовая генеалогия, несомненно, соответствовавшая начальному состоянию рода, становилась с течением времени устаревшей и не соответствующей действительности. Мы редко слышим об этой генеалогии, так как о ней заявляется публично только в известных важных и торжественных случаях. Но роды, стоявшие ниже по своему достоинству, имели свои общие обряды, общего сверхчеловеческого предка и свою генеалогию точно так же, как и более знаменитые роды: схема и идеологическая база были одинаковы во всех родов".

Отдельные утверждения Поллукса, Нибура и Грота в известном смысле правильны, но не вполне. Генеалогия рода восходила дальше признанного родоначальника; поэтому древний род не мог ни иметь известного предка, ни доказать существование кровной связи при помощи своей системы родства; тем не менее родичи не только верили в свое общее происхождение, но и имели основание для такой веры. Присущая роду в его архаической форме система родства, которой, вероятно, обладали в прошлом и греки, сохраняла представление о взаимном родстве всех членов рода. Это представление утратилось с возникновением моногамной семьи, как я далее попытаюсь доказать. Родовое имя создавало родословную, рядом с которой родословная семьи оказывалась малозначительной. Функцией родового имени было сохранять память об общем происхождении всех тех, кто носил это имя. Но родословная рода была такой древней, что его члены не могли доказать действительного родства между ними, за исключением ограниченного числа случаев, когда были более молодые общие предки. Имя само по себе было убедительным доказательством общего происхождения, за тем исключением, когда это происхождение прерывалось в предшествующей истории рода усыновлением в него лиц чужой крови. Нет никакого основания совершенно отрицать какое-либо родство между членами рода, как это делают Поллукс и Нибур, и превращать его таким образом в чисто фиктивное сообщество. Значительная часть членов рода могла доказать свое родство происхождением от общих предков в пределах рода, а для остальных родовое имя, которое они носили, было достаточным доказательством их общего происхождения для практических целей. Греческий род был обычно немноголюдной группой. Тридцать семей в одном роде, не считая жен глав семейств, дают, по обычной норме подобного расчета, в среднем сто двадцать человек на род.

В качестве единицы органической социальной системы род естественно должен был стать центром общественной жизни и деятельности. Он был организован в виде общественной единицы с архонтом, или вождем и казначеем, владел в известной мере общими землями, общим кладбищем и общими религиозными обрядами. Помимо того, существовали права, привилегии и обязанности, которые род давал или налагал на всех своих членов. В роде получила свое происхождение религиозная деятельность греков, распространившаяся затем на фратрии и достигшая своего высшего развития в периодических празднествах, общих всем племенам. Эта тема превосходно разработана Фюстель де Куланжем в его труде "Древняя община".

Чтобы понять состояние греческого общества до возникновения государства, необходимо изучить строй и принципы греческого рода, так как характер единицы определяет и характер ее соединений в их восходящем порядке и один лишь может дать материал для их истолкования.

Политическое общество

Различные греческие общины прошли одинаковый по существу путь при переходе от родового к политическому обществу. Как этот переход совершился, можно показать на примерах, заимствованных из истории Афин, так как факты, касающиеся афинян, сохранились наиболее полным образом. Для нашей цели достаточно простого очерка важнейших событий, так как проследить развитие идеи управления после возникновения новой политической системы не входит в наше задание.

Очевидно, что неспособность родовых учреждений удовлетворять усложнившимся потребностям общества вызвала движение, имевшее целью отнять у родов, фратрий и племен все гражданские права и передать новым единицам. Это движение совершалось постепенно, тянулось много времени и нашло свое выражение в ряде последовательных экспериментов, посредством которых делались попытки излечить существующие недуги. Введение новой системы совершалось так же постепенно, как и исчезновение старой, и в течение некоторого времени обе продолжали существовать бок-о-бок. По характеру и объектам проведенных экспериментов мы можем узнать, почему родовая организация не. смогла удовлетворить потребностям общества, почему возникла необходимость в упразднении родов, фратрий и племен как источников власти и каким образом это осуществилось.

Оглядываясь на путь человеческого прогресса, можно заметить, что селение, окруженное частоколом, было обыкновенно местом жительства племени на низшей ступени варварства. На средней ступени появляются общинные дома, выстроенные из необожженного кирпича и камня, имеющие характер крепостей. А на высшей ступени впервые в истории человеческого опыта появляются города, окруженные кольцеобразными валами и, наконец, стенами из обтесанных камней. Осуществление мысли окружить достаточное для значительного населения пространство защитной стеной из обтесанных камней с башнями, брустверами и воротами, чтобы обеспечить всем одинаковую охрану и защищаться общими силами, было большим шагом вперед. Города этой ступени развития предполагают существование постоянного и развитого полевого земледелия, обладание стадами домашних животных, большим количеством товаров и собственности в виде домов и земли. Город предъявил искусству управления новые требования, так как изменил состояние общества. Мало-по-малу выросла потребность в чиновниках и судьях, военных и муниципальных должностных лицах различных степеней, равно как и в каком-нибудь порядке набора и содержания войск, что требовало общественных доходов. Городская жизнь и городские потребности должны были в значительной мере увеличить обязанности и ответственность совета вождей и, вероятно, оказалась не под силу его способностям управлять обществом.

Уже было указано, что на низшей ступени варварства правление состояло из одной власти: совета вождей, на средней ступени - из двух властей: совета вождей и военачальника, а на высшей ступени - из трех властей: совета вождей, народного собрания и военачальника. Но с началом цивилизации, дифференциация властей пошла еще дальше. Военная власть, врученная сначала басилевсу, перешла теперь к генералам и капитанам, но была еще более ограничена. В результате дальнейшей дифференциации у афинян появилась судебная власть. Она была представлена архонтами и дикастами. Административная власть была теперь перенесена на городские магистраты. Шаг за шагом, с прогрессом опыта и общим развитием, эти различные виды власти отдифференцировались из общей совокупности полномочий начального совета вождей в той мере, в какой они были переданы народом этому совету как его представительному органу.

"Создание этих городских должностей было необходимым следствием увеличения значения и сложности соответствующих дел. Под этим бременем рушились родовые учреждения. Возникали бесчисленные беспорядки, как вследствие столкновения властей, так и вследствие злоупотребления властью, еще не достаточно фиксированной. Краткий и мастерский очерк Фукидида о состоянии греческих племен в этот переходный период и согласующиеся с ним свидетельства других писателей не оставляют сомнения в том, что старая система управления становилась несостоятельной и для дальнейшего прогресса была необходима новая. Более широкое распределение правительственных функций, более точное их определение и более строгая ответственность должностных лиц были необходимы как для благосостояния, так и для безопасности общества, в особенности же замена порядков и обычаев писаными законами, установленными компетентной властью. Благодаря знаниям, основанным на опыте и приобретенным в этом и предшествующем этническом периоде, в уме греков постепенно созревала идея политического общества или государства. Это развитие совершалось постепенно в течение многих столетий, начиная с первого возникновения потребности в переустройстве формы правления до того, как были достигнуты вполне законченные результаты.

Первая попытка афинян разрушить родовую организацию и учредить новую систему приписывается Тезею; сведения о ней основываются, следовательно, на предании; однако некоторые факты, сохранившиеся до исторического периода, подтверждают, по крайней мере частично, приписываемое Тезею законодательство. Достаточно будет считать Тезея представителем эпохи или ряда событий. От Кекропса до Тезея народ Аттики, согласно Фукидиду, жил всегда в городах, имея свои собственные пританеи и архонтов, и, если опасности не было, не обращался за советом к басилевсу, а управлял своими делами самостоятельно через посредство своих советов. Но когда Тезей стал басилевсом, он убедил их разрушить дома советов и магистратуры отдельных городов и вступить в связь с Афинами, так чтобы существовал один дом совета и один пританей. Этот рассказ содержит или предполагает ряд важных фактов: что население Аттики было организовано в независимые племена; каждое из них имело собственную территорию, в пределах которой жил народ, со своим домом совета и пританеем; далее, что, составляя самоуправляющиеся общества, они, вероятно, соединялись для взаимной защиты и избирали басилевса или военачальника для командования их общими военными силами. Это - картина демократически организованных общин, нуждающихся в силу своего положения в военачальнике, не имеющем, однако, гражданских функций, несовместимых с родовой системой. Они слились при Тезее в один народ, и Афины сделались местонахождением их правительства; это дало им более высокую организацию, чем та, какую они до того могли создать. Слияние племен в нацию на одной территории происходит позднее, чем образование конфедераций, при которых племена занимают независимые территории. Такое слияние представляет собой более высокий органический процесс. Тогда как прежде роды перемешивались путем браков, теперь перемешались племена в силу уничтожения территориальных границ и пользования общим домом совета и пританеем. Приписываемый Тезею акт указывает на развитие родового общества из более низкой в более высокую органическую форму, что должно было когда-нибудь совершиться и, вероятно, произошло указанным образом.

Но Тезею приписывается еще другой акт, обнаруживающий более радикальный план, равно как и признание необходимости глубокого преобразования управления. Он разделил народ на три не соответствовавших родам класса, которые назывались: эвпатридами, или "благородными", геоморами, или "земледельцами", и демиургами, или "ремесленниками". Главные должности как в гражданском управлении, так и в жреческой иерархии были предоставлены первому классу. Это классовое разделение было не только признанием собственности и аристократического элемента в управлении обществом, но и открытым движением против власти родов. Существовало, очевидно, намерение соединить вождей родов с их семействами и зажиточных лиц из разных родов в отдельный класс, обладавший правом занимать главные должности, на которые было возложено управление обществом. Разделение остальных на два больших класса в свою очередь рассекало роды. Если бы право голоса было отнято от родов, фратрий и племен и дано классам, при чем первому классу при-надлежало бы право занимать высшие должности, это привело бы к весьма значительными последствиями. По видимому, этого не было сделано, хотя и было, безусловно, необходимо для того, чтоб сделать классы жизненными. Мало того, в существовавшем ранее порядке замещения должностей также не произошло существенного изменения. Так называемые теперь эвпатриды были, вероятно, теми лицами разных родов, которые и раньше занимали соответствующие должности. Эта схема Тезея была обречена на смерть, так как фактически перенесения власти с родов, фратрий и племен на классы не произошло и эти классы оказа-лись ниже родов в качестве основания системы.

Столетия, протекшие от неизвестного нам времени Тезея до законодательства Солона (594 год до н. э.), составляют один из важнейших периодов истории Афин, но последовательность событий известна нам весьма не достаточно. Должность басилевса была упразднена еще до первой олимпиады (776 год до н. э) и вместо нее учреждены архонты. Эта последняя должность была, по-видимому, наследственной в роде и в определенном семействе внутри рода, как утверждают на том основании, что первые двенадцать архонтов назывались Медонтидами, по Медонту, первому архонту, который будто бы был сыном Кодра, последнего басилевса. По поводу этих пожизненных архонтов - снова возникает вопрос, затронутый раньше в отношении басилевса, а именно, являлось ли избрание или утверждение избирательной корпорацией необходимым условием вступления в должность. Вероятность говорит против перехода должности по наслед-ственному праву. В 711 году до н. э. срок исполнения должности архонта был ограничен десятью годами, при чем она предоставлялась путем свободного вы-бора лицу, считавшемуся наиболее достойным. Мы находимся теперь уже в исто-рической эпохе, хотя еще у самого ее порога, и встречаемся здесь с ясно и полно проведенным принципом избрания по отношению к высшей должности, какую только мог дать народ. А это как раз то, чего можно было ожидать сообразно со строем и принципами родов; надо все же полагать, что аристократический принцип усилился с ростом собственности и был источником, из которого воз-никло наследственное право. Существование избирательного принципа при бо-лее поздних архонтах не лишено значения в связи с вопросом о предшествую-щей практике афинян. В 683 году до н. э. должность архонта была сделана выборной сроком на один год, число архонтов увеличено до девяти и на них возложены жреческие и судейские обязанности. Из этих событий мы можем почерпнуть доказательство постепенного усовершенствования порядка занятия должностей. Афинские племена получили от своих далеких предков должность архонта, как вождя рода. Мы имеем все основания допустить, что она была наследственной в роде и выборной из среды его членов. После того как счет происхождения перешел в мужскую линию, сыновья умершего вождя вошли в число лиц, имеющих право на наследование, и один из них мог быть избран при отсутствии личных возражений. Теперь же афиняне возвратились для своего высшего должностного лица к этой древней должности, сделали ее выборной, независимо от какого-либо рода, и ограничили ее срок сначала десятью, а в конце концов одним годом. Раньше эта привычная им должность была пожизненной. На низшей, а также на средней ступени варварства должность вождя, как мы видели, была выборной и давалась пожизненно, либо на время, пока избранный вел себя хорошо, - ограничение, вытекающее из права рода смещать с должности. Мы в праве сделать вывод, что должность вождя греческого рода была основана на свободном избрании и была такой же по своему положению. Следует считать доказательством замечательного развития идей в этом раннем периоде тот факт, что афинские племена ограничили определен-ным сроком занятие важнейшей должности и допустили состязание кандидатов. Они создали таким образом всю теорию избирательной и представительной должности и подвели под нее ее настоящую базу.

Следует отметить далее, что во время Солона возник суд Ареопага, состоявший из бывших архонтов и имевший право судить преступников и наблюдать за нравами; был учрежден также ряд новых военных морских и административных должностей. Но важнейшим событием этого же приблизительно времени было учреждение "навкрарий", по двенадцати в каждом племени, всего сорока восьми; каждая из них обнимала определенный округ с его домохозяевами, откуда производился набор людей на военную и морскую службу, а равно, вероятно, собирались подати. Навкрарий были зародышем дема, или городской общины, которая должна была стать основой второго великого плана управления, после того как идея территориального базиса достигла своего полного развития. Кем были учреждены навкрарий, неизвестно. "Они должны были существовать еще до Солона, - говорит Бек, - так как начальники навкрарий упоминаются еще до издания закона о них, и если Аристотель приписывает их учреждение Солону, то его показание мы можем отнести только к тому, что они были утверждены политической конституцией Солона". Двенадцать навкрарий составляли триттию, большую область, но триттии не были непременно смежными. Аналогичным образом триттия была зародышем кантона, высшей территориальной единицы после город-ской общины.

Несмотря на большие изменения, происшедшие в органах управления, народ составлял еще родовое общество и жил при родовых учреждениях. Род, фратрия и племя были в полной жизненной силе, оставаясь признанными источниками власти. До Солона никто не мог сделаться членом этого общества иначе, как путем связи с родом и племенем. Все другие лица находились вне сферы управления. Совет вождей, этот древний, освященный временем орган управления, оставался, но власть была теперь разделена между ним, агора, или народным собранием, судом Ареопага и девятью архонтами. Прерогативу совета составляла инициатива выработки общественных мероприятий и их подготовка для утверждения народом, что давало последнему возможность руководить по-литикой управления. В руках совета было, несомненно, высшее управление финансами, и он до конца оставался, как был с самого начала, центральным органом власти. Народное собрание достигло теперь еще большего значения. Хотя его (функции все еще ограничивались принятием или отклонением предлагаемых ему советом общественных мероприятий, но оно начало оказывать могущественное влияние на общественные дела. Усиление власти этого собрания служит верней-шим доказательством прогресса знаний и ума афинского народа. К несчастью, до нас дошли только неполные и частичные сведения о функциях и власти со-вета вождей и народного собрания в этот ранний период.

В 624 году до н. э. Дракон издал для афинян свод законов, которые отличаются главным образом своей ненужной жестокостью; но этот кодекс показывает, что для греков наступило время заменить порядки и обычаи писаными законами. До того времени афиняне не знали еще искусства издавать законы по мере возникновения в них надобности, что требовало большего понимания функций законодательных корпораций, чем то, которого они к тому времени достигли. Они находились на той стадии, на которой появляются законодатели и законодательство или остается проектом или принимается целиком и связывается с именем какого-нибудь лица. Так медленно сказываются великие последствия человеческого прогресса.

Когда Солон вступил в должность архонта (594 год до н. э.), господствовавшие в обществе беспорядки дошли до крайности. Борьба за обладание собственностью, выступившая теперь на первый план, привела к знаменательным результатам. Часть афинян попала в рабство из-за долгов, - должник отвечал за долг своей личностью и в случае неуплаты обращался в рабство; другие заложили свою землю и были не в состоянии освободить ее от ипотеки. Вследствие этих и других затруднений общество само себя пожирало. В добавление к существующим законам, частью новым, но смягчавшим главнейшие финансовые затруднения, Солон возобновил проект Тезея об организации общества в классы, однако не по занятиям, как прежде, а по размерам имущества. Поучительно проследить ход этой попытки устранить роды и сменить их новой системой, ибо мы дальше увидим, что римские племена при Сервии Туллии попытались произ-вести тот же эксперимент с той же целью. Солон разделил народ на четыре класса по размеру имущества и, идя дальше Тезея, дал этим классам определен-ные права и возложил на них известные обязанности. Вследствие этого часть гражданских прав родов, фратрий и племен перешла к имущественным классам. Соответственно той степени, в какой права были отняты у первых и предоста-влены последним, должна была уменьшиться сила родов и начался их упадок. Но несколько место родов, состоящих из лиц, заняли классы, состоящие также из лиц, основой управления все еще служили личность и чисто лич-ные отношения. Реформа Солона не коснулась сущности дела. Помимо того, совет вождей был превращен в сенат из четырехсот лиц, которые избирались в равном числе от четырех племен, а не от классов. Все же следует отметить, что новой схемой имущественных классов Солон положил в основу системы управления идею собственности. Это однако не означало еще осуществления идея политического общества, которое должно покоиться как на собственности, так и на территории и иметь дело с личностями через их отношение к террито-рии. Только лица первого класса могли избираться на высшие должности, второй класс нес военную службу в коннице, третий - в пехоте и четвертый - в легковооруженной пехоте. Этот последний класс составлял большинство. Члены его не могли занимать никаких должностей и не платили податей, но имели право голоса при выборе всех должностных лиц, с правом требовать от них отчета. Они имели также право принимать или отклонять все общественные мероприятия, предлагаемые на их решение сенатом. При конституции Солона их права были действительными и ненарушимыми, а их влияние на общественные дела - постоянным и реальным. Все свободные люди, даже если они не принадлежали ни к какому роду и племени, были включены теперь в известных пределах в общество, став гражданами и членами народного собрания с указанными выше правами. Это было одним из важнейших результатов законодательства Солона.

Далее следует упомянуть, что народ был теперь организован в армию, состоящую из трех частей: конницы, тяжеловооруженной и легковооруженной пехоты, при чем у каждой части были офицеры различных чинов. По видимому, военную службу несли только последние три класса; таким образом первый класс занял непатриотическое положение, присвоив себе главнейшие правительственные должности и не принимая участия в военной службе. Такой порядок требовал, конечно, изменения. Тот же самый план организации, но с пятью классами, появится вновь у римлян при Сервии Туллии, организовавшем весь народ в армию (exercitus), каждая часть которой имела своих офицеров и свое вооружение. Идея военной демократии, иначе организованной, но по существу той же, что в предшествующий период, снова является в новой форме в законах Солона и Сервия.

В добавление к элементу собственности, легшему в основу новой системы. в нее был частично введен и территориальный элемент в виде вышеупомянутых навкрарий, в которых, вероятно, велись списки граждан и их имущества, служившие основанием для военных наборов и взимания податей. Эти преобразования, с сенатом, народным собранием, называемым теперь экклезией, девятью архонтами и судом Ареопага, дали афинянам гораздо более совершенное управление, чем то, которое они знали раньше, и требовавшее более высокого умственного развития. Это управление было точно так же по существу демократическим, гармонируя с их прежними идеями и учреждениями; в действительности оно было их логическим следствием и только как таковое объяснимо. Но в трех отношениях оно не соответствовало системе в ее чистом виде: во-первых, оно не было основано на территории, во-вторых, все государственные должности не были открыты каждому гражданину и, в-третьих, принцип местного самоуправления низших организаций был неизвестен, разве что он проявлялся отчасти в навкрариях. Роды, фратрии и племена все еще оставались в полной жизненной силе, но с меньшими правами. Это было переходное состояние, требующее дальней-шего опыта для развития политической системы, к которой был сделан зна-чительный шаг вперед. Так медленно, но неуклонно развиваются человече-ские учреждения из низших в высшие формы вследствие логической деятель-ности человеческого ума, идущей по единообразным, но предустановленным путям.

Для уничтожения родов и замены их новым планом управления существовало важное основание. Оно было осознано, вероятно, Тезеем и, несомненно, Солоном. Вследствие неустойчивого состояния греческих племен и неизбежных народных передвижений в легендарный период и время предшествующее Солону, многие лица перешли из одной нации в другую и потеряли таким образом связь со своими родами, не приобретя ее с другими. Это должно было время от времени повторяться, вследствие ли склонности к приключениям отдельных лиц, торгового духа или по военным обстоятельствам, пока в каждом племени не оказалось значительное число лиц со своим потомством, не принадлежавших ни к какому роду. Все эти лица, как было замечено, стояли вне сферы управления, отношения с которым могли существовать только через посредство рода или племени. Это обстоятельство отмечается Гротом. "Фратрии и роды, - говорит он, - никогда, вероятно, не обнимали всего населения страны, и невключенное в них население становилось все многочисленнее, как до Клисфена, так и после него". Уже. во времена Ликурга происходило значительное переселение в Грецию с островов Средиземного моря и из ионических городов на его восточных берегах, что увеличивало число лиц, не принадлежавших ни к какому роду. Если эти лица переселялись вместе с семьями, они приносили с собой осколок рода, но все же оставались чужими, пока новый род не принимался в племя. Это происходило, вероятно, в ряде случаев и может послужить для объяснения необычайно большого числа родов в Греции. Роды и фратрии были замкнутыми корпорациями, что нарушалось бы принятием этих чужеземцев путем усыновления в туземный род. Знатные лица могли быть усыновленными в какой-нибудь род или добиться того, чтобы их собственный род был принят в какое-нибудь племя, но бедному классу было бы отказано в такой привилегии. Не может быть сомнения, что уже во время Тезея, а в особенности во время Солона число лиц, не принадлежавших ни к какому роду, не считая рабов, стало значительным. Не входя в род и фратрию, они не принимали также непосредственного участия в религиозных обрядах, принадлежавших исключительно этим организациям. Не трудно видеть в этом классе лиц элемент растущего недовольства, опасный для общественного спокойствия.

Схемы Тезея и Солона делают несовершенные попытки дать этим лицам права гражданства посредством включения их в классы, но так как роды и Фратрии, исключенные из классов, продолжали существовать, то средство это не достигало цели. Грот замечает далее: "Не легко определить, каково было политическое положение древних родов и фратрий в том виде, как их сохранил Солон. Четыре племени состояли из родов и фратрий, так что никто не мог принадлежать к племени, если он не был также членом какого-нибудь рода и фратрии. Новый пробулевтический или подготовляющий сенат состоял из четырехсот членов, по сто от каждого племени; лица, не принадлежавшие ни к какому роду и фратрии, не могли таким образом иметь доступа в сенат. Таковы же были по древнему обычаю условия избрания девяти архонтов, а равно, конечно, и в сенат Ареопага. Таким образом оставалось только народное собрание, в котором мог принимать участие афинянин, не состоявший членом этих племен. Он был все же гражданином, так как мог подать голос при избрании архонтов и сенаторов и мог принимать участие при ежегодном рассмотрении их отчетов. Кроме того, он имел право лично требовать у архонта удовлетворения за обиду, тогда как чужестранец мог это сделать только через посредство свидетельствующего в его пользу гражданина или же простата. Поэтому все лица, не включенные в четыре племени, каково бы ни было их положение или имущество, по видимому, стояли в отношении политических прав на том же уровне, как четвертый и беднейший класс солоновского ценза. Я уже упоминал, что еще до Солона число афинян, не принадлежавших к родам или фратиям, было, вероятно, весьма значительно; оно быстро увеличивалось, потому что эти замкнутые корпорации не принимали новых членов, тогда как политика нового законодателя имела целью привлечь трудолюбивых поселенцев из других частей Греции в Афины". Римских плебеев создали подобные же причины. Плебеи не принадлежали ни к каким родам и поэтому не составляли части populus romanus. В этих обстоятельствах мы усматриваем одну из причин, почему родовая организация перестала удовлетворять запросам общества. В эпоху Солона роды уже переросли свои способности управлять, так как дела стали значительно сложнее, чем это было тогда, когда роды возникли. Они были слишком узкой основой для государства, до которого уже доразвился народ.

К тому же становилось все труднее удерживать членов рода, фратрии и племени в одном месте. Поскольку эти группы являлись звеньями административного органического ряда, такая локализация была крайне необходима. В более ранний период земля рода находилась в коллективном владении; фратрии тоже владели определенными участками земли на коллективных началах для религиозных целей; вероятно, существовали коллективные земли и у племени. Когда народ занимал страну или город, он селился вместе по родам, фратриям и племенам, что было следствием его социальной организации. Каждый род располагался в большей своей части отдельно, тут были не все его члены, несколько в каждом семействе были представители двух родов, но то большинство, которое являлось продолжателем рода. Роды, принадлежавшие к одной фратрии, естественно старались селиться смежено или, по крайней мере, в близлежащих местностях; то же самое относится к различным фратриям племени. Но во времена Солона земли и дома находились уже в неограниченном владении отдельных лиц с правом отчуждать земли, но не дома, вне рода. Без сомнения, становилось все менее возможным удерживать членов рода в одном месте, так как отношения людей к земле стали непостоянными и отдельные члены рода приобретали новую собственность в других местностях. Единица социальной системы афинян стала непостоянной как по своей территории, так и по характеру. Не останавливаясь на подробностях этого положения, мы можем сказать, что оно сделалось одной из причин разложения старого строя. Городская община с ее недвижимой собственностью и наличными жителями обнаружила тот элемент устойчивости, которого у родов теперь уже не было. Общество сделало громадный шаг вперед от того крайне примитивного состояния, в котором оно находилось раньше. Оно весьма сильно отличалось теперь от того общества, которым управляла родовая организация. Только необеспеченное положение и постоянные войны афинских племен, начиная с их поселения в Аттике и до эпохи Солона, могли уберечь эту организацию от уничтожения. После того как эти племена поселились в окруженных стенами городах, наступил тот рост богатства и населения, который подверг роды последнему испытанию и доказал их неспособность управлять людьми, быстро приближавшимися к цивилизации. Но и тогда понадобилось еще долгое время для их уничтожения.

Как серьезны были те трудности, которые нужно было преодолеть при создании политического общества, ярко иллюстрируется на опыте афинян. В эпоху Солона Афины уже дали талантливых людей, полезные производства достигли значительного развития, морская торговля приобрела национальное значение, земледелие и ремесла стояли на высоком уровне, появились письменность и поэтические произведения. Афиняне были уже действительно цивилизованным народом, что длилось уже в течение двух столетий, но их общественные учреждения оставались все еще родовыми, того типа, который преобладал в течение позднейшего периода варварства. Новая система Солона дала афинскому обществу сильный толчок; тем не менее прошло еще почти целое столетие, сопровождавшееся большими беспорядками, прежде чем идея государства вполне развилась в уме афинян. Понятие территориальной общины, как единицы политической системы, развилось наконец из навкрарий, но потребовался необыкновенно гениальный человек с большим личным влиянием, чтобы воспринять эту идею в ее полном объеме и дать ей органическое воплощение. Такой человек явился наконец в лице Клисфена (509 г. до н. э.), которого следует считать самым выдающимся афинским законодателем, творцом второго великого плана общественного управления, того, который служит организацией современных цивилизованных наций.

Клисфен дошел до существа вопроса и поставил политическую систему Афин на основу, на которой она оставалась до конца независимого существования республики. Он разделил Аттику на сто точно разграниченных и различавшихся названиями демов, или общин. Каждый гражданин должен был приписаться сам и приписать свое имущество к тому дему, в котором он жил. Эта регистрация служила доказательством и основой его гражданских прав. Дем заменил навкрарию. Его жители были организованной политической единицей, пользующейся правом местного самоуправления, подобно современным американским общинам. Это было самой существенной и самой замечательной чертой системы. Она обнаруживает сразу свой демократический характер. В самых низших территориальных организациях управление было отдано в руки народа. Демоты избирали демарха, который хранил общественные документы, имел право собирать демотов для избрания должностных лиц и судей, для проверки списков граждан и внесения в них достигших зрелости за истекший год. Демоты избирали казначея и заботились о раскладке и сборе податей, а также о наборе военных пополнений от дема на службу государству. Они избирали также тридцать дикастов, или судей, разбиравших все возникавшие в деме тяжбы, в которых иск не превышал определенной суммы. Помимо этих прав местного самоуправления, составляющих сущность демократической системы, у каждого дема был свой храм, свой религиозный культ и свой жрец, тоже избиравшийся демотами. Не останавливаясь на деталях, мы считаем поучительным и достойным удивления то обстоятельство, что эта община с самого начала своего возникновения обладала всеми правами местного самоуправления даже в более широком масштабе, чем американская община. Следует также отметить религиозную свободу, за которой наблюдал, как и подобает, сам народ. Все за-регистрированные граждане были свободны и равны по своим правам и привилегиям, за единственным исключением права избрания на высшие государственные должности. Таковой была новая единица организации афинского политического общества, представлявшая собой одновременно образец для свободного государства и изумительный продукт мудрости и знаний. Афиняне начали с демократической организации в той форме, с которой должен начинать каждый народ, желающий создать свободное государство и отдать контроль над управлением в руки своих граждан.

Второй член органического территориального ряда состоял из десяти демов, соединенных в больший географический округ. Он был назван локальным племенем, чтобы в известной мере сохранить терминологию старой родовой системы. Каждый округ был назван по имени одного из аттических героев и представлял собой аналогию современного кантона. Демы каждого округа обычно были смежными, что делало бы эту аналогию во всех отношениях полной; однако в немногих случаях один или два дема из десяти были отдалены от остальных, вероятно, вследствие того, что части начального родственного племени, жившие особняком, пожелали включить свои демы в округ своих непосредственных родственников. Население каждого округа или кантона представляло собой также политическую единицу с определенными правами местного самоуправления. Они избирали филарха, командовавшего конницей, таксиарха, командовавшего пехотой, и генерала, командовавшего той и другой, а так как каждый округ должен был выставлять пять трирем, то они избирали, вероятно, и столько же триерархов, в качестве командиров трирем. Клисфен увеличил число членов сената до пяти-сот и назначил на каждый округ по пятидесяти сенаторов, избиравшихся жите-лями последнего. У этих более крупных политических единиц существовали, не-сомненно, и другие функции, но они недостаточно выяснены.

Третьим и последним членом этого территориального ряда было афинское общество или государство, состоявшее из десяти локальных племен или округов. Это было организованное политическое сообщество, охватывающее всю совокупность афинских граждан. Оно было представлено сенатом, экклезией, судом Ареопага, архонтами, судьями и корпорацией избираемых командиров армии и флота.

Так афиняне основали на территории и собственности второй великий план управления. Они поставили ряд территориальных аггрегатов на место восходящего ряда личных аггрегатов. Как форма управления, она упиралась на территорию, которая была естественно постоянной, и на собственность, более или менее локализованную; сношения ее с гражданами, имевшими теперь постоянное местожительство в демах, определялись их территориальными отношениями. Чтобы быть гражданином государства, было необходимо быть гражданином дема. Отдельное лицо голосовало и облагалось податью в своем деме и отсюда же призывалось на военную службу. Подобным же образом оно избиралось в сенат и призывалось к командованию частями армии и флота из большего округа, т. е. его локального племени. Отношения лица к роду или фратрии перестали определять его гражданские обязанности. Контраст между этими двумя системами обозначается столь же резко, сколь глубоко было их различие. Слияние народа в политические единицы на определенных территориях завершилось.

Территориальный ряд входит в систему управления современных цивилизованных наций. Например, у нас в Америке существует община, округ, штат и Соединенные Штаты, и жители каждой из этих единиц представляют собой организованное политическое сообщество с местным самоуправлением. Каждая организация обладает полной жизненной силой и выполняет свои функции в определенной сфере, в которой ей принадлежит высшая власть. Во Франции коммуна, округ, департамент, империя, а в настоящее время республика представляют собой подобный же ряд. В Великобритании этот ряд составляют: приход, графство, королевство и три соединенных королевства. В эпоху саксов общине, по-видимому, соответствовала сотня, но уже лишенная права местного самоуправления, за исключением права "суда сотни". Жители этих различных территориальных единиц были организованы как политические корпорации, обладавшие однако, за исключением высших, крайне ограниченными правами. Тенденция к централизации при монархических учреждениях фактически атрофировала все низшие организации.

Следствием законодательства Клисфена было то, что роды, фратрии и племена лишились своего влияния, так как их власть была у них отнята и передана дему, локальному племени и государству, ставшим с этих пор источником всей политической власти. Старые формы не были все же распущены даже после этого переворота, но продолжали существовать в течение ряда столетий, в качестве родословной и счета происхождения, а равно источника религиозной жизни. В некоторых речах Демосфена, когда дело идет о личных или имущественных правах, происхождении или праве погребения, как род, так и фратрия выступают еще как современные ему существующие организации. Они были оставлены новой системой в покое, в части, касавшейся их связи с религиозными обрядами, уголовного судопроизводства по известным делам и некоторых общественных обычаев; все это задерживало их полное уничтожение. Однако классы, как те, которые ввел Тезей, так и созданные впоследствии Солоном, исчезли после Клисфена.

Солон считается обыкновенно основателем афинской демократии, тогда как некоторые писатели приписывают часть этого дела Клисфену и Тезею. Мы ближе подойдем к истине, если будем считать Тезея, Солона и Клисфена связанными с тремя великими движениями афинского народа, имевшими целью не основать демократию, так как афинская демократия была старше этих движений, но преобразовать общественный строй и из родовой организации создать политическую. Ни один из них не пытался изменить существующие демократические принципы, унаследованные от родов. Каждый в свое время внес свою лепту в великое движение для основания государства, которое требовало смены родового общества политическим. Учреждение городской общины и организация ее жителей в политическую корпорацию было важнейшей стороной этой проблемы. Задача эта может показаться нам простой, а между тем она мобилизовала все способности афинян и напрягла все их силы, прежде чем идея городской общины получила действительное оформление. Она явилась плодом творческого гения Клисфена и останется навсегда великим произведением великого ума. В новом политическом обществе афиняне осуществили ту полную демократию, которая проявлялась и раньше во всех основных вопросах, но которая требовала преобразования всего строя для расширения своего поля деятельности и своего полного выявления. Как раз в этом пункте, по нашему мнению, мы были введены в заблуждение ошибочным предположением великого историка Грота, общие взгляды которого на греческие учреждения так глубоки и отчетливы, а именно, предположением, что начальный строй греческих племен был чисто монархическим. При таком допущении потребовалось бы наличие революции в афинских учреждениях, чтобы объяснить существование афинской демократии, при которой совершились величайшие умственные достижения афинян. Но такой революции не было, и учреждения никогда радикально не менялись по той причине, что они были и оставались чисто демократическими. Возможно, что кое-где имела место узурпация, за которой следовала борьба за восстановлени прежнего порядка, но никогда греческие племена не теряли своих свобод или тех идей свободы и права самоуправления, которые составляли их наследственное достояние в течение всех веков.

Возвращаясь к басилевсу, заметим, что эта должность выдвигала занимавшего его человека на более видное место, чем все другие должности. Он был первым остановившим на себе взор историка, который превратил его в царя, не понимая, что таким образом он заставлял его царствовать, да еще по божественному праву, над первобытной демократией. Как полководец в военной демократии басилевс представляется понятным и не противоречит действительно существовавшим учреждениям. Установление этой должности не изменило принципов родов, фратрий и племен, бывших по своей организации чисто демократическими и естественно сообщавших этот характер всей их родовой системе. Нет недостатка в доказательствах того, что народный элемент был постоянно настороже, отражая покушения на права личности. Басилевс принадлежит легендарному периоду, когда власть была более или менее недифференцированной, но в центре системы стоял совет вождей, а равно роды, фратрии и племена в их полной силе. Этого достаточно, чтобы определить характер данного строя.

Введенный Клисфеном образ правления составляет резкую противоположность образу правления солоновского времени. Но переход был не только естествен, но и неизбежен, поскольку народ довел свои идеи до их логических выводов. Это было изменением формы, но отнюдь не принципов и даже не органов. Совет вождей продолжал существовать в образе сената, агора и экклезии, три высших архонта были, соответственно, министрами иностранных дел, культа и юстиции, тогда как шесть низших архонтов выполняли судебные функции совместно с судами и большим числом дикастов, избиравшихся теперь ежегодно для исполнения судебных обязанностей. При этой системе не было лица, облеченного исполнительной властью, что составляет одну из ее замечательных особенностей. Всего ближе подходил к такому должностному лицу председатель сената, избиравшийся по жребию на один день, без права вторичного избрания в течение года. Один единственный день он председательствовал в народном собрании и хранил ключи от крепости и государственной казны. При новом строе народное собрание держало фактически в своих руках власть и направляло судьбы Афин. Новым элементом, придавшим государству прочность и порядок, был дем, или городская община, с полной автономией и самоуправлением. Сотня одинаковым образом организованных демов определяла общий характер государства. Какова единица, таково и целое. Отсюда, как уже было замечено, должен начинать свой путь народ, желающий научиться искусству самоуправления и сохранить для всех равные права, законы и привилегии. Он должен держать в своих руках всю общественную власть, поскольку она не необходима государству для осуществления общего управления, разно как и контроль над самим этим управлением.

При новой политической системе быстро возросли влияние и значение Афин. То замечательное развитие гения и ума, которое подняло афинян на наибольшую высоту, какой достигали исторические нации человечества, совершалось под влиянием демократических учреждений.

С учреждением при Клисфене политического общества родовая организация была отброшена как ветхий остаток варварства. В течение бесчисленных столетий прожили предки афинян при гентилизме, при нем они приобрели все элементы цивилизации, в том числе и литературный язык, равно как и вступили на путь цивилизации. История родовой организации останется вечным памятником прошедших веков, будучи теснейшим образом связана с самым замечательным и широким прогрессом человечества. Эта организация всегда будет считаться одним из важнейших учреждений человечества.

География. Экономика.

Земля, говорит Платон в другом месте, приносит людям свои дары. Так, бог Дионис даровал смертным виноградную лозу и вино как “лекарство для того, чтобы душа приобретала совестливость, а тело — здоровье и силу” (Там же, II, 666 b, 672 d). Среди богов — благодетелей Греции следовало бы упомянуть и Афину, которой жители города, названного ее именем, были обязаны, как они считали, подарком, составившим основу их экономики, — культурой оливкового дерева. Вот как говорит об этом хор в трагедии Софокла:

Есть тут дерево
Несравненное, —
Не слыхал о нем
Я ни в Азии,
Ни на острове
На Пелоповом,
У дорян, —
И не сажено,
И не сеяно. (...)
И цветет у нас
В изобилии:
Сизолистая маслина,
Воскормительница детства.
И никто — ни юный возрастом,
Ни обремененный годами —
Ствол ее рукой хозяйской
Не осмелится срубить.
Око Зевса-Покровителя
И Афина синевзорая
Вечно дерево священное
От погибели хранят.

Другим богом-дарителем всей Греции был Посейдон — владыка моря, славный и своими конями:

Ты, о Крона сын,
Посейдон-отец,
Край прославил!
Здесь смирительницу пыла —
Для коня узду он создал.
И корабль на мощных веслах
Здесь впервые волей бога
Дивно по морю помчался,
Повинуясь силе рук...

Не только маслины выделяли главный город Аттики на зависть другим, большим и малым, государствам Греции: в каждом из них была особая, отличная от других структура почв, рельефа, хозяйственной деятельности. Потому-то и между гражданами отдельных городов-государств возникали и закреплялись различия в характерах и пристрастиях, ведь географическая среда, природные богатства края, его экономические особенности не могли не найти отражения и в формах культуры. За долгие века своего существования древнегреческое общество пережило немало превратностей судьбы и претерпело глубокие изменения. Уже в гомеровскую эпоху Греция не представляла собой замкнутой политической или социальной общности и отнюдь не была единой. Каждое небольшое государство здесь имело свой диалект, свою политико-правовую организацию, собственных богов и героев (впрочем, их могли чтить и в соседних городах-государствах), собственный календарь, свою монету, не говоря уж об особенностях, вызванных различием экономико-географических условий. И все же, несмотря на все эти различия, долгое время сохранялось не только сознание общности интересов во многих областях, но и чувство совместной принадлежности к некоему единству и взаимная лояльность. Это выразилось в участии царей со всей Греции в Троянской войне, где лично обиженным, оскорбленным в своей чести и достоинстве был только правитель Спарты Менелай. Впечатляющим и исторически зафиксированным свидетельством стали греко-персидские войны — совместное выступление греков против завоевателей. Чувство общности было живо и между греческими государствами, с одной стороны, и их колониями, разбросанными на плодородных, богатых урожаями землях вдали от родины, — с другой.

Около VIII в. до н. э. на месте прежнего родового строя утвердилась новая политическая структура — “город-государство”, полис, охватывающий сам город и прилегающую к нему территорию, населенную свободными гражданами. “Город — это люди, а не стены...” — писал Фукидид (История, VII, 77, 7). Полисное устройство государства воплощалось в участии граждан в народных собраниях, в судах, в принятии решений о делах государственной важности. Основой гражданства была принадлежность человека к семье, к фратрии и к филе, и люди, связанные общественными и культовыми узами, составляли замкнутую общность. Центром государства был главный город; население его