Клинический случай: семья Гарсиа — дистанцирование, конфликт и триангуляция

Описываемый далее пример иллюстрирует применение автором теории Боуэна для решения семейных

проблем. На рисунке 2 показана диаграмма семейства Гарсиа.

Г-н Гарсиа, 35 лет, и г-жа Гарсиа, 26 лет, попросили о консультации по поводу трудностей в браке. Г-н

Гарсиа — инженер, г-жа Гарсиа — канцелярский работник в маленькой фирме ее матери. Г-н Гарсиа

происходит из мексикано-американской семьи, его жена — из итало-американской. У них три дочери: 4

лет, 2 лет и 4 месяцев. Прежде чем начать совместную жизнь, супруги встречались в течение б месяцев.

Первая беременность жены отчасти была причиной их решения пожениться. У г-на Гарсиа это третий

брак, у г-жи Гарсиа — первый.

Эмоциональные схемы брака: дистанцирование, конфликт и триангуляция

На первой сессии г-н Гарсиа сказал, что не любит жену, как прежде, и избегает общения с ней,

задерживаясь на работе. Он не уверен, что хочет сохранить брак, но не хочет

Рис. 2. Диаграмма семьи Гарсиа

и развода. Он сообщил, что отстранился от жены после рождения второго ребенка, поскольку она

уделяла детям слишком много внимания и он остался в стороне. Он не говорил об этом с женой,

надеясь, что она заметит, что он несчастен и нуждается в большем внимании.

Г-жа Гарсиа признавала, что стала менее внимательна к мужу, поскольку слишком много занималась

работой, чтобы ее мать была ею довольна. Кроме того, появились новые материнские обязанности; она

предполагала, что муж сумеет смириться с тем, что ему будет теперь уделяться меньше внимания с ее

стороны. Обычно она держала свои мысли и чувства при себе, полагая, что они могут расстроить мужа.

Она также сообщила о снижении его сексуального влечения к ней. Она хотела близости примерно три

раза в неделю, а он — примерно один раз в две недели.

Они оба описали, что находятся в постоянном конфликте. Г-н Гарсиа сказал, что они не разговаривают

друг с другом, а если разговаривают, то 100% времени уходит на споры, которые ни к чему не приводят.

Он считает, что они не могут справиться с противоречиями и поэтому просто избегают друг друга. Г-жа

Гарсиа заявила, что иногда споры переходят в «словесные оскорбления», и примерно дважды в год он

поднимал на нее руку. Однажды она вызвала полицию.

Стрессором, побудившим г-жу Гарсиа просить о консультации, была связь ее мужа с секретаршей на

работе. Между второй и третьей консультациями г-н Гарсиа сказал жене, что отношения с секретаршей,

которые он прекратил, были дружескими и вместе с тем сексуальными: они длились три месяца.

Влияние других взаимоотношений

Разрыв г-на Гарсиа с родной семьей усилил его зависимость от жены и эмоциональную реакцию на нее.

Он сообщил, что вполне дистанцирован от родителей, братьев и сестер и не имеет контактов с

родственниками. Все чле-' ны его расширенной семьи живут в других штатах. Раз в месяц он видится с

родителями и одним из братьев, а с остальными братьями и сестрами — один-три раза в год. По его

словам, когда он был ребенком, отец почти не появлялся

дома, так как много работал, а мать была домохозяйкой, причем недостаточно заботливо относилась к

детям, поскольку у нее не хватало сил на семерых. В начале терапии у г-на Гарсиа был только один

друг, и он расценивал жену как свою главную и единственную опору.

Явная зависимость г-жи Гарсиа от матери, ее разрыв с семьей отца и дистанцированная

сверхответственная позиция в отношении братьев — все это сыграло роль в ее дистанцировании и

критичности в отношении мужа. Она сообщила, что очень близка с матерью и что они служат опорой

друг другу. Ее отец умер от рака в 36 лет, когда ей было 3 года. После этого у г-жи Гарсиа не было

почти никаких контактов с отцовской семьей. Мать больше не выходила замуж и не имела сексуальных

связей; она также мало контактировала со своим братом и родителями. Близость между г-жой Гарсиа и

ее матерью была усилена этими факторами. Оба старших брата г-жи Гарсиа находились в финансовой

зависимости от матери и употребляли наркотики. Г-жа Гарсиа колебалась между желаниями помочь им

и держаться от них подальше.

Трудности, которые г-н Гарсиа переживал в браке, частично были связаны с тревогой, вызванной его

двумя предшествующими разводами и брачными проблемами в его родительской семье. Он описывал

брак своих родителей как холодный и отстраненный, не мог припомнить случая, чтобы они

дотрагивались друг до друга или разговаривали; казалось, они вели раздельную жизнь. Однажды они

чуть не разошлись, и мать до сих пор высказывается о том, что хочет развода. Трое из его шести братьев

и сестер были разведены по крайней мере по одному разу, но он мало знал о всех их браках. Его деды и

бабки с обеих сторон не расходились и не разводились. Тетка со стороны отца была разведена.

Предыдущие два брака г-на Гарсиа длились примерно от года до двух лет. Он затевал эти браки, будучи

«очень сильно влюблен», а затем начинал сердиться на жену и отстранялся от нее. В обоих случаях

жены оставляли его после нескольких месяцев такого поведения.

Г-жа Гарсиа сообщила, что испытывает тревогу из-за своих отношений с мужчинами — отчасти из-за

мнения

о мужчинах в ее семье и частых разводов ее родных. Ее отец дважды женился и разводился до

женитьбы на ее матери. Она ничего не знала об этих браках. По словам матери, их брак с ее отцом был

конфликтным. Отец был настроен критично и считал, что жена повинна в слабом здоровье и плохом

поведении их сыновей. Мать подозревала, что у него была побочная связь. Оба старших брата г-жи

Гарсиа были разведены. Мать часто говорила г-же Гарсиа, что от мужчин ей было мало толку и что на

мужчин нельзя положиться.

Стрессоры

Важнейшим хроническим стрессором в этой семье был уровень слияния. В семье мужа слияние

выражалось в дистанцировании; в семье жены — в явной зависимости и ре-ципрокном

функционировании. Муж и жена сообщили, что хорошее самочувствие каждого из них зависит от

настроения и одобрения другого. Обоим партнерам всегда было тяжело справляться с этой

зависимостью, а также с чувствами, которые этому сопутствовали.

Другим стрессором в ядерной семье было рождение детей, особенно второго и третьего. Пара сообщила

о трудностях в адаптации к изменению отношений из-за необходимости заниматься детьми. В связи с

увеличением времени, которое она должна была уделять уходу за детьми, г-жа Гарсиа стала меньше

заботиться о муже, а он стал более чувствителен к недостатку внимания со стороны жены. Еще одним

стрессором была работа мужа. Он не любил эту работу и часто возвращался домой раздраженным. Он

хотел бы открыть собственное дело, но не знал, как это устроить.

Терапия и работа клиентов со своими Я и со своими отношениями

Эта пара участвовала в 14 сессиях в 1993 г., двух сессиях в 1994 г. и 13 сессиях в 1995 г. Из этих сессий

16 были индивидуальными, а 13 проводились с мужем и женой — все по инициативе клиентов.

Исследования эмоциональных процессов и взаимозависимых треугольников, возникающих в браке, а

также стрессоров и их влияния на брак проводились непрерывно. Вопросы и беседы, касающиеся

этих областей, подготовили общую схему процесса терапии, стимулировали осознание проблем

партнерами и заложили основу для достижения личных целей и задач, стоящих перед ними.

Важной темой половины сессий были две связи мужа — одна в начале терапии и более поздняя — в

1995 г. Г-жа Гар-сиа хотела говорить об этих связях; ее «преследовали» вопросы, почему это случается

и может ли она доверять мужу. Г-н Гарсиа хотел оставить эти вопросы в стороне, не обсуждать их и

двигаться дальше. Такие полярные подходы к любовным делам обычны. Я указал на поляризацию и

предложил им попытаться лучше понять факторы, приведшие к возникновению связей, и определить,

как сделать их брак более прочным. Я спрашивал: «Что, по вашему мнению, будет, если вы оба

останетесь на полярных позициях? Что подтолкнуло вас к этим связям? Что бы случилось с вами и

вашим браком, если бы не было никаких романов на стороне? Как вы решили его прекратить? Как

свидания на стороне влияли на напряжение в отношениях с женой? Что каждому из вас нужно сделать,

чтобы оградить ваш брак от романов на стороне?» Г-н Гарсиа сумел заговорить о факторах,

приводящих к внебрачным связям, а его жена была в состоянии отвечать на вопросы, и это снижало ее

тревогу. Их усилия постепенно сгладили противоположность подходов и помогли перейти от

обсуждения связей мужа к эмоциональным схемам брака и иным видам отношений. Г-жа Гарсиа

пересмотрела свое сверхадаптивное поведение и начала больше думать о собственной позиции. Оба

супруга попытались понять тенденции каждого отдалиться друг от друга, стали более критичными, а их

суждения — более аргументированными.

Другим важным треугольником в этом браке были отношения г-жи Гарсиа с ее матерью. На первой

сессии г-н Гарсиа заявил, что одним из главных поводов для споров было вмешательство тещи в их

дела. Г-жа Гарсиа работала в конторе своей матери с 1991 по 1993 г., считала ее своей главной опорой и

часто обращалась к ней за советом. На первой сессии г-жа Гарсиа признала, что слишком сильно

связана с матерью, часто оказывалась в западне между ней и мужем и что ей нужно снизить эту

зависимость. Г-жа Гарсиа смени-

ла работу и попыталась больше заниматься мужем. Хотя эти перемены и дали некоторый

положительный результат, они увеличили ее ожидания от мужа, которым он не мог соответствовать, а

также ее зависимость от него. Она поняла, что смена зависимости от матери на зависимость от мужа не

приведет к развитию индивидуальности.

Г-жа Гарсиа стала больше осознавать свое слияние с мужем и матерью. В 1994 г. она сказала: «Он

ожидает, что я стану счастливой, чтобы он мог быть счастливым. А я жду, чтобы он проявил ко мне

внимание, чтобы я стала счастливой». После этого осознания она сделала некоторые попытки ясней

определить себя и свою ответственность в тех областях семейной жизни, которые порождают

эмоциональные проблемы, таких, как уход за детьми и ведение домашнего хозяйства. Она также

обсудила свои некоторые личные цели, чтобы прояснить линию своего поведения, и в 1995 г. открыла

собственное дело.

В отношениях с матерью и братьями она стала менее реактивной и опекающей, а также начала больше

сообщать им о своих трудностях в браке и в воспитании детей. Кроме того, она больше узнала о семье

матери. Брак ее родителей осложнялся тем, что отец редко бывал дома из-за поездок, связанных с

работой, и бабушка г-жи Гарсиа изо всех сил старалась мириться с этим. Г-жа Гарсиа осознала, что они

с матерью придерживаются одинакового мнения в отношении мужчин — «они никуда не годятся».

Поэтому следующим этапом работы над собой г-жи Гарсиа стало формирование своего взгляда на

мужчин, отличного от воззрений ее матери. Для этого она начала собирать факты о пониженном уровне

функционирования большинства мужчин и сверхфункционировании большинства женщин в ее семье.

Она также боролась с постоянной мыслью о том, что будет лучше, если она сумеет, как и ее мать,

растить троих детей самостоятельно. Она поняла, что такой путь ей более знаком, нежели воспитание

детей совместно с мужчиной.

Эта супружеская пара стала лучше понимать, как стресс воздействует на их реактивность в отношении

друг друга. Неудовлетворенность г-на Гарсиа работой заставляла его смотреть на жену более критично,

и он отдалялся от нее.

Стремление г-жи Гарсиа быть сверхответственной матерью, секретаршей и дочерью усиливало ее

дистанцирование от мужа и его раздражительность. В 1995 г. серия стрессогенных обстоятельств стала

причиной второй связи г-на Гарсиа. В течение трех дней умерли его дед и бабушка со стороны отца;

спустя две недели от сердечного приступа в 40 лет умер его лучший друг. Г-н Гарсиа утешал жену

друга, и г-жа Гарсиа почуяла неладное и начала выяснять, каковы их отношения. В ответ он начал

проводить у вдовы еще больше времени, что привело к роману. Сила эмоций была так велика, что в

течение нескольких недель влюбленные были не в состоянии контролировать свои чувства и поступки.

Когда роман закончился (г-жа Гарсиа в конце концов добилась выполнения своего требования:

«Заканчивай роман или я подам на развод») и страсти улеглись, г-н Гарсиа расценил происшедшее как

«звонок». Раньше он думал, что первая связь была случайностью. Теперь у него появилась мотивация

разобраться в факторах, способствовавших возникновению этой проблемы. Г-н Гарсиа начал

осознавать, что он терял индивидуальность в браке, и стал меньше приспосабливаться. Он понял, что

существует очень мало людей, с которыми он может обсуждать свои эмоциональные проблемы. Это

высветила смерть деда и бабки — он обнаружил, что ни с кем в семье не может говорить об этом и не

может ни с кем разделить свое чувство утраты. Осознав это, он стал чаще общаться с матерью,

братьями и сестрами. Во время терапии он обсуждал свои мысли, чувства, поведение. Кроме того, он

начал выспрашивать у матери сведения о родственниках, чтобы понять причину своей отдаленности от

семьи.

После трех лет терапии брак на время укрепился — когда супруги восстановили прежнее позитивное

слияние, начав уделять друг другу больше внимания и лучше относиться друг к друг)'. В этот период

пара сообщала, что дела в браке идут намного лучше, но, как правило, они избегают трудных тем. Брак

стал более устойчивым в плане ответственности, с которой оба супруга начали относиться к своим

эмоциональным реакциям, развивать свою индивидуальность и работать со своим слиянием с

родительскими

22 Теория

семьями. После завершения терапии эта пара стала благополучней, однако, учитывая возможность

усиления стрессов, изменения семейных отношений и непрерывного слияния в брачной паре и семьях,

она остается весьма незащищенной для брачных потрясений.

ЛИТЕРАТУРА

BealEdward, Hochman Gloria (1991). Adult Children of Divorce. New York: Delacorte Press.

BetzigLauraL. (1986). Despotism and Differential Reproduction, A Darwinian View of History. Hawthorne,

NY: Aldine de Gruyter.

Bowen Murray (1978). Family Therapy in Clinical Practice. New York: Jason Aronson.

Fisher Helen (1992). The Anatomy of Love. New York: W.W.Norton and Company.

Gottmanjohn M. (1994). What Predicts Divorse? Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Assotuates.

Gottmanjohn M.,Jacobson Neil, Rushe, Regina, Shortt,Joann Wu, Babcock,Julia, La Tailallade,JasleanJ. and

WaltzJennifer (1995). The Relationship Between Heart Rate Reactivity, Emotionally Agressive Behavior and

General Violence in Batterers. Journal of Family Psychology, 9 (3). P. 227-248.

Kerr Michael, Bowen Murray (1988). Family Evaluation. New York: W. W. Norton and Company.

Kleiman Devra G. (1977). Monogamy in Mammals. The Quarterly Review of Biology, 52:39-69.

Klever Phil (1996). The Study of Marriage and Bowen Theory. Family Sis-terns. 3. P. 37-51.

KonnerMelvin (1982). The Tangled Wing. New York: Harper & Row.

Maraskin Merry (1994). Monogamy and Society. Paper presented at Georgetown Family Center Symposium,

Washington, DC, November 5.

Cheney Dorothy, Seyfarth Robert, Wrangham Richard and Struhsaker Thomas (Eds), Primate Societies.

Chicago, IL: The University of Chicago Press. P. 343-357.

Wilson Edward 0. (1975). Sociobiology. Cambridge, MA: Belknap Press.

РЕАКЦИЯ СЕМЬИ НА СМЕРТЬ

Мюррэй Боуэн

Размышления о смерти или о том, как выжить и избежать смерти, занимают человека больше, чем какие-

либо другие темы. Человек, как и животные, живет инстинктами, и так же инстинктивно он осознает

свою смертность. Он следует тем же предсказуемым инстинктивным жизненным стратегиям, что и все

живые существа. Человек рождается, созревает, рождает себе подобных, затем его жизненные силы

убывают, и он умирает. Кроме того, человек — мыслящее существо, обладающее мозгом, позволяющим

ему рассуждать, рефлексировать и абстрактно мыслить. Интеллект позволил человеку выработать

философские представления о значении жизни и смерти, которые, в конце концов, привели его к

пересмотру своего места в естественном ходе событий. Каждый индивид должен определить свое место

в общей системе и принять • тот факт, что он умрет и на его место придут следующие поколения.

Проблемы, возникающие в процессе поиска смысла жизни, усложняются тем, что жизнь каждого

человека тесно переплетается с жизнями других. Дальнейшее изложение мы посвятим вопросу о том,

что смерть является неотъемлемой частью той общей семьи, в которой живет человек.

Не существует простых способов описания человека как составной части тех взаимоотношений, в

которые

22*

он включен. В одной из моих публикаций1 я представил свою концепцию человека как индивида и как

части эмоционально-социальной системы, в которой он живет. Из моей теории следует, что поведение

человека в семье в большей степени управляется автоматическими инстинктивными эмоциональными

силами, нежели интеллектом. Основная часть интеллектуальной деятельности человека расходуется на

то, чтобы объяснить и оправдать свое поведение, управляемое комплексом инстинктов, эмоций и

чувств. Смерть — это биологическое событие, завершающее жизнь. Ни одно из жизненных событий не

оказывает такого сильного эмоционального воздействия на мышление человека и не вызывает большей

эмоциональной реактивности в поведении окружающих его людей. Я предложил концепцию

«открытых» и «закрытых» систем взаимоотношений в качестве эффективного способа описания смерти

как феномена семейной жизни. Открытая система взаимоотношений — это такая система, в которой

один человек может свободно поделиться большей частью своих потаенных мыслей, чувств и фантазий

с другим человеком, который может ответить ему тем же. Не бывает полностью открытых

взаимоотношений, однако в норме каждый человек должен поддерживать хотя бы с кем-то одним такие

взаимоотношения, в которых допускается разумная степень открытости. Определенный процент детей

имеют такие взаимоотношения с родителями. На протяжении взрослой жизни наиболее открытыми у

большинства бывают взаимоотношения в период ухаживания. После свадьбы за счет эмоциональной

взаимозависимости, возникающей в процессе совместной жизни, каждый из супругов становится

чувствительным к переживаниям другого. Оба инстинктивно избегают волнующих тем, и

взаимоотношения становятся более закрытыми. В закрытой эмоциональной системе действует

эмоциональный рефлекс, направленный на то, чтобы предохранить себя от тревоги другого, хотя

многие говорят, что избегают табуированных тем, чтобы не расстраивать партнера. Если

' См. главу данного издания: М. Боуэн. «Взгляд на социальную регрессию с позиции теории семейных

систем». — Прим. ред.

бы люди могли следовать доводам рассудка и контролировать собственную чувствительность к тревоге

партнера, они смогли бы обсуждать табуированные темы и их отношения стали бы более здоровыми и

открытыми. Но, поскольку человеческий организм подчиняется биологическим законам, эмоциональная

реактивность людей носит характер рефлекса, и в тот момент, когда обычный человек начинает

осознавать возникшую проблему, супруги уже не могут сами повернуть этот процесс вспять. Здесь уже

нужен опытный профессионал, чтобы с помощью магии семейной терапии помочь им «открыть»

закрытые отношения.

Смерть является главной из табуированных тем. Большинство людей умирают наедине со своими

мыслями, которые они не могут передать другим. Здесь действуют по крайней мере два процесса. Один

из них — это личностный интрапсихическии процесс, который всегда включает отрицание смерти.

Другой — погружение в закрытую систему взаимоотношений. Люди не могут сообщать свои мысли,

потому что не хотят огорчать семью или других людей. Вокруг смертельно больного существуют, по

меньшей мере, три закрытые системы. Одна действует внутри пациента. Каждый смертельно больной

пациент некоторым образом осознает приближение смерти, и у многих возникают особые ощущения,

которыми они не делятся ни с кем. Другая закрытая система — это семья. Семья получает основную

информацию от врача, дополняет ее информацией из других источников, а затем расширяет, искажает и

интерпретирует ее в процессе домашних разговоров. У семьи есть свое собственное, тщательно

спланированное и отредактированное медицинское заключение для больного. Оно основано на

семейной интерпретации информации и модифицировано таким образом, чтобы избежать его

тревожной реакции. Другие версии медицинского заключения произносятся при больном шепотом,

когда члены семьи думают, что он спит или находится без сознания. Часто пациенты бывают в курсе

таких разговоров. Врач и медицинский персонал образуют другую закрытую систему коммуникаций,

которая должна основываться строго на медицинских показаниях, а на самом деле подвержена

влияниям собственных эмоциональных реакций и реакций по отношению

к семье. Медики пытаются предоставлять семье фактическую информацию, но она все равно

искажается в силу их эмоциональности и желания правильно акцентировать «хорошие» и «плохие»

новости. Чем выше эмоциональная реактивность врача, тем чаще он использует в общении с

родственниками больного специальные медицинские термины, которые семья не воспринимает, или он

слишком упрощает картину, пытаясь общаться на обычном языке. Чем тревожнее врач, тем чаще он

слишком много говорит, мало слушает и завершает разговор с семьей неким туманным сообщением, не

осознавая, что семья не поняла, что он сказал. В этом случае члены семьи задают много специфических

вопросов, на которые он не может ответить. Обычно на такие вопросы врачи отвечают слишком

абстрактно, а это совсем не то, что нужно семье. Даже тот врач, который согласен, что пациенту надо

сообщать «факты», может передавать их с такой высокой степенью тревожности, что пациент

отреагирует на поведение врача, а не на содержание сказанного. Особые сложности возникают в том

случае, когда закрытая медицинская система коммуникации встречается со сложившейся за многие

годы закрытой системой взаимоотношений между пациентом и семьей и когда тревога усиливается под

воздействием смертельной болезни.

Мой клинический опыт работы со смертью начался около тридцати лет назад с долгих дискуссий о

смерти с суицидальными пациентами. Они стремились к разговору с беспристрастным слушателем, не

стремящимся изменить их образ мыслей. После этого я обнаружил, что все серьезно больные люди,

даже те, кто не испытывает мучений, благодарны за возможность поговорить с ними о смерти. На

протяжении многих лет я пытался проводить такие беседы с серьезно больными людьми: со своими

пациентами, друзьями, другими людьми, членами своей расширенной семьи. Я ни разу не встретил

человека со смертельным заболеванием, которому не пошла бы на пользу такая беседа. Это

противоречит прежним утверждениям о том, что в определенных ситуациях Эго человека может этого

не выдержать. Я проводил такие беседы даже с некоторыми коматозными пациентами. Такие больные

часто «разре-

шают» себе впадать в кому. Подавляющее большинство в состоянии выйти из комы для важных

коммуникаций. Я встречал людей, которые приходили на время в себя, чтобы поговорить, выразить

благодарность за помощь, а затем немедленно вновь засыпали. До середины 1960-х годов большинство

врачей возражали против того, чтобы сообщать пациенту о его смертельном заболевании. В последнее

десятилетие точка зрения медицинских работников значительно изменилась, но практика не поспевает

за этими изменениями. Общение между врачом и пациентом, врачом и семьей, семьей и пациентом по-

прежнему наталкивается на существующие ограничения. Основной здесь является эмоциональная

проблема, и изменение каких-то внешних правил автоматически не вызывает изменения эмоциональной

реактивности. Врач может считать, что излагает пациенту факты, но сиюминутные эмоции, резкость и

туманность сообщения, а также общее эмоциональное состояние пациента мешают ему «услышать»

врача. Семья же и пациент обычно считают, что в их взаимоотношениях имеется полная ясность, и

эмоциональность не мешает им услышать друг друга. Занимаясь семейной терапией в медицинском

центре, я часто разговариваю и с пациентом, и с его семьей, и в меньшей степени — с врачами.

Закрытая система между пациентом и его семьей достаточно сильна, но большей проблемой я считаю

ограниченность общения между врачом и семьей, врачом и пациентом. Нередко повторяются такие

ситуации, когда врачи считают, что их сообщения ясны и понятны, а семья или не воспринимает, или

искажает информацию, а затем начинает испытывать несправедливую злость на врача и даже подает на

него в суд. Во всех этих случаях хирургические или другие лечебные процедуры были оправданными,

но семья тем не менее неадекватно реагировала на слишком лаконичные сообщения врача, который

считал их исчерпывающими. В этих случаях врачу было бы достаточно просто переформулировать свои

высказывания и таким образом избежать неверного понимания. Я считаю, что наметившаяся практика

сообщать пациенту о его неизлечимой болезни — это одна из здоровых тенденций в медицине, но

закрытые системы отношений

не превращаются в открытые, если хирург торопливо и напряженно выпаливает сообщение о

неизлечимости болезни. Опыт показывает, что хирургам и терапевтам нужно или изучать оснозы

эмоционального функционирования закрытых систем в треугольнике врач — семья — пациент, или

обращаться за профессиональной помощью к семейному терапевту. Далее будет приведен клинический

пример закрытой эмоциональной системы.