Геринг приказывает стрелять

 

Призывы к насилию и благоразумию с тех пор сменяли друг друга с совершенно невероятной быстротой. В то время как Гитлер призывал к спокойствию, Геринг издал 17 февраля свой знаменитый приказ всем полицейским о применении оружия. Приказ этот гласил, что полиция при любых обстоятельствах не должна даже для вида занимать враждебную позицию в отношении штурмовиков и «Стального шлема». Напротив, она должна по мере сил поддерживать их во всех выступлениях за национальные цели и в их национальной пропаганде. Против враждебных государству организаций полиция обязана пускать в ход крайние средства. Так, против актов террора и нападений со стороны коммунистов нужно действовать со всей строгостью. «Полицейским чиновникам, которые при исполнении своих обязанностей пустят в ход оружие, я окажу покровительство, независимо от последствий употребления оружия. Напротив, всякий, кто проявит ложное мягкосердечие, должен ждать наказания по службе. Всякий чиновник всегда должен помнить, что непринятие мер – больший проступок, чем допущенная ошибка при их проведении».

Это был приказ бешеного человека, который требовал, чтобы и его подчиненные впали в бешенство. Каждый полицейский, который при исполнении своих обязанностей сталкивался со сторонником левых партий, должен был поэтому заранее сказать себе: «Если я не буду стрелять, то, вероятно, потеряю свой заработок. Если же я буду стрелять, то я его не в коем случае не потеряю».

 

Вспомогательная полиция

 

Спустя несколько недель национал-социализм совершил революционный шаг в области полиции.

22 февраля Геринг издал следующий приказ:

«Наличные полицейские силы, которые в настоящее время не могут быть в достаточной мере увеличены, уже долгое время используются сверх предела возможного и благодаря создавшейся в настоящее время необходимости их использования не по месту службы нередко в любой час снимаются со своего обычного района деятельности. Поэтому в случае нужды нельзя больше отказываться от использования добровольной поддержки подходящих для этой цели вспомогательных полицейских чиновников».

Кроме того, в приказе говорилось о том, что в качестве вспомогательных полицейских чиновников должны привлекаться добросовестные, пользующиеся избирательными правами и национально мыслящие немцы. Они могут носить собственное платье или форму военных союзов. Их отличительным знаком является белая повязка с официальной печатью и надписью «вспомогательная полиция». Вспомогательные полицейские получают три марки в день. Это являлось удовлетворением их требований. Важнее для правительства было то, что эти люди получили также резиновые дубинки и пистолеты, которые они обязаны были после службы вернуть. Подобные предписания не мешали вспомогательным полицейским, закончив службу, положить повязку в карман и, заткнув за пояс пистолет, продавать в кафе перепуганным посетителям почтовые открытки с фотографией Гитлера.

Этот приказ Геринга означал мобилизацию штурмовиков для национал-социалистской революции. Лишь 20 % вспомогательной полиции должны были состоять из членов «Стального шлема», 50 % должны были состоять из штурмовиков и 30 % – из членов слабых еще, но тщательно подбираемых особых отрядов. Всего в Пруссии было вовлечено в вспомогательную полицию около 50 тыс. человек.

 

Катакомбы коммунизма

 

Гитлер хотел уничтожить Германию Веймарской конституции. Отличительным признаком этой веймарской системы было то, что в ее рамках находили себе место все политические группы: от национал-социалистов до коммунистов и от сторонников конституции до ее разрушителей. Этому государству наступал конец с момента, когда в соответствии с его собственными законами большинство избирателей высказывались за Гитлера. Но и тогда существовала возможность, что из разбитого здания выйдут новые противники, придерживающиеся новых методов борьбы. Эти противники могли сказаться для Гитлера опасней инвалидной веймарской власти. Могли образоваться новые союзы и новые фронты. В то время рабочие сохранили свои политические убеждения и были проникнуты политическим реализмом. Социал-демократические рабочие пошли бы на союз с рейхсвером, чтобы свергнуть диктатуру Гитлера, и, вероятно, коммунистические рабочие не помешали бы им в этом. В рейхсвере эта возможность обсуждалась без всякой сентиментальности, однако лишь как одна из возможностей наряду со многими другими. Вопросы подобного рода возникали и в другом политическом лагере, который был ближе всего к генералитету, а именно – среди дейч-националов. Характерно было, однако, то, что в своих планах они предусматривали только оборону. Они были готовы к крайним мерам лишь в том случае, если к ним решится прибегнуть их национал-социалистский соперник. Первый ход предоставлялось поэтому сделать национал-социалистам, и они имели всегда возможность захватить врасплох своих противников.

Одной из опор своего сопротивления консерваторы, как это ни странно, считали также коммунистов. В зависимости от числа коммунистических мандатов в будущем рейхстаге решался вопрос о большинстве. И в самом деле, в рейхстаге, избранном 5 марта 1933 г., националисты не получили абсолютного большинства и сумели образовать правительство только вместе с дейч-националами. Однако с исключением коммунистических депутатов национал-социалисты получили бы в рейхстаге абсолютное большинство. Поэтому в последние недели перед выборами важнейшей задачей национал-социализма являлось – «растоптать» коммунистов. Лишь под этим углом зрения можно понять все их действия.

24 февраля полиция проникла в центральный дом коммунистической партии Германии – в дом Карла Либкнехта на площади Бюлова. Руководство коммунистической партии уже несколько недель как оставило это здание и, нужно полагать, удалило оттуда весь компрометирующий материал. И в самом деле, полиция ни разу не заявила о том, что нашла в этом здании списки лиц, организационные планы или другие документы, касающиеся партийного аппарата. Позднее при мнимом раскрытии тайных коммунистический организаций полиция всегда открыто хвастала, что в ее руки попали важные документы о построении коммунистических организаций. Однако после трехдневного обыска в доме Карла Либкнехта о подобных находках не было и речи. Это не помешало полиции опубликовать романтические отчет о своих находках в этом «опасном» здании. Ниже мы приводим этот документ, представляющий собой лишь пример ловкой избирательной пропаганды:

«Как сообщает из Берлина бюро Конти, политическая полиция открыла в доме Карла Либкнехта – центральном доме коммунистической партии Германии, – который два дня как опечатан полицией, много подземных помещений, где хранилось большое количество преступных материалов. Далее, открыт подземный ход, через который во время обысков скрывались разыскиваемые полицией лица. Эти катакомбы и подземный ход полиция во время прежних обысков не могла обнаружить. Оказалось, что коммунистическая партия Германии и подчиненные ей союзы вели двойное существование и развивали чрезвычайно активную агитационную деятельность, источник которой оставался скрытым для полиции. Уже в прошлые годы обращало на себя внимание то, что во время политических столкновений лица, разыскиваемые полицией, скрывались в доме Карла Либкнехта, где во время обысков их никогда не удавалось обнаружить. Несмотря на все поиски, до сих пор не удалось открыть, каким путем разыскиваемые полицией лица оставляли этот дом…

В подземных помещениях находились сотни центнеров преступных материалов, которые, очевидно, были напечатаны на печатных машинах в доме Карла Либкнехта. В печатных изданиях содержатся призывы к вооруженному перевороту и к кровавой революции. Произведения, касающиеся русской революции, служили для обучения низших коммунистических руководителей. В них говорится, что при возникновении революции нужно раньше всего повсюду арестовывать и расстреливать почтенных граждан».

Эти довольно неопределенные сообщения Геринг через три дня дополнил некоторыми подробностями. Через официальное прусское информационное бюро он заявил: «Германия должна была быть ввергнута в хаос большевизма. Покушения и пр. на отдельных вождей народа и государства, покушения на предприятия первой необходимости и на общественные здания, отравления целых групп людей, вызывавших особые опасения, захват заложников, женщин и детей выдающихся деятелей, – все это должно было привести народ в ужас и смятение и сломить силу сопротивления населения.

Имперский комиссар прусского министерства внутренних дел имперский министр Геринг в самом непродолжительном времени представит общественности документы».

Всякий, кто заинтересован раньше всего в раскрытии истины, признает, что самой важной в этом сообщении является последняя фраза. Официальный полицейский отчет, собственно говоря, сообщал лишь о том, что полиция нашла много печатных изданий, которые размножались в большом количестве и уже по одному этому не предназначались для тайного хранения. Геринг же обещал в самом близком будущем опубликовать подлинные тайные документы, которые не были известны общественности.

В секретных материалах коммунистов находились якобы планы покушений на национал-социалистских вождей и на публичные здания. На основании своей находки Геринг должен был таким образом считаться с возможностью подобных покушений.

 

Пылающий рейхстаг

 

25 февраля около 8 часов вечера пожарные, находящиеся в Берлинском замке, заметили в одной из канцелярий на верхнем этаже пожар, который немедленно потушили. На подоконнике и на батарее для отопления они нашли так называемые угольные запасы, что свидетельствовало о поджоге. Об этом пожаре общественность узнала лишь спустя два дня, а именно 27 февраля, когда произошло значительно более серьезное событие. Вечером этого дня весь мир обошло следующее сообщение.

«В понедельник около 21 часа 15 минут вечера пожарная команда была вызвана в рейхстаг, где в части здания с куполом возник пожар. По вызову пожарная команда направилась туда с машинами 10 берлинских пожарных постов. На место пожара явился большой отряд шупо и оцепил на большом расстоянии здание рейхстага. Прибывшие пожарные команды нашли большой золотой купол рейхстага охваченным пламенем. Вся окрестность была залита дождем искр. Пожарная команда и полиция немедленно проникли в рейхстаг, и здесь им удалось задержать человека, который открыто признался в поджоге. Он заявил, что принадлежит к нидерландской коммунистической партии».

За этим первым беглым отчетом 28 февраля рано утром последовал второй, выпущенный официальным прусским информационным бюро. Он гласил:

«В понедельник вечером загорелся германский рейхстаг. Имперский комиссар прусского министерства внутренних дел имперский министр Геринг немедленно после своего прибытия на место пожара распорядился о принятии мер и взял на себя руководство их проведением. После первого же сообщения о пожаре на место происшествия прибыли рейхсканцлер Адольф Гитлер и вице-канцлер фон Папен.

Вне всякого сомнения, здесь имеет место тягчайший случай поджога, который когда-либо знала Германия. Полицейское расследование показало, что во всем здании рейхстага, от подвала до купола, были устроены очаги пожара. Они состояли из препаратов смолы и смоляных факелов, которые были разложены на кожаных креслах, под печатными материалами рейхстага, у дверей, занавесей, деревянных обшивок и в прочих легковоспламеняющихся местах. Полицейский чиновник заметил в темноте несколько человек с горящими факелами. Он немедленно выстрелил в них. Одного из преступников удалось задержать. Речь идет о 24-летнем каменщике ван дер Люббе из Лейдена в Голландии, при котором оказался вполне исправный голландский паспорт. Он признал, что является членом голландской коммунистической партии.

Средняя часть здания рейхстага вся сгорела. Зал заседания со всеми трибунами и ходами уничтожен. Убыток достигает нескольких миллионов. Этот поджог является еще неслыханным до сих пор актом террора со стороны большевизма в Германии. Среди сотен центнеров преступной литературы, которую полиция во время обыска нашла в доме Карла Либкнехта, находились также указания на то, как проводить коммунистический террор по большевистскому образцу.

Согласно этим указаниям, должны поджигаться правительственные здания, замки, музеи и предприятия первой необходимости. Далее дается указание, что во время беспорядков и столкновений впереди террористических групп нужно помещать женщин и детей, по возможности жен и детей полицейских и чиновников.

Обнаружение этих материалов помешало планомерному проведению большевистской революции. Тем не менее пожар рейхстага должен был послужить сигналом к кровавому восстанию и гражданской войне. Во вторник в 4 часа в Берлине должны были произойти большие погромы. Вполне установлено, что в этот день во всей Германии должны были начаться террористические акты против отдельных лиц, против частной собственности, против жизни и имущества мирных граждан и должна была разгореться гражданская война».

Между тем свидетельскими показаниями на имперском суде в Лейпциге установлено, что это официальное сообщение лжет по меньшей мере в трех важнейших пунктах. Так, официальный отчет утверждает, что полиция нашла во всем здании препараты смолы и факелы. Это, судя по показаниям всех свидетелей, полицейских и членов пожарных команд, является ложью: в рейхстаге не было найдено ни смоляных препаратов, ни факелов. Далее отчет утверждает, что ван дер Люббе признал себя членом голландской коммунистической партии. И это ложь. Ван дер Люббе совершенно твердо заявил, что не принадлежит ни к какой партии. В другом официальном отчете сказано даже, что у него нашли членский билет коммунистической партии. И это утверждение, как выяснилось после показаний полицейского, арестовавшего ван дер Люббе, оказалось ложью: при ван дер Люббе не было никакого членского билета. Официальный отчет содержал обещание привести впоследствии документальные доказательства. Это обещание и по настоящее время не исполнено. Этим не исчерпываются, однако, ложные утверждения, при помощи которых официальный отчет вводил в заблуждение общественное мнение. Так он утверждает, что «поджигатель рейхстага сознался в своих связях с германской социал-демократией. Благодаря этому сознанию единый коммунистически-демократический фронт можно считать установленным фактом». И это утверждение ложно.