Лекции.Орг


Поиск:




Глава 8 Эмоциональные аспекты бесплодия и их лечение




Опубликовано в International Journal of Psycho-Analysis, 1990 г.

За мою долгую профессиональную жизнь, сперва — врача в лондонской больнице для женщин, потом — психоаналитика, работающего с пациентами обоих полов, мои бесплодные пациенты заставили меня понять, какое глубокое душевное страдание они испытывают. В прошлом бездетные пары могли выбирать только из двух возможностей: постепенно смириться со своей бездетностью (хотя мой клинический опыт говорит, что к этому смирению так никто и не приходит) или же усыновить чужого ребенка. Доступность аборта резко уменьшила число подобных детей, и потому пары с огромным облегчением устремились лечиться от бесплодия — этот выход становится все доступнее в течение последних десяти лет. Лечение приносит как надежду, так и разочарование многим парам, так как уровень успешного излечения еще сравнительно низок.

Однако даже если процедура искусственного оплодотворения оказывается успешной, паре еще предстоит примириться со своей неудачей зачать ребенка так же, как их родители. Они должны изжить скорбь об утрате их изначальной надежды и ожиданий, что нормальная гетеросексуальная половая жизнь физически здоровых взрослых людей приведет к зачатию и рождению ребенка, как это было в предшествующем поколении. Так как бесплодие — это неудача, которую пара не может отрицать, стыд и вина — неизбежная часть их эмоционального настроя: стыд, что они не смогли зачать, как смогли многие их друзья, и вина за то, что они не могут подарить внуков своим родителям, продлить род и укрепить родство своих семей.

Мой клинический опыт убедил меня, что депривация бесплодия особенно больно ударяет по женщине. Мы знаем из наблюдений над детьми, что у обоих полов идентификация с первичным объектом, могущественной доэдипальной матерью, ярко проявляется в детских играх и фантазиях (Кестенберг, 1974, с. 156). Идентификация по полу устанавливается в раннем детстве и закрепляется родительской установкой в качестве сердцевины полоролевой идентичности (Столлер, 1968). Сексуальная идентичность во многом определяется отрочеством. В пубертате физическое созревание впервые делает возможным для обоих полов исполнение их детских желаний и фантазий. Мальчик-подросток может уже оплодотворить девушку, а она может заполнить внутреннее пространство своего тела живым и растущим плодом. Сложно переплетенные физиологические и психологические влияния раннего детства вносят вклад в основание и развитие индивидуальности ребенка и в установление у него или у нее образа своего тела и представления о Собственном Я; этим последним и надлежит измениться: я был ребенком с детским телом, а теперь я физически зрелый человек с половыми органами, способными к репродукции. Это означает, что для мужчин и женщин осознание своей репродуктивной способности и уверенность в ней являются частью их образа Собственного Я. Перед женщиной стоит дополнительная задача взросления, ибо тело зрелой женщины повторяет тело ее матери, и женщина оказывается перед двойственной и противоречивой необходимостью: идентифицироваться с возможностями матери-женщины и отделиться от нее эмоционально, принять на себя ответственность за свою сексуальность и свое тело. Беременность — заключительная стадия идентификации с матерью, укорененная в телесной идентификации с ней — участвует в достижении Эго-Идеала девочки, который включает ее взрослое Собственное Я, идентифицированное с фертильной матерью. Таким образом, можно видеть, что для маленькой девочки вера в свою будущую способность родить ребенка, как родила ее мать, является решающей для уверенного развития ощущения своей женственности, ценности и сексуальной идентичности. Когда ее тело достигнет физической зрелости, придет время для рождения ребенка. Фантазии о беременности и желание ее можно, таким образом, рассматривать как нормальную часть будущей идентичности маленькой девочки, цель, которую предстоит достичь во взрослой жизни (Пайнз, 1982).

Сегодня многие женщины, заботящиеся о том, чтобы сделать карьеру, откладывают беременность и деторождение «на потом», уверенные в своей способности к репродукции. Столкнувшись с болезненной реальностью (если зачатия так и не происходит), они чувствуют себя потерпевшими бедствие, особенно если на глазах уходит физиологическое время, когда беременность еще возможна. Отсутствие контроля за репродуктивной способностью собственного тела — чудовищный личный кризис, убийственный удар по нарциссизму, по гордости образом своего взрослого тела, по отношению к Собственному Я и по сексуальным отношениям, так как они начинают казаться механическими, особенно если техника зачатия накладывает ограничения на их спонтанность. Дело даже не столько в технике, сколько в том, что ее предписывают врачи-специалисты, разрешая или запрещая половой акт. Важным лицом в самой сокровенной сфере жизни пары становится посторонний. В постель укладываются трое, да еще аналитик за ними присматривает, и эмоциональная жизнь пары, у которой и так уже упало ощущение собственной зрелости, осложняется, вдобавок, осознаваемым или бессознательным регрессивным переносом на врача-жизнедателя и аналитика — могущественных родителей прошлого.

Работа с бесплодными женщинами позволила мне понять, с какой силой стремятся женщины к выполнению своего детского желания зачать и носить ребенка в своем теле, чтобы достичь тем самым своего Эго-Идеала для взрослого Собственного Я. С моей точки зрения, кризис бесплодия усиливает фиксацию на самой ранней стадии развития. То, что женщина получила от своей матери, от ее способности быть матерью и женщиной — самое важное в установлении зрелой женской идентичности у дочери. Винникотт (1975) подчеркивает важную роль воспитывающего окружения, которое создает ребенку мать (или ее заместитель) на первичных стадиях развития его Эго. Если потребности ребенка не встречают адекватно, тогда чувство ярости, разочарования в матери, ненависти к ней приводит к порочности и опустошению его внутреннего мира, к базальному неверию в добро. Продолжительная депривация на этом этапе, когда ребенок ощущает, что не получает и не приносит удовлетворения, может привести к низкой самооценке и к тому, что ему в дальнейшем будет трудно проявлять и принимать любовь и заботу. Как я отмечала в других статьях, если первый опыт отношений с доэдипальной матерью не позволил девочке интернализовать чувство их с матерью взаимного телесного удовлетворения, тогда только с большим трудом сможет она на позднейших этапах жизни восполнить это базальной отсутствие первичного устойчивого ощущения телесного благополучия и образа своего тела, приносящего удовлетворение другому.

У большинства бесплодных женщин, которых я наблюдала, были трудные, конфликтные и фрустрирующие отношения с матерью. Многие из них добились в жизни многого—сознательно или бессознательно в пику матери. И однако большинство этих матерей, легко и естественно зачали и родили детей, что не удалось их бесплодным дочерям. Мой клинический опыт работы с бесплодными пациентками убедил меня, что они глубоко страдают от этой нарциссической раны и регрессируют к базальному образу тела и состоянию сознания, ощущая себя при этом неудовлетворенными и неудовлетворяющими своих сексуальных партнеров, как ощущали в младенчестве в связи с матерью. Они кажутся бессознательно фиксированными на ранней стадии их женского развития, на которой они ощущали, что им еще не дано материнского позволения родить собственного ребенка. Отчаяние и зависть к фертильной матери бессознательно толкает их на новые и новые безнадежные попытки зачать, несмотря на предыдущие неудачи. Из-за напряженного стремления забеременеть, центром их внимания становятся превратности менструального цикла. Это обедняет другие сферы жизни. Приняв тот факт, что они не могут зачать, они смогли бы оплакать свои разбитые надежды и вернуться к жизни, но эта задача, видимо, им не по силам, пока физиологические изменения менопаузы не положат неизбежный конец надеждам на материнство.

Новые методики оплодотворения могут помочь многим женщинам. Однако эти новые методики, а также перенос на донора спермы и врачей, несколько осложняют (как до зачатия, так и в период беременности) нормальное взаимодействие фантазии и реальности, которое стимулируется взрослым желанием иметь ребенка (Пайнз, 1972).

Первый случай, который я выбрала как иллюстрацию к моей теме, это случай молодой незрелой женщины, чей муж был стерилен, так что она предприняла попытку оплодотворения донорской спермой, но потерпела неудачу.

Второй случай, на котором я остановлюсь более подробно,— это случай женщины постарше и более зрелой. У ее мужа было низкое количество активных сперматозоидов, которое, как и ее собственную фертильность, удалось повысить с помощью новых методов. Поскольку отец был известен, то проблема анонимности донора не осложняла зачатие, но техника фертилизации и перенос на акушера на каждой стадии осложняли эмоциональные аспекты беременности.

 

Клинический случай 1

В первый раз г-жа А. обратилась ко мне семнадцатилетним подростком. Она была подавлена и печальна: умерла ее мать и оставила ее и сестру (девятнадцати лет) одних бороться с судьбой. Родители их расстались, когда младшей девочке было пять лет. Мать с детьми вернулась в Лондон, в бедный район, где жила ее семья. Отец г-жи А. был неудачником и слабым человеком, но она помнила, каким он был ласковым. Она была его любимым ребенком, и он всякий раз обращался к ней, когда его обижала жена. Г-жа А. чувствовала себя глубоко виноватой за свое детское придуманное эдипальное «торжество» над матерью и не хотела видеть отца, когда он пытался встретиться с дочерью после развода.

Г-жа А. была способной девочкой — она прекрасно училась в школе и затем поступила в университет. Ее успехи в учебе, а также их с сестрой всесторонняя взаимная поддержка и любовь были для девушки главной отрадой и источником высокой самооценки. Г-жа А. вновь обратилась ко мне за консультацией несколько лет спустя. Она засомневалась — выходить ли ей за своего жениха — за несколько недель до свадьбы. Жених привлекал ее по нарциссическим соображениям. Он происходил из среды интеллектуалов, к которой г-жа А. всегда хотела принадлежать, а главное, у него была утонченная, интеллигентная мать, и г-жа А. любила ее и восхищалась ею, а та, в свою очередь, ценила г-жу А. за ум и успехи. Г-жа А. всегда стыдилась своей бедной и необразованной семьи. Она скоропалительно решила выйти замуж за этого молодого человека, после того как се сестра вышла замуж за иностранца и уехала за рубеж. Однако уже перед самой свадьбой г-жа А. не смогла больше закрывать глаза на многочисленные эмоциональные задержки своего жениха, в частности на его недостаток уверенности в себе и слабые успехи в работе, несмотря на блестящую образованность, которой г-жа А. всегда завидовала. Это и привело ее ко мне за советом.

Несмотря на все сомнения, она вышла замуж и несколько лет спустя обратилась ко мне опять. На этот раз она была очень расстроена тем, что лишена возможности забеременеть и родить ребенка, который будет ее любить и которого сможет любить она сама, так как она понимала, что в ее браке и в ее жизни любви нет, хотя дружбы и общения хватает. Она горько плакала о том, что ее муж — незрелый человек, и о том, что он стерилен, как это только что выяснилось, и она лишена возможности сделать следующий шаг к зрелой женственности, чего она страстно желала с раннего детства. «Даже когда мы занимаемся любовью, мы, как дети, мы не можем сами сделать ребенка»,— сказала она. На бессознательном уровне беременность должна была показать ее и мужа физическую зрелость. А в глазах общества г-жа А. и ее муж были взрослыми, высокообразованными людьми, каждый из которых выполнял важную, ответственную работу. Самооценка г-на А. мучительно страдала от того, что он узнал о своей стерильности. Он потерял веру в себя и почувствовал себя импотентом — и в работе, и с женой. Однако он охотно согласился с решением жены — забеременеть и родить собственного ребенка. Несмотря на ее естественную тревогу о том, чьего ребенка ей придется носить, они сознательно планировали эту процедуру. Муж каждый раз провожал жену к специалисту, который проводил искусственное осеменение, и ждал, когда она от него выйдет. Ночью он пытался заниматься с ней любовью, словно и был (в фантазии) тем мужчиной, от которого ей предстояло понести, но она слабо отвечала ему, и он, чем дальше, тем глубже, погружался в депрессию и импотенцию.

К моему удивлению, несмотря на печальное положение дел, г-жа А. оставалась веселой и уверенной в себе. В конце концов она сказала мне, что соблазнила своего гинеколога. Он не только осеменял ее донорской спермой, но занимался с ней после этого любовью. Так г-жа А. вносила нечто теплое, человеческое в строго научную процедуру и избегала нагруженных виной фантазий о том, кто же этот анонимный донор. На сознательном уровне отцом ее будущего ребенка должен был стать гинеколог. От всего этого я ощутила себя ребенком, который подсматривает в спальне за родителями. Гинеколог все время спрашивал г-жу А.: «А что же думает твой аналитик?» — как будто знал о ситуации, в которой оказались мы вчетвером. Я была в трудном положении. Мой гнев на коллегу, который предал доверие пациентки, был так силен, как если бы это был отец, уступивший заигрыванию маленькой дочери. Много раз я чувствовала искушение позвонить ему, как мать, запрещающая отцу издеваться над ребенком. Но я не могла предать доверие пациентки. Я была осуждена на бессилие, импотенцию, как г-н А.

Я стала подозревать и в конце концов интерпретировала, что отыгрывание г-жи А. было связано с ее детскими заигрываниями с отцом и с бессознательной тревогой за эдипальный триумф (в фантазии) над своей матерью, который должен был закончиться зачатием запретного эдипального ребенка. Ибо в желании маленькой девочки забеременеть всегда присутствует порыв «украсть» отца у матери, как г-жа А. крала гинеколога у его жены. Таким образом, естественное любопытство и тревога г-жи А. по поводу анонимного донора, от которого ей предстояло зачать, оживляли ее детское желание иметь ребенка от отца, украв это у матери. Зачать г-же А. так и не удалось, словно для ее бессознательного любой ребенок, зачатый ею, свидетельствовал о запретном, нагруженном виной половом акте: в текущей реальности — с гинекологом, в детской фантазии — с отцом. Интерпретация ее трудного положения в прошлом и в настоящем (при переносе) помогла ей оплакать утрату обоих родителей и ребенка, которого она так хотела. Анализ помог ей бросить бесполезное осеменение, которое не приводило к беременности.

 

Клинический случай 2

Вторая пациентка, г-жа В., уже несколько лет проходила у меня анализ. Она не предохранялась много лет, но беременность не наступала. Большая часть нашей совместной работы была направлена на ее ощущение своей неадекватности, зависти к мужу и презрению к нему, если ему случалось не дотянуться до тех стандартов, которые она установила для него, идеализируя своего отца. Ее муж был симпатичным, интеллигентным, но пассивным; он был глубоко привязан к жене и по-матерински нянчился с ней.

Зависть г-жи В. к нему выражалась в том, что она исподволь порочила все, что бы он ни делал. Она бессознательно повторяла мать — та тоже чернила отца в ее детстве. Г-н В. был потентен, как и отец г-жи В., но был в глубоко подавленном состоянии и сам искал аналитической помощи. Наша работа с г-жой В. в основном сосредоточилась на ее скверном образе Собственного Я, и на том, что она не получала удовольствия от своей женственности и женского тела. В детстве она носила специальные очки от косоглазия и аппарат для исправления прикуса. Ее хорошенькая мать мало сочувствовала бедам дочери, заставляла ее делать необходимые операции, но никогда не водила ее в больницу сама и не сидела с ней, когда отходила анестезия. Это ее отец оказывался рядом, когда она нуждалась в нем. Тем не менее, г-жа В., уже взрослым человеком, считала, что у нее развились бы фобии, если бы она не боялась до такой степени своей матери. Лучше было сражаться с любой задачей, несмотря на страхи, чем предстать перед яростью матери. За дерзости мать лупила ее ремнем, а если сопротивление девочки контролю матери выражалось в форме запора, мать ставила ей клизму. Во внутреннем мире г-жи В. пребывали злая и черствая мать, идеализированный отец и ребенок с ущербным образом своего тела.

В нашей совместной работе г-же В. пришлось испытать много душевных страданий, особенно в том, что касалось ее стыда за себя и своего мужа. Ее самооценка повысилась, она завела близких друзей, сделала большие успехи в работе и стала менее агрессивной с мужем. Она поняла, что приближается к сорока и ее время рожать детей уходит. Исследование показало, что количество активных сперматозоидов у мужа низко и им следует использовать новую методику оплодотворения, так как время поджимает. На подготовительном этапе г-жа В. испытывала глубокий стыд, словно оттого, что, несмотря на все ее достижения, которые так разительно превосходили материнские, ей не удалось то, что у матери произошло просто и естественно, без посторонней помощи. Ожили все нарциссические разочарования, стыд за повязку на глазу, проволочку во рту. Она регрессировала к убогому образу Собственного Я. В ее сновидениях ничего не происходило в ее собственной постели. Вся сексуальная активность протекала в родительской кровати, а она могла только смотреть. Это повторяло ситуацию ее детства, когда она спала с родителями в одной комнате и тайно приходила в возбуждение, слыша звуки и запахи родительского соития. Так как муж не мог оплодотворить ее, единственным потентным мужчиной в ее сознании оставался ее отец. Поэтому она жаловалась, что пенис партнера слишком велик для ее влагалища, словно регрессировала к смутному ощущению маленькой девочки, влагалище которой слишком мало для пениса сексуального партнера матери — ее отца.

Регресс повторялся и при переносе — ей казалось, что мы не отделены телесно, поскольку она бессознательно чувствовала себя не отделенной от матери. Чьим будет ее будущий ребенок? Если не беременна она, значит беременна я (раз тело общее), и я неизбежно объявлю ребенка своим. За этим следовали тревожные фантазии: когда анализ закончится, ей придется оставить ребенка мне. Очень многое было проработано из того, что касалось ее трудностей в отделении от матери, и когда г-жа В. забеременела и увидела первый УЗИ-снимок плода, она почувствовала облегчение: ребенок зримо, реально находился в глубине ее тела, а не моего. Крошечный плод был виден уже через несколько недель беременности, и потому это не был тот вымышленный ребенок обычной беременности, который присутствует в сознании беременной, пока не зашевелится реальный. Беременность, таким образом, помогла ей достичь заключительного этапа биологической идентификации с матерью и укрепила взрослое ощущение отдельности от матери. Однако, хотя она никогда не сомневалась в том, что носит ребенка от своего мужа, техника оплодотворения, исключающая половой акт, подтвердила ее несправедливо низкое мнение о потенции мужа. Отцом ребенка (в фантазии) стал ее акушер, богоподобный папочка ее детства. Так она столкнулась с другой задачей беременности — интеграцией представления о сексуальном партнере как отце плода. Она продолжала клеветать на мужа, так как он не был в настоящем ее сексуальным партнером, и отказывалась признать его долю участия в зачатии ребенка. Плод был как бы ее куклой, а куклами она никогда с сестрой не делилась. Ее беременность словно наступила от того, что волшебно скрытый в ней пенис, крошечный мужчина внутри нее (полученный в фантазии от отца) всемогущественно помог ей зачать собственного ребенка. Она все сделала одна, сама, как многое в своей жизни,— эта фантазия позволяла ей отрицать болезненную реальность: она не в состоянии контролировать функции своего тела.

Исследование амниотической жидкости показало, что г-жа В. носит здорового мальчика, и материал нескольких следующих месяцев анализа позволил нам проработать ее ненависть к мужчинам и злобу на них. Свойственная беременности регрессия к идентификации с плодом выявила ее детские тревоги, которые не были поняты и рассеяны ее родителями. Это помогло ей оценить материнскую заботливость мужа и надежность акушера и аналитика, как будто в ее фантазии мы стали могущественными, едиными, преданными родителями, которых у нее не было в детстве. Г-жа В. чувствовала нашу надежную поддержку. Моей задачей было отслеживать и анализировать амбивалентность г-жи В. к Собственному Я, своей женственности, плоду и важнейшим фигурам в ее жизни, таким способом помогая ей достигать позитивной стороны амбивалентности. Так мы приблизились ко второй фазе нормальной беременности, когда фантазии о плоде, начавшем шевелиться в теле женщины, расшевеливают регрессивные фантазии о телесном содержимом.

Теперь г-жа В., как и все беременные женщины, вновь переживала отчаянную нужду в материнской ласке и повторное появление ранее вытесненных фантазий, что позволяло проработать их в курсе анализа. В частности, анализ ранних отношений мать-дитя г-жи В. с ее собственной матерью помог ей избежать идентификации с конфликтной интроецированной матерью ее внутреннего мира и сделать другой выбор. Когда родился сын, она стала ему преданной матерью. Следует отметить, что частое УЗИ плода, позволяющее видеть конкретные детали, также помогало г-же В. избежать нормальных тревог беременной о плоде, ибо, в соответствии с детскими сексуальными теориями, беременные иногда боятся, что плод будет деструктивным созданием, пожирающим их тело изнутри, или же, что это позорный грязный объект, который мать должна изгнать из своего тела, как девочкой она изгоняла экскременты. Реальная внешность плода и его видимый рост и развитие также помогали г-же В. привязаться к своему ребенку во время беременности. Таким образом, новые объектные отношения с ребенком начались много раньше обычного, поскольку для большинства матерей они начинаются только тогда, когда ребенок отделится от материнского тела и выйдет в объектный мир. Парадоксально, но и для г-жи В., и для меня ее беременность казалась много длительней обычного срока, так как организация времени беременности была нарушена — привязанность к плоду сильно сместилась к ее началу.

Вторая беременность г-жи В. тоже наступила с помощью новой техники оплодотворения. На этот раз количество активных сперматозоидов у мужа было выше, но зато на жизнеспособности яйцеклеток самой г-жи В. уже сказывался ее возраст. Это опять ударило по ее самооценке, но так как многое из внутреннего мира ее детства уже было проработано анализом во время ее первой беременности, и она была теперь счастливой матерью и взрослым человеком, то она спокойно приняла необходимость нового медицинского вмешательства. Три яйцеклетки были извлечены и оплодотворены, но на этот раз казалось, что ее связь с плодом началась уже с обнаружения яйцеклетки. Г-н и г-жа В. были так восхищены, словно она уже забеременела. Две яйцеклетки оплодотворить не удалось, и в своих сновидениях г-жа В. скорбела о них, как о двух умерших детях. Наконец г-жа В. опять забеременела, но тревожилась из-за возможности выкидыша на раннем сроке. Плод был сканирован очень рано, но на этот раз г-же В. было трудно поверить, что он внутри нее, так как она еще не чувствовала никаких перемен в своем теле, как это было при ее первой беременности. Хотя у нее были кровотечения, и ей велено было лежать, она не делала этого, пока я не рассердилась — мой гнев, казалось, подкрепил взрослую часть ее Собственного Я и победил регрессивные аспекты беременности. Но в конце концов обнаружился ее сильный страх: ей за сорок, и ребенок, возможно, ненормальный, так что пока у нее не будет результатов исследования амниотической жидкости, она не может позволить себе привязаться к плоду, ведь ей, возможно, придется его убить. На этот раз возможность видеть плод стала дополнительным бременем. Г-жа В. была озабочена конкретным механизмом ее оплодотворения, и поэтому эмоциональные его аспекты остались в стороне. По мере увеличения срока беременности она все сильнее уставала и все более регрессировала. Она жаловалась, что ей нечего вспомнить о взрослом страстном акте любви при зачатии, чтобы она могла успокоиться и вспомнить, что она взрослая. Она позволяла себе выражать свой гнев за то, что муж, акушер и аналитик заставили ее почувствовать себя каким-то инкубатором. У нее отняли главную роль, механически управляя ее зачатием и беременностью. Поэтому шевеление ребенка, которое так радует большинство беременных, не стало событием для нас обеих при переносе и для нее, и мужа в реальности — она все еще слишком тревожилась о судьбе ребенка. Мы сосредоточили внимание на внешней помощи и наблюдении, а не на ее сознании и языке тела. Она чувствовала себя ограбленной по сравнению с другими женщинами. Но несмотря на технические подробности зачатия, о которых врач аккуратно сообщал ей, г-жа В. успокаивала себя фантазиями и воскресшими детскими сексуальными теориями. Зная точно обо всех деталях лечения, она рисовала себе яйцеклетку и сперму лежащими рядышком и оплодотворяющими друг друга в уютном уголочке ее матки — символические мать и отец под одеялом в их спальне, которую она с ними делила, и где мать зачала ее.

Одно сновидение раскрыло и ее внутренние затруднения, и то, как она повзрослела. Она стоит на заднем дворе дома ее детства. Детей там наказывали, и ей очень неприятно снова там оказаться. Везде грязь, родители ссорятся, как обычно, а вокруг странные растения: они выглядят как отрезанные половые члены. Она смотрит за ограду и видит тропинку к новому дому, вокруг которого зеленеет трава. По ассоциациям г-жи В. было видно, что она повзрослела в ходе анализа и признает: ее теперешняя жизнь гораздо лучше, чем в детстве. Ее акушер и аналитик стали могущественными родителями-помощниками, едиными в своем понимании ее и поддержке. Между ними не было раскола или ссор, как между родителями ее детства. Ребенок, который уже рос в семье г-жи В., сблизил и объединил своих родителей, а зеленая трава символизировала вновь обретенную надежду, что все хорошо со вторым мальчиком, растущим в теле матери. Она боялась, что отрезанные половые члены — то препятствие, которое может заставить ее сделать аборт. Эта деталь, кроме того, указывала на ее идентификацию с плодом, так как в начале анализа она вела себя, как кастрированный мальчик. Нерожденный мальчик представлял собой ее внутренние препятствия и означал, что во время ее второй беременности все еще нужно прорабатывать некоторые вещи. Она напомнила себе, как любит своего первого сына. В конце сеанса она воскликнула с радостью, что чувствует облегчение, и плод, который уже несколько часов был неподвижен, пошевелился опять. Она поверила, что все будет хорошо.

В конечном итоге задача, которую каждой женщине предстоит решить, чтобы исполнить свое детское желание зачать и родить ребенка, это задача соединения реальности с бессознательными фантазиями, надеждами и мечтами. Переход от бездетности к материнству, этот заключительный этап биологической и эмоциональной идентификации с матерью, оживляет конфликты ранней стадии развития, и молодая женщина должна по-новому освоиться в своем внутреннем мире, а также в мире внешнем, объектном. Положение может осложняться еще более, если к обычному, сопутствующему беременности оживлению бессознательных эдипальных и доэдипальных конфликтов и фантазий добавляется то обстоятельство, что реальный сексуальный партнер взрослой женщины не смог оплодотворить ее. Неудавшееся естественным путем зачатие, реалии техники фертилизации и перенос на богоподобного, жизнедающего акушера навязывают дополнительную задачу соединения действительности с сознательными и бессознательными фантазиями, надеждами и мечтами прошлого. С моей точки зрения, психоанализ предоставляет женщине ценнейшую эмоциональную поддержку в прорабатывании источников осложнений, с которыми ей придется встретиться при данном типе беременности.

Внешнее обстоятельство — огорчительная неудача, которая заставляет бесплодную женщину повторить попытку оплодотворения, отражает ее внутреннее отчаяние из-за невозможности контроля над своим телом. Часто такие женщины ждут от анализа, что он поможет им вновь встать на позицию всемогущества: они узнают больше о своем теле, и это позволит им вновь обрести над ним контроль. Повторные безуспешные попытки оплодотворения могут стать способом избежать окончательного расставания с желаниями детства и взрослыми надеждами на рождение ребенка. В этом случае пары поглощены ежемесячной тревогой: удастся зачатие на этот раз или опять нет. В результате у них пропадает интерес ко всему прочему в жизни.

Одной из задач аналитика может стать помощь таким женщинам — оставить надежду и примириться с грубой реальностью, что они не могут зачать. Хотя, по моему опыту, печаль не исчезает никогда и надежда не покидает пациентку вплоть до менопаузы, она может, если ей помочь выплакаться, восстановить свою самооценку за счет других сторон жизни и найти в них удовлетворение.

Глава 9 Менопауза

Последние несколько лет ко мне все чаще обращаются женщины старше пятидесяти и шестидесяти лет. О менопаузе не существует обширной литературы, и я благодарна моим пациенткам, которые делились со мной своими горем и радостью на разных стадиях этого периода жизни женщины. Они научили меня понимать и уважать борьбу каждой личности за гармонию на позднем этапе жизненного цикла, которому сопутствуют неизбежная утрата молодости, способности к деторождению и предчувствия грядущей утраты важнейших фигур в человеческой жизни.

Так как успехи медицины и врачебный уход улучшили качество последней трети жизни женщины, менопауза может стать началом новой и плодотворной фазы, в основном неизвестной прежним поколениям; ожидаемая продолжительность жизни женщины теперь на тридцать лет больше, чем пятьдесят лет назад. Несмотря на это, перед женщиной встают все те же эмоциональные проблемы отделения и утраты: расставание с детьми, покидающими дом, грядущая потеря стареющих родителей (которые, кроме того, нередко нуждаются в уходе) и неизбежный собственный конец или, прежде, кончина супруга. Так как жизнь в этом возрасте уже не кажется бесконечной, как это бывает на ранних фазах жизненного цикла, понимание, что все межчеловеческие отношения обязательно имеют конец, может придать особую терпкую прелесть годам, идущим за менопаузой. Жизнь делится на две половины: подъем на пик кризиса середины жизни и спуск к старости и смерти. Задачи раннего периода взрослой жизни (рождение и воспитание детей) уже решены, и теперь надо решать, чем заполнить свою непривычную свободу, делая то, чего хочется тебе самой, а не исполняя потребности других.

Чувство утраты неизбежно испытывают оба пола, и печалью о детстве, прошедшей юности и молодости устлан путь к новой жизненной фазе. Для женщины особенно тяжелы телесные признаки и симптомы старения — приливы, высыхание кожи и слизистых оболочек, которое может привести к сухости влагалища и диспареунии, осложняя половую жизнь. Следовательно, старение ассоциируется с завершением репродуктивного периода. Некоторые женщины, у которых продолжаются менструации после наступления заведомого бесплодия, радуются им как знаку того, что они все еще молоды и желанны. Использование гормональной заместительной терапии позволяет женщинам удержать внешнюю видимость молодости, эффективно влияя на кожу и создавая общее ощущение физического благополучия. Опасность остеопороза (поскольку хрупкость костной структуры может привести к переломам и стать помехой в жизни) вполне преодолима. Многие из моих пожилых пациенток наслаждаются жизнью вовсю и являются активными, ценными членами общества и своих семей.

Однако несмотря на возможность отсрочки видимого старения, окончательное прекращение менструаций неизбежно отмечает конец детородного возраста женщины. Плодоносная творческая фаза, начавшаяся в подростковом возрасте, теперь закончилась. Некоторые женщины, не родившие детей или все собиравшиеся их завести до тех пор, пока это не стало слишком поздно, иногда глубоко скорбят об ушедшей возможности забеременеть, как это было с их матерями. Ведь желание забеременеть — это еще не желание иметь ребенка. Для других женщин, чьим наивысшим наслаждением были беременность, рождение ребенка и материнство, примирение с утратой всего этого может стать одной из труднейших жизненных задач. Больше не понесет она плода, заполняющего ее чрево, и никогда больше не сможет родить ребенка, который так заполняет жизнь матери. X. Дейч (1944) описывает это время как переживание частичной смерти — смерти женской репродуктивной функции, но на меня (почти пятьдесят лет спустя) большее впечатление производит следующий за менопаузой новый прилив энергии, который испытывают многие женщины, стоит им миновать трудную переходную фазу.

Мой клинический опыт заставляет меня верить, что хотя женщина, возможно, приняла решение больше не иметь детей много лет назад, в ее сознании всегда остается возможность появления нового ребенка до тех пор, пока постепенное начало менопаузы и неизбежные физические изменения, которые она приносит с собой, не разрушают обнадеживающую фантазию и ощущение вечной молодости. Одна пациентка сказала мне, что когда она смотрится в зеркало, то ей кажется: она не может так выглядеть, она не чувствует себя такой. Да, случается, что субъективный образ молодого тела расходится с объективным образом немолодого. Некоторые женщины зачинают очень позднего ребенка, лишь бы продлить свою молодость и отсрочить конец фертильности.

Мой клинический опыт также позволил мне понять, что желание иметь ребенка не универсально и что для многих женщин, не получающих радости от своей сексуальности, рождения или воспитания детей, менопауза становится иногда облегчением, позволяя им обратиться к другому виду творчества, отдаваться своим увлечениям и заниматься чем хочется, заполняя этим свою жизнь. Они становятся более свободными в своей сексуальности, она доставляет им больше радости, если беременность более невозможна. Этим женщинам, следовательно, менопауза может предоставить новые стимулы к дальнейшему зрелому развитию и душевному росту. Большинство пожилых женщин, с которыми я работала, имели профессию, и их самооценка зависела не только от их молодости и женской привлекательности, но и от их профессионального уровня и достижений, которые вместе с опытом только растут. Развитие личности в период после менопаузы, свобода от зачатия в сексуальной жизни могут вознаградить таких женщин за утраты, так как, по моему мнению, психологический рост взрослого человека продолжается всю жизнь и не связан ни с биологическим расцветом, ни с увяданием. Следовательно, опыт потерь и скорби по ранним фазам развития может, в конечном счете, быть освобождающим опытом. Однако женщины, чья профессиональная жизнь зависит от телесной молодости и привлекательности, чаще реагируют на неизбежные физические признаки перемен глубокой депрессией и злобой (Эльза Хелльман, личное сообщение, 1992).

Хотя теме менопаузы уделялось мало внимания, некоторые женщины-аналитики все же писали о ней. Х. Дейч (1945) утверждает, что «климактерий — нарциссическое умерщвление, которое трудно преодолеть». Она напоминает нам, что «женщина обладает сложной эмоциональной жизнью, которая не ограничивается материнством, следовательно, она может преуспеть, активно ища свой путь вне сферы биологии».

Однако «все, чего женщина достигла в пубертате, она теперь утрачивает, часть за частью, и психологический упадок ощущается ею как приближение к смерти». Бенедек (1950) подходит к предмету оптимистичнее. На ее взгляд, «борьба между сексуальными влечениями и Эго, которая начинается в пубертате, с наступлением климакса ослабевает или заканчивается. Это освобождает женщину от конфликтов, связанных с сексуальностью, и дает ей дополнительную энергию, подталкивая к общественной жизни и учебе». Лакс (1982) описывает менопаузу как «психический кризис, который женщина переживает в этот период в таких аспектах, как чувство своей телесной целостности, ощущения от функционирования своего тела, образ Собственного Я и свои жизненные задачи и Эго-интересы». Нотман (1982) также разделяет более оптимистичную точку зрения и заключает, что возможности раскрытия личности в период пост-менопаузы реально существуют: «Потенциал, имеющийся для достижения большей автономности, изменений в отношениях, развития профессионального мастерства и расширения образа Собственного Я, может получить главный толчок к реализации после того, как заканчивается детородный период». Однако она утверждает также, что «депрессия связана с менопаузой, и она важна в клинике менопаузы».

По моему опыту, у женщин, имеющих детей, депрессия может быть связана не с менопаузой самой по себе, а, скорее, с превращением «малышей» в юношей и девушек, их борьбой за отделение от родителей, которая в конце концов и приводит к тому, что они покидают родное гнездо. Родителям предстоит соединиться вновь, чтобы стать просто парой, как это было вначале. Эта задача иногда требует большой работы, так как проблемы, которые оттесняла семейная жизнь, теперь стремятся вернуться. Мать теряет живую связь с детьми и их друзьями, которые раньше заполняли дом. Жизнь может показаться ей одинокой и пустой. Это, бывает, приводит к печали об ушедшем времени, к тоске, к депрессии. Кроме того, иногда в это время возрождаются к жизни воспоминания о детях, которых мать в молодости абортировала — из своего тела, но не из своего сознания. Эти дети никогда уже не родятся, и мать скорбит о них, ибо у нее больше не может быть детей. Как и на каждой фазе жизненного цикла, скорбь неизбежна, пока не откроются перспективы новой фазы. Для женщины, у которой не было детей и теперь уже больше нет надежды на это, чувство утраты и пустоты может быть особенно болезненным.

Лакс в работе «Ожидаемая депрессивная климактерическая реакция» (1982) предоставляет нам наиболее практически полезный и широкий обзор текущей литературы по менопаузе и заключает, что «женщина может использовать свои ресурсы в период климакса, проработать нарциссическую травму и восстановить для себя осмысленность жизни». Успех исхода зависит в значительной степени от способности женщины к адаптации, ее либидинозных ресурсов и ее профессионального мастерства, а также и от культуры, в которой она живет. В культурах, где старение связывают с мудростью и почитают, бабушка становится матриархальным центром семьи.

«Перемены в жизни», как это часто называют, очень подходящий термин для этого этапа жизни женщины, на котором столь многое должно измениться в ее взглядах на Собственное Я, на образ своего тела и самооценку, которая во многих случаях была результатом восхищения людей внешностью молодой женщины. Таким образом, тревоги девочки-подростка оживают в тревогах женщины во время менопаузы и после нее: снова образ тела и собственная привлекательность становятся важными факторами во мнении женщины о себе.

 

***

Я отобрала четыре клинических случая для того, чтобы проиллюстрировать мою тему. Первый — женщина, которой предстояло выбрать: вернуться ли ей к образцам несчастливой жизни доэдипального периода или двинуться вперед к новому виду творчества.

 

***

Г-жа А., давно разведенная с мужем, знала, что приближается к менопаузе. Месячные стали нерегулярными и она поняла, что они скоро прекратятся. У нее была хорошая, интересная работа, и она была в теплых, дружеских отношениях с двумя своими взрослыми детьми. Позади были несколько романов с мужчинами, но так как она боялась повторения несчастливого замужества, жить одной и быть самой себе хозяйкой ее вполне устраивало. Она знала, что все еще привлекательна, и надеялась на встречу с мужчиной, с которым будет счастлива.

Ей приснилось, что она стоит на перекрестке. Она вспоминает, что здесь раньше была прекрасная клумба, но теперь это место заасфальтировано. Одна дорога ведет вверх на холм, к дому, где она жила в детстве — несчастливым единственным ребенком. Про другую дорогу она не знает ничего, знает только, что должна по ней идти, эта дорога — для нее. Ассоциации г-жи А. на сновидение показывали, что она жалеет об окончании детородного периода (прекрасная клумба заасфальтирована), но понимает, что ей больше нет нужды регрессировать к несчастливому доэдипальному ребенку, которым она была когда-то. Ей ясно, что теперь у нее есть взрослое Собственное Я, на которое она может опереться. Детородные годы были самыми счастливыми в ее жизни. Она знает, что привлекательна и умна, у нее есть профессия и место в мире, а значит — выбор, которого не было у несчастного ребенка. Множество других видов творчества лежат перед ней неизведанной дорогой взрослой жизни.

 

***

Моим вторым примером послужит пациентка, возраст которой приближался к пятидесяти. Менопауза стала для нее жестоким личностным кризисом, так как вынесла с собой на поверхность проблемы, которые сопровождали ее всю жизнь и касались смерти ее отца, случившейся, когда она была маленькой девочкой. Г-жа В. приехала в Лондон из Шотландии в семнадцать лет. Она была живой, хорошенькой девушкой с приятным шотландским выговором, который сохранился у нее и по сей день. Своей теплотой и искренностью она завоевала много друзей, а через два года встретила и своего будущего мужа. Это был сильный мужчина старше ее, и она чувствовала, что он защитит ее и будет о ней заботиться, как заботился бы отец, останься он жив.

Отец г-жи В. был убит на войне, когда ей было три года. Единственным зрительным воспоминанием о нем, которое у нее сохранилось, были его ярко-голубые глаза, с нежностью глядящие на нее, и еще чувство крепкой поддержки и защищенности, когда он нес ее на широких плечах через лес, окружавший их деревню. Сперва она с легкостью приняла рассказ матери, что папа ушел в лес и не вернулся. Когда позднее мать рассказала ей правду о его смерти, девочка слабо реагировала, потому что вряд ли могла оплакивать человека, которого едва знала. Брак и смена идентичности (одинокая женщина/замужняя женщина), казалось, не доставили ей затруднений. Фактически же, она жила теперь в двойной реальности, ибо (как и у многих травмированных людей) часть ее продолжала жить жизнью маленькой девочки, которой она была, когда был убит отец, и время с той поры как будто остановилось для нее. Другая ее часть, однако, продолжала расти и взрослеть. Таким образом, она жила одновременно в реальностях настоящего и прошедшего. Эту двойственность усугубляла мать г-жи В., от которой дочь не смогла отделиться и взяла с собой в собственную семью. Муж г-жи В. согласился с этим и, со своей стороны, углублял зависимость обеих женщин от него.

В сознании г-жи В. муж занял место сильного отца, которого она едва знала. В фантазии муж был не только ее собственным, но и материнским сексуальным партнером, то есть ее отцом. Таким образом, бессознательно дело обстояло так, словно ее сексуальное наслаждение было запретным торжеством над матерью, и трое ее детей были детьми ее отца. Эту фантазию поддерживала жизнь: мать заботилась о ее детях вместе с ней — они обе были для них матерями. Так что в фантазии дети г-жи В. были ее братьями и сестрой. Когда дети достигли подросткового возраста, она прошла через сходные ощущения и стала находить установки своего мужа чересчур давящими, стесняющими свободу, словно тоже была его дочерью-подростком. Она проходила через подростковую фазу, которую не пережила в своем собственном развитии: стала дичиться, замкнулась. Ей разонравилось материнское присутствие в доме, она отказалась от половой жизни с мужем. И муж и жена впали в депрессию, и г-жа В. обратилась за лечением. Когда мы проработали путаницу, которая существовала в ее сознании (она ведь путала себя с детьми, а мужа — с отцом), г-жа В. постепенно смирилась со смертью своего реального отца и утратой фантазии о том, что муж его заменил. Она оказалась способной оставить двойную реальность, в которой жила, и ощутить себя женой и матерью.

К окончанию своего анализа г-жа В. увидела сон, особенно важный для приведения путаницы в порядок. Ей снилось, что у нее, в ее возрасте, все еще продолжаются менструации, и она будто бы около месяца все время носит с собой белую сумку. В сумке у нее младенец, и его кожа слегка сморщена. Она приходит к доктору и открывает сумку. Кожа у ребенка загорелая, как всегда была у самой г-жи В., и она говорит врачу: «Правда, чудесный ребенок?» — «Да, но он мертв»,— отвечает доктор.— «Но он двигается!» — в ужасе кричит моя пациентка.— «Но он мертв»,— снова отвечает доктор. Г-жа В. просыпается в тоске.

Раздумывая над своим сновидением, она сказала мне, что всегда хотела еще ребенка, но муж стал стерилен после перенесенного заболевания. Желание иметь последнего ребенка на сознательном уровне было тогда оплакано и оставлено. Сновидение говорило, что это страстное желание продолжало жить в ее бессознательном, пока у нее еще были менструации, а теперь она уже точно знает, что не сможет больше зачать. Гинекологическое исследование подтвердило тот факт, который сообщил ей в данном сновидении язык ее тела — у нее больше не может быть детей. Г-жа В. горько плакала, скорбя о конце репродуктивного периода своей жизни, и осознала признаки старения в самой себе — ребенке с морщинистой кожей. Сновидение, кроме того, показывало, что частью своего сознания г-жа В. все еще не может отделить себя от матери, она все еще ребенок в материнской утробе; следовательно, в сновидении ее собственная мать представала еще молодой, в далеком от смерти возрасте.

Г-жа В. утешала себя мыслью, что когда-то и у ее дочери будут дети, и она, в идентификации с ней, будет снова наслаждаться беременностью и воспитанием ребенка. Она успокаивала и свою боль от того, что сама уже не способна забеременеть. В сновидении ей было неясно, чья это сумка — дочери или ее собственная; таким образом, оплакивая окончание своих детородных лет, она нашла, что может принять «перемены в жизни» и надеется продолжить эмоциональное материнство, эмоциональную способность быть матерью, так как на эти способности не влияют физические телесные перемены.

Г-жу С. направили ко мне в состоянии глубокого потрясения и отчаяния. Она была привлекательной, интеллигентной женщиной сорока семи лет. Мир рухнул для нее, когда после двадцати пяти лет брака ее муж сказал ей, что у него давно есть любовница в другой части страны и их ребенку уже пять лет. Г-жа С. думала, что ее брак счастливый и удачный, и никогда ничего не подозревала. Она сама была верна мужу и наслаждалась их семейной жизнью. Они встретились еще студентами, поженились, как только смогли себе это позволить, и с течением времени у них появились три дочери и два сына. Так как бизнес мужа процветал, г-жа С, постепенно оставила свою работу архитектора и посвятила себя семье и ее богатой общественной жизни. Оглядываясь назад, она поняла, что постепенно стала меньше интересоваться сексом, так как в их совместной жизни было так много разного другого, чему можно было радоваться.

Г-жа С. была удовлетворена своей большой семьей, больше не хотела иметь детей, и окончание детородного периода не было для нее проблемой. Однако для ее мужа дело, видимо, обстояло иначе. Он был единственным ребенком, и для него собственные дети были источником великой радости и наслаждения; он всегда делил с женой все заботы о них, так что ее менопауза стала для него кризисом. Г-н С. всегда боролся с сексуальным влечением к своим красивым дочерям, возрастающем в нем по мере того, как слабела и исчезала для него сексуальная привлекательность жены после ее менопаузы. У дочерей его внимание вызывало замешательство, а бурные отцовские объятия заставляли их чувствовать себя неловко. Г-н С. совершенно не осознавал свою зависть к более молодым мужчинам, сыновьям и друзьям дочерей. Не удивительно, что чувствуя себя виноватым за сексуальную потребность в молодой женщине, у которой он вызывал бы желание и которая могла бы рожать детей, он перенес свои желания с дочерей на одну из их юных подруг. Он чувствовал, что с юной партнершей, у которой могли быть дети, к нему вернулась юность. Они оба хотели своего ребенка, радовались ему, и в конце концов любовь г-на С. к этому ребенку и чувство вины за свою двойную жизнь побудили его во всем признаться жене.

Г-жа С. была потрясена, удар свалил ее. Словно с грохотом разверзлась пропасть там, где была твердая основа ее жизни. Однако ей оказали дружную поддержку дети, платя любовью за ее верность материнству, когда она так в этом нуждалась. В ее детстве мать всей душой любила ее и гордилась своей умной дочерью, так что у нее сохранилось здоровое ощущение своей ценности, несмотря на сокрушительный удар, который нанес ей муж. Тем не менее, она чувствовала, что часть ее Собственного Я была погублена предательством мужа. Она лежала в постели ко всему безразличная и появлялась на сеансах с величайшим трудом: обычно ее привозил кто-нибудь из детей.

Постепенно г-жа С. вернулась к жизни и позволила себе выразить свой гнев и желание отомстить. Но в то же время ее взрослое Собственное Я чувствовало жалость к внебрачной дочери мужа. Мы прорабатывали ее болезненные чувства, и она ощущала прилив новых сил. Она вернулась к своей профессии, и успехи в работе укрепили ее самооценку. Постепенно она поняла, что ее брак уже не склеишь, она никогда уже не будет чувствовать себя в безопасности со своим мужем. Она торопила его с разводом, чтобы он узаконил своего ребенка, и дети поддерживали ее решение.

Несколько лет спустя после окончания лечения г-жа С. снова попросила меня о встрече. Она рассказала мне, что профессиональная жизнь у нее складывается очень хорошо, и она встретила коллегу, вдовца, который страстно влюбился в нее и с радостью принял в свою жизнь ее детей, поскольку у него не было своих. Они собираются пожениться. Она сказала, что хочет поделиться со мной радостью после того, как я разделила с нею столько горя. Я, видя, что она поправилась и заново расцвела после того, как была совершенно разбита, очень обрадовалась. А г-н С. и вторую свою жену оставил, когда она стала старше, ради следующей юной женщины. Он глубоко сожалел о потере первой жены, пытался вернуться к ней, но было уже поздно.

 

***

Г-жа Д. вступала в каждую фазу жизненного цикла женщины, когда было уже почти поздно. Месячные у нее начались в восемнадцать лет, жила она всегда дома с родителями и умудрилась отделиться от них и выйти замуж, когда ей было уже под сорок. Анализ внутреннего мира г-жи Д. показывал, что она ощущает себя более мужчиной, чем женщиной, и сильнее идентифицирует себя с отцом, чем с матерью. Каждую фазу женской телесной идентичности ей трудно было принять, так как каждый раз возобновлялся конфликт маскулинности и феминности. Принять феминность — означало оставить маскулинную идентификацию с отцом. Таким образом, как ее первые месячные были надолго отсрочены, так и ее осознание того, что ей хочется иметь ребенка, было подавлено в ее сознании.

Менструации у нее все еще были регулярными, чем она была очень довольна, так как это давало ей ощущение юности и плодовитости. Но она не знала на уровне сознания о том, что овуляция у нее уже происходит нерегулярно, и время фертильности подходит к концу. Однако ее сновидение заставляло предполагать, что бессознательно она все же знала о гормональных изменениях в своем теле. Ей приснилось, что она меряет жакет, а у него — белая подкладка с лицевой стороны. Она говорит себе: «Надо бежать домой и содрать ее, пока не явилась полиция». Бессознательно она отметила, что месячные стали короче и выделения менее густыми; следовательно, маточная подкладка (выстилающая ее изнутри ткань) стала бледнее, чем была в юности. Она поняла, что теперь отчаянно хочет иметь ребенка, настолько, что ей хочется украсть фертильность своей подруги, матери или мою (при переносе), так как в ее фантазии я была чрезвычайно плодовитой женщиной со множеством детей. Муж амбивалентно относился к ее желанию иметь ребенка, так как он был значительно старше, но в тот момент он был, вроде бы, позитивно настроен, и она чувствовала, что должна украсть у него ребенка немедленно.

В должное время г-жа Д. забеременела, но не смогла доносить беременность. Ей посоветовали подождать несколько месяцев после выкидыша, но так как времени оставалось мало, этот период стал периодом глубокой фрустрации. Ей снилось, что гинеколог поставил ей диагноз — карцинома шейки матки. В сновидении ей не было страшно, что у нее рак, ужасная болезнь, угрожающая ее жизни. Она лишь была в ярости оттого, что не может попытаться завести ребенка в этом месяце. Она ощущала в себе смерть, идентифицируя себя с мертвым плодом, и возвращалась к жизни только после полового акта, когда возобновлялась ее надежда на то, что она снова будет беременна и на этот раз ребенок выживет. Половой акт подтверждал ее женскую сексуальную идентичность, а беременность, как она чувствовала, подтвердила бы ее молодость и способность к деторождению. Она боялась старости, боялась стать похожей на свою болезненную, опустившуюся мать. То, что она не беременела, несмотря на все старания, было для нее ужасным ударом, так как невозможность контролировать свое тело заставляла ее ощущать себя вновь беспомощным ребенком. В своих сновидениях она всегда была беременна маленькой девочкой, то есть идентифицировала себя с младенческим Собственным Я, для которого она была матерью, так как ощущала, что ее собственная мать матерью ей не была. Каждый раз в сновидении беременность заканчивалась выкидышем, как будто он стал травмой, которую она не смогла пережить, а именно — неудачей в том, чтобы самой стать лучшей матерью, чем была для нее ее мать. Она чувствовала глубокую неутешную боль оттого, что у нее не будет ребенка, который ходил бы за ней в старости, как она сама ходила теперь за своей матерью.

Время прошло, из попыток забеременеть так ничего и не вышло, и г-жа Д. стала бояться своего сознательного желания украсть ребенка из коляски. Она смотрела на сестер мужа и подруг завистливыми глазами, и ей приснилось, что самая младшая из ее золовок успокаивает плачущего младенца. Следовательно, г-жа Д. бессознательно знала, что золовка беременна, прежде чем ей об этом сказали. Г-жа Д. была страшно расстроена, когда об этой беременности стало известно в семье. Она было в ярости на всех женщин в семье и на меня при переносе, так как мы все достигли того, что не удалось ей. Она горько плакала о своем позоре, чувствовала отчаяние и пустоту. Как сможет она заполнить необозримую пропасть в своей жизни? Ее переполняли фрустрация, зависть и гнев, когда рождался новый ребенок, и она могла заставить себя навестить мать и дитя только страшным усилием воли. Когда собиралась семья, и женщины толковали о своих абортах и родах, г-жа Д. печально говорила себе: «Я бесплодная женщина».

Сновидения об одиночестве подтверждали ее глубокую печаль. Во множестве сновидений она путешествовала: на кораблях, поездах, самолетах, долго-долго и всегда одна. Она мрачно говорила, что родители стареют, а у нее нет детей, которые путешествовали бы с ней, как она со своими родителями. Ее бездетность мучила ее постоянно, и ничто не могло утешить ее. В других сновидениях окончание детородных лет было трагичным. В одном из них она видела себя лежащей на мраморной плите, как в гробу — словно она пережила смерть части Собственного Я, поскольку закончился ее детородный период. В другом — она приходила в парикмахерскую, чтобы остричь свои длинные волосы, так как ее прическа теперь слишком молодежная для нее. Потом она снимала с себя парик, и ее длинные волосы оставались при ней по-прежнему. Мы поняли это так: ее немолодой возраст кажется ей маскарадом. Под маской стареющего лица и тела все еще была молодая женщина с ранним образом своего тела. Она страстно желала вернуться в молодость и обрести возможность иметь ребенка, так как ощущала себя пустой оболочкой от женщины. В других сновидениях, которые посещали ее всякий раз, когда ее постигала неудача в работе (не сбывались ее честолюбивые планы), ей снилось, что у нее кровотечение вследствие выкидыша или аборта. Она словно ощущала, что из нее вырезали ее женственность.

Однажды в сознательной страшной фантазии во время сессии я будто бы стояла над ней с ножом и что-то хирургическим путем удаляла из ее грудной клетки. По ее ассоциациям мы поняли, что она переживает свое бесплодие, словно я, в моей приемной, стала матерью-садисткой, отрезающей ее фертильность. Анализ г-жи Д. был болезненным для нас обеих, так как мы чувствовали себя бессильными перед лицом неотменимой физиологической реальности. Однако постепенно у нее проявились новые возможности для творчества и сублимации, и глубокая боль и скорбь подошли к концу. Г-жа Д. приняла болезненную реальность, и это помогло ей ощутить, что она, несмотря на свою бездетность, все еще женщина, и зажить новыми интересами.

 

***

Менопауза, которая отмечает конец детородных лет, может оказаться облегчением для женщины в культуре, где невозможна контрацепция, и дети рождаются ежегодно, хочет мать или нет. В нашей культуре, если беременность и деторождение были трудной фазой в жизни женщины и часто сопровождались послеродовой депрессией, то окончание детородных лет тоже может принести облегчение и покой. Сексуальность иногда приносит больше радости обоим партнерам, если больше нет опасности нежелательной беременности.

Однако женщина, у которой не были разрешены проблемы сексуальной идентичности, может неожиданно испытать отчаянную потребность забеременеть. На бессознательном уровне она, может быть, желает показать своей матери, что могла бы воспитывать ребенка лучше, чем это делала мать. Фрустрация этого переполняющего ее желания может привести к мучительной боли и глубокой депрессии, из которых иногда так и не удается выбраться полностью. Даже женщина, которая родила ребенка и наслаждалась этим, может, тем не менее, скорбеть об окончании этой творческой фазы жизненного цикла, которая начинается в пубертате и заканчивается с менопаузой. Если эту скорбь удается проработать и завершить, то пережитое, бывает, выводит в новые области творчества.

Глава 10 Старость

В Древней Греции верили, что «те, кого любят боги, умирают молодыми». В те времена юность и физическая красота ценились очень высоко, и смерть (теоретически) была предпочтительней постепенного физического упадка, который приходит с годами и который стареющие обречены видеть в себе и других, видеть и примиряться с ним. Большинство из нас смотрит иначе: выживание и жизнь следует лелеять и наслаждаться ими как можно дольше. Для женщины многое здесь зависит от ее предыдущего опыта на прошлых фазах жизненного цикла и от того, приятны или неприятны ее воспоминания. Ибо теперь нам всем предстоит встретиться с новой и непривычной фазой жизни — старостью и смертью, на которой окончание нашей жизни и жизни наших любимых — неизбежный факт. Тем не менее, эти последние годы жизни женщины тоже могут быть временем дальнейшего эмоционального созревания и нового осмысления конфликтов прошлого. Многие очень немолодые пациентки обращаются за лечением по поводу эмоциональных проблем, длящихся всю их жизнь, желая, наконец, понять себя и других в надежде обрести мудрость и покой. Старость может быть временем роста и развития, а не просто временем потерь и исчезающих возможностей.

В старости, как и в отрочестве, важнейшую роль в жизни женщины играет ее тело. Здоровье, до той поры принимаемое как должное, перемещается в центр внимания, тем более что кончились заботы о детях — они давно покинули дом. Бессознательные конфликты и безотчетные мысли заставляют иногда тело прибегать к отыгрыванию, как это бывало в прошлом. В малых отклонениях от физического благополучия уже мерещатся иногда грядущие фатальные недуги. Большую часть времени житейская суета отгоняет от нас идею смерти, но чем старше мы становимся, тем труднее ее отрицать. Тень смерти теперь идет рядом с нами, как на средневековых полотнах, изображающих «пляску смерти», и присутствует на любом празднестве жизни. Даже в гуще жизни старение и смерть присутствуют незримой тенью: в конце отпуска уже нет уверенности, что на следующий год мы снова встретимся с друзьями. Это больше не само собой разумеющиеся вещи, а подарок. Физическое старение, таким образом, подтачивает ощущение всемогущества. У очень немолодых пациенток при анализе нередко быстро возникает эротический перенос на аналитика, словно их откровенно старческая внешность — театральная маска, за которой скрывается жаркий живой пульс сознания и тела, невостребованный, неистраченный в должное время, в молодости. Как будто малость оставшегося ей времени освобождает женщину от страха перед возможностью унижения и стыда, который запрещал ей обнаружить свои чувства раньше, а теперь у нее остался последний шанс заполнить брешь в своей жизни. Бывает, оживают эдипальные конфликты, и бисексуальные решения могут быть приняты гораздо легче, если строгость Супер Эго и защитных механизмов, созданных на ранних фазах жизни, теперь ослабели, и близость неминуемой смерти женщина пытается отрицать жизнью, увлечениями и сексуальностью. Трогать и ощущать прикосновение по-прежнему очень важно в старости. Предварительная любовная игра оживляет первичное наслаждение от отношений мать-младенец, которые многим приносили глубокое удовлетворение; приносит его и прикосновение участливого доктора или медсестры, чего иногда как раз и ищут пациенты, часто посещая медиков для успокоения своей ипохондрии. Нежное прикосновение подтверждает, что ты существуешь, тебя любят и о тебе заботятся, и это подтверждение так же важно в старости, как и в начале жизни.

 

***

В курсе своего анализа пожилая пациентка г-жа Л., которая в юности была красавицей и все еще была прекрасна в поздние годы своей жизни, стала осознавать сексуальные чувства, которых не позволяла себе ранее в жизни. Она в свое время вышла замуж, у нее были дети, и, казалось, она достигла зрелой женской идентичности. Однако ее сексуальность была только телесным ответом телу мужа; ее эмоции и более глубокие чувства были заморожены и недоступны ей. После проработки части этого материала г-же Л. приснилось, что она видит свой дом, полный детей, ею рожденных, и слышит басистый голос мужа, заполняющий собою пространство. Однако в другой части дома она видит себя: она горько и безнадежно плачет, лежа на кушетке аналитика. Дети и муж замолкают, услышав ее рыдания. Чувствуя, что я слушаю ее внимательно и участливо, она могла теперь взглянуть на те стороны Собственного Я, которые до этого не обнажала ни перед кем, даже перед собой. Приближалась старость, и она оплакивала утрату юного и страстного Собственного Я, которое отщепилось в подростковом возрасте, так что более глубокие аспекты сексуальности не были и теперь уже не могли быть интегрированы во взрослую жизнь.

 

***

Несмотря на то что женщины чутко подмечают физические признаки старения, они, видимо, сохраняют более явный телесный нарциссизм, чем мужчины. Пожилые женщины часто более заботливы о своей физической внешности: их волосы старательно уложены, на лице тщательный грим; неизбежное воздействие старения как будто не ограничивает женские эротические фантазии и желания. В то же время их желанность в качестве сексуальной женщины требует подтверждения в виде внешнего восхищения, неважно — от мужчин или от других женщин. Субъективный образ своего тела очень важен для женщины, и зеркало — величайший враг нарциссичных женщин.

Г-жа М, пожилая женщина (впрочем, очень привлекательная в молодости), говорила с яростью о морщинах на лице и увядшей груди. Она сказала мне, что когда видит свое отражение в витрине магазина, то чувствует, что ее тело заняла неизвестная чужая старуха. Несмотря на всю свою ярость, она бессильна вытолкать ее прочь. Сходство со своей матерью в старости не приносило ей успокоения, так как столь же нарциссичная мать не приносила дочери успокоения в детстве, когда та в этом нуждалась. Г-жа М. проецировала свой гнев на мужчин-ровесников, которые, заявляла она, ненавидят ее; а вот более молодые мужчины все еще привлекали ее. Она, несомненно, не имела понятия о мифе об Эдипе и его преломлении в психике человека, но инстинктивно, как и все привлекательные немолодые женщины, знала, что молодой Эдип-сын может возбудить в своей матери-Иокасте сексуальный ответ, который та может отыгрывать или вытеснять.

 

***

Часто пожилой женщине образ собственного тела напоминает об образе ее матери в старости. Потрясающее подтверждение тому дает нам один документальный фильм о жертвах ГУЛАГа, в котором они (после освобождения) рассказывают о своих переживаниях. Старая женщина вспоминает, как готовилась к высылке в Сибирь, когда забрали ее мужа. Мать была самым близким для нее человеком, и она успела отдать ей своих детей, прежде чем была арестована. Она, как и ее солагерницы, покорилась своей ужасной участи и оставила все надежды. Даже воспоми





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2016-11-12; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 258 | Нарушение авторских прав


Лучшие изречения:

Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться. © Махатма Ганди
==> читать все изречения...

813 - | 735 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.01 с.