Воспоминания Полины Пастуховой, внучки Мячева А.А., преподавателя информатики МУК-21

Дети Великой Отечественной Войны

"Над проселочной дорогой
Пролетали самолеты...
Мальчуган лежит у стога,
Точно птенчик желторотый.
Не успел малыш на крыльях
Разглядеть кресты паучьи.
Дали очередь – и взмыли
Вражьи летчики за тучи..."

Д. Кедрин

В тот далекий летний день 22 июня 1941 года люди занимались обычными для себя делами. Школьники готовились к выпускному вечеру. Девчонки строили шалаши и играли в "дочки-матери", непоседливые мальчишки скакали верхом на деревянных лошадках, представляя себя красноармейцами. И никто не подозревал, что и приятные хлопоты, и задорные игры, и многие жизни перечеркнет одно страшное слово – война. У целого поколения, рожденного с 1928 по 1945 год, украли детство. "Дети Великой Отечественной войны"– так называют сегодняшних 59-76-летних людей. И дело здесь не только в дате рождения. Их воспитала война.

Восьмого сентября гитлеровские войска захватили город Шлиссельбург у истока Невы и окружили Ленинград с суши. Началась 871 – дневная блокада города на Неве. Единственной дорогой в осажденный город было малоизученное Ладожское озеро. Из Ленинграда по воде было эвакуировано 33 479 человек, но навигация была смертельно опасна. Частые налеты вражеской авиации и непредсказуемые осенние штормы делали каждый рейс подвигом.

Из воспоминаний Валентины Ивановны Потарайко: "Мне было 5 –6 лет. Из блокадного Ленинграда нас эвакуировали в Пермскую область. Везли через Ладогу, где мы попали под бомбежку. Много детей тогда погибло, а кто выжил, натерпелся страха и ужаса. На Урал нас везли в товарных поездах вместе со скотом. На какой-то небольшой станции фашисты разбомбили поезд, загорелись вагоны. Все вокруг смешалось: метались из стороны в сторону люди, плакали дети, ржали лошади, мычали коровы, визжали свиньи. Мою старшую сестру Нину осколком ранило в лицо. Из ушей и раздробленной челюсти хлестала кровь. Средней сестре Тамаре пули попали в ногу, мать была смертельно ранена. На всю жизнь я запомнила эту картину. С убитых снимали теплую одежду и обувь, а потом их сваливали в общую могилу. Я кричала: "Дядя, не надо мою маму!" Сестер увели, чтобы оказать им медицинскую помощь, а я сидела возле матери, которую положили на опилки. Дул сильный ветер, опилки засыпали ее раны, мама стонала, а я вычищала ей раны и просила: "Мама, не умирай!" Но она умерла. Я осталась одна".

Война отучила этих детей плакать. Вспоминает Валентина Ивановна: "Когда наш эшелон разбомбили второй раз, мы попали в руки немцев. Фашисты выстраивали детей отдельно, взрослых отдельно. От ужаса никто не плакал, смотрели на все стеклянными глазами. Мы четко усвоили урок: заплачешь – расстреляют. Так на наших глазах убили маленькую девочку, которая кричала без остановки. Немец вывел ее из шеренги, чтобы все видели, и пристрелил. Все поняли без переводчика – плакать нельзя". Вот так просто угасали жизни. Фашистские нелюди стреляли в детей ради забавы, чтобы посмотреть, как ребятишки в страхе разбегаются, или выбирали себе живую мишень, чтобы поупражняться в меткости. Ведь ребенок не может работать, пользы от него никакой, значит, можно убивать безнаказанно. Хотя в лагерях находилась работа и для детей. Например, выносить человеческий пепел из крематория и зашивать его в мешки, чтобы потом этим прахом удобрять землю. Заключенные в лагерях дети были донорами крови для немецких солдат. А как цинично их "сортировали" на пригодных и непригодных к работе. Вышел ростом, дотягиваешься до нарисованной на стене барака линии - будешь служить "великой Германии", ниже необходимой отметки – отправляйся в печь. И отчаянно тянулись вверх ребята, становились на носочки, казалось, обманут, останутся в живых, но беспощадной машине рейха малыши не нужны, она пустит их в топку, чтобы наращивать и наращивать обороты.

Теряли родителей, братьев и сестер. Иногда напуганные дети по нескольку дней сидели рядом с холодными телами погибших матерей, ожидая решения своей участи. В лучшем случае их ждал советский детдом, в худшем – в фашистские застенки. Но многие боролись с фашизмом с оружием в руках, становясь сыновьями и дочерями полков. Вспоминает Николай Пантелеевич Крыжков: "Наш детдом в Сталино эвакуировали, когда немцы уже стояли на подступах к городу. Мне было 11 лет. Из Сталино детдомовцы помогали гнать скот. По дороге у нас забирали лошадей, коров для армии и постепенно все разбрелись кто куда. Зиму я скитался по степям, промышлял на железной дороге, так добрался до Сталинграда. Осенью 1942 года меня приютили солдаты 1095-го артиллерийского полка, накормили, отмыли, обогрели. Командир части несколько раз отправлял меня, но я снова возвращался. И тогда комбат Виктор Веприк приказал зачислить меня в штат и поставить на довольствие. Так и остался я до конца войны сыном полка 150-й Севастопольской орденов Суворова и Кутузова пушечно-артиллерийской бригады 2-й гвардейской армии, прошел от Сталинграда до Восточной Пруссии, участвовал в боях на Саур-Могиле, ходил в разведку и корректировал огонь в Севастополе, Кенигсберге, Пилау. В Белоруссии под Шауляем был ранен осколками снаряда и направлен в парковый взвод. Пришел туда – немецкий автомат через плечо, два диска к нему в вещмешке лежат, в рукавичках – гранаты, под рубашкой "Парабеллум" спрятан. Вот такое было у меня вооружение". Николай Пантелеевич удостоен ордена Отечественной войны 2-й степени, медалей "За боевые заслуги", "За взятие Кенигсберга", благодарности командира за взятие Севастополя. В наградном листе отмечено, что Коля Крыжков выполнял обязанности разведчика-артиллериста, выявлял цели противника, приходил из разведки невредимым и с ценными сведениями, которые помогали выполнять боевые задания. А ведь в 1945 году ему исполнилось лишь 14 лет. До войны Николай Пантелеевич закончил всего 3 класса, и снова пошел в вечернюю школу уже в 25-летнем возрасте. Был заместителем начальника группы "Поиск", собирал материалы для "Книги Памяти". Сейчас хотел бы поехать в Москву на встречу с ветеранами 2-й гвардейской армии, но проездные дают только по территории Украины.

Детство поглотила война, юность – послевоенная разруха и голод. "Нас постоянно перебрасывали из одного детдома в другой, – рассказывает Валентина Ивановна, - Володинский, Усольский, Касибский Два года – 1946-1947 гг. я не знала вкуса хлеба. Во время этого ужасного голода норма была такой: завтрак и ужин – по 100 граммов хлеба, обед – 200. Но и эти краюхи всегда отбирали ребята посильнее. Я ела только кашу и суп, заправленный ложкой рыбьего жира. Детдомовцы часами стояли в магазинах и ждали, когда продавец даст им горсточку хлебных крошек, которые оставались после нарезки".

Именно эти дети во время войны восстанавливали разрушенное хозяйство, в 12 лет становясь у станков на заводах и фабриках, работая на стройках. Воспитанные трудом и доблестью, они рано взрослели, заменяя погибших родителей своим братьям и сестрам.

Воспоминания Полины Пастуховой, внучки Мячева А.А., преподавателя информатики МУК-21

Мой дедушка родился в городе Томске в 1937 году. В 1938 году он переехал в Челябинск, так как его отца направили на Челябинский тракторный завод (ЧТЗ), где он работал механиком-технологом. После начала войны на ЧТЗ стали выпускать танки. В феврале 1941 года его направили в Москву в Народный комиссариат (Наркомат) боеприпасов, где он курировал вопросы разработки и производства бесствольной реактивной артиллерии, названной в армии "катюшей". Катюша в ВОВ являлась самым мощным и грозным оружием массового уничтожения живой силы противника. Неоднократно отец дедушки направлялся на различные участки фронта, где повышал эффективность использования катюш. Он был награжден медалями и орденами. После войны вывозил из Германии и Польши электромашиностроительное оборудование для производства бесствольной реактивной артиллерии, включая ракеты типа ФАУ-2. В 1942 году мой дедушка переехал в Москву, в частности в день последней бомбежки Москвы немецкой авиацией.

У моего дедушки были три брата, мать Ольга Николаевна и ее мать. Моя прабабушка работала на секретном военном заводе, филиале электромеханического завода им. Кирова С.М., где выпускали боеприпасы, в том числе реактивные снаряды для катюш. Мой дедушка вместе с братьями часто недоедали, собирали на подмосковных полях остатки картофеля, капустные кочерыжки, потому что недостаточно было продуктов, выдаваемых по карточкам.. Нередко ели ладьи из очисток картофеля. Кусковой сахар был большой редкостью. Уже в детстве дедушка научился хорошо кататься на снегурочках, которые приворачивал веревками к валенкам. На коньках он ездил за машинами, которые перевозили картошку. Он собирал в заплечную сумку картошку, которая иногда высыпалась из машин.

В 1944 году дедушка пошел в школу, где он хорошо учился, особенно был силен в арифметике. Часто помогал решать (когда учился в первом классе) задачи даже ученикам четвертого класса, за что иногда получал от их родителей продукты, главным образом изюм. В Москве дедушка жил сначала в Нагатинском районе, затем в районе Третьяковской галереи. В 1945 году его перевели в школу №12 (в Старомонетном переулке), где учились дети видных военнослужащих советской Армии, в том числе Героя Советского Союза М. Громова. Класс у дедушки был очень дружным и спортивным. Очень часто (почти ежегодно) класс отмечал окончание школы в 1954 году. Недавно класс отметил 50-летие окончания школы.

В настоящее время дедушка работает преподавателем информатики в Межшкольном учебном комбинате №21 "Коньково", где уделяет большое внимание патриотическому воспитанию учащихся, главным образом при работе над проектами, посвященным великой Победе под Москвой в 1941 году, вкладу советских ученых в Победу в ВОВ. Эти проекты отмечены дипломами второй степени Департамента Образования г. Москвы.