Двойной взгляд на женскую психологию

Психоаналитиком-юнгианцем я стала примерно тогда же, когда перешла на позиции феминизма. Закончив аспирантуру в 1966 году, я прошла обучение в Институте К. Юнга в Сан-Франциско и в 1976 году получила диплом психоаналитика. За этот срок мои представления о женской психологии неуклонно углублялись, а феминистические прозрения сочетались с юнговской психологией архетипов.

Работая на базе то юнгианского психоанализа, то ориентированной на женщин психиатрии, я словно строила мост меж двумя мирами. Моих коллег-юнгианцев не очень волновало то, что происходило в политической и социальной жизни. Большинство из них, казалось, лишь смутно сознавали важность борьбы женщин за свои права. Что до моих подруг-феминисток в психиатрической сфере, они, если и считали меня психоаналитиком-юнгианцем, то, вероятно, видели в этом либо мой личный эзотерический и мистический интерес, либо только некую дополнительную специализацию, которая хоть и заслуживает почтения, но не имеет отношения к женским проблемам. Я же, метавшаяся между одним и другим, со временем постигла, какие глубины может открыть слияние двух подходов – юнгианского и феминистского. Они совмещаются в своеобразное "бинокулярное видение" женской психологии.

Юнгианский подход позволил мне осознать, что женщины подчиняются могучим внутренним силам – архетипам, которые можно персонифицировать образами древнегреческих богинь. В свою очередь, феминистский подход помог мне понять, что внешние силы, или стереотипы – те роли, исполнения которых ждет от женщин общество, – навязывают им шаблоны одних богинь и подавляют другие. В результате я начала видеть, что каждая женщина пребывает где-то посередине: ее внутренние побуждения определяются архетипами богинь, а внешние поступки – культурными стереотипами.

Как только женщина начинает сознавать такие влияния, это знание становится силой. "Богини" являются могучими незримыми силами, определяющими поведение и чувства. Знание о "богинях" в каждой из нас – это открывающиеся перед женщиной новые территории сознания. Когда она постигает, какие "богини" проявляются в ней как господствующие внутренние силы, появляется и понимание себя, власти определенных инстинктов, осознание своих приоритетов и способностей, возможность найти личный смысл в тех решениях, к которым остальные люди могут оставаться равнодушными.

Схемы "богинь" оказывают влияние и на отношения с мужчинами. Они помогают объяснить определенные трудности во взаимоотношениях и механизм возникновения влечения, какое женщины того или иного типа питают к определенным мужчинам. Предпочитают ли они мужчин властных и преуспевающих? Невзрачных и творческих? Инфантильных? Какая именно "богиня" незримо подталкивает женщину к определенному типу мужчин? Подобные схемы обусловливают ее выбор и устойчивость взаимоотношений.

Схемы самих взаимоотношений также несут на себе отпечаток той или иной богини. "Отец и дочь", "брат и сестра", "сестры", "мать и сын", "мать и дочь" или "влюбленные" – каждая такая пара представляет собой конфигурацию, характерную для определенной богини.

Каждая женщина наделена божественными дарами, которые следует изучить и с благодарностью принять. Кроме того, у каждой есть установленные свыше границы, которые нужно распознать и преодолеть ради того, чтобы измениться. Женщина не в силах противиться схеме, заданной основополагающим архетипом богини, пока не осознает самого существования в себе такого архетипа и не попытается воплотить с его помощью свой потенциал.

Мифы как прозрения

Впервые я подметила важную связь между мифологическими схемами и женской психологией благодаря книге психоаналитика-юнгианца Эриха Ноймана "Амур и Психея". Нойман воспользовался мифологией как способом описания женской психологии. Такое сочетание мифа и психологических комментариев показалось мне чрезвычайно мощным инструментом.

Например, в древнегреческом мифе об Амуре и Психее первым испытанием Психеи стала задача перебрать огромную гору семян и разложить зернышки каждого вида в отдельные кучи. Первой ее реакцией на это задание (как, впрочем, и на три последующих) было отчаяние. Я заметила, что этот миф хорошо подходит ряду моих пациенток, перед которыми стояли разнообразные проблемы, требующие решения. Одной была выпускница университета, увязшая в своей сложнейшей дипломной работе и не знавшая, как упорядочить рабочий материал. Другой – подавленная молодая мать, которой необходимо было понять, куда уходит драгоценное время, расставить приоритеты и найти способ продолжать свои занятия живописью. Каждой женщине, как и Психее, предстояло сделать больше, чем, по ее представлениям, она могла, – однако препятствия эти возникали по ее выбору. Для обеих пациенток миф, отражавший их собственную ситуацию, стал источником мужества, даровал прозрения о том, как реагировать на новые требования жизни, и придал смысл предстоящей борьбе.

Когда женщина чувствует, что в каком-либо ее занятии есть мифологическое измерение, понимание этого затрагивает в ней самые глубинные средоточия творчества. Мифы пробуждают чувства и воображение, поскольку связаны с сюжетами, являющимися частью общего наследия человечества. Древнегреческие мифы – а равно и все остальные волшебные сказки и мифы, известные людям тысячелетиями, – остаются современными и индивидуально значимыми, потому что содержат истины о переживаниях, единых для всех.

Толкования мифов могут приносить интеллектуальное и интуитивное понимание. Мифы подобны сновидениям, которые запоминаются, даже если они непонятны. Объясняется это тем, что мифы, как и сны, полны символов. По словам мифолога Джозефа Кэмпбелла, "сновидение – это личный миф, а миф – обезличенное сновидение". Не удивительно, что мифы неизменно кажутся нам чем-то смутно знакомым!

При правильном толковании сна человека осеняет мгновенное прозрение – обстоятельства, с которыми связано сновидение, тут же становятся ясными. Человек интуитивно постигает их смысл и сохраняет это понимание.

Озарение как отклик на толкование мифа означает, что соответствующий миф символически описывает что-то, значимое именно для этого человека. Теперь человек постигает нечто важное и сознает, что это истина. Столь глубокий уровень понимания не раз ощущали слушатели, перед которыми я выступала с пересказом мифов и толкованием их смысла. Такое обучение затрагивает чувствительные струны в душе, и теория женской психологии превращается либо в самопознание, либо в понимание, насколько важно для психолога общение с реальными женщинами.

Я начала использовать мифологические сравнения на семинарах по психологии женщин в конце 60-х и начале 70-х годов – вначале в Медицинском центре Калифорнийского университета, затем в Калифорнийском университете Санта-Крус и в Институте К. Юнга в Сан-Франциско. На протяжении последующих пятнадцати лет чтение лекций давало мне дополнительные возможности развить собственные представления и понаблюдать за реакцией слушателей в Сиэтле, Миннеаполисе, Денвере, Канзас-сити, Хьюстоне, Портленде, Форт-Уэйне, Вашингтоне, Торонто, Нью-Йорке – не говоря о Сан-Франциско, где я живу. И на каждой лекции отклики были одинаковыми: когда я использовала мифы в сочетании с клиническим материалом, личными переживаниями и прозрениями конкретных женщин, аудитория получала новое, более глубокое понимание.

Я начинала обычно с мифа о Психее – женщине, для которой главным в жизни были личные взаимоотношения. Затем я рассказывала второй миф с собственным толкованием. Это был миф о женщинах, которые не теряли самообладание, встретившись с трудностями, но, напротив, испытывали благодаря сложным задачам прилив сил – в результате они лучше учились и устраивались в жизни. Героиней этого мифа была Аталанта – быстроногая охотница, добившаяся огромных успехов как в беге, так и в охоте и побеждавшая всех мужчин, которые пытались с нею соперничать. Эту прекрасную женщину можно сравнить с Артемидой, греческой богиней охоты и луны.

Естественно, у моих слушателей эти лекции вызывали вопросы и о других богинях. Я принялась читать о них, пытаясь определить их тип и олицетворяемые ими качества. Благодаря этому у меня появились собственные прозрения. Например, однажды в мой кабинет вошла ревнивая и мстительная женщина – и я тут же различила в ней яростную, униженную Геру, супругу Зевса и богиню брака. Распутное поведение мужа побуждало эту ревнивую богиню неустанно разыскивать и губить "соперниц".

Как оказалось, однажды эта пациентка выяснила, что у ее мужа роман на стороне. С тех пор она была одержима мыслями о сопернице. Она постоянно видела в мечтах картины мести, подозревала, что та следит за ней, и в конце концов настолько увлеклась сведением счетов с этой соперницей, что чуть не сошла с ума. Это была типичная Гера – ее гнев был обращен вовсе не на мужа, а ведь именно он обманывал ее и ей изменял. Такая аналогия помогла моей пациентке понять, что истинной причиной этой "реакции Геры" была неверность супруга. Теперь ей стало ясно, почему ее захлестывала ярость и насколько пагубны были эти чувства. Она поняла, что должна не превращаться в мстительную Геру, а открыто обсудить с мужем его поведение и смело встретить их проблемы в супружеской жизни.

Был и такой случай: одна моя коллега неожиданно начала высказываться против Поправки о равных правах, которую я поддерживала. Меня переполняла обида и злость – и тут вдруг я испытала очередное прозрение. Это был конфликт двух разных богинь в одной душе. В тот момент я чувствовала и вела себя как Артемида, архетип Старшей Сестры, защитницы женщин. Мой оппонент, напротив, была подобна Афине – дочери Зевса, рожденной из его головы, покровительнице героев, защитнице патриархальных устоев, своеобразной "папенькиной дочке".

В другом случае, читая о похищении Пэтти Хёрст*, я осознала вдруг, что на газетных полосах у нас на глазах вновь разыгрывается миф о Персефоне – девушке, которую похитил, изнасиловал и держал в плену Гадес, бог подземного мира. Хёрст была студенткой Калифорнийского университета, приемной дочерью двух влиятельных "олимпийских богов" нашего времени. Она была похищена (уведена в подземный мир) главарем Симбиотической Армии Освобождения, ее держали в темном чулане и неоднократно насиловали.

* Патриция Хёрст (род. 2.02.1954) – приемная дочь владельца крупного газетного издательства в Сан-Франциско. В возрасте 19 лет была похищена социально-революционной группой, потребовавшей за нее громадный выкуп, а затем неожиданно заявила, что сама хочет стать членом этой группы. Участвовала в вооруженном ограблении банка. После тюремного заключения вышла замуж за своего телохранителя, мать двоих детей и актриса. – Прим. ред.

Вскоре я уже видела богинь в каждой женщине. Знание того, как "богини" проявляются в психике, углубило мое понимание как бытовых, так и незаурядных ситуаций.

Вот пример: влияние какой богини преобладает, когда женщина возится на кухне или занимается домашней уборкой? Я поняла, что решается это простой проверкой – тем, как женщина готовит, и поддерживает ли она чистоту в доме, если муж на недельку уезжает. Когда "Гера"* или "Афродита" ужинает в одиночестве, это, скорее всего, грустное и жалкое зрелище: что-нибудь вроде магазинного "домашнего творога". Когда такая женщина одна, сойдет все, что найдется в буфете или холодильнике, – какой контраст по сравнению с теми изысканными и сложными блюдами, которые она обычно готовит мужу! Она ведь и готовит только для него: то, что любит он, а не она сама, поскольку она либо "славная женушка, умеющая вкусно готовить" (Гера), либо заботливая мамочка (Деметра), либо угодливая супруга (Персефона), либо соблазняющая возлюбленная (Афродита).

* Здесь и далее имя богини в кавычках будет означать женщину, которой в данных обстоятельствах владеет архетип этой богини. – Прим. автора.

Однако если в ее характере господствует Гестия, женщина даже в одиночестве накроет стол и устроит себе шикарный ужин – а в доме будет царить привычный порядок. Если мотивация домашней работы определяется архетипом других богинь, женщина, вероятнее всего, будет жить в полном беспорядке вплоть до возвращения мужа. Но "Гестия" непременно поставит в вазу свежие цветы, даже если муж их не увидит. Ее квартира или дом всегда будут уютными, потому что здесь живет она – а не потому, что ей хочется перед кем-то покрасоваться.

Затем я задалась вопросом: станет ли такой подход к пониманию женской психологии через мифы полезным для других. Ответом стали мои лекции о "Богинях в каждой женщине". Слушатели были тронуты и заинтригованы, они возбужденно перешептывались, когда речь шла о мифологии как источнике прозрений. Они начали лучше понимать женщин, причем это задевало самые чувствительные струны души. Когда я рассказывала о мифах, люди слышали, чувствовали и понимали, о чем я говорю; когда я истолковывала их, реакция явно указывала на озарения. И мужчины, и женщины постигали смысл мифов как личную истину, получали подтверждения того, что давно знали, но лишь теперь осознали по-настоящему.

Кроме того, я выступала на встречах профессиональных организаций и обсуждала свои идеи с психиатрами и психологами. Многие разделы этой книги изначально были докладами, которые я представляла в Международной ассоциации аналитической психологии, в Американской академии психоанализа, в Американской ассоциации психиатров, в Институте изучения женщин при Американской ортопсихиатрической ассоциации и в Ассоциации трансперсональной психологии. Мои коллеги сочли этот подход полезным для врачебной практики и высоко оценили то глубокое проникновение в схемы характера личности и психиатрические симптомы, какое дает концепция "богинь". Для большинства из них это было первое описание женской психологии, предложенное психоаналитиком-юнгианцем.

Только мои коллеги-юнгианцы сознавали, что я разработала – и продолжаю разрабатывать – новые принципы женской психологии, весьма отличающиеся от некоторых концепций Юнга, а также совмещаю чисто женскую точку зрения с психологией архетипов. Несмотря на то что эта книга написана для широкого круга читателей, те, кто знают толк в юнгианстве, заметят, что женская психология на основе архетипов богинь бросает вызов общепринятой теории Юнга об Аниме и Анимусе (см. главу 3).

Об архетипических образах древнегреческих богов и богинь писали многие специалисты-юнгианцы. Я обязана этим авторам многими своими познаниями и прозрениями и часто их цитирую (см. примечания к главам). Однако, отобрав семь греческих богинь и распределив их по трем особым категориям в соответствии с психологическими признаками, я создала как новую типологию, так и новые способы понимания внутрипсихических конфликтов (см. всю книгу). В свою типологию я добавила концепцию сознания Афродиты, которая стала третьей моделью, дополняющей сфокусированное сознание и рассеянное сознание, давно описанные в юнговской теории (см. главу 11).

Кроме того, я представляю две дополнительные (новые) психологические концепции, хотя и несколько поверхностно, поскольку подробное их изложение стало бы отклонением от основной тематики книги.

Во-первых, типология "богинь" объясняет расхождения между поведением женщин и юнговской теорией психотипов. По Юнгу, человек относится к экстравертной либо интравертной категории, опирается в своих оценках на чувства либо на рассудок, а воспринимает интуитивно или чувственно (то есть посредством пяти органов чувств). Более того, по классической юнговской теории принято считать, что одна из этих четырех функций (мышление, эмоции, интуиция и сенсорное восприятие) развивается осознанно и преобладает. Какой бы ни была главенствующая функция, другая функция этой пары, как считалось, менее надежна или слабо сознаваема. Исключения в этой модели "одно или другое", или "более развитое и наименее сознаваемое", уже были описаны психологами Джун Сингер и Мэри Лумис. Я уверена, что архетипы богинь помогут лучше объяснить часто встречающиеся среди женщин исключения.

Например, когда женщина "переключается" – то есть переходит от одной грани своей психики к другой, – она смещается и к другому архетипу богини. Скажем, в одной обстановке она экстравертная, логически мыслящая Афина, уделяющая огромное внимание мелочам, а в другой ситуации – интровертная хранительница очага Гестия – тот случай, когда "в тихом омуте черти водятся". Такие смещения объясняют сложности, с какими можно столкнуться при определении юнговского типа многогранной женщины.

Другой пример: женщина может остро сознавать эстетические тонкости (это влияние Афродиты) и не замечать при этом, что на плите по-прежнему горит огонь или бензобак практически пуст (мелочи, которые не ускользнут от внимания Афины). Преобладающая "богиня" поясняет, каким образом одна и та же функция (в данном случае сенсорная) может, как это ни парадоксально, одновременно быть и высокоразвитой, и несознаваемой (см. главу 14).

Во-вторых, врачебная практика помогла мне понять, что могущество архетипов богини господствует над женским эго и вызывает психиатрические симптомы, сопоставимые с теми атрибутами силы, какими богинь наделяли исторически – по мере снижения этой власти от образа древнеевропейской Великой Богини до различных уровней древнегреческих богинь, которые были дочерьми богов либо богинями-девами (см. главу 1).

Несмотря на то что в этой книге разрабатывается теория и приводятся сведения, полезные для специалистов, написана она для всех, кто хочет лучше понять женщин – и особенно женщин, которые наиболее близки читателям, любимы, но до сих пор остаются загадкой. Наконец, эта книга предназначена для самих женщин, которым она поможет открыть в себе потаенных богинь.

 

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Глава 1