Религиозность образованных и ученых людей

Степанов продолжал говорить:

— Удивительно! — с напускным изумлением восклицал он. — В наш просвещенный век даже ученые люди все еще мыкаются с суевериями. Даже в Москве разыгрались сцены, достойные какого-нибудь средневекового города или дикарской деревни.

При этих словах Степанов очень громко рыгнул, и в близком от него расстоянии послышался скверный запах перегорелой в желудке этого культурного оратора сивухи. Нутро его, должно быть, горело от ядов, которыми он отравлялся всю ночь во славу пролетарской культуры. Гадкая отрыжка не смутила Степанова, и он продолжал ораторствовать:

— «Были устроены в Москве грандиозные крестные ходы. Литераторы, адвокаты, профессора, — говорил он с насмешкой, — люди, которые, благодаря своему научному образованию, казалось, должны были бы освободиться из-под власти первобытных воззрений, приняв благовидный вид, шествовали за фетишами, за идолами, за кусочками костей, за амулетами, за деревянными досками с нарисованными на них странными фигурами, закованными в золото»[86]. Это — умопомрачительные события! Кто бы мог бы подумать, что просвещенные люди нашего времени станут лобызать какие-то мощи-кости, чтить прах, засохшие трупы, прикладываться к иконам. Эта дикость никак не вяжется с культурой. Это — просто черная реакционная политика, в жертву которой брошено все: и культура, и прогресс, и самый разум! Поразительнее всего, что эта недостойная человеческого имени политика проявила себя так открыто и цинично после того, как были повсюду разоблачены подлоги мощей. Вы слыхали, конечно, — повысив голос, Степанов обратился к публике, — что вместо мощей в раках оказывались чучела из ваты, парчи, тряпок и прочей дряни!!!

Степанов говорил об этом с злорадством. Подробно нарисовал он картину вскрытия мощей Тихона Задонского, Митрофания Воронежского, Иннокентия Иркутского и прочих святых. Всюду разоблачены подлоги, обманы, надувательства. Степанов пересыпал свою речь острыми и едкими замечаниями и презрительными насмешками.

Эта часть его речи произвела на слушателей неотразимое впечатление. Товарищи Степанова громко и злобно смеялись. Сам он в конце речи рассмеялся каким-то пьяным, гадким смехом.

Закончив речь, Степанов взял свой портфель со стола и тронулся уходить.

— Куда вы? — в недоумении воскликнул Уральцев.

— Я ухожу, — ответил ликующий Степанов. По-видимому, он был очень доволен своей речью.

— Но я еще возражать вам буду, — заявил настойчиво Уральцев, но с некоторым смущением.

— Возражайте, если вам угодно, но мне слушать вас некогда, — ответил Степанов и ушел, сияющий, смеющийся, злорадствующий. За ним ушли его товарищи, лишь некоторые из них остались послушать Уральцева или, вернее, — пошпионить за ним и за всем собранием.

К удивлению всех, Степанов не объявил собрание закрытым. Забыл ли он об этом спьяна или под влиянием своего торжествующего настроения, осталось не известным. Но Уральцев с благодарностью воспользовался этим обстоятельством и начал свои изложения.

Прежде всего он заявил, что находит не совсем удобным возражать на речь отсутствующего обвинителя, которому притом необходимо поставить важные вопросы. Ответы на них вскрыли бы более ясно и более убедительно несостоятельность речи сбежавшего оратора. Но я успокаиваю себя надеждою, — добавил Уральцев, — что кто-либо из оставшихся товарищей Степанова при надобности заменит его.

При этих словах Уральцева оставшиеся товарищи презрительно усмехнулись и переглянулись друг с другом.

— Во всяком случае, я уверен, что вы, товарищи, — обратился он к ним, — передадите Парфению Каллистратовичу мои возражения с возможной полнотой и точностью.

Те промолчали и немного попятились в глубь эстрады. Видимо, они опасались, что Уральцев втянет их в разговор, в котором они могут оказаться беспомощными, как рыба на берегу.

Действительность мощей

— Я начну свои возражения моему отсутствующему противнику с того пункта, которым он закончил свою весьма продолжительную речь и которой, как я заметил, произвел на вас, дорогие слушатели, довольно внушительное впечатление.

К нашему обвинителю применимо очень меткое изречение св. Василия Великого: «Как коршуны, пролетая мимо многие луга, множество мест приятных и благоухающих, стремятся к чему-либо зловонному, как и мухи, минуя здоровое, поспешают на гной, так завистливые не смотрят на светлое жизни, на величие заслуг, падают же на одно гнилое»[87].

Обличители христианства не видят в нем ничего светлого, здорового, жизненно-спасительного. На этом ярко сияющем солнце, они замечают одни лишь пятна. Подобно жукам, они возятся только в навозе. Все исторические преступления мнимых и поддельных христиан, все эти инквизиции, насилия, подлоги, все это — только навоз и гной в человеческой жизни, а не христианство. В каждом благоустроенном доме вы найдете отхожее помещение, но не примете его за единственную красоту и величие этого дома. Наш же обвинитель все наносное в историческом христианстве, все чуждое ему и враждебное выдает за самое христианство. Справедливо говорит Владимир Сергеевич Соловьев, что служители средневековой церкви, пользовавшиеся инквизицией, были не христианами, а воплощенными дьяволами[88]. То же должно сказать и о других преступниках в Церкви. Они, а не христианская религия, повинны в подлогах.

Но как нерассудно отвергать подлинные вещи — деньги или какие-то документы из-за того только, что немало в обращении фальшивых денег и поддельных документов, так неразумно отрицать и нетленность мощей св. угодников Божьих из-за того только, что попадаются и фальшивые мощи. Мы, христиане, крайне возмущаемся такими подлогами и предаем их строгому и беспощадному осуждению. Но подлоги, а также и другие преступления человеческие, как бы они гнусны ни были, не заставят нас признавать и самую подлинную истину за ложь, и самые настоящие вещи за поддельные. Несмотря ни на какие преступления людей, христианская религия остается непреложной истиной. «Свет и во тьме светится, и тьма его не объят», — говорит Евангелие о Христе (Иоанна, I:5). Золото и в навозе остается золотом, и лучи солнечные ничего не теряют оттого, что падают и на гнусные места. Вот если бы враги и обличители христианства доказали, что нетленных мощей вообще нет, и не может быть, тогда бы это еще имело смысл. Но они, наоборот, сами свидетельствуют, что нетленные тела есть и сохраняются в таком виде целые века. Вот что сообщается в правительственном журнале «Революция и Церковь»: «В Нью-Йорке, в музее Централь-Парка, лежит и по настоящее время мумия, перед которой нельзя не остановиться в изумлении. Молодая девушка или женщина из племени краснокожих. Она лежит совершенно нагая, если не считать тазовую повязку, в которой обыкновенно ходят эти люди теплого края. Найдена она, точно вчера заснула, у подножия одной из скал Калифорнии, и около 50 лет лежит под стеклянным колпаком музея»[89]. Что за причина нетления этого трупа, автор статьи не раскрывает. Но это в данном случае несущественно. Важен факт, что нетленные тела существуют, и если они возможны в Америке, то почему не может быть им места в России; если они красуются в Нью-Йоркском музее, то что же удивительного, что они сияют в древних московских соборах и древних киевских монастырях.