Фронтовые письма Десимона Л.В. (1895-1943), красноармейца 1-ой Смоленской комсомольской штурмовой инженерно-сапёрной бригады.

В каждой семье свои фамильные драгоценности. К таковым у нас я отношу письма военного времени деда — Леонида Викторовича Десимон. В моём понимании – это настоящая ценность: мысли и переживания деда в условиях одной из самых жестоких войн XX столетия.

К сожалению, уже не осталось никого в живых из тех, к кому он обращается. Первой умерла его жена Ольга в 1948 г., затем дочь Муза и сын Толя в 2003 г. Но ведь живы ещё его внуки и правнуки, и пока они живы, ты всегда, дед, найдёшь в них искренних поклонников твоего эпистолярного наследия. Возможно, эти фронтовые письма заинтересуют ещё кого-нибудь, у кого родные и близкие не вернулись с той Великой войны. В этом смысле мой дед один из многих дедов, о которых в народе говорят с благодарностью: «Спасибо деду за Победу!»

Такое же спасибо и низкий поклон всем Десимонам, рождённым на Сочинской земле и воевавшим на разных фронтах: Александру Викторовичу, Вадиму Викторовичу (медаль «За отвагу», орден «Славы»), Александру Андреевичу (орден «Славы»), Екатерине Ивановне (орден «Отечественной войны»), Маргарите Ивановне (медаль «За оборону Кавказа»).

Когда-то эти фронтовые письма деда были личной перепиской, но по прошествии более 70 лет – это уже история. Так личное становится общим, а общее – личным. Всё изменяется и всё оправдывается временем, и это опосредованно подтвердил мой дед: превратив страницу из речи Сталина 1935 года (общую историю) во фронтовое письмо-треугольник 1942 года (личную историю).

ПИСЬМО 23-е [1] (Понедельник 12 июля 1943 г. – Подмосковье)

Дорогой Толя! На днях отправил вам письмо и снова пишу. Ну-с, как же ты выдержал испытания и перешёл ли с переэкзаменовками или провалился? Ну коли не выдержал, то не огорчайся, но только очень жаль потерянного времени. Целый год! Подумай! Чего только не можно было бы сделать за 365 дней, а я только теперь, только здесь[2] научился ценить время, только теперь понял, что значит 2-3 часа в собственном личном распоряжении.

Итак, предположим, что ты кончил 7 классов, а об этом я узнаю месяца через 2, а может и никогда[3] – то ты не посетуешь на меня, если я дам тебе несколько советов.

Во-первых, не думаешь ли ты стать художником – данные для этого, по-моему, у тебя безусловно есть – но, помни, что для того, чтобы стать художником необходимо быть и высокообразованным человеком – высшее образование – это минимум[4]. Добивайся во что бы то ни стало высшего образования по специальности, какая тебе будет больше всего «по душе». В наше время для интеллигентного человека только с высшим образованием можно жить полноценной интересной жизнью.

Много читай! Не только наших классиков и советских, но и иностранных и не только переводы, но в подлинниках. Языки для человека с высшим образованием знать абсолютно необходимо. Конечно, чтение не должно быть в ущерб ни занятиям, ни учёбе, ни зарплате, если бы тебе пришлось уже подумать о заработке, а это может случиться, и это не должно случиться, если я вернусь к вам жив и невредим[5]. Тогда конечно зарабатывать или как говорят у нас «председателем колхоза буду я».

Мечтаю, фантазирую. Будем жить после войны, где-нибудь под Сухуми у моря[6]. И летом в экскурсию на месяц с мамой, Музой… Палатки, котелки, рюкзаки, удочки, топорик…, и ты с красками, и Муза с книгою, и мама в хлопотах у костра с пойманной рыбой, грибами, фруктами, орехами, а их такая масса под Лазаревской.

И ты за эскизами – то горных речек, то восходов солнца, то черкесских аулов, то моря – а это всё и есть в горах Черноморья – и я, и ты с удочками в руках или за каштанами. А какие там крупные груши дикие, с кулак – серьёзно не преувеличиваю.

А ходить, брат, с грузами я научился – ежедневно 15 часов на ногах – всё учёба[7]. Но, наконец, сколько же можно учиться, пора учёбу испробовать на практике[8].

А экскурсии очень полезны, но только дальние, а сходить на Редант[9] Орджоникидзе — это конечно, пустяки, а не экскурсия. Надо видеть новых людей, надо видеть новый иной климат, иной уклад жизни, иное хозяйств. Это ценно, а не Редант – подумаешь экскурсия за 5 километров.

И так мечты, мечты! Ты, конечно, простишь мне мои мечтания, ибо чем же иным я могу сейчас заполнить свои свободные минуты, как не мечтами о нашей будущей совместной, семейной, и вместе с Музой, обязательно, может быть и с её мужем, радостной жизни.

А так хочется этой полноценной, счастливой жизни, и даст её нам, конечно, только безоговорочная победа над Германией[10]. А как будет интересно жить после войны, как будет интересно следить за человечеством после войны, сколько интересных вопросов возникает после войны, сколько будет перемен, какие будут перепалки борьбы в печати, в теории, в жизни, в практике…[11].

С Сашей я не виделся и, пожалуй, так и не увижусь, он меня не нагонит[12]. Здоровье моё удовлетворительно, получил новую шинель, гимнастерку, нашил, брат, собственноручно себе погоны[13] столько-то сантиметров в ширину, столько-то длины. Обувь моя исправна, а автомат мой всегда готов… И сумочка с книгами, любимыми книгами со мной, ну, чем не солдат, не русский, со смекалкой русскою солдат?

Ну, а за сим обнимаю тебя, сын мой, так же и маму, и Музу. Твой папа[14].

Комментарии:

[1] Всего писем – 32.

[2] Эта формула «только здесь и только теперь» звучит совершенно современно, как будто сказана теперешним психотерапевтом. Научиться ценить время – значит – ценить жизнь. Что это ты о жизни заговорил, дед? – «Только теперь, только здесь научился ценить» жизнь

[3] Дед оставляет возможность, что его могут убить, поэтому спешит дать советы сыну.

[4] Этот завет отцу не удалось осуществить, а тётя Муза получила высшее образование.

[5] Дед понимал, если его убьют или покалечат на войне, его сыну придётся работать, будет не до продолжения образования. Хотя бабушка и Муза решили этот вопрос по-своему, они отправили отца учиться на офицера. Возможно, у деда имеются смутные предчувствия смерти, он не случайно подчеркивает слова — «может» случится, «должно» случится.

[6] Дед понимал, что возвращаться к месту своего рождения, в то время уже село Прогресс, в Сочи, где его обвинили в антисоветской агитации, по меньшей мере, не разумно.

[7] В другом письме он пишет, что приходиться ежедневно проходить по 25 км, а ему, между прочим, 48 лет, и у него ревматизм.

[8] Дед даёт понять, что его готовят к фронту, и поэтому заговорил о возможной смерти и спешит дать советы сыну.

[9] После ссылки дед с семьёй до войны жил на Северном Кавказе, в Орджоникидзе. На Реданте в начале XIX в. был построен военный пост «Новый», сооруженный для охраны Военно-Грузинской дороги. От него сейчас сохранились полуразрушенное казарменное здание и башня. На старых картах это место называлось «Орлиное гнездо». Там, кстати были обнаружены стоянки древнего человека.

[10] Вероятно, дед цитирует ту самую брошюрку, в которой было написано, что воевать мы будет до безоговорочной капитуляции и не о каком сепаратном или другом мире речи не могло быть, а это значило для деда, что воевать придётся ещё долго.

[11] Ты прав, дед, жить всегда интересно.

[12] Это ещё одно подтверждение, в обход военной цензуры – направляют на фронт. Но почему такая обречённость: «не виделся и, пожалуй, так и не увижусь…»? Впрочем, предчувствия его не обманули. Представляю, как это письмо огорчило бабушку Олю.

[13] Тебе, дед, не привыкать – ты ведь уже носил погоны вовремя 1-ой Мировой войны и носил их с честью.

[14] Письмо начиналось словами «Дорогой Толя» и заканчивалось – «твой папа», то есть оно предназначалось только моему отцу. Как покажут дальнейшие события, деда готовили в каком-то учебном подразделении для саперно-инженерных частей, а это, прежде всего, минирование и разминирование, разведка обороны противника, проделыванием проходов в минных полях, борьба с проволочными заграждениями. Это о них говорят: сапер ошибается только один раз.

Давайте подсчитаем, подведём баланс – сколько раз дед упоминает жизнь(+) и сколько — смерть (-):

1. «только здесь научился ценить время (читай жизнь) (+); 2. возможно не узнаю об окончании 7 классов сына «никогда» (-); 3. «жить полноценной интересной жизнью» (+); 4. «если я вернусь к вам жив и невредим» (-); 5. «Мечтаю. Фантазирую. Будим жить» (+); 6. «видеть иной уклад жизни…» (+); 7. прости мечтания, чем ещё заполнить свободные минуты, как не мечтами о будущей «радостной жизни» (+); 8. «так хочется этой полноценной, счастливой жизни» (+); 9. «как будет интересно жить после войны…» (+); 10. «сколько будет перемен…в жизни…» (+); 11. «…не виделся и, пожалуй, не увижусь…» (-);

Итак, слово «жизнь» упоминается в письме – 8 раз, намек на возможную гибель – 3 раза. Безусловно, это письмо о жизни – «будущей, совместной, семейной, радостной, полноценной, интересной, счастливой» – все прилагательные и сравнения принадлежат деду.

ПИСЬМО 24-е (Среда 14 июля 1943 г. – Подмосковье)

Дорогие Саша и Надя с детьми! [1]. Я ждал тебя, Саша, что ты ко мне приедешь, но оказалось, это не так просто. И по существу, я сам виноват тем, что тешил себя несбыточными ожиданиями. Всё дело в том, что я невнимательно прочёл твоё письмо, а между тем, там ясно сказано, что ты дома бываешь только по ночам. Ясно, что побывать у меня тебе не удалось[2].

Впрочем, получил ли ты моё письмо писанное, примерно, недели 3 тому назад. Итак, свидание наше не состоялось, а хотелось много поговорить и о прошлом и о планах на будущие. Мне всё же кажется, что война кончится для меня благополучно – порукой тому мой преклонный возраст.

Как же ваше всех здоровье? И благополучно ли ты прожил или вернее провоевал время всё то, что прошло от февраля? Что пишут родные наши Ткварчельцы, Агдамцы, Казахстанцы? [3]. От Музы получаю письма, но идут страшно долго[4] – никуда не годится! По-видимому, Оле приходится хуже всех, так как Муза и Толя, кроме хлебного пайка получают — Муза на заводе обед, а Толя в какой-то детской организации тоже чем- то подкармливается. Конечно, чем его там подкармливают, судить не берусь…

Однако, Саша, и климат у тебя здесь, ну, прямо никуда…[5]. Возможно ли, вот уже чуть ли не 1,5 месяца почти ежедневно дожди и дожди[6]. И моему застарелому ревматизму сие не весьма полезно. А на Северном Кавказе, пока я был там, всё было наоборот, сушь да сушь.

Теперь письма будут приходить не аккуратно, так как я свою квартиру меняю[7].

Об Андрюше и Диме давно сведений не имею, живы ли, здоровы ли не знаю. Так же и о Марине, и об Алике[8].

Последнее время ничего не знаю. Ну, а вот воюю с удобствами, то есть не воюю пока, а путешествую с книгами, а есть ли у тебя время для чтения, что ты читаешь, что Надя? Я больше ударяю по популярно — научной литературе, а беллетристику не особенно уважаю, очень интересуюсь математикой, разумеется высшей, но ты понимаешь, что для математики здесь обстановка не совсем подходящая, да и устаю здорово от практических занятий. Ну, будь здоров и ты, и Надя с детьми. Твой брат Лёлик[9].

Комментарии:

[1] Саша – это Александр Викторович Десимон, младший брат деда. Надя – Сашина жена.

[2] Александр Викторович тоже находился в РККА и из письма видно, как он хотел свидеться с братом.

[3] После репрессий 1930 года Десимоны, против своей воли, покинули Сочи и оказались за пределами родных мест.

[4] Жена и дети деда во время войны были эвакуированы в Казахстан.

[5] Здесь – это Москва и Подмосковье.

[6] Из этих строк понятно: дед направлен в учебное подразделение, где формировались и готовились батальоны ШИСБр, или в конце мая, или в начале июня 1943 г.

[7] Читай — отправляют на фронт.

[8] Дима (Вадим Викторович) и Алик (Александр Андреевич) Десимоны в 1944 году будут призваны на фронт и ещё совершат свои солдатские подвиги.

[9] Под этим именем деда знали в Сочи и хуторах Де-Симон.

Чтобы было понятно, что такое ШИСБр, небольшая справка. 30 мая 1943 года Ставка Верховного Главнокомандования приказала сформировать первые штурмовые инженерно-саперные бригады, которые создали путем переформирования инженерно-саперных соединений в штурмовые. Таким образом, переформировали 15 сапёрных бригад. Всё совпадает, как раз в это время дед попадает в формирующуюся штурмовую бригаду. Сентябрь 1943 года штурмовые инженерно-саперные бригады резерва Верховного Главнокомандования (ШИСБр РВГК) предназначались для прорыва мощных укрепленных вражеских оборонительных полос.

Структурно такое соединение состояло из командования, штаба, рот инженерной разведки и управления, пяти штурмовых инженерно-саперных батальонов, роты собак-миноискателей и легкого переправочного парка. Учитывая новые задачи соединений, пришлось значительно омолодить их личный состав – были отчислены все бойцы старше 40 лет, а также ограниченно годные. Странно, почему 48-летний дед был зачислен в бригаду? Вооружение и оснащение сапёров также изменилось: каждый солдат-штурмовик имел автомат (сначала ППШ, позже — ППС) и финский нож. Об этом дед напишет в одном из своих писем.

Соответствующим образом строилась и подготовка: наибольшее время уходило на изучение приемов рукопашного боя и метания гранат. Бойцы учились преодолевать штурмовые заборы, проволочные и деревянные препятствия, вести ближний бой с использованием носимого шанцевого инструмента. С этой целью командиры учили бойцов использовать малые саперные лопаты. Уже в августе 1943 года прошедшие ускоренный курс подготовки штурмовые инженерно-саперные бригады прибыли на фронт.

Униформа военнослужащих инженерно-саперных частей в целом соответствовала новому обмундированию и знакам различия образца 1943 года. Эмблема в инженерно-саперных частях была в виде скрещенных топориков желтого или белого металла, а кант на петлицах и погонах был черный. Так как большинство инженерно-штурмовых бригад было сформировано из уже существовавших саперных частей, весной 1943 года часть военнослужащих могла носить новые погоны на обмундировании старого образца или вообще донашивать старые петлицы. (Данные взяты мною из статьи И. Мощанского. «Инженерно-штурмовые части РВГК». Журнал «М-Хобби» №4.1999. – С.Д.)

Фото №2. Панцирная пехота. Сослуживцы деда из ШИСБр.

ПИСЬМО 25-е (Пятница 23 июля 1943 г. – Фронт, Смоленское направление)

Мои дорогие Оля, Муза и Толя! Простите, что может быть содержание прошлого письма вас несколько поразило. Простите меня за беспокойство, причинённое необдуманно вам. Я жив и здоров и вообще не так страшен черт, как его малюют. Здоровье моё прилично, питание моё улучшено и вполне хватает. Живу среди природы в палатке в компании. Сплю на хвойных ветках, укрываюсь шинелью, которую получил недавно и получил новую, гимнастёрка новая, ботинки так же новые[1]. Времени сегодня и вчера стало побольше, отдыхаю, а то заработался.

Деньки стали погожие, дождя нет, а то, поверите ли – в течение почти 1,5 месяцев – ежедневно и обязательно дождь. Ну, почва здесь песчаная, грязи нет, леса, попадаются болота. Есть грибы, земляника и дикая клубника, поспевает и малина и смородина, да разве с моими старыми ногами поспеваешь за молодыми?

Что касается фрица, то вы знаете, что наша техника теперь действительно не хуже немецкой, притом её есть достаточно, так что немец и мне теперь не страшен.

Что касается моего вооружения то «будьте уверены» – я лично вооружен всем, чем полагается по-современному, я вполне «модернизирован».

Ну, дорогие, болтовней заниматься некогда. Нужно постирать бельё, воротничок – представьте вы меня в роли прачки. Ничего, наполовину уже научился. Однако, что меня тревожит – это мои книги. Жалко, право, с ними расставаться, а придётся, я должен быть налегке – ничего лишнего.

Пишите же подробно о себе, спрашивайте у меня, что вас интересует? Улучшилось ли у вас питание, я думаю, что пока это письмо дойдет картошка уже поспеет. Здешние же места бедные, разорённые немцем – бессмысленно, беспощадно, безумно – ибо за это придётся же отвечать ему – сожженные, взорванные.

Ну, мои дорогие, заканчиваю письмо. Желаю вам той же бодрости и спокойствия духа уверенности в завтрашнем дне как у меня. Целую вас всех Ваш папа и Лёлик.

Комментарии:

[1] Безусловно, это разительная перемена. В одном из предыдущих писем дед пишет о том, как обмундировывали рядовых в тыловых инженерных и строительных частях.

Вот это письмо, написанное ранее.

ПИСЬМО 10-е (Среда 18 марта 1942 – река Кубань)

Мои далёкие дорогие! Ляп – ляп – ляп – захлопали колёса речного парохода, и я отчалил от Краснодара на Темрюк. Предполагалась сначала мне ехать через Новороссийск, где я мечтал снова повидать наше родное Черное море, море – хранящее память о всех наших живых и умерших… не пришлось.

Из станицы Ладожской, откуда я написал вам всего одно письмо (получили ли?) я неожиданно решил выслать письмо на Тамань… помните Лермонтова?[1]

Возможно, что ваше письмо придёт в станицу Ладожскую. Это не беда, я оставил там адрес и письмо будет передано по новому адресу.

Я только думаю об одном, чтобы у вас было бы так же благополучно, как и со мной.

Возможно, что на новом месте работа будет интересней, пикантнее, с перчиком…

Мельком пришлось просмотреть Краснодар – красивый город – 300 000 жителей, как будто куда культурнее Орджоникидзе. А река Кубань? Всё-таки многих своих красот мы ещё не видали. Самая же Кубань – земля – препротивная, такие мерзкие ветры…в общем я её возненавидел. Такие небольшие морозы и такие сильнейшие, без перерыва ветры, как и в Донбассе[2]. Вчера и сегодня уже как будто полный поворот на весну. Вокруг потянуло теплом. И остатки снега слизывает солнце, ветра нет.

Теперь о себе, у меня до сих пор ещё сбереглись деньги, что вы мне дали. Я их тратил экономно… В Ладожском сыр 11 руб. кг, молоко – 4 руб. литр, десяток яиц 10-12 руб.

Паразитов пока нет, надо было захватить нашатырного спирта, говорят, помогает. Один ботинок скоро развалится, починить нечем.

Как вы живёте? Загоняйте всё моё, ведь на мне и так брюки, Музины же ботинки, мамина фуфайка, Митин пиджак и больше ничего не нужно[2].

Через денька два сообщу вам новый адрес и будем надеется, что переписка у нас восстановится нормальным образом. Как же ваше здоровье? Жалеют ли Муза и Толя, тебя, Оля? Дружно ли вы живёте в эти трудные времена? Прибавили ли Музе зарплату, дали ли новую квартиру? Что вы кушаете? Каковы рыночные цены. Здесь в Краснодаре всё вдвое дороже, чем в станице. Ну вас обнимаю и желаю мужества, здоровья и бодрости. Ваш Лёлик и папа.

Комментарии:

[1] Помним, дед, М.Ю. Лермонтов писал: «Тамань — самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голоду, да еще вдобавок меня хотели утопить. Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: «кто идет?» Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру».

[2] Для военно-строительных частей, в которых проходил службу дед, такой наряд (рваные ботинки, кофта, в которую, для теплоты, нарядила его жена, пиджак брата), такая одежда были делом обычным.

Так в адрес Наркома обороны И. В. Сталина и Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина обратились строители из 24-го строительного батальона 3-го (Западного) управления оборонительных работ: «Мы до сих пор не знаем, что творится на земле Советского Союза. Радио не слышим, газет не видим. Большинство из призванных находятся в обуви и одежде летнего покроя, потому что пришли в военкомат прямо с производства. Некоторые из нас не получили даже расчета. Необходимо обеспечить одеждой, обувью, а главное, чтобы на месте работ было все предусмотрено».

Ну что, ответил вам товарищ Нарком обороны? Может быть, всесоюзный староста дедушка Калинин написал, что-нибудь оправдываясь? Нет, и дед тому немой укор, оборванный и в рваных ботинках, которые к тому, даже при желании, нет возможности починить.

Начальник 5-го УОБРа бригинженер А. Н. Комаровский в докладной записке в ГКО написал следующее: «С 7 сентября для строительного управления Южного фронта стали поступать мобилизованные по постановлению ГКО (госкомитета обороны) от 22 августа 1941 г. Однако вместо организованных воинских подразделений на место прибыла неорганизованная рабочая сила, совершенно не обмундированная, одетая в рубища и без обуви». Это прямо бригинженер портрет с деда писал. А дальше у инженера просто истерика началась: «Люди старших возрастов, а также политически неблагонадежные»!!! «У нас нет ресурсов, начались заболевания, работоспособность батальонов снизилась»!!! Ну, вот контингент, ну, вот условия, описанные специалистом.

И совсем на закуску. Широкое использование военно-строительные частей, некоторые исследователи прямо называют — «промежуточной ступенью между заключенными и вольнонаемными». Вот в каких отборных, «элитных» частях проходил службу дед, пока его не перебросили ШИСБр. Но вернёмся в 1943 год

ПИСЬМО 26-е (Понедельник 2 августа 1943 – фронт)

Мои дорогие, далёкие друзья! Пишу вам с передовой линии. Побывал уже три раз в ночной разведке, три ночи подряд, приходилось разминировать, подползая под его самую проволоку, ту, что у его окопов натянута. В общем впечатлений много, и визг ночных, трассирующих с голубоватым огоньком пуль немецких автоматов, и очереди его пулемётов, и ручные гранаты, и венец всего – минометный огонь и артиллерийский бой.

Да, было всего, никогда не думал, что придётся вторично столкнуться с немцем. Ну, да ерунда, главное жив и здоров, а прочее не важно….

В общем особенно не беспокойтесь[1], ибо у нас особые задачи. По выполнению их мы отдыхаем, как сейчас, а теперь, пожалуй, в бою участвовать не будем, а будем выполнять свои задания.

Надо полагать с выходом Италии из оси, дела немцев так же пошатнутся, и мы со «скорою победой»[2] возвратимся все домой.

Поговаривали, что нас стариков отправят в другие части, но пока ничего нет. В общем из-за соображений гастрономического порядка мне не особенно и хочется перейти в другую часть, так там поскольку она тыловая часть с питанием, конечно, хуже[3].

Дорогие! От вас давно нет писем. Это понятно, так как в связи с разными перебросками, переездами, письма запаздывают[4].

Ну, о здешней природе вам уже писал, нет ничего хорошего. Голь! Только вот рожь поспевает, прямо и на позиции и тут же в тылу, а убирать некому. Возможно, что мы, (после) войны возьмемся за это дело…[5].

Так как же вы живёте? Улучшилось ли у вас положение с продуктами? Как картошка? Дешевеют ли продукты на рынке? На Кавказе, где мы были, пишут нам, становится дешевле и масса фруктов. Какая жалость, что мы оттуда уехали.

Ну, прощевайте, над головой его самолёты, готовимся залезать в щели. Обнимаю вас всех, не теряю надежды с вами скоро увидеться. Бодритесь же и вы. Ваш папа и Лёлик.

Комментарии:

[1] Как же было не беспокоится жене и детям?

[2] Дед использует слова песни М. Исаковского (муз. Д. Покрасса) «Прощание». Она начинается словами «Дан приказ: ему на запад». Бригада действительно двигалась на запад.

[3] Вот дед наголодался, что готов даже на риск. Да и на собственном опыте он уже испытал, что такое тыловое подразделение, см. письмо №10 и комментарии к нему.

[4] Это значит на дедовском фронте наступление.

[5] Странное дело, дед обычно раньше слов не пропускал. Или его в это время отвлекли, или над этой мыслью он задумался, или она была для него эмоционально насыщена.

ПИСЬМО 27-е (Августа 1943 г.)

Мои дорогие! Простите за моё невольное молчание. Как будто было некогда. Занят серьёзным делом – гоним немца, и бежит он довольно прытко. В тренировке этой помогаем ему и мы, и наши танки, и наши самолёты. Я жив и здоров, кроме, конечно, некоторого переутомления. Вы же понимаете – бои – ад кромешный от непрерывной стрельбы нашей артиллерии, наших катюш – и немец откатывается и надо спешить за ним. Бедные артиллеристы – не успевают установить орудия, как новая команда: «Вперед! Немец опять ушёл».

Поздравляю тебя, Толя, с выходом на широкую дорогу самостоятельной жизни. Конечно, в будущем, если тебе эта специальность не придётся по нутру, ты её переменишь. Пока обнимаю и целую. За меня не беспокойтесь, мы работаем во взаимодействии. Ваш папа и Лёлик.

ПИСЬМО 28-е (Воскресенье 15 августа 1943 – фронт п/п 17220 -Е)

Мои далёкие, милые дорогие друзья! Давненько, ох, давненько не имею от вас писем. Правда, говорят, что письма с фронта идут лучше, а сюда хуже. Как видно в этот ад кромешный и письмам неохота залетать[1].

Ибо что такое фронт? Это я уже писал вам. Это организация, организация и организация, затем спирт, затем ураганный артиллерийский огонь, наша русская артиллерия[2] – так считаю – первая в мире + бомбёжка с воздуха – это самая неприятная вещь, не столько по наносимому вреду – сколько по своему психологическому влиянию[3]. Между прочим, вчера немецкой авиации совсем не было, а что бомбить было более, чем достаточно. Из этого вывод – у фрица уже не хватает самолётов, чтобы успевать бомбить на всех фронтах, где мы наступаем[4]. А наша авиация действует преисправно и её больше, чем предостаточно.

Ну, что ещё добавить о фронте. Ну трупы, трупный запах, немец особенно упорно обороняется, но как он не старается, а сдаёт одну позицию за другой. Дело его вовсе швах[5]. Выигрыш войны – вопрос времени только. Нужно быть немцу круглым идиотом, чтобы ещё на что-то надеется. Из этого опять-таки вывод – ну и упорная же эта скотина – немец. Видно сумел Гитлер каким-то образом объегорить свой народ, что он так упорно держится. Надо полагать всё-таки, что в скором времени поймут и они, и немецкий народ, что дело их проиграно, что надеяться не на что. Думается, что ещё до прихода нашего до его границ, он попросит мира.

Теперь немножко о себе. Я жив и здоров. Ночёвка под открытым небом весьма пользительна для возбуждения аппетита. Кормят нас хорошо. Появилась свежая картошка. И капуста. А мы так нуждались в витаминизированном питании. Вопрос этот теперь решен.

Немножко я подшиб себе ногу. Это при погрузке брёвен для устройства моста[6]. Но со временем это, конечно, пройдет. Я даже не смазывал йодом.

«Заимел себе» алюминиевый котелок[7], а тот жестяной дырявый бросил. Ещё нужно «заиметь» палатку. Здесь палатка – первое дело. На голове у меня уже не пилотка, а каска. Патронов к автомату вдоволь не ленись только, подбирай! Нашёл перочинный ножичек – тоже в походных условиях самонужнейшая вещь! Правда у всех у нас финские ножи – это для окопного ближнего боя, но таким ножом хлеб резать не удобно. Имею достаточно бумаги, как для писания, так и для курева. Махорки вдоволь. Что ещё желать? Есть «катюша», есть и спички. «Катюша» – это кресало для высечения огня.

Продолжаю почитывать, переводить, учиться – здесь иногда выпадает времени больше, чем в тылу. Вчера и сегодня добре выспался. И днем спал, и ночью спал[8]. Наверстал и прошлые несколько суток и наперед на неделю выспался.

Ну, милые, дорогие Оля. Муза и Толя! Кончаю письмо. Где-то впереди кромешный ад – беспрерывный гул нашей артиллерии – это идёт боевая обработка немецких окопов[9]

Целую, обнимаю. Ваш папа и Лёлик.

Комментарии:

[1] Прямо поэтическое сравнение.

[2] Дед, гордясь артиллерий, называет её не советской, а русской.

[3] Когда дед воевал в 1-ую Мировую – ни танков, ни самолётов в таком количестве не было.

[4] Части, где дед наступает, см. сообщения Информбюро, нижеследующее письмо.

[5] от немецкого слова «schwach», что значит «слабый».

[6] Наводили переправу, и получил ссадину и ушиб.

[7] не получил, а «заимел», а это значит – получил в качестве трофея или подобрал где-то.

[8] Вероятно, позавчера было много работы или предстоит ночная работа.

[9] А это снова наступление.

ПИСЬМО 29-е (Воскресенье 5 сентября 1943 – фронт)

Милый, дорогой мой сын! Сегодня получил от тебя открытку, которую ты писал ещё 27 июля. Видишь, как долго шло письмо. Ты сообщаешь о своём поступлении в спецшколу[1]. Артиллеристом-конструктором, зенитчиком по приборам улавливания безпромашного попадания на «мушку» в особенности от этих чёртовых «Мессеров». Представь себе, что если только наши самолёты запаздывают, то они нахально летают над нашими головами и строчат пулемётами и сыпят бомбочками. А ну-ка, если ты придумаешь такой прицел – автомат, чтобы он моментально ловил его снарядом на мушку. Этим ты помог бы своему «бадькови»[2].

Вчера я получил легкую царапину миномётным осколком, сам я его вытащил из щеки, смазал йодом. Был под доброй авиационной бомбежкой и неоднократно, это весьма неприятная вещь, не столько действительно физически опасная, сколько психологически влияющая. Пулям я не кланяюсь, как это у нас почти все делают. Знаю, раз пролетела, значит не для меня[3].

Итак, Толя, мой дружище – терпи солдатскую лямку до поры до времени, ибо я на фронте, а ты в тылу, Готовься к смене, учись, работай. В этой войне, конечно, тебе не участвовать.

Вчера вечером получил известие об открытии 2-го фронта. А мы немца гоним на всех фронтах и как гоним! А 2-ой фронт ещё больше собьёт спесь у немца, и он скоро ещё не так побежит. Поверь мне – мир не горами и свидание наше состоится скоро.

Обнимаю, целую тебя, маму, Музу. Желаю только одного – здоровья, бодрости.

За меня не беспокойся! Я теперь снова санинструктор – работа легкая[4]. Твой папа.

Комментарии:

[1] Мой отец сообщил, что он поступил артиллерийскую спецшколу.

[2] Дед, обращаясь к сыну, выбирает какие-то странные детскообразные слова и обороты с ироническим оттенком: «артиллеристы-конструктора», «зенитчики по приборам улавливания безпромашного попадания на «мушку», «сыпят бомбочками»; ты придумаешь «прицел-автомат, чтобы он моментально ловил его (самолёт) снарядом на мушку». Последующие поколения осуществят твои мечты, дед, и такие приборы появится.

[3] Дед был обстрелян, как это принято было называть, ещё вовремя 1-ой Мировой. Или это такая офицерская бравада с того времени?

[4] это не совсем так, как думал дед, она не легкая и не безопасная – эта работа санитара, исполняя её он и погибнет.

В 32 письме дед напишет: «у меня порядочный груз книг, которые я раздобыл в Ельне», значит – это Смоленское направление – направление, которым движется дед.

СОВ. ИНФОРМБЮРО:

31 Августа 1943г. На днях войска Западного фронта перешли в наступление на Смоленском направлении и, прорвав сильно укреплённую оборону противника протяжением по фронту более 50 километров, продвинулись вперёд от 15 до 30 километров. Вчера, 30 августа, наши войска овладели важным опорным пунктом обороны Смоленского направления – городом Ельня.