Последний период жизни в Петербурге.

Вскоре после свадьбы Пушкин решил переехать на постоянное местожительство из Москвы в Петербург. Лето и осень 1831 года он проводит под Петербургом в Царском Селе. Это было счастливое время для Пушкина и его жены. Он работал, гулял с женой около озера. Но в конце июня в Петербурге вспыхнула эпидемия холеры. Царское Село оказалось окружено карантинами, туда доходили лишь смутные слухи о народных холерных бунтах. Умирает Дельвиг. Болезнь скручивает его в 3 дня. В середине июля, спасаясь от эпидемии, в Царское Село прибыл Николай I со своей свитой; покой и тишина были нарушены. Это не могло не огорчать Пушкина. Красота Натальи Николаевны поразила императрицу, которая выразила желание постоянно видеть Пушкиных при дворе. Летом 1831 года завязался тот роковой узел, который смогла разрубить только трагическая гибель поэта.

Утешением для поэта было то, что вместе с двором в Царское Село приехал Жуковский. Жуковский, Гоголь, Пушкин собирались почти каждый вечер. Возникло даже нечто вроде соревнования в создании русских сказок между Жуковским и Пушкиным. Написана шутливая поэма “Домик в Коломне”, где описаны любимые Пушкиным с детства бедные окраины Петербурга; дописано письмо Онегина к Татьяне, проза, стихи. Лето было плодотворным.

Осенью 1832 года в письмах московскому другу П.В.Нащокину поэт говорит о денежных делах, о долгах, о жизни, полной треволнений: “… Жизнь моя в Петербурге ни то ни сё. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде – все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения”. В мае 1833 года о том же он пишет П.А.Осиповой: “Петербург совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться. Но придется потерпеть года два или три”. К этому времени написаны “Дубровский” и “Капитанская дочка”; весной 1833 г. Пушкин работал и над “Историей Пугачева”. Ему было разрешено работать с документами в архивах, но дела Пугачева ему не выдали и только после выхода в свет в 1835 г. “Истории Пугачевского бунта”, поэт смог ознакомиться с этим делом, однако в нем не оказалось “главного документа: допроса, снятого с самого Пугачева”. В октябре 1833 г. Пушкин путешествует по Волге и Уралу, по окончании поездки в конце ноября 1833 г., он поселяется в Болдино, где завершает работу над “Историей Пугачева” и создает “Пиковую даму”. И хотя писалась повесть вдалеке от столицы, в ней отразились недавние петербургские впечатления. Там же пишет поэму “Медный всадник”.

В мае 1834 года Наталья Николаевна с детьми уезжает в имение Гончаровых Полотняный завод. Все лето Пушкин оставался в Петербурге один. Отвечая на ревнивый укор жены о каких-то встречах в Летнем саду, он писал: “Нашла за что браниться! за Летний сад… Да ведь Летний сад мой огород. Я вставши от сна иду туда в халате и туфлях. после обеда сплю в нем, читаю и пишу. Я в нем дома” [4, стр.163]. Это был трудный год для Пушкина. Уже самое начало его омрачилось царской “милостью” – пожалованием звания камер-юнкера. “Теперь они смотрят на меня как на холопа… Опала легче презрения. Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у господа бога”. Была учреждена слежка даже за семейной перепиской.

Пушкин просил жену не требовать от него нежных, любовных писем, настолько тяжело ему было представить, что вся его переписка распечатывается и прочитывается. Попытка подать в отставку, так как чин камер-юнкера неприличен летам Пушкина – его сотоварищам по службе было по 17 лет (это низшее придворное звание, даваемое обычно юношам), навлекает на него еще большее недовольство царя, угрозу закрыть доступ в государственные архивы. Дневниковая запись от 1 января 1834 г.: “… двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове”. По поводу отставки “…получил такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абсенд, что я немного вструхнул, и … прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать…” (из письма А.С.Пушкина Н.Н.Пушкиной от 14 июля 1834 г.). Пушкин продолжает много работать: над историей Петра, циклом песен западных славян, появляется стихотворение “Полководец”. В 1833-1834 годах в России был голод. Пушкин напрямую осуждал балы, устроенные дворянством и купечеством по случаю совершеннолетия государя-наследника: “…Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голода?” Сам Пушкин на эти балы не поехал. В мае 1836 года родился четвертый ребенок в семье – дочь Наталья. Семья умножалась, все требовали от Пушкина денег. К этому времени он был глубоко одинок, хотя многие считали себя его друзьями. Дельвига не было уже в живых, Нащокин жил в Москве и видел Пушкина у себя последний раз в мае 1836 года. У Пушкина в доме Нащокиных был свой кабинет, и там он действительно был дома.

Первая запись о бароне д’Антесе появляется у Пушкина в дневнике в 1834 году. Сторонник королевской власти, эмигрант, бежавший от революции во Франции в 1830 году, он был обласкан русским царем. Дантес откровенно ухаживал за женой поэта. В свете злорадствуют, но Пушкин замечает, что и Наталья Николаевна теряет покой, она взволнована “несчастной страстью” Дантеса. Со 2 ноября 1836 года события развиваются стремительно: анонимные письма; вызов на дуэль; отказ Дантеса от дуэли; вечером после пушкинского вызова на бале С.В.Салтыкова объявлена свадьба Дантеса с Екатериной Гончаровой; письмо Бенкендорфа Пушкина с разоблачением Геккерна; свадьба Дантеса и Е.Н.Гончаровой 10 января 1837 года; свидание Натальи Николаевны с Дантесом у идалии Полетики; 26 января Пушкин отправляет гневное письмо Геккерну – роковой поединок с Дантесом стал неизбежен.

Пушкин стрелялся с Дантесом под Петербургом, за черной речкой, близ Комендантской дачи около 4½ часов. (К 30-ым годам Черная речка стала модным дачным местом. Пушкин провел здесь два лета. В 1833 г. он жил у Миллера, который владел большим участком, а в 1835 г. занимал соседнюю дачу). Пушкин был смертельно ранен. Его привезли в дом княгини Волконской – он прожил здесь недолго – всего несколько месяцев, - с октября 1836 г. по 29 января 1837 г. 29 января в 2 часа 45 минут пополудни перестало биться сердце Пушкина. Сняв с двери бюллетень, Жуковский тихо сказал: “Пушкин умер”. Из толпы крикнули: “Убит!”. Бурное проявление народной любви к поэту, негодование и возмущение его убийством встревожили правительство. Жуковский вспоминал, что когда гроб несли к церкви “…нас оцепили, и мы, так сказать под стражей проводили тело до церкви, с какою-то тайной всех поразившею, без факелов, почти без проводников”. Так в ночь на 1 февраля 1837 г. официальный Петербург простился с Пушкиным, подтвердив его слова о том, что

“… здесь город чопорный, унылый,

здесь речи – лед, сердца – гранит…”.

30 января в газете “Литературные прибавления к Русскому инвалиду” В.Ф.Одоевский писал: “Солнце нашей поэзии закатилось!…”. Последнюю дань любви великому поэту выразили десятки тысяч петербуржцев, приходивших проститься с ним к квартире на Мойке. Один из этих неизвестных почитателей сказал: “Видите ли, Пушкин ошибался, когда думал, что потерял свою народность: она вся тут, но он ее искал не там, где сердца ему отвечали” [3, стр. 296]. В ночь на 1 февраля 1837 г. гроб с телом Пушкина поставили в церкви. Утром происходило отпевание – лицемерный Петербург был представлен всем дипломатическим корпусом: посланники и министры в лентах.

Придворная небольшая церковь Спаса Нерукотворного, где было приказано отпевать Пушкина, была перестроена в 1823-24 гг. “В церковь пускали по билетам только высшее общество. Его-то зачем? – с возмущением писал А.Н.Карамзин своей матери. – Разве Пушкин принадлежал ему?… Выгнать бы их и впустить рыдающую толпу, и народная душа Пушкина улыбнулась бы свыше”. Официальный Петербург и высший свет так прощался с Пушкиным, но при этом интересны жандармские отчеты, подтверждающие лицемерную позицию власти по отношению к Пушкину даже после его смерти: “Собрание посетителей при гробе было необыкновенным: отпевание намеревались сделать торжественное, многие располагали следовать за гробом до самого места погребения в Псковской губернии… Подобное как бы народное изъявление скорби о смерти Пушкина представляет некоторым образом неприличную картину торжества либералов, - высшее наблюдение признало своею обязанностью мерами негласными устранить все почести, что и было исполнено”. Исполняя волю Пушкина, гроб с его телом предстояло препроводить в Святые Горы, к месту последнего успокоения. Гроб с телом поэта увезли ночью, 3 февраля, тайно, чтобы избежать народных проводов. В 10 часов вечера Жуковский и Вяземский собрались в последний раз у гроба Пушкина, отпели последнюю панихиду, положили свои перчатки в гроб, когда его заколачивали (об этом донесли, усмотрев что-то и кому-то враждебное). Тургеневу одному поручили сопровождать тело поэта до места последнего успокоения. Старый слуга Пушкина Никита Тимофеевич Козлов стоял всю дорогу на дрогах. “О, Петербург! Сколько в тебе страшного!” – заканчивал описание событий, связанных со смертью Пушкина, один из современников [4, cтр. 232].