Первобытнообщинный строй на территории Македонии 5 страница

Труд Эфора пропал, и мы знакомы с ним лишь по цитатам и по истории Диодора, положившего в основу своего изложения историю Эфора. Кроме Диодора, произведением Эфора пользовался Страбон и Аристотель. Полибий называет Эфора «первым и единственным историком, представившим опыт всеобщей истории».99)

Феопомп из Хиоса, продолжавший историю Фукидида с 411 года до битвы при Книде (394 г.), в своей „Ελληνικα” (12 книг) написал ещё историю Филиппа Македонского в 58 книгах.

Если Эфор был расположен к Афинам, то отношение Феопомпа к ним было крайне неблагосклонным.100) Вначале его симпатии оставались на стороне аристократии и Спарты. Однако в скором времени он меняет свою политическую ориентацию. Являясь представителем того направления, которое пропагандировало промакедонские идеи, Феопомп из спартанофила становится приверженцем македонской партии и в своих исторических работах прославляет деяния Филиппа. «История Филиппа Македонского» – главное сочинение Феопомпа. В нём он хотел подчеркнуть новый этап развития общественных отношений как греческого общества, так и македонского. Благодаря обширным отступлениям и экскурсам в область прошлого история Филиппа превращается не только в историю македонского царя, но и в историю Греции вообще. Но несмотря на всё это, центральной фигурой его сочинения является всё же Филипп.101) Следуя своим публицистическим приёмам, Феопомп показал последнего со всеми пороками и недостатками. Деятельность Филиппа он рассматривал преимущественно с точки зрения его нравственных свойств и качеств.102)

Как Феопомпа, так и Эфора характеризует одна общая: черта: «...они повествуют не о борьбе между собой отдельных общественных групп и государств, как это было у Фукидида, а исключительно о борьбе между отдельными выдающимися: личностями и группировками их приспешников».103)

Произведения Эфора и Феопомпа были основными источниками у Трога Помпея для изложения истории Македонского государства эпохи Филиппа. Они не только давали ему фактический материал, но были созвучны (особенно Феопомп) его политическим идеалам, его историческим взглядам. Вся история возвышения Македонии и деятельность македонских завоевателей рисуется Трогом Помпеем как явление резко отрицательное. Филипп наделён чертами свирепого тирана, жестокого деспота и коварного захватчика. Он строит хитрые козни, сеет раздор среди других, навязывает всем «царское рабство». Действия Филиппа автор приравнивает к действиям разбойника и преступника. Филипп осквернил все права, установленные богом и людьми; он разрушал города, продавал в рабство женщин и детей, громил храмы, убивал, грабил, обманывал своих союзников.104) Трог Помпей считает, что победа Филиппа установила рабство в Греции, уничтожила греческую свободу.

Диодор Сицилийский (I в. до н. э.) в своей «Исторической библиотеке» посвятил истории Филиппа Македонского всю XVI книгу. В этой книге содержится единственная и довольно полная дошедшая до нас история Македонии эпохи Филиппа.105) Эта книга восполняет потерянный труд Эфора. Правда, автор, обращая внимание на внешние события эпохи, мало и поверхностно говорит о внутреннем состоянии страны, об общественных настроениях и ожесточённой партийной борьбе.

Диодор излагает греческую историю по Эфору, начиная с повествования о предшественниках Филиппа, и доводит её до Священной войны.106) Вслед за описанием борьбы Филиппа с варварами, столкновения с Афинами, борьбы за Амфиполь, Пидну и Олинф, Диодор переносит место действий Филиппа на Геллеспонт, но об этом рассказ свой сильно сокращает. Дальше он переходит к изложению причин Священной войны, подробно рассказывая о ходе войны, занятии Филомелом Дельф, его поражении и смерти, причём начало войны, до второй победы Филомела над локрами, Диодор описывает дважды и оба раза почему-то по одному и тому же источнику, отчасти даже в одинаковых выражениях.107) Но Диодор пользовался не только Эфором. Установлено, что он использовал хронику Аполлодора, Феопомпа, Тимея, Полибия, Посидония. Вероятно, и описание военных действий Филиппа взято не только у Эфора, но и у Феопомпа. К сожалению, выдержки, взятые Диодором из солидных источников, приводятся почти без всякой критики, полны неточностей, хронологических ошибок, односторонне дано также изложение военной истории и мало обращено внимания на внутреннее развитие государства.108)

Таким образом, материал для изучения эпохи Филиппа древние историки черпали у его современников – Эфора и Феопомпа. Причём произведения первого служили источником для изложения военной истории, а второго – для оценки деятельности македонских царей.

Что касается деятельности Демосфена, то положительная оценка его политики берёт своё начало от Тимея, а отрицательное – от Полибия. Тимей положительно отзывается о Демосфене как политике и ораторе.109) Пользовавшиеся сочинением Тимея Диодор, Плутарх, Трог Помпей оставили описание ряда фактов из жизни Демосфена, не дошедших до нас от Тимея, но получивших подтверждение в речах самого Демосфена. «История» Тимея была написана под впечатлением личного участия автора в политической борьбе, происходившей в Сицилии. Будучи горячим сторонником Тимолеона, он возненавидел тиранию Агафокла и эту ненависть вырозил в своей работе. Восхваляя Тимолеона, который помог сиракузянам восстановить демократический образ правления, Тимей проникнут глубокой симпатией к Демосфену, боровшемуся также против тирании и насилия.

Против мнения Тимея выступил Полибий (II в.). Полибий обвинял Демосфена в узком афинском патриотизме и близорукости, в неумении рассмотреть среди всей суматохи борьбы с Филиппом истинное положение дел. Он писал: «Когда Демосфен всё измеряет пользой родного города, полагая, что взоры всех эллинов должны быть обращены на афинян, и называет предателем всякого, кто этого не делает, то он, мне кажется, заблуждается, уклоняется от истины, тем более, что и тогдашние события в Элладе свидетельствуют не в пользу Демосфена, именно, что не он верно предусматривал будущее, а те, кого он называл предателями».110) Филипп, по Полибию, никогда не имел никаких плохих намерений против своих противников. «Гордость афинян Филипп смирил великодушием и из врагов превратил их в готовых на всё союзников».111)

Устами Ликиска и Фламинина Полибий называет Македонию оградой Эллады от северных варваров и высказывает мысль, что эллинам необходимо было слиться с Македонией под властью македонских царей.112)

Биографию Демосфена и связное изложение его эпохи оставил нам Плутарх, уроженец Херонеи, в битве при которой потерпела крах демосфеновская политика.

По своим воззрениям Плутарх близок к Полибию. Так же, как Полибий, он преклонялся перед величием Рима, в котором видел единственного спасителя человечества от хаотического состояния греческих государств.

Биография Демосфена, написанная Плутархом, не всегда может служить для нас объективным источником, ибо морализующая тенденция биографа затмевает историческую истину. Интересуясь историческим деятелем как индивидуумом, Плутарх придавал большое значение мелочам и случайностям, исторические события соединял с анекдотами.113) Поэтому он пропускал многие важные факты, одинаково без критики пользовался как второстепенными, так и основными источниками и отступал от исторической правды; изображаемых им героев он не всегда связывал со временем и условиями, в которых они действовали.

Всё же, несмотря на большое количество противоречивых сведений, на отсутствие исторической критики, в биографии Демосфена дан обильный материал, почерпнуть который из других источников не представляется возможным по той простой причине, что они до нас не дошли. Важно отделить анекдотическую наносную шелуху в биографии от исторической действительности и выяснить по мере возможности те источники, которыми пользовался Плутарх.114)

Важным историческим источником по восстановлению сведений о сложнейших греко-македонских отношениях того времени являются речи ораторов, публицистика IV века. Этот вид источников не только восполняет утраченные для нас исторические документы, но, в силу своей политической заострённости, содействует восстановлению картины борьбы различных социальных групп, различных идеологических направлений. Однако нельзя забывать, что при пользовании речами как историческим источником мы имеем дело с крайне субъективной оценкой событий, часто неверным освещением, иногда даже с искажением фактов. Непосредственно в события того времени и в борьбу партий вводят речи Исократа, отчасти Фокиона и главным образом Демосфена и Эсхина.

Сохранившиеся речи Исократа в числе двадцати одной облечены в тонкую, изящную художественную форму. Мы не можем согласиться с мнением Пельмана, который утверждает, что в большинстве своём эти речи не представляют особой, исторической ценности.115) Наоборот, их ценность исключительно велика, так как они являются источником для выяснения позиций македонской партии по отношению к македонским завоеваниям. Из речей, имеющих отношение к политической деятельности Исократа, надо отметить: «Панегирик» – хвалебную речь в честь Афин и воззвание к согласию между гражданами, «Ареопагитик» – похвалу старому времени, «Панафинейская» – своего рода патриотическое прославление Афин, «Платейикос» – сочинение в защиту платейцев, угнетённых фиванцами, «О мире» – в пользу мира с союзниками и целый ряд писем к различным государственным деятелям, больше всего к Филиппу.116)

В этих речах Исократ выражал идеологическую платформу македонской партии в Афинах. В них он придерживается точки зрения этой партии на судьбы Греции и менее проникнут злобой дня, чем Демосфен и Эсхин. По этим речам мы можем ознакомиться с общественным настроением в Греции в эпоху её упадка, с политическими идеалами и программой той партии, которая мечтала при помощи Македонии укрепить позиции зажиточных слоёв греческого общества.

Особенно важны для изучения истории Филиппа Македонского, борьбы с ним греков и падения независимости Эллады речи Демосфена и его противника Эсхина.

Среди 61 сохранившейся речи Демосфена есть некоторые заведомо подложные. Кроме частных и адвокатских, дошли до нас от Демосфена речи общественного характера, которые представляют интерес для характеристики современной ему эпохи. Около 355–354 гг. им написана речь против Лептина, в 354 г. – о симмориях, в 352 г. – за жителей Мегалополя, в 351 г. – за свободу родосцев. Они содержали множество фактов и мыслей, целью которых являлось склонить афинян к ведению благоразумной, осторожной и осмотрительной политики. Здесь оратор высказывает своё страстное желание, чтобы афиняне, обновив и преобразив свой флот, получили возможность действовать быстро и энергично против всякого врага, откуда бы он ни пришёл.117)

В 351 г., когда Филипп завоевал один город за другим, Демосфен произнёс свою первую филиппику – боевую программу действий. Два года спустя, когда олинфяне прислали в Афины посольство с просьбой о помощи и союзе, Демосфен произнёс ещё три речи против политики Филиппа, обычно называемые олинфийскими речами.

К 346 году относится речь Демосфена «О мире», в которой он предостерегал сограждан от безрассудных увлечений в данный обстановке. Этой речью открывается вторая серия его Филиппик, обнимающая период перемирия с 346 по 344 гг. В 344 г. во второй филиппике Демосфен раскрывает истинную сущность вмешательства Филиппа в дела Пелопоннеса, разоблачает ложные обещания македонского царя, данные им мессенцам и аргивянам, коварный характер его переговоров с Афинами, покорение им Восточной Фракии и захват проливов.

В 343 году, обвиняя Эсхина, Демосфен произносит свою речь «О не исполнившем своего долга посольстве», в которой показывает вредительские действия послов в Македонии и на пути к ней.

Но самые сильные филиппики произнесены Демосфеном в 341 году. В науке они известны под названием «III филиппики». В них на живых примерах показано, куда ведёт близорукая политика мира, давшая возможность Филиппу ловко и безустанно подтачивать устои Афинского государства, протянуть руки к проливам, к морским афинским коммуникациям и, стало быть, угрожать всей Греции. Оратор убеждал афинян вооружаться, стать во главе Греции и воспротивиться варварским притязаниям Филиппа. К этому времени относятся речи Демосфена «О событиях в Херсонесе». В них автор указывает на важность для Афин сохранения Херсонеса.

Уже после Херонейской битвы, а именно в 337 году, Ктесифонт внёс предложение в народное собрание признать заслуги Демосфена перед отечеством и увековечить его память на празднике больших Дионисий. Эсхин восстал против этого предложения, назвав его противозаконным. Развернувшиеся события на время отложили этот спор. Через некоторое время Эсхин возобновил свой процесс против Ктесифонта, желая косвенно нанести удар Демосфену. Тогда Демосфен выступил с защитительной речью в пользу Ктесифонта, известной под названием «Речи о венке». Эта речь, являясь одним из лучших образцов ораторского искусства, носит, главным образом, автобиографический характер. В ней с особым мастерством развивается мысль о том, что, хотя защитники эллинской свободы и независимости побеждены, но их усилия и старания спасти эту свободу и независимость делают им честь.

Политические речи Демосфена проникнуты одной основной идеей: все они подвергают тонкому анализу и критике македонскую политику и намечают план борьбы с македонским нашествием. Особенно ярко и рельефно эта идея выражена в знаменитой «Речи о венке», в пользу Ктесифонта и против Эсхина.

Хотя Демосфен говорит как очевидец и участник борьбы, полагаться на него, безусловно, нельзя. Если Эсхин не хотел быть объективным, то Демосфен не мог таким быть. В речах каждого из этих ораторов много субъективного, предвзятого, исторически неправдоподобного. Чтобы отстоять свою идею, оратор старается произвести на слушателей благоприятное впечатление и очернить своего противника, для чего пускает в ход даже недостойные средства.

Из многих других источников мы узнаём, что основные сведения, изложенные Демосфеном, правдивы. Но нельзя, например, верить на слово Демосфену, когда он говорит об Эсхине, о его бесчестности и несправедливости, или о Филиппе и его пороках. Относительно двух этих личностей Демосфен допускает искажение действительности в ряде фактов. Если мы сопоставим речи Демосфена с речами его противника Эсхина, то увидим аналогичную картину.

До нас дошли только три речи Эсхина и несколько приписываемых ему писем. Первая его речь (против Тимарха) относится к 344 г.

Будучи вместе с Демосфеном членом посольства в Македонии, Эсхин вернулся оттуда обласканный и, как утверждал Демосфен, подкупленный Филиппом. Единомышленник Демосфена Тимарх готовился публично обвинить Эсхина перед народом, не дожидаясь начала процесса. Эсхин предупредил Тимарха и в искусной речи против него изобличил его развратный и расточительный образ жизни, заявив, что он незаконно пользуется гражданскими правами и, следовательно, не может выступать с обвинениями. Когда в 342 году Демосфен обвинил Эсхина в политической измене, последний выступил с речью, в которой пытался доказать, что его противник построил свои обвинения на необоснованном подозрении и клевете.118)

Хотя Эсхину и удалось оправдаться, но его речи никогда не имели того эффекта, какой оставляли горячие, страстные, обвинительные речи Демосфена. В этом признавался сам Эсхин.

Особенно бурно выступал Эсхин около 330 г. до н. э. против Ктесифонта, обвиняя его в государственном преступлении. Когда это дело было возобновлено, Эсхин доказывал, что предложение Ктесифонта, согласно афинским законам, неприемлемо, так как они запрещают венчать гражданина, который ещё не сдал своих отчётов. Возложение на голову золотого венка в театре также не может происходить. Но в той части своей обвинительной речи, в которой Эсхин старался убедить всех в том, что Демосфен не оказал никаких услуг государству, а наоборот, был причиной всех несчастий и бед, перенесённых в последнее время афинянами, он потерпел полную неудачу. В результате этого Ктесифонт был оправдан, а Эсхина обязали уплатить штраф за ложное обвинение. В своих речах, затрагивая вопрос о своём противнике и единомышленниках противника, Эсхин не жалеет чёрных красок, чтобы опорочить их, доказать этим самым свою нравственную чистоту и гражданскую порядочность.

Таким образом, пользуясь произведениями Демосфена и Эсхина, необходимо более чем когда-либо проявлять осторожность, критически анализировать их.

Эти источники слишком пестры и по своей форме, и по глубине своего изложения. В них ясно ощущается наличие двух тенденций в оценке деятельности македонского царя и вождя демократии, которые легли в основу последующей историографии.

Итак, литературные сведения античных авторов доэллинистической Македонии можно разделить на две группы.

К первой группе относятся данные, касающиеся дофилипповской Македонии. Они характеризуют её флору и фауну, родоплеменную жизнь и борьбу племён. Отрывочные сведения греческих поэтов: Гомера, Гесиода и представителей лирики, рассеянные в общем контексте их литературных произведений, – в большинстве своём основаны или на устной традиции или на личном наблюдении. Сами по себе эти сведения не имеют большой исторической ценности, если они не подкреплены более надёжными источниками. В данном случае известия логографов, Геродота, Страбона и Плиния подтверждают литературные данные поэзии. Разноречивые в частностях, они все, в большей или меньшей степени, говорят о племенном родстве фракийцев с македонянами и об их передвижениях из Азии на Балканы.

Что касается межплеменной жизни, то она изложена в трудах Геродота, Фукидида, Платона, Аристотеля, Диодора и Трога Помпея. Ценность этих свидетельств неодинакова. Метод исследования Геродота коренным образом отличается от метода Фукидида. Неодинаковы и авторские приёмы их исторической критики. Философские диалоги Платона тенденциозны. Диодор не самостоятелен, и, изучая его, всегда приходится иметь в виду источник, которым он пользовался. Материалы этих различных по своему значению источников освещают племенную борьбу через характеристику деятельности отдельных македонских басилевсов, враждовавших и между собой, и со своими соседями.

Ко второй группе источников относятся данные о греко-македонских отношениях эпохи Филиппа. Одни из них характеризуют деятельность македонского царя, другие освещают политику его противника. Кроме этого имеются литературные памятники, из которых можно почерпнуть общие сведения о той эпохе. К первому роду источников относится Эфор и Феопомп – современники описываемых событий. Они использованы последующими писателями (Диодор, Юстин, Птолемей и др.) как для анализа военных действий (Эфор), так и для психологических характеристик (Феопомп). Сочинения Тимея, Полибия и Плутарха являются основными источниками для выяснения деятельности Демосфена. Различная партийная принадлежность авторов и различные условия их жизни не могли не отразиться на их оценке исторических событий.

Речи Исократа, Эсхина и Демосфена представляют третий род источников. Они вводят нас в курс сложных перипетий важнейшего этапа развития Македонии и Греции. Но здесь необходимо учесть, что речи писались и произносились представителями противоположных партий, личными врагами, что неизбежно приводило к искажениям многих фактов, к запутыванию сложных вопросов греко-македонских взаимоотношений накануне и в период македонского завоевания Греции.

 

1) Изв. на Болгарского истор. дружество, V, стр. 3; Ф. Папазоглу, Македонски градови у римско доба, стр. 11.

2) Архив АН СССР, ф. 116, оп. 1, № 1, 179, л. 1.

Русский археологический институт в Константинополе прекратил свою деятельность в 1914 г. Вследствие разрыва с Турцией, личный состав института перенёс свою работу в Россию (Одесса, Трапезунд, Петроград). Принадлежавший институту богатый книжный и музейный инвентарь был по распоряжению турецкого правительства передан в Оттоманский музей. В Турции остались все коллекции и библиотека института.

По свидетельству Ф. И. Успенского, русский посол М. Н. Гирс и советник посольства К. Н. Гулькевич не приняли никаких мер к спасению ценного имущества Русского археологического института в Константинополе, в результате чего это имущество осталось на месте и было реквизировано. Посол Гирс предъявил Ф. И. Успенскому категорическое требование не подавать туркам никакого повода к мысли о приготовлениях института к эвакуации и, в частности, воздержаться совершенно от укладки вещей и перевозки ящиков на пароходы. См. ЦГИАЛ, ф. 733, оп. 156, ед. хр. 393, 1916, л. 19–20.

3) Архив АН СССР, ф. 127, оп. 1, № 1, л. 20.

4) Архив АН СССР, л. 132.

5) Там же.

6) Там же, № 118, л. 8.

7) Получить разрешение на раскопки было не так легко, встречалось много формальных затруднений со стороны местных властей. Село Патели в Македонии и вся вокруг лежащая земля считались эмляк, т. е. личным уделом султана, поэтому, несмотря на наличие султанского фирмана о разрешении раскопок, Ф. И. Успенскому, кроме согласия Порты и местных властей, нужно было ещё заручиться в Константинополе согласием управления султанскими имениями. Это согласие было в конце концов получено.

*) так – HF.

8) См. «Известия русского археологического института в Константинополе», т. IV, вып. 3, София, 1899; т. VI, вып. 1, София, 1900; Археологические известия и заметки, издаваемые императорским московским археологическим обществом, т. VII М. 1899 № 8–10.

9) Архив АН СССР, ф. 116, оп. 1, № 179, л. 5.

Из состава коллекций керамики с. Патели в государственном Эрмитаже в Ленинграде хранится 27 глиняных сосудов. Они были переданы сюда 22 ноября 1936 года (акт № 718).

10) Известия РАИ, т. IV, вып. 3, София, 1899, стр. 151.

11) Б. В. Фармаковский сначала был командирован за границу с учёной целью как магистрант Новороссийского университета, затем назначен учёным секретарём археологического института вместо получившего другое назначение П. Д. Погодина. Как учёный секретарь он принимал активное участие в раскопках при Патели. В эпистолярном наследстве Фармаковского имеются интересные и подчас единственно сохранившиеся сведения о русских раскопках в Македонии. См. ЦГИАЛ, ф. 1073, оп. 1, арх. 355, 1898, л.л. 51, 53, 56–57, 63, 80–81, 83. В своих письмах Фармаковский извещает, что, «раскопки интересны» и что они «дали чудные результаты». Он указывает, что «в Македонии вообще никто и никогда исследований не производил. Хорошо, что начинаем мы, русские» (л. 53). Раскопки французов он считал эпизодическими.

12) Известия РАИ, VI, вып. 1, София, 1900, стр. 476.

13) Результаты раскопок, предпринятые русским археологическим институтом в Константинополе возле с. Патели, у озера Острова, в Македонии, были доложены XI археологическому съезду в Киеве. См. Археологические известия и заметки, издаваемые императорским московским археологическим обществом, т. VII, М., 1899, № 8–10, стр. 275–277: «Известия XI археологического съезда в Киеве», 1899, № 9, стр. 96–98. Небольшая заметка об этих раскопках помещена в «Русском Вестнике», 1900, т. 265, февраль, стр. 668 (без подписи автора).

14) Р. Попов, Предысторическая Денева Могила при селе Салманова. Известия на Болгарского Археологич. Дружество, т. IV, сгр 148–275, 1914; Коджа-Дерманската Могила при г. Шумен, 1916–1918.

15) В. А. Городцов, Нижнедунайская культура в Болгарии. «Новый Восток», 1923, № 3, стр. 305.

16) Накануне первой мировой войны предполагались раскопки на родине Александра Македонского в г. Пелле. Эти раскопки развалин бывшей столицы македонских царей – с царским дворцом, с живописью Зевксиса, с гробницей Еврипида, с царской сокровищницей – обещали обогатить музеи интересными открытиями античного мира. См. «Македонский голос», 1913, № 6, стр. 110. К сожалению, о результатах этих раскопок у нас нет никаких сведений. Скорее всего, археологические изыскания в то время не были осуществлены.

17) Rey, L. Observations sur les premiers habitats de la Macédoíne recueillies par le service archéologique de l’Armée d'Orient 1916–1919 BCH XLI–XLIII; II parts, Paris, 1921.

18) W. А. Нeurtley, Prehistoric Macedonia, 1939, p. XVI.

19) Stanly Casson, Macedonia, Thrace and Illyria, Oxford University, 1926.

20) Нельза не отметить, однако, и отрицательных сторон работы Кессона. Главный недостаток Кессона заключается в порочности его метода исследования. Автор объясняет смены культур неолитической, а затем бронзовой не изменениями в экономике, быте, хозяйстве племён, а нашествием в первом случае фракийцев, во втором – дорийцев. Порочность этого объяснения состоит не в том, что Кессон указывает на возможность передвижения племён, но в том, что признавая миграцию как главный фактор исторического развития, он совершенно игнорирует процесс скрещения, сигментаций и ассимиляции различных этнических образований в период сложения и развития македонского этногенеза.

21) Подробный отчёт о раскопках в Олинфе весною 1938 г. в статье: D. M. Robinson and G. Е. Mylonas. The fourth Campaign at Olynthos, p. 48–77 в журнале «American Journal of archaeology», vol. XLIII, 1939.

В настоящее время имеется издание описаний раскопок Олинфа в серии томов.

22) Неurtlеу W. Prehistoric Macedonia, 1939.

23) Там же, стр. 113.

24) Там же, стр. 116–117.

25) Там же, стр. 124.

*) В книге было: Ма- (конец строки) Азией. – HF

26) Там же, стр. 111.

27) Heurtley, W., указ. соч., 125–127.

28) Т. Пассек, Древнейшее население Днепровско-Днестровского бассейна. Советская этнография, VI–VII, 1947.

29) А. С. Шофман, Древняя Македония в археологических работах. ВДИ, 1946, № 3.

30) Несмотря на свои прогрессивные воззрения, Чайлд не лишен многих заблуждений буржуазной науки. В данном случае эти заблуждения особенно ярко проявляются в недостаточном внимании к истории тех конкретных племён, которые являлись носителями той или иной археологической культуры, в эклектическом, путаном взгляде на соотношение экономики и порождаемых ею надстроечных явлений.

31) Г. Кацаров, Принос към старата история на Македония. Изв. на Болгарското истор. друж. V, стр. 1–10.

32) Эти находки были позднее опубликованы археологом Б. Филовым. См. В. Filоw, Die archaische Nekropole von Trebenischte am Ochriede-See, Berlin und Leipzig, 1927 (совместно с К. В. Шкорпиловым).

33) См. его работы: Sonderabdruck aus dem Jahrbuch des deutschen archäologischen instituts, 1930, 34, Nicola Vulić, Das Neue grab von Trebenischte, p. 276–300; Sonderabdruck aus dem Jahrbuch des deutscnen archäologischen instituts, 1933, 3 4, Nicola Vulić, Neue grâber bei Trebenischte, p. 461–480; Revue archéologique, 1934. N. Vulić, La Nécropole archaique de Trebenischte, p. 26–38; Српска кральевска академиjа Споменик LXXVII, други разред философско-филолошке, Друштвене и историске науке, 60, Никола Вулич, нови гробови код Требеништи, Београд, 1934, стр. 1–17.

34) Жива антика, VI ч., 2 том, 1956, стр. 307–313.

35) Sonderabdruck aus «archäologischer Anzeiger», 1930, 3/4, р. 295.

36) Sonderabdruck aus «archäologischer Anzeider», 1930, 3/4, р. 299.

37) Revue archéologique, 1934.

38) Sonderabdruck aus «Archäologischer Anzeiger», 1933, 3/4, p. 463.

39) Там же, стр. 464.

40) Антички споменици наше земjе, споменик Српске академия наука 1941–1947 гг., где помещено много надписей из античной Македонии.

41) См. Жива антика, т. III, 23–1, 254; газ. «Политика», 30 марта, 1958 г.

42) Петар Лисичар, Нашата македонска антика, «Современост», № 7–8, год IV, стр. 594.

43) См. М. Васич, Некропола у околине Охрида, Српски книжевни гласник, 1928 г. Л. Попович, издавшая каталог Требениште, датирует этот некрополь II половиной V века до н. э. В. Д. Блаватский в своей рецензии на этот каталог правильно указывает, что наиболее ранние вещи следует датировать концом VI в. до н. э., а другие – второй половиной V в. до н. э. См. Советская археология, 1957, № 3, стр. 311–312.

44) П. Лисичар, указ. соч., стр. 601 сл.

45) МИА, 25, стр. 85, рис. 105, стр. 247, рис. 14.

46) Там же, рис. 92–94.

47) Sonderabdruck aus «Archäologischer Anzeiger», 1933, 3/4, р. 482.

48) Там же.

49) Историjа народа Jугославиjе, 1953, стр. 22.

50) П. Лисичар, указ. соч., стр. 601.

51) Большинство археологических и этнографических памятников относится к римскому времени.

52) Р. Gardner, А history of Ancient coinage, 1918.

53) Наличие золота на Фасосе особенно привлекало сюда финикийцев и греков. См. Hdt, VI, 46.

54) Gardner, указ. соч., стр. 191.

55) Gardner, указ. соч., стр. 193.

56) Head, Historia Numorum, 1911, стр. 195.

57) Gardner, указ. соч., стр. 194, Head, указ. соч., стр. 199, Никола А. Мушмов, Античните монети на балканские полуостров и пометите на българските царей, София, 1912, стр. 447.

58) Hdt., VIII, 137.

59) Там же, VII, 123.

60) Неаd, указ. соч., стр. 199.

61) Gardner, указ. соч., стр. 189.

62) На Балканах было также найдено много золотых монет Филиппа II с изображением головы Аполлона с лавровым венком, фигуры в колеснице с четырьмя конями, фигуры Филиппа с двумя конями, с одним конём и т. д. См. Никола А. Мушмов, указ. соч., стр. 454–457.

Со многими монетами эпохи Филиппа II мы непосредственно познакомились в археологических музеях Пловдива (бывш. Филиппополя), Стара Зягора (бывш. Беройя), Варне (бывш. Одесос) во время нашего пребывания в Болгарии летом 1957 года.

63) Встречаются также серебряные монеты с головой Зевса и юношей на коне. Конник в беге, с македонской шапкой и трезубцем.