Глава 22 Седьмое декабря. Могильные копатели

(переводчик: Ирина Ийка Маликова)

 

Это была идея Лены. Сегодня был день рождения тети Дель, и в последнюю минуту Лена решила забить на семейное торжество в Равенвуде. И это было Лениной идеей пригласить туда Амму, при этом она отлично знала, что Амма согласится переступить порог Равенвуда, только если сами небеса обрушатся на землю. Как бы там ни было с самим Мэйконом, Амма на него реагировала немногим лучше, чем на медальон. И она предпочитала держать Мэйкона на максимальном удалении.

Страшила Рэдли заявился к нам днем, в зубах у него был свиток, подписанный изящным почерком. Амма к нему даже не прикоснулась, хотя это было всего лишь приглашение, и почти что запретила мне идти. Слава богу, она не видела, как я потом разрывал могилу одной из старых садовых лопат моей мамы, она бы с катушек съехала.

Я был рад удрать из дому по любой причине, даже если причина включала в себя разграбление захоронений. После Дня благодарения мой отец опять заперся в своем кабинете, а с тех пор, как Мэйкон и Амма поймали нас в Доме Книги Лун, я всюду встречал злобный взгляд Аммы.

Нам с Леной запретили появляться в Доме, по крайней мере, в ближайшие шестьдесят восемь дней. Мэйкон и Амма, видимо, не хотели, чтобы мы нашли еще какую-нибудь информацию, которой они сами не хотели с нами поделиться.

— После одиннадцатого февраля, ты можешь делать все, что твоей душе угодно, — ворчала Амма, — а до этого делай то, что обычно делают твои ровесники: смотри телевизор, слушай музыку, и держись подальше от всех этих книг.

Мою маму очень бы развеселила мысль, что мне запрещают читать книги. Совсем дела плохи.

Тут еще хуже, Итан. Страшила теперь спит возле моей кровати.

Это звучит не так уж плохо, по-моему.

Он ждет меня у двери в ванную комнату.

Просто Мэйкон — это Мэйкон.

Это похоже на домашний арест.

Это и был арест, и мы оба это понимали.

Мы должны были найти Книгу Лун, а она должна была быть с Женевьевой. Более чем вероятно, что Женевьева похоронена в Гринбрайере. Были там, на прогалине в саду, какие-то обветренные надгробия. Их можно было увидеть с того камня, на котором мы обычно сидели, этот камень тоже, как оказалось, был надгробным. Наш пятачок, как я всегда думал о нем, хоть и не говорил этого вслух. Женевьева точно похоронена там, если только она не переехала куда-то после войны, но ведь никто и никогда не уезжал из Гатлина. Я всегда думал, что буду первым.

Но сейчас, когда я уже выбрался из дома, как я должен был найти потерянную магическую книгу, которая то ли спасет, то ли нет Ленину жизнь, и которая то ли похоронена, то ли нет в могиле проклятого мага, которая может быть, а может и не быть на соседнем с Равенвудом участке. И сделать это так, чтобы ее дядя не увидел меня, не остановил меня или не убил меня на месте.

Все остальное было за Леной.

— Это по какому же проекту для истории может понадобиться посещать кладбище ночью? — спросила тетя Дель, на ходу запутавшись в лозах ежевики, — о, Боже.

— Мама, осторожнее, — Рис взяла свою мать под руку, помогая ей справиться с зарослями. Тетя Дель и днем-то с трудом справлялась с задачей не врезаться в окружающие предметы, а ночью эта задача становилась непосильной.

— Нам нужно срисовать одно из надгробий наших предков. Мы изучаем генеалогию, — звучало правдиво.

— И почему Женевьева? — Рис была полна подозрений.

Рис посмотрела на Лену, но та тут же отвела взгляд. Лена предупредила меня, что нельзя позволять Рис посмотреть мне в лицо. Стоит только Сивилле посмотреть на тебя, и она уже будет точно знать, врешь ты или нет. Соврать Сивилле еще сложнее, чем даже Амме.

— Она нарисована на портрете в холле. Я подумала, что было бы здорово написать о ней. У нас не очень-то большое семейное кладбище, чтобы было из кого выбирать, в отличие ото всех остальных семей здесь.

Завораживающая музыка магов затихала вдали по мере нашего удаления от особняка, ее звук сменился на шорох листьев под ногами. Мы зашли за границу Гринбрайера. Мы были близко. Вокруг была ночь, но полная луна была такой яркой, что нам даже не нужны были наши фонарики. Я вспомнил, что сказала тогда Амма Мэйкону на могилах своих предков: «Для белой магии необходима середина лунного цикла, а полнолуние — для черной». Я надеялся, что мы не будем творить ничего магического, но от этого менее жутко не становилось.

— Сомневаюсь, что Мэйкону понравилось бы, что мы бродим тут в темноте. Ты сказала ему, куда мы пошли? — тетя Дель была полна тревоги, она подтянула повыше воротник-стойку своей атласной блузки.

— Я сказала ему, что мы идем гулять. А он сказал держаться поближе к вам.

— Не думаю, что я сейчас в хорошей форме для всего этого. Надо признать, я немного простужена, — тетя Дель запыхалась, ее волосы как обычно уже выбились из всегда немного скособоченного пучка и вились возле лица.

А потом я почувствовал этот знакомый запах.

— Мы на месте.

— Наконец-то.

Мы прошли вдоль разрушающейся каменной ограды сада, в котором я нашел плачущую Лену после того случая с окном. Я нырнул в образованную ветвями арку в сад. Ночью он выглядел совсем по-другому, он уже не был похож на пятачок травы для любования облаками, это уже было место, где мог быть похоронен проклятый маг.

Это здесь, Итан. Она здесь. Я чувствую.

Я тоже.

Как думаешь, где могила?

Когда мы прошли мимо надгробного камня, на котором я нашел медальон, в нескольких футах от него я увидел на поляне еще одно надгробие. Надгробие с расплывчатой фигурой, сидевшей на нем. Я слышал, как втянула в себя воздух Лена, едва различимо для моих ушей.

Итан, ты видишь ее?

Ага.

Женевьева. Она лишь частично материализовалась, смесь тумана и света, мерцавшего от ветра, проходившего сквозь призрачную фигуру, но ошибиться было невозможно. Это была Женевьева, женщина с картины. У нее были те же золотые глаза и длинные волнистые рыжие волосы. Ее волосы мягко развевались на ветру, словно она была просто женщиной, сидевшей на скамейке на автобусной остановке, а не призраком, сидевшим на кладбищенском надгробии. Она была прекрасной, даже в своей нынешней ипостаси, но и пугающей одновременно. У меня просто волосы встали дыбом.

Возможно, все это было ошибкой.

Тетя Дель встала как вкопанная. Она тоже увидела Женевьеву, но была уверена, что она единственная, кто видит ее. Возможно, она просто думала, что призрак — это результат того, что она видит множество времен одновременно и размытые видения из двадцати разных десятилетий.

— Думаю, что нам следует вернуться домой. Я себя плохо чувствую, — очевидно, что тетя Дель не хотела иметь ничего общего со стопятидесятилетним призраком на кладбище магов.

Лена споткнулась о распростершуюся на земле лозу и покачнулась. Я вытянул руку, чтобы поймать ее, но не успел.

— Ты в порядке?

Лена восстановила равновесие и взглянула на меня всего лишь на сотую долю секунды, но этой доли секунды хватило Рис. Она вцепилась взглядом в Ленины глаза, всматриваясь в ее лицо, ее выражение, ее мысли.

— Мама, они врут! Никакого проекта они не делают. Они здесь ищут что-то, — Рис прижала пальцы к виску, словно настраивая какое-то оборудование. — Книгу!

Тетя Дель выглядела растерянной, еще более растерянной чем обычно:

— Какую же книгу можно искать на кладбище?

Лена отшатнулась от взгляда и от хватки Рис.

— Эта книга принадлежала Женевьеве.

Я расстегнул рюкзак, который нес, и вытащил лопату. Я медленно подошел к могиле, стараясь не обращать внимания на следящего за каждым моим движением призрака. Если бы меня в тот момент пронзила молния, я бы уже не удивился. Но мы так далеко зашли. Так что я копнул лопатой и отбросил часть земли в сторону.

— Матерь Божья! Итан, что ты делаешь? — раскопка могил определенно вернула тетю Дель в реальность.

— Я ищу Книгу.

— Там? — тетя Дель была озадачена. — Какую книгу можно искать там?

— Магическая книга, очень старая. Мы даже не уверены, что она там. Это догадка, — сказала Лена, покосившись на Женевьеву, которая все еще маячила над надгробием всего лишь в футе от нас.

Я старался не смотреть на Женевьеву. Ее фигура пугающе меняла плотность от дуновения ветра, и она смотрела на нас этими своими жуткими золотыми кошачьими глазами, пустыми и безжизненными, будто стеклянными.

Земля не была особо твердой, хотя был уже декабрь. Через несколько минут я уже выкопал целый фут в глубину. Тетя Дель обеспокоено расхаживала туда-сюда. Только однажды, оглядевшись и убедившись, что никто из нас не смотрит на нее, она посмотрела на Женевьеву. По крайней мере, я был не единственным, кого она пугала.

— Мы должны вернуться. Это омерзительно, — сказала Рис, пытаясь заглянуть мне в глаза.

— Не будь такой паинькой, — сказала Лена, вставая на колени возле ямы.

Рис видит ее?

Не думаю. Только не смотри ей в глаза.

А если Рис прочитает лицо тети Дель?

Она не сможет. Никто не может. Тетя Дель видит слишком многое одновременно. Никто кроме Времяворота не сможет осознать всю эту информацию и найти в ней смысл.

— Мама, ты и правда позволишь им разрыть могилу?

— Святые угодники, это просто смешно. Давайте прекратим эти глупости и вернемся на празднование.

— Мы не можем. Мы должны узнать, там ли книга, — Лена повернулась к тете Дель. — вы можете показать нам.

О чем это ты?

Она может показать нам, что находится внизу. Она может проецировать то, что видит.

— Не знаю. Мэйкону это не понравится, — тетя Дель, колеблясь, кусала губу.

— А если бы он узнал, что мы раскапываем могилу, это бы ему было больше по душе? — настаивала Лена.

— Ладно, ладно. Итан, вылезай из этой ямы.

Я вылез из ямы, отряхивая брюки, и посмотрел на Женевьеву. У нее было загадочное выражение на лице, будто она была заинтересована тем, что будет дальше, а может быть, она просто собиралась развеять нас по ветру.

— Садитесь все. Может закружиться голова. Если кому-то станет плохо, суньте голову меж колен, — тетя Дель давала инструкции как какая-то сверхъестественная стюардесса. — Первый раз всегда самый тяжелый, — она протянула нам руки.

— Поверить не могу, что ты в этом участвуешь, мама.

Тетя Дель вынула шпильку из своего пучка, и ее волосы рассыпались по плечам:

— Не будь такой паинькой, Рис.

Рис закатила глаза и взяла меня за руку. Я взглянул на Женевьеву, она смотрела на меня, прямо на меня, прижав к губам палец, будто призывала к молчанию.

Воздух вокруг нас задрожал, а потом мы начали кружиться, как на тех аттракционах вроде центрифуги, когда тебя прижимает к стене, а вокруг все вертится так быстро, что ты только и думаешь, как бы тебя не вырвало.

Потом вспышки…

Одна за другой, словно открывались двери. Дверь за дверью, секунда за секундой.

Две девочки в белых юбках бегут по траве, держась за руки и смеясь. В волосы у них были вплетены желтые ленточки.

Следующая дверь открылась.

Молодая женщина с кожей цвета карамели развешивает белье на сушилке, что-то тихо напевая, белье покачивается на ветру. Женщина поворачивается к огромному белому типично южному дому и зовет: «Женевьева, Евангелина!»

Следующая дверь.

Молодая девушка бежит в темноте через поляну. Она оглядывается будто в поисках преследователей, рыжие волосы развеваются у лица. Женевьева. Она вбегает в объятия высокого худощавого парня — парня, так похожего на меня. Он наклоняется и целует ее: «Я люблю тебя, Женевьева. И однажды мы поженимся. Мне не важно, что говорит твоя семья. Это не может быть невозможным». Она мягко прикасается к его губам: «Молчи. У нас так мало времени».

Дверь захлопнулась и открылась другая.

Дождь, дым и звук всепожирающего огня, ненасытного, растущего. Женевьева стоит в темноте, копоть и слезы разрисовали ее лицо. У нее в руках книга из черной кожи. У нее нет заголовка, только изображение полумесяца выдавлено на обложке. Она смотрит на женщину, ту самую, что развешивала белье на сушилке. Иви. «Почему у нее нет названия?» Глаза пожилой женщины полны ужаса: «Если у книги нет заголовка, не значит, что у нее нет названия. Вот оно, прямо здесь, Книга Лун».

Дверь закрылась.

Иви еще старше и еще грустнее стоит на краю свежевырытой могилы, на дне ямы лежит сосновая коробка. «Если и я пойду дорогою смертной тени, то не убоюсь я зла…». Она держит что-то в руках — книгу, обложка из черной кожи с полумесяцем на ней: «Заберите это с собой, мисс Женевьева, чтобы больше она никому не причинила зла». Она кидает книгу вниз на гроб.

Опять дверь.

Мы четверо сидим возле разрытой могилы, а под грязью, глубоко внизу, так, что без помощи тети Дель, нам этого и не увидеть, лежит сосновая коробка. На ней лежит Книга. А еще глубже в гробу в темноте лежит тело Женевьевы. Закрытые глаза, белая фарфоровая кожа, кажется, будто она дышит, идеально сохранившись в форме, в которой не может сохраниться ни один труп. Длинные рыжие волосы лежат на плечах.

Видение прокрутилось в обратной последовательности, назад к земле, к нам четверым, сидящим у выкопанной ямы, взявшись за руки.

Рис закричала. Последняя дверь закрылась.

 

Я попытался было открыть глаза, но голова кружилась. Дель была права, я чувствовал тошноту. Я старался прийти в себя, но глаза никак не могли сфокусироваться. Я почувствовал, как Рис отбросила мою руку, отскочила от меня, пытаясь быть подальше от Женевьевы и ее пугающего золотого взгляда.

Ты в порядке?

Вроде да.

Ленина голова была между ее колен.

— Все в порядке? — спросила тетя Дель, ее голос был ровен и спокоен, больше она мне не казалась рассеянной и неуклюжей. Если бы каждый раз, взглянув на что-то, я бы видел подобное, я бы либо терял сознание, либо свихнулся.

— Поверить не могу, что вы всегда так видите, — сказал я, глядя на Дель, мои глаза наконец-то обретали фокус.

— Дар Времяворота — это большая честь и еще большее бремя.

— Книга, она там внизу, — сказал я.

— Верно, но, по-моему, она принадлежит этой женщине, — сказала Дель, показывая на призрак Женевьевы, — и вы двое не очень-то удивились, увидев ее.

— Мы ее уже видели, — созналась Лена.

— Что ж, видимо, она решила показаться вам. Видение мертвых — это не магический дар, даже для Созидателя, и уж конечно, оно не может быть одним из талантов смертных. Мертвых можно увидеть только тогда, когда они сами захотят показаться.

Я был испуган. Не так испуган, как когда я стоял на ступенях Равенвуда, это был не тот страх, как когда Ридли вымораживала из меня жизнь. Это было другое чувство, сродни тому, что я испытывал в своих снах, когда терял Лену. Парализующий ужас. Именно то, что вы должны чувствовать, когда понимаете, что призрак могущественного темного мага наблюдает за тем, как вы раскапываете его могилу, чтобы украсть книгу с крышки его гроба. О чем я думал? Что же мы творим, придя сюда и раскапывая могилу при полной луне?

Вы пытаетесь исправить неправильное. Я услышал голос в своей голове, и Лене он не принадлежал.

Я повернулся к Лене. Она была бледна. Рис и тетя Дель смотрели на то, чем сейчас являлась Женевьева. Они тоже ее слышали. Я посмотрел в ее мерцающие золотые глаза, а она все так же то таяла, то обретала плотность. Похоже, она понимала, зачем мы здесь.

Возьмите ее.

Я, колеблясь, смотрел на Женевьеву. Она закрыла глаза и едва заметно кивнула.

— Она хочет, чтобы мы взяли Книгу, — сказала Лена, и я догадался, что все еще не сошел с ума.

— Откуда нам знать, что мы можем доверять ей? Ведь, в конце концов, она была Темным магом, с такими же золотыми глазами, как у Ридли.

Лена обернулась ко мне, глаза горели азартом:

— Ниоткуда.

Осталось делать только одно.

Копать.

 

Книга выглядела точно так, как в видении, — потрескавшаяся черная кожа, на обложке выдавлен полумесяц. Она пахла отчаянием и казалась очень тяжелой, не физически, а психологически. Это была Темная книга. Я понял с самой первой секунды, как взял ее в руки, даже до первого с ней соприкосновения. Казалось, что книга ворует часть моего дыхания каждый раз, когда я вдыхаю воздух.

Я вытянул руку из ямы, держа книгу над головой. Лена забрала ее, и я вылез наружу. Я хотел как можно быстрее выбраться оттуда, для меня не осталось незамеченным, что все это время я стоял на гробу Женевьевы.

Тетя Дель вздохнула:

— Надо же. Никогда не думала, что увижу ее. Книгу Лун. Будь осторожен. Эта книга стара как время, может даже старше. Мэйкон ни за что мне не поверит…

— А он никогда и не узнает, — Лена нежно стряхивала с книги грязь.

— А вот теперь, ты действительно свихнулась. Если ты думаешь, что мы не расскажем дяде Мэйкону… — Рис скрестила руки на груди, как рассерженная нянька.

Лена подняла Книгу повыше, поднеся ее прямиком к лицу Рис:

— О чем? — Лена смотрела Рис в глаза так же, как сама Рис вглядывалась в лицо Ридли на Днях Сбора, напряженно, целенаправленно. У Рис на лице отразилась растерянность, даже смятение. Она смотрела на Книгу, но будто не видела ее.

— Так о чем расскажешь, Рис?

Рис медленно закрыла глаза, словно хотела забыть плохой сон. Она открыла было рот, но ничего не сказав, закрыла его снова. Легкая улыбка тронула Ленины губы, когда она медленно повернулась к своей тете:

— Тетя Дель?

Тетя Дель тоже выглядела растерянной, почти так же, как она выглядела всегда, но все же немного по-другому, и она тоже не ответила Лене.

Лена легко обернулась и кинула книгу в мою сумку. Когда она это сделала, я увидел зеленые вспышки в ее глазах, и движения ее волос в лунном свете, они скручивались и раскручивались в магическом ветре. Будто я мог видеть саму магию, окружившую ее в темноте. Я не понимал, что происходило, но они трое были поглощены темнотой в какой-то бессловесной беседе, которую я не слышал и не понимал.

А потом все кончилось, и лунный свет вновь стал лунным светом, а ночь — ночью. Я заглянул за плечо Рис на надгробие Женевьевы, ее как будто никогда там и не было.

Рис покачнулась, и ее лицо вновь обрело привычное самодовольное выражение:

— Если ты думаешь, что мы не расскажем дяде Мэйкону, что ты просто так притащила нас на кладбище из-за какого-то школьного проекта, который даже и не собираешься доделывать… — о чем она вообще говорит? Но Рис была абсолютно серьезна. Она помнила обо всем произошедшем не более, чем я понимал, что происходило.

Что ты сделала?

Мы с дядей Мэйконом практиковались.

Лена закрыла мой рюкзак с книгой внутри:

— Я знаю. Прости. Просто это место такое жуткое ночью. Пойдемте отсюда.

Рис направилась к Равенвуду, ведя за собой тетю Дель:

— Ты еще такой ребенок.

Лена подмигнула мне.

В чем практиковались? В контроле над разумом?

Разные мелочи. Телепортация гальки. Иллюзорный интерьер. Изменение времени, но это было трудно.

А это было просто?

Я трансформировала Книгу в их умах. Ты бы сказал, что я ее просто стерла. Они никогда не вспомнят о ней, потому что в их реальности это никогда не происходило.

Я знал, что нам нужна Книга. Я знал, почему Лена так поступила. Но отчего-то мне казалось, что она перешла какую-то границу, и теперь я не знал, где мы с ней находимся, или сможет ли она вновь вернуться через эту границу туда, где стоял я, где она была раньше.

Рис и тетя Дель уже вернулись в сад. Не надо быть Сивиллой, чтобы угадать, что Рис мечтала убраться к чертям собачьим из этого места. Лена пошла за ними, но меня что-то остановило.

Ли, подожди.

Я вернулся к яме, сунул руку в карман и, развернув носовой платок со знакомыми инициалами, вытащил медальон за цепочку. Ничего. Никаких видений, и что-то мне подсказывало, что больше их не будет. Медальон привел нас сюда, он показал нам то, что мы должны были увидеть.

Я вытянул медальон над могилой. Мне казалось, что только так и должно быть; честный обмен. Я уже собрался его бросить, как вновь услышал голос Женевьевы, нежнее на этот раз.

Нет. Это принадлежит не мне.

Я вновь взглянул на надгробие. Женевьева снова была там, уже едва видимым образом, легко раздуваемым ветром в ничто. Теперь она не выглядела так устрашающе. Она выглядела сломленной. Именно так, как ты будешь выглядеть, если потеряешь единственного на свете человека, которого ты любил. Я понял.