Формирование нормативно-регулятивной системы права 2 страница

Хотя нормативная функция табу в отдельных обществах, подобных ифугао, могла быть очень значительной, все же считать табу одним из источников древнего права в целом нет

I См.: Крейнович Е. А. Нивхгу. С. 242, 247—248, 252—253. См.: Barton R. F. Ifugao Law. Berkeley, 1919 (2 ed. 1969). P. 11—12.

Раздел II. Происхождение и ранние формы права и государства!

оснований. Все виды нормативных требований в древности не- изменно принимали форму обычая, традиционного поведенческого стереотипа, передаваемого от старших поколений младшим. Табу не являлось исключением; все религиозные и нерелигиозные, магические и немагические, позитивные и негативные предписания только через обычай становятся действующими социальными нормами. Обычай — единственный и универсальный источник древнего права, морали, системы религиозных норм; обойти его было невозможно. Древняя правовая система по форме своей была обычным правом. Табу, т. е. магическая норма, могло войти в него, лишь приняв эту форму. Но большая часть табу, как известно, не имела отношения к праву. С другой стороны, правовые запреты древности только в сравнительно малой своей части прошли через табуирова-ние. Например, строго соблюдаемые запреты на вступление в брак и половые связи, базировавшиеся на эндогамной или экзогамной системах, ничего магического в себе не заключали, а запреты и ограничения, принятые в хозяйственной жизни, в меновых операциях и т. и., основывались, конечно, на элементарной целесообразности, житейской- логике. Целесообразный запрет мог иметь одновременно и магическую санкцию, но это не превращало его в табу. К тому же, как показывает этнографический материал, в древнем обществе существовали различные виды табу. Самый распространенный из них устанавливал стабильное негативное предписание ("не делай", "не бери", "не прикасайся"), был совершенно независим от воли религиозно-магических авторитетов и полностью слит с обычаем. В другом случае обычай указывал на право авторитетов табуироватъ (определять как табу) предметы, вещи, отношения, когда они сочтут это нужным. Так, жрецы могли объявить табу, наложить знак запрета на дерево в роще, чтобы сделать его плоды своими и недоступными для профанов. Такой способ регуляции посредством табу и характер злоупотребления им напоминает современные правовые институты лицензирования, квотирования, дискреционной власти чиновников что-то одним разрешать, а другим запрещать.

В орбиту древних правовых отношений, помимо табу как сакрального предписания, запрета, были вовлечены и другие магико-религиозные феномены, например зароки, заклятия, проклятия. Под зароком до сих пор еще понимают своеобразный запрет или ограничение, которое человек добровольно накладывает на себя, чтобы дать обществу информацию о собственных моральных качествах или жизненных проблемах. Так, человек, на котором лежали обязательства по кровной мести, мог дать обет не стричь волос, не умывать лица, не появлять-

Глава 1. Условия и предпосылки генезиса права 65

сд в родном доме, пока не отомстит за убитого родича. Общинник, которому вероломный сосед не возвратил нечто взятое в долг, может объявить, что будет сидеть у дома обидчика и 5кдать уплаты долга хоть до самой смерти. Главная цель зароков, которые человек налагал на себя, — показать характер, твердый, надежный, честный или суровый, непреклонный в отношении врагов. В древнем обществе это был еще один способ борьбы человека за индивидуальность. Заклинания были магическими актами, с помощью которых человек стремился по сверхъестественным каналам воздействовать на поведение другого человека в нужном направлении — привязать к себе, оттолкнуть, пресечь злое поведение, враждебные замыслы или колдовские действия. И наконец, проклятие или ритуальное проклятие — это священный эмоциональный призыв к сверхъестественным силам покарать врага, обрушить на его голову всяческие страдания и несчастья. Хорошо известно, что заклинания и проклятия широко применялись в древнем судопроизводстве, были составной частью судебных обрядов и ордалий. Наверное, табу, зароки, заклинания и проклятия не исчерпывают всего богатства магико-религиозных средств древних культур, но при всей их действенности и яркости не они все же определяли магистральный путь развития правового способа регуляции.

Еще и сегодня есть суеверные люди, которые строят свои поступки, сообразуясь с хорошими и плохими приметами, гаданиями и приворотами, легко подвергаются иррациональному воздействию, внушению и страху. Но нынешнее поведение, диктуемое магическими позитивными и негативными предписаниями, не представляет в отличие от древности какой-то особой системы или группы социальных норм и непосредственно не связано с правом, моралью и даже религией. Почему же тогда в древности магическая норма, и в особенности табу, была таким важным фактором социального поведения? Ответ надо Искать в анализе древней "языческой" религиозности, который буквально пропитан магикой. Это давало человеку известные преимущества: он был не столько слугой или рабом божества, проводником и интерпретатором его воли, сколько стороной во взаимоотношениях со сверхъестественными силами, с которыми можно договариваться, обмениваться (жертвоприношения в обмен на благо), устанавливать долговременные обязательства в части покровительства, помощи людям против их врагов. Магическая техника носила квазиправовой характер сговора, договора, сделки людей с божествами и, Хотя все это снижало сакральную ценность культа (языческие религии в конце концов утратили всякую святость), дли-

66 Раздел И. Происхождение и ранние формы права и государства

тельное время нормативно-религиозное и нормативно-правовое начала были достаточно едиными и согласованными. Интересно, что до сих пор противники метафизического понимания права используют эту "связь", чтобы установить ис- токи юридического мировоззрения, правовой идеологии в ма-гико-фантастическом восприятии мира древними людьми, в их сакральных переживаниях и ритуалах.

Примечательна в этом отношении позитивистская позиция скандинавского юридического реализма и так называемой уп-сальской школы права (А. Хегерстрем, В. Лундстедт, К. Оли-векрона и др.). Основатель "школы" А. Хегерстрем посвятил несколько работ изучению сознания "примитивных народов", чтобы показать, как из религиозных верований, древних магических формул возникали контуры современного юридического мировоззрения, определялась идеальная природа его понятий1. Древний человек представлен не столько как мыслящее существо, animal sapiens, сколько как существо измышляющее, фантазирующее, верующее и надеющееся, animal mysticum. Скандинавские реалисты утверждают, что право является мистическим как вследствие своего исторического происхождения, так и по своей актуальной сущности. Магический образ мышления, отмечал К. Оливекрона, был общей чертой примитивного права: "Цепь развития никогда не прерывалась. Мы не можем сказать, что здесь кончается магика и начинается рациональное мышление. Современное мышление в вопросах права далеко от того, чтобы быть полностью рациональным"2. Таким образом, А. Хегерстрем и его последователи находят причину иллюзорности современных юридических идей (речь идет об идеях естественного права, справедливости и т. и.) в древней магике, в мистической природе человеческого духа, в склонности людей полагаться на иррациональные построения, собственные фантазии и суеверия. Позднее на недостаток рационализма в праве и атавистический характ человеческих требований социальной справедливости ссылал Ф. Хайек: нормы распределения по справедливости, заро, шиеся в примитивных общинах охотников и собирателей, продукт наивного мышления, и если в наше время люди все еще требуют справедливости, то это "признак незрелости нашего ума, показывающий, что мы еще не переросли эти при-

1 См.: Hagerstrom A. Recht, Pflicht und bindende Kraft des Vortrages. Stockholm, 1965. S. 84—85.

2 Olivecrona K. Law as Fact. Copenhagen, 1939. P. 115. См. также: Olivecrona К- The Legal Theories of Axel Hagerstrom and Vilhelm Lundstedt // Scandinavian Studies in Law. Vol. 3. Stockholm, 1959.

рлава 1. Условия и предпосылки генезиса права,. 67

щитивные понятия"1. Так что древние магические связи права и религии, как мы видим, не забываются и могут находить те- оретическое преломление в самых неожиданных вариациях.

Итак, выводы, которые мы должны сделать из предыдущего изложения, сводятся к тому, что ни одна из нынешних крупных нормативно-регулятивных систем — право, мораль, религия — не обязана другой своим историческим происхождением, а все они примерно в одних и тех же временных рамках, при наличии одних и тех же глобальных материальных и духовных предпосылок выросли из единой синкретической системы норм первобытного общества. Этот этап в жизни человечества был основательно подготовлен всем предшествующим развитием экономических отношений, родовых и семейно-брач-ных связей, социальной организации и общественного сознания. Оно привело к такому состоянию единой нормативной сферы, когда она, выражаясь фигурально, начинает прорастать; из нее медленно и постепенно пробиваются ростки различных типов социальной регуляции, одни из них появляются раньше, другие — позже, одни развиваются быстрее, другие — медленнее, одни достигают расцвета, тогда как другие только входят в силу, и т. д. У каждой нормативно-регулятивной системы теперь своя судьба, своя история и свои темпы развития, определенные не только общими социально-экономическими предпосылками и вытекающей отсюда общностью их социальной природы, но и присущей им спецификой, своеобразием их функциональной роли в обществе. Каким бы ни был разрыв во времени, как бы внушительно ни выглядел он на шкале истории, нужно, по-видимому, отдавать себе отчет в том, что возникновение различных нормативно-регулятивных систем, форм общественного сознания, политогенез и появление государства представляют собой не диахронический ряд мировых событий, а звенья растянувшегося во времени, разбросанного в пространстве, но в общем единого и синхронического процесса. Религиозный способ регуляции в истории ряда культур оформлялся первым, как бы прокладывая дорогу моральным и правовым нормам, предвещал и содействовал их появлению. Но искать в нем причины происхождения права и морали — значит допустить известную логическую ошибку — Post hoc ergo propter hoc (после того, значит, по причине того). Однако такую ошибку часто допускали и допускают.

Hayek F. A. Law, Legislation and Liberty. Vol. 2. The Mirrage of Social Justice. Chicago; London, 1976. P. 62—63; Hayek F. A. Social Justice, Socialism and Democracy. Three Australian Lectures. Sydney, 1979. P. 5.

Раздел II. Происхождение и ранние формы права и государства

Особое значение имеет относительная слаженность тенденций и линий генезиса права, морали и религии, потому что они в любом обществе, не только в древнем, составляют ведущий нормативно-регулятивный блок, основу социальной регуляции. Как справедливо подчеркивал известный английский антрополог А. Рэдклифф-Браун, право, мораль и религия — это три способа контроля над человеческим поведением, которые в разных типах общества различным образом дополняют друг друга и образуют многообразные комбинации. В праве содержатся юридические санкции, в морали — санкции общественного мнения и совести, в религии — религиозные санкции. Один и тот же дурной поступок может подпадать под две или три санкции; области права, морали и религии разделены, однако как в древности, так и в наше время существуют сферы, где они пересекаются1. Исторически первые пересечения религии и права были синтезом соответствующих начал, характеризовались существованием сильных религиозно-правовых систем (ведизм, зороастризм, иудаизм и т. д.), но и тогда эти черты были присущи не всем культурам.

Теория сакрального происхождения права (Г. Мейн, А. Пост и др.), получившая широкое распространение в конце прошлого века, не была поддержана антропологами, историками и самими юристами. Е. Хоубел, автор ряда обобщающих трудов по антропологии права, указал на нерелигиозный в целом характер "примитивного права". Ритуалы и ордалии, условные проклятия и процессуальный формализм — это лишь небольшая часть права первобытных народов вообще2. Даже в наиболее религиозных древних системах социальной регуляции, отмечает Е. Хоубел, право самостоятельно и активно по отношению к обществу; более того, оно "как последняя надежда становится поддержкой религии, когда религиозные санкции отказываются работать, а табу постоянно игнорируются". С другой стороны, "магика, использование сверхъестественного для моральных целей, долго остается служанкой права, подтирающей места, где метла права метет недостаточно чисто"3. Подвергнув анализу древнейшие источники пра-

1 См.: Radcliff-Brown A. R. Religion and Society // The Journal of the Royal Anthropology. 1945. Vol. 75. N 1. P. 38—39; Radcliff-Brown A. R. The Social Anthropology. London; Henley; Boston, 1977. P. 122—123.

2 См.: Hoebel E. A. The Law of Primitive Man. Cambridge, 1954. P. 257. См. также: Schott R. Die Funktion des Rechts in primitiven Gesellschaften // Die Funktion des Rechts in den modernen Gesellschaften. Bd. 1. Bielefeld, 1970. S. 117—120.

3 Hoebel E. A. Op. cit. P. 261, 274.

Глава 1. Условия и предпосылки генезиса права 69

ва, те самые, на материале которых была построена теория сакрального происхождения права, юристы пришли к выводам, опровергающим многие предположения Г. Мейна или А. Поста. Например, относящиеся к середине V в. до и.э. законы критского города Гортин являются самым ранним древнегреческим правовым памятником, но они — образец "секуляр-ного" права — не содержат религиозных и даже моральных норм. Правовые понятия гомеровской эпохи, судя по анализу "Илиады" и "Одиссеи", по сути лишены какого-то сакрального смысла. "Вообще ни один греческий фрагмент права не содержит доказательств, поддерживающих религиозную теорию происхождения права"1. Если внимательно проанализировать нормы наиболее архаичных древневосточных кодексов и фрагментов (шумерские, хеттские законы, вавилонские юридические тексты, включая кодекс Хаммурапи), то окажется, что в них нет норм сакральной жизни вроде тех, которые содержатся в библейском Пятикнижии. В них совершенно отсутствуют религиозные санкции за проступки и преступления, что само по себе свидетельствует о значительной дистанции между правом и религией в обществе.

Исторические и этнографические данные свидетельствуют, что древнейшие процессы синтезирования религиозных и правовых начал были заторможены и прерваны в эпоху поли-тогенеза, формирования первичных политических структур, предгосударств и ранних государств, с появлением писаного источника права — закона, о принудительном обеспечении которого заботился его создатель (король, царь или князь). Только применительно к таким обстоятельствам можно считать, что "право первоначально возникает и развивается как самостоятельная отрасль знания, в значительной степени независимо не только от религии, но также и от морали. Законодатели руководствуются прежде всего соображениями целесообразности и логики, хотя, конечно, их представления о Целесообразном и логичном испытывают на себе влияние и морали, и религии"2. Все это, может быть, и верно, но относится не к первоначальному происхождению права как особого нормативного социального образования, а к возникновению политизированного источника права — закона, официально фиксированного, писаного нормативно-правового акта.

1 diamond A.S. Primitive Law. London, 1950. P. 54, 161.

д 0сУдарство и право на Древнем Востоке (круглый стол) // Народы

Лзии и Африки. 1984. № 2. С. 93.

Глава 2. Ранние формы права и государства

§ 1. Проблема догосударственного права

Процессы происхождения и ранней истории права изучают, как известно, многие общественные науки: история первобытного общества и древнего мира, теория и история права, социология права, этнография, юридическая этнография (этноюриспруденция), социальная и юридическая антропология1. Как между этими науками, так и отдельными учеными, представляющими ту или иную названную науку, нет согласия по основным вопросам: возникло ли право в недрах первобытного общества или пришло позднее, вместе с государством, которое явилось "межевым знаком", разделившим первобытность и период последующего цивилизованного развития человечества? Есть историки, юристы, социологи, антропологи, которые утверждают с различными оговорками, что право существовало в догосударственном, первобытном обществе, и есть историки, юристы, социологи, антропологи, которые тоже с оговорками отвергают возможность существования догосударственного права. Те и другие имеют дело с одними и теми же научными данными, исследуют примерно тот же самый материал.- Почему же они приходят к противоположным выводам и ведут в связи с этим длительные дискуссии? Все дело в методологии и подходах, которые применяются к изучаемому материалу. Что касается теории права и государства, то пути решения соответствующих проблем здесь определены юридико-позитивистской методологией, точнее, щ этатистским позитивизмом в Европе и реалистической либо аналитической юриспруденцией в США и Англии. Юридичес- \ кий позитивизм устанавливает сущностную связь между госу- \ дарством и правом на понятийном уровне, исследует право

1 Из числа зарубежных публикаций по данной проблематике отметим следующие: Law in Culture and Society / Ed. by L. Nader. Chicago, 1969; Lampe E.. Rechtsanthropologie. Eine Strukturanalyse des Menschen irn Recht. Berlin, 1970; Social Anthropology and Law / Ed. by. Hamnett. London; N. Y., 1977; Entstehung und Wandel rechtlicher Traditionen / Hrsg. von W. Fikentscher u.a. Freiburg; Miinchen, 1980; Zomen H. Evolution des Rechts. Wien; N. Y., 1983; Beitrage zur Rechtsanthropologie / Hrsg. von E.. Lampe Stuttgart, 1985; Law and State in Traditional East Asia / Ed. by B. McKnight Honolulu, 1987; Snyder F. Law and Anthropology. A Review. Florence, 1993, и др.

2. Ранние формы права и государства 71

инструментально и функционально как этатическое явление, а феноменологию государства делает принципом объяснения реальностей права. На протяжении почти двух столетий в юридической науке, русской и зарубежной, воспроизводятся юри-дико-позитивистские "аксиомы": "государство предшествует праву исторически и логически", "право есть функция государства, и потому логически оно немыслимо без государства и до государства"(Г. ф. Шершеневич). Юрист-позитивист никакого права, не исходящего от государства, не признает; проблемы первобытного общества, где не было еще государства, его не интересуют. Его позицию в противоположность юридическому плюрализму, о котором мы будем говорить ниже, можно назвать политико-монистической, потому что сущность права и его происхождение жестко связываются с наличием зрелых политических структур государства, а право, созданное государством, считается единственно возможной правовой системой в обществе. Легко убедиться, заглянув в соответствующие учебники, что история права сведена к истории государственного правотворчества, памятников и систем законодательства. Вне поля зрения современной позитивистской юриспруденции остаются многочисленные собранные этнографами, антропологами данные о правовых обычаях бесписьменных культур, сохранивших если не первобытный, то очень древний уклад жизни племен и народов, так же как и обильные исторические свидетельства о "правовом быте" безгосударственных или раннегосударственных обществ.

Историки, этнографы, антропологи, имеющие дело непосредственно с фактическим материалом и, казалось бы, свободные от методологических приоритетов юридического позитивизма, в большинстве своем поддержали вывод о невозможности существования права в первобытном обществе, хотя от них требовалось точно описать соответствующие факты, т. е, обычаи, нормы, институты, и ответить на вопрос, были ли °ни (или не были) элементами регуляции, к которым древний человек относился так или приблизительно так, как современный человек относится к праву. "В родовом обществе, — пишут отечественные этнографы, — системы права в строгом значении этого слова не существует. Поведением членов об-Щества управляет не система законов, а обычай, причем спорные вопросы возникают по поводу тех или иных ситуаций чрезвычайно редко, потому что, по выражению Энгельса, "в большинстве случаев вековечный обычай уже все урегулировал", так, первобытного права не было. Почему? Да потому опять-аки, что там нет государства и издаваемых от его имени зако-

Раздел И. Происхождение и ранние формы права и государе!

нов. "Государство и право в истории — близнецы, рождаюг еся вместе, — продолжают те же авторы. Государство — аг парат насилия одного класса над другим, а одним из главных орудий такого насилия выступает право"1. Исследуя нормативную сферу первобытности, А. И. Першиц исходил из того, что "нормы поведения в доклассовом и догосударственном обществе не могут быть отнесены к категории правовых: права еще не было"2. Его "еще не могло быть, так как еще не было институционализации власти"3. Многие этнографы, изучавшие социальную организацию безгосударственных народов, нормы, регулирующие имущественный статус группы или семьи, формы владения, брак и разводы, проступки и наказания, обменные отношения, займы и иные сделки, были вынуждены искать эвфемизмы, чтобы избежать термина "право". Но было немало исследователей, которые в таких случаях предпочитали называть вещи своими именами.

Процесс становления политических и правовых форм был чрезвычайно растянут во времени, его начало можно определить лишь приблизительно и отнести к эпохам, когда определяющую роль начинают играть такие социальные факторы, как частная собственность, наследование, обмен, экономический оборот. Общественное и иное развитие, будучи поступательным, совершается от простых форм к сложным. Эволюция есть постепенное накопление элементов, усложняющих явление. Если на какой-то момент взять ряд явлений одного типа, одной сущности, скажем, ряд правовых систем, существующих в XX в., то перед нами они предстанут как явления различной степени сложности, развитости. По сравнению со сложными, зрелыми правовыми системами малоразвитые покажутся нам простыми, исторически недоработанными — словом, примитивными. Но чтобы так судить, мы должны исходить из некоторой нормативной модели той же правовой системы, предположить, что эволюционист непостижимым образом создал, вычислил, сконструировал чистый, идеальный (веберовский) тип явления, взял его как образец при оценке всех реальных явлений данного типа. Он расценивает одну правовую систему как совершенную и зрелую, другую — как примитивную. Но весь вопрос в том, что гносеологического оправдания для идеального нормативного типа явления просто не существует. Выбор этого типа в общем произволен и зависит от предпочтений, ценностных представлений самого исследователя-эво-

1 Бромлей Ю. В., Подолъный Р. Г. Создано человечеством. М., 1984. С. 174, 179.

2 Першиц А. И. Проблемы нормативной этнографии. С. 213.

3 История первобытного общества. Эпоха классообразования. С. 448.

Глава 2. Ранние формы права и государства 73

дюциониста. Скорее всего он будет руководствоваться своим личным опытом, ценностями своей культуры, своего народа, своего времени.

Общий взгляд на историю права, утвердившийся в XIX в. л в принципе не изменившийся до сих пор, является эволюционистским. Древние и последующие по времени правовые системы, включая современные, представляют право как единое явление истории и культуры. Первые ученые-юристы, обратившиеся к проблемам первобытности, считали возможным, говоря словами А. Поста, "открыть общую историю развития человеческого права, которая равно приложима ко всякому органическому образованию, возникшему в среде человеческой расы". "Множество обычаев — именно юридических обычаев — с удивительной однообразностью повторяются у всех народностей земного шара, и для множества из них совершенно исключена возможность, чтобы они путем рецепции попали туда, где мы их встречаем. Человеческий дух творит в области права с изумительной общей для всего человечества закономерностью, которая ставит вне сомнения господство всеобщих железных естественных законов"1. Некоторые юристы, стоявшие на позициях социологического эволюционизма (А. Коку-рек, Д. Вигмор и др.), полагали даже, что в начале человеческой истории существовало некое -единое общечеловеческое право, из которого потом разрослось ветвистое древо правовых систем разных времен и народов. Более мощное эволюционистское направление (Э. Тэйлор, Л.Морган, Г. Мейн, А. Пост, М. М. Ковалевский и др.) представляет историю права как разновременное, параллельное развитие правовых систем согласно общим закономерностям социальной эволюции, проявляющимся вследствие единообразия человеческой природы и схожести проблем, решаемых на одинаковых стадиях общественного развития. История права всегда повторяется, и те самые стадии, которые были достигнуты на Востоке много тысячелетий назад, в других частях мира достигаются позднее или в наше время. Полагают, например, что Кодекс Хаммура-ни (1914 г. до и.э.) представляет стадию, которой Рим достиг в 196 г. до и.э., Англия — около 1250 г. и.э., а Абиссиния только сегодня2. Признание общечеловеческих критериев оценки развитости права дает возможность, исходя из идей единства Человеческого рода, восхождения культуры по ступеням про-

Пост А. Зачатки государственных и правовых отношений: Очерки по Всеобщей сравнительной истории государства и права. М., 1901. С. 11—12. См.: Diamond A. S. Primitive Law. P. 1.

74 Раздел II. Происхождение и ранние формы права и государства

гресса, выделять исторические этапы правого развития и соответствующие им типы правовых систем. В зависимости от стадии и с переходом от относительно простого к более сложному состоянию общества право принимает определенные новые черты, отличающие зрелую правовую систему от примитивной. Общества, находящиеся на одинаковых стадиях развития, имеют однотипные правовые системы. Их основные тенденции и институты, не представляя собой каких-то универсальных образцов правовой эволюции, тем не менее демонстрируют очевидное сходство и подобие. Изучив одну из них, можно с известной осторожностью делать выводы относительно других, восполнять пробелы в знаниях о давно исчезнувших правовых системах. На этой основе развиваются представления о культурно-исторической типологии права. Так, И. Г. Виноградов, например, в основу своей классификации положил принцип организационного усложнения правовых систем: право племен, городов, церкви, договорных ассоциаций и коллективистских организаций1. Но одно время достаточно распространенной была схема Уильяма Сигла, который с точки зрения возрастающей социоэкономической комплексности выделил три типа права: примитивный, архаический и зрелый2. При этом примитивное право не есть в самом деле право, но представляет собой "бесформенную груду" норм, с помощью которых примитивные культуры решают конфликты, являющиеся эмбрионально правовыми.

Отношение к праву древних народов как "примитивному" установилось в прошлом веке. В том, что большинство традиционных культур, систем и институтов в различных регионах мира попали с легкой руки эволюционистов в разряд "примитивных", нередко усматривают проявление "европоцентризма", отождествления понятий "человеческая цивилизация" и "западная цивилизация". Чтобы избавиться от "дикости", преодолеть отсталость, "примитивные" культуры должны усваивать опыт цивилизации, подтягиваться к Западу. Предлагается однолинейная схема человеческого цивилизационного развития, которая предполагает, что люди всех времен и континентов шли и продолжают идти одним маршрутом, одним путем, в начале которого находятся "примитивные" народы и культуры, а в "конце истории" как венец цивилизации возвышается западная либеральная культура. Общественные науки

1 См.: Vinogradov P. Outlines of Historical Jurisprudence. L., 1922.

2 См.: Seagle W. The Quest for Law. N. Y., 1941. См. также: Louthan W. The Politics of Justice. A Study in Law, Social Science and Public Policy. N. Y-! L., 1979. P. 21—26.

Глава 2. Ранние формы права и государства 75

в немалой степени способствовали утверждению этой схемы. Об одной из них очень жестко писал африканский писатель и ученый Битек: "До сих пор социальная антропология представляла собой исследование незападных обществ западными учеными в интересах Запада"1. Под воздействием критики часть антропологов нашла в себе силы пересмотреть научно устаревшие эволюционистские представления, но, возможно, здесь были и другие причины. "Как это ни парадоксально, — писал К. Леви-Строс, — но чувство симпатии к этим народам, несомненно, побудило многих антропологов принять идею плюрализма, которая утверждает разнообразие человеческих культур и вместе с тем отрицает возможность классификации культур на "высшие" и "низшие"2. Но над созданием образа "примитивного общества" и "примитивного права", как известно, кроме антропологии, немало потрудилась и англо-американская правовая мысль.