Вести первого и второго ангелов

Миллер увязывал весть об очищении святилища из Дан. 8:14 и полночный крик из Мф. 25 с первым ангелом из Откр. 14:6, 7, который возвещал «громким голосом» и «вечное Евангелие», и весть о наступлении «часа суда Его». Миллер был уверен, что живет в то время, «когда Ангел, имеющий вечное Евангелие, летит посредине неба и Бог Духом Своим Святым завершает последнее великое дело на Земле» (Vermont Telegraph, Manuscript No. 8). Хотя сам он считал, что весть первого ангела символизировала «миссионеров и библии, рассылаемые во все части света, что началось около 1798 года» (Signs of the Times, July 1, 1840, 50), его последователи стали рассматривать возвещение «часа суда Его» как судный день, когда Иисус вернется, чтобы совершить жатву из Откр. 14:14-20.

Таким образом, миллериты видели в «часе суда Его» пришествие, а не суд, который ему предшествует. В результате они начали отождествлять «громкий голос» первого ангела с полночным криком и вестью об очищении святилища. Все эти три понятия указывали на одно и то же событие - Второе пришествие Иисуса Христа на облаках небесных.

Вполне естественно, что, увязав весть первого ангела со своей собственной миссией, некоторые миллериты в конце концов задумались и о вести второго ангела из Откр. 14:8: «Пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы». Чтобы понять миллеритское толкование этого отрывка, нам необходимо посмотреть на динамику отношений между миллеритами и приверженцами господствовавших в то время постмилленаристских учений.

Оказавшись под сильным влиянием реставрационизма, превалировавшего в протестантской мысли начала девятнадцатого века, Миллер проникся горячим желанием проповедовать пришествие, предшествующее тысячелетнему царству, и тем самым восстановить библейское учение по этому вопросу. Поначалу Миллер по наивности своей полагал, что как духовенство, так и миряне с радостью примут его открытия, ознакомившись с библейскими свидетельствами. Этот первоначальный энтузиазм, хоть и в несколько приглушенном виде, как будто начал себя оправдывать. На протяжении 1830-х годов все большее число церквей большинства протестантских деноминаций открывали свои двери для его проповеди. Едва ли Миллер осознавал, что почти все они интересовались не столько его «частным» учением о Втором пришествии, сколько его способностью привлекать новообращенных и таким образом пополнять церковное членство. Лишь спустя какое-то время до него стало доходить, что его просто используют для этой цели. Впрочем, сама суть его вести сделала это осознание так или иначе неизбежным.

Одно дело - проповедовать весть о 1843 годе, когда до него еще несколько лет, и совсем другое - когда срок уже почти на исходе. Весть Миллера, казавшаяся достаточно безобидной в конце 1830-х годов, к 1843 году стала угрожать церквам развалом. По мере приближения «года конца» миллериты в своей проповеди стали более агрессивны, и многие церкви и их пасторы стали противодействовать их усилиям. Нельзя забывать, что миллеризм в те времена не был каким-то обособленным движением. Верующие в пришествие, предваряющее тысячелетнее царство, в подавляющем большинстве своем оставались членами различных протестантских церквей. При всем при этом миллериты верили, что Божьи требования имеют приоритет над требованиями церковного сообщества. Поэтому у них росло ощущение, что рано или поздно им придется бросить вызов своим общинам, неверно понимающим Второе пришествие, и пасторам, не желающим держаться ясно выраженного библейского учения.

Стоит ли удивляться, что подобная атмосфера способствовала нагнетанию страстей. В результате с приближением «года конца» адвентистам-миллеритам стали запрещать говорить об их убеждениях в их собственных общинах. Если же они стояли на своем, их зачастую просто исключали из церковного членства. Кроме того, многие общины изгнали своих пасторов, сочувствовавших миллеритам, и все большее и большее число церквей закрывали свои двери для адвентистских богослужений. События быстро двигались к своей кульминации.

Именно в таком контексте Чарльз Фич, один из лидеров миллеритского движения, произнес в июле 1843 года проповедь, ставшую одной из самых знаменитых миллеритских проповедей. Построив ее на Откр. 18:1-5 и 14:8, он дал ей название: «Выйди от нее, народ Мой». В этих отрывках из Книги Откровение говорится о падении Вавилона и о том, что народу Божьему нужно будет бежать от растленной системы, которую он символизирует.

Вплоть до лета 1843 года миллериты обыкновенно (как и большинство прочих протестантов того времени) отождествляли Вавилон с Римско-католической церковью. Фич пересмотрел этот взгляд. Проведя знак равенства между Вавилоном и антихристом, он пошел еще дальше и заявил, что «всякий, кто возражает против ЛИЧНОГО ЦАРСТВОВАНИЯ Иисуса Христа над миром на престоле Давидовом, есть АНТИХРИСТ». В эту категорию, по его мнению, входили как римокатолики, так и те протестанты, что отвергают учение о Втором пришествии Христа, предваряющем начало тысячелетнего царства. Протестантские церкви пали - в том смысле, что они, подобно их католическим предшественникам, стали гонителями и отвергли библейскую истину («Come Out of Her», 9-11, 16).

Затем Фич провозгласил, что «выйти из Вавилона значит обратиться к истинному духовному учению о личном пришествии и царствовании Христа». Он считал, что оставаться христианином и одновременно отрицать истину о пришествии невозможно. Таким образом, заявил он, «если ты христианин, выйди из Вавилона! Если ты хочешь оставаться христианином, покуда явится Христос, выйди из Вавилона и не медли!.. Доверься Библии» (там же, с. 18, 19).

Прежде чем подвести своих слушателей к этому выводу, Фич заметил, что Книга Откровение учит: те, кто останется в Вавилоне, обязательно погибнут. Поэтому в своем заключительном призыве он обратился к аудитории с такими словами: «Выйди из Вавилона или погибни... Никто из тех, кто останется в Вавилоне, не будет спасен» (там же, с. 24).

Не все были довольны толкованием Фича. Хаймс и некоторые другие видные лидеры не принимали его взгляды до конца лета 1844 года, а Миллер, считавший их вредными для миссии адвентистского движения, так никогда с этим толкованием и не согласился. С другой стороны, многие проповедники и простые верующие приняли его с большим энтузиазмом. Ведь им пришлось столкнуться с тем, что их выгнали из их церквей и запрещали говорить на людях о библейском учении, которое занимало центральное место в их системе убеждений.

По сути дела Фич обеспечил своих сподвижников по адвентистскому движению богословским обоснованием для размежевания с существующими церквами. Трудно переоценить то влияние на адвентистское движение, которое оказал призыв Фича выйти из Вавилона. В конце 1843 - начале 1844 годов он стал одной из отличительных черт миллеризма. По некоторым оценкам к октябрю 1844 года оставили свои церкви более 50 000 миллеритов (см. G. R. Knight. Millenial Fever and the End of the World, 157).