Сущность и роль государства как участника международных отношений

Государство является бесспорным международным актором, отвечающим всем вышеназванным критериям этого понятия. Оно является основным субъектом международного права. Внешняя политика государств во многом определяет характер междуна­родных отношений эпохи; оно оказывает непосредственное вли­яние на степень свободы и уровень благосостояния индивида, на саму человеческую жизнь. Деятельность и даже существование международных организаций, других участников международных отношений в значительной мере зависит от того, как к ним отно­сятся государства. Кроме того, государство является универсаль­ной формой политической организации человеческих общнос-тей: в настоящее время практически все человечество, за неболь­шими исключениями, объединено в государства. Но процесс об­разования новых государств продолжается: если в XV веке в мире существовало 5—6 государств, то в 1900 году их становится уже 30, в 1945 г. членами Организации Объединенных наций являлись 60 государств, в 1965 г. в ней состоит уже 100, в 1990 г. — 160, в

1992 г. — 175, а в 1996 году — 185 государств. Для того, чтобы стать членом ООН и, следовательно, получить признание в ка­честве субъекта международного права, государство должно об­ладать независимым правительством, территорией и населением.

Происхождение государства связано с переходом человечес­ких общностей к оседлости, разделением труда, обособлением управленческих функций, сосредоточением их в руках особого социального слоя и установлением политической власти над на­селением в пределах определенной территории. Американский специалист Д. Фрэнкел связывает формирование государства с развитием у людей потребностей и предпочтений, которые они не могут удовлетворить в одиночку, и поэтому вынуждены объе­диняться в группы. В зависимости от обстоятельств такие группы различаются по своим размерам и характеру, однако все они стал­киваются с одинаковыми проблемами, связанными со структу­рой, иерархией и организацией группы, а также ее отношениями с другими группами, которые являются прообразом современных международных отношений (13).

Функции государства в его наиболее развитой форме сводят­ся к поддержанию порядка и безопасности в рамках отделенной границами территории, созданию условий для социального и эко­номического развития общества, для распределения благ и услуг, поддержанию занятости и удовлетворению основных потребнос­тей населения (14).

Исторические формы государства характеризуются многооб­разием: в своем развитии оно прошло путь от мировых империй, предшествовавших античным полисам, до европейских монархий в новое время, возникновения национального государства (или государства-нации) в XIX веке. Однако вплоть до XV—XVI вв. государства в силу отсутствия строгих территориальных границ, слабости центральной власти по отношению к периферии, гос­подства общинной формы организации социума не являлись еще государствами в полном (современном) значении этого поня­тия (15).

Современная форма государственности связана с понятием суверенитета. Первоначально это понятие означало неограничен­ную власть монарха осуществлять свою волю внутри страны и представлять государство за его пределами (или, выражаясь со­временным языком, определять его внутреннюю и внешнюю по­литику) и отражало стремление правителей освободиться от гос­подства феодальных обычаев и церковной иерархии. После окон­чания 30-летней религиозной войны в Европе возникает и полу­чает свое закрепление в Вестфальском мирном договоре 1648 г. современная система межгосударственных отношений, основан-

ная на взаимном признании юридического равенства и незави­симости каждого государства.

В XVIII в. начинается новая фаза в распространении государ­ственности — переход от суверенитета монарха к суверенитету нации. Формируется такая форма государственности, как нацио­нальное государство, распространившаяся, начиная с XIX в., на весь европейский регион, а в последующем (особенно с процес­сом освобождения народов от колониальной зависимости и об­разованием национальных государств в «третьем мире», который завершается в целом в 60-е годы XX века) и на мир в целом.

Таким образом, генезис и существование современной фор­мы государственности тесно связаны с формированием и разви­тием такого вида социальной общности, как нация. Следует под­черкнуть, что как не существует «естественных» границ между государствами (все они являются продуктом истории, результа­том соотношения сил и потому носят «искусственный», т.е. по­литический характер), так не существует и оснований для пред­ставлений о биологической сущности наций, или их этническом происхождении. Все нации являются многоэтническими образо­ваниями, все они формируются и укрепляются в процессе поли­тической социализации, распространения и усвоения религиоз­ных верований, обычаев, других культурных ценностей, способ­ствующих политической консолидации социальной общности.

Об этом свидетельствуют и основные факторы, лежащие в основе генезиса нации, открытые научным сообществом в ре­зультате многочисленных исследований данного феномена. Это, прежде всего, — общность территории проживания, способству­ющая формированию близости в восприятии природных фено­менов и, соответственно, консолидации социальной общности. Это — общность экономической деятельности, определяемая од­ними и теми же ресурсами, формирующая сходный тип хозяй­ственной активности. Это — культурное единство, отражаемое в общности языка, религии, социальных норм поведения. Опреде­ленную роль в формировании нации может играть и общее этни­ческое происхождение людей, хотя эта роль отнюдь не может считаться решающей. Это, наконец, — общий исторический опыт, ощущение общей судьбы, общности прошлого, настоящего и бу­дущего. В то же время ни один из указанных факторов не являет­ся достаточным для того, чтобы рассматривать социальную общ­ность как нацию. Так, для многих наций характерно наличие не­скольких языков (Швейцария), религий (Китай), культур (Ин­дия) и т.п. Пожалуй наиболее устойчивой является общность на­ционального самосознания, ощущения единства исторической судьбы (см.: 1, р. 63—65).

Английский специалист Э. Смит отмечает, что формирование национальной идентичности явилось основным элементом про­цессов легитимизации социального и политического порядка. Назначение национальной идеологии состоит в формировании связей солидарности между индивидами и социальными класса' ми, мобилизации с этой целью общих ценностей и культурных традиций. Национальные доктрины производят мифы, символы, аппелирующие к рациональности идеологии, призванные служить оправданию и укреплению государства. Они предлагают каждому индивиду как личную, так и социальную идентичность, позволя­ющую ему отличать себя от остального мира и от других культур. Их распространению в той или иной мере способствуют все пра­вительства, заинтересованные в закреплении национальных осо­бенностей, легитимизирующих государственный суверенитет (16).

Определяющую роль в формировании и закреплении нацио­нальной идеологии играют политические и интеллектуальные элиты. Это характерно и для тех неевропейских регионов, в кото­рых формирование наций происходит под влиянием империа­лизма: профессиональные элиты указанных регионов, стоящие во главе движения за освобождение от всех форм колониального господства и политическую независимость, фактически воспро­изводят в государственности, как форме политической организа­ции общества, политическую модель метрополий. Вместе с тем здесь процесс формирования наций идет как бы «наоборот»: не нация предшествует и сопровождает генезис государственности, а государство используется как решающий инструмент в форми­ровании наций. Именно этим объясняется парадоксальный, на первый взгляд, факт существования на политической карте мира государств (например, в постколониальной Африке), не имею­щих нации: речь идет о процессе создания нации «мы-воспри-ятия», которая подошла бы под уже существующее государство, а не о процессе поиска нацией своего собственного государства (см.: 1, р. 63).

Как уже отмечалось, одной из решающих в понимании про­исхождения и сущности государства является категория «нацио­нально-государственный суверенитет». Она имеет два основных аспекта — внутренний и внешний. Речь идет, с одной стороны, о свободе государства избирать свой путь экономического разви­тия, политического режима, гражданского и уголовного законо­дательства и т.п. А с другой, — о невмешательстве государств во внутренние дела друг друга, о их равенстве и независимости. Однако принцип суверенитета национальных государств приводит к неоднозначным последствиям в международных отношениях.

Во-первых, каждое государство вынуждено так или иначе со­четать в своей внешней политике достаточно противоречивые

функции. По определению одного из основателей современной американской политической науки А. Уолферса, каждое государ­ство может стремиться к национальной экспансии (self-extension) в самом широком смысле этого термина, включающем увеличе­ние территорий, влияния, ресурсов, союзников и т.п. Оно может быть озабочено защитой (сохранением) своего пространства и своего национального интереса (self-preservation). Наконец, оно может отказываться от тех или иных непосредственных выгод в пользу укрепления мира и солидарности в межгосударственных отношениях (self-abnegation) (17).

Во-вторых, каждое государство стремится к обеспечению собственной безопасности. Однако это стремление, ввиду того, что оно свойственно всем суверенным государствам-нациям в условиях «плюрализма суверенитетов», порождает одну из самых сложных и животрепещущих проблем международных отноше­ний — так называемую «дилемму безопасности». Она состоит в том, что увеличение безопасности одного из государств может рассматриваться как небезопасность для другого и вызывать с его стороны соответствующие реакции — от гонки вооружений до «превентивной войны».

Наконец, в-третьих, если все государства-нации равны, то, как остроумно замечают Б. Рассет и X. Старр, «некоторые из них равны больше, чем другие» (см.: 1, р. 79). Действительно, фор­мально-юридическое равенство государств с точки зрения меж­дународного права не может отменить того обстоятельства, что они различаются по своей территории, населению, природным ресурсам, экономическому потенциалу, социальной стабильнос­ти, политическому авторитету, вооружениям, наконец, по своему возрасту. Эти различия резюмируются в неравенстве государств с точки зрения их национальной мощи. Следствием такого нера­венства является международная стратификация, с характерной для нее фактической иерархией государств на международной

арене.

Исследуя международную стратификацию с позиций историче­ской социологии, английский ученый И. Луард приходит к выво­ду, что на всех этапах своего существования — от Римской импе­рии, где государства-данники зависели от центральной власти, и Китайской многогосударственной системы, где власть была не­равномерно распределена между большими группами государств, до современности — международные отношения всегда были стра­тифицированы по тем или иным основаниям (18). В международ­ных отношениях, которые интересуются причинами социальной стратификации и ее последствиями на поведение акторов, в объ­яснении этого феномена существует два основных направления.

Одно из них — «консервативное» — рассматривает стратифи­кацию как следствие функциональной специализации: общество стратифицируется потому, что позиции, которым приписывается большая ценность, обеспечивают тем, кто их занимает, власть, привилегии или престиж. С этой точки зрения, интеграция об­щества и социальный порядок являются продуктами стратифика­ции и, более того, в степени стабильности общества отражается степень ценностного консенсуса его членов. Представители вто­рого — «радикального» направления — считают, что обществен­ный порядок всегда основан на принуждении, а стратификация общества постоянно сопровождается процессом, при котором власть, привилегии и престиж определенного социального слоя достигаются и поддерживаются благодаря систематической эк­сплуатации им других слоев. Сформулированная марксистами такая точка зрения разделяется не только близкими к марксизму, но и сторонниками иных теоретических течений.

Большинство идей, связанных со стратификацией междуна­родных отношений, было заимствовано именно из радикального направления (19). В рамках науки о международных отношениях литература по вопросу о стратификации подразделяется на два течения: «интеракционизм» и «структурализм». Первое рассматри­вает взаимодействующие государства в качестве автономных эле­ментов стратифицированной системы международных отноше­ний, положением в которой и объясняется их поведение (М. Кап-лан, А. Органски, Р. Роузкранс, Д. Сингер, К. Дойч, К. Уолц и др.). Второе исходит из того, что в XX веке государства уже не являются автономными, а играют разную роль в общемировой капиталистической системе, причем эта роль зависит от того, какое место они занимают в данной системе — центральное или пери­ферийное (Р. Пребич, Б. Браун, П. Баран, П. Суизи, А. Франк, И. Галтунг, С. Амин, И. Валлерстайн и др.). Таким образом, если для интеракционистов государство как международный актор представляет главный предмет анализа, то структуралисты, рас­сматривающие прежде всего отношения между центром и пери­ферией в мировой системе, чаще всего не принимают его за еди­ницу анализа.

Как уже отмечалось выше, одним из наиболее широко рас­пространенных видов международной (межгосударственной) стра­тификации считаются неравные возможности государств защи­тить свой суверенитет, вытекающие из неравенства их нацио­нально-государственной мощи. С этой точки зрения различают сверхдержавы, великие державы, средние державы, малые госу­дарства и микрогосударства (см.: 5, гл. II).

Сверхдержавы выделяются по следующим признакам: а) спо­собность к массовым разрушениям планетарного масштаба, под-

держиваемая благодаря обладанию и совершенствованию ядер­ного оружия; б) способность оказывать влияние на условия су­ществования всего человечества; в) невозможность потерпеть по­ражение от любого другого государства или их коалиции, если в такую коалицию не входит другая сверхдержава.

В отличие от них, великие державы оказывают существенное влияние на мировое развитие, но не господствуют в международ­ных отношениях. Они нередко стремятся играть мировую роль, однако реальные возможности, которыми они располагают, ог­раничивают их роль либо определенным регионом, либо отдель­ной сферой межгосударственных отношений на уровне региона.

Средние державы обладают прочным влиянием в своем бли­жайшем окружении. Это отличает их от малых государств, влия­ние которых является слабым. Однако малые государства распо­лагают достаточными средствами для сохранения своей незави­симости и территориальной целостности. Микрогосударства же в принципе неспособны защитить свой суверенитет собственными

силами.

Среди исследователей нет единого мнения по вопросу о том, какие из государств считать малыми, а какие — микрогосудар­ствами. Большинство склоняется к тому, что критерием в данном случае может выступать количество населения: в одних случаях микрогосударствами считаются страны, население которых не превышает 1 млн. человек, в других эта цифра доходит до 2 мил­лионов. ЮНИТАР использовал в этом случае более сложный кри­терий определения величины, мощи и статуса государств, вклю­чающий анализ величин их площади, населения и ВВП. Б. Рассет и X. Старр предложили учитывать также военный потенциал, продолжительность жизни населения, процент детской смертнос­ти, количество врачей и койкомест в медицинских учреждениях на душу населения, его расовый состав, долю городских и сель­ских жителей и т.п. (см.: 1, р. 82—90). Однако в этом случае появ­ляется риск утраты решающих критериев и, следовательно, риск «утопить» проблему в огромной массе важных, но все же не оп­ределяющих признаков.

Согласно традиционным представлениям, государства выра­жают себя на международной арене через свою внешнюю поли­тику, которая может принимать две основные формы: диплома­тии и стратегии. Их назначение — удовлетворение национальных интересов, сохранение территориальной целостности страны, за­щита ее безопасности и суверенитета. Однако в наши дни такое понимание внешней политики и международных отношений об­наруживает свою явную узость, ибо внешняя политика уже не может не принимать в расчет проблемы экологии и научно-тех­нического прогресса, экономики и средств массовой информа-

ции, коммуникаций и культурных ценностей. А главное — оно не способно отразить как тот факт, что традиционные проблемы международных отношений претерпевают существенные видоиз­менения под влиянием всех этих новых факторов, так и действи­тельную роль и подлинное место негосударственных междуна­родных акторов.