Бретт: Если бы мои руки могли говорить, они сказали бы. 6 страница

Мэри крепко сжимала большой конверт, который не выпускала из рук все время, пока говорила. Сдержанным тоном она описала, как несчаст­лива была в своих отношениях с мужчинами. Она всегда только отда­вала. Ей казалось, что ее просто походя используют. Это заставляло ее думать о себе очень плохо. Она пришла на консультацию, потому что только что закончились ее отношения с одним мужчиной. Как она ни пы­талась их сохранить, ему, казалось, было на это наплевать. Он встречался с ней, когда ему было удобно, и, как она подозревала, только потому, что в ту ночь ему больше не с кем было спать. Тем не менее она очень пере­живала из-за утраты этих отношений.

— Не знаю, почему я так чувствую, — жаловалась Мэри. — Ведь я знаю, что он был ко мне равнодушен. Почему я о нем думаю? Я чув­ствую себя такой слабой. И ненавижу себя за это.

Первые несколько минут сеанса психотерапии позволяют многое узнать о человеке. Психологическое консультирование—процесс совершенно не­естественный. Вы просите ранимого человека эмоционально раздеться пе­ред кем-то едва знакомым. Такое станет делать только совершенно уверен­ный в себе человек — или человек, полностью подавленный проблемами. С одной стороны, когда люди начинают первую встречу в очень осторож­ном ключе, это кое-что говорит об их уровне недоверия и страха и, в свою очередь, может многое сказать об их предыдущем интимном опыте. С дру­гой стороны, когда они в первые же минуты начинают разглашать самые интимные детали, вы чувствуете что-то неладное. Бьющий из пожарного шланга фонтан — верный признак внутреннего давления.

Итак, психотерапевту желательно увидеть разумную смесь здоровой открытости и здоровой осторожности. Мэри как раз обладала такой сме­сью. Сдержанная, прямая, искренняя. Отнюдь не «больная» личность.

Обычно я проверяю свое первоначальное впечатление, при этом ча­сто использую юмор. Моя логика проста: человек, полностью погружен­ный в проблему, не может взглянуть на себя со стороны и рассмеяться. Юмор требует способности видеть вещи под необычным углом зрения, точнее, способности изменять угол зрения. Такая способность является ключевым элементом процесса изменения. Если человек не может из­мениться немного, чтобы увидеть смешную сторону ситуации, то изме­ниться существенно, что необходимо для успешной психотерапии, будет для него крайне трудно.

Я нашел, что этот же принцип работает в трейдинге. Если позиция кажется мне комфортной, я могу отвлечься и ответить на чьи-то шутки, заняться электронной почтой или почитать новости. Наоборот, если не могу ответить на шутку шуткой, это верный признак того, что моя позиция меня слишком беспокоит. Очень часто для такого беспокой­ства есть причина, и я могу использовать эту эмоциональную инфор­мацию как интуитивную проверку. Чаще всего дискомфорт происходит из-за того, что я нарушил одно из своих торговых правил. Хотя я и угово­рил сам себя сделать «исключение», мой не склонный к шуткам ум очень хорошо знает, что я ступил на зыбкую почву!

Поэтому я добавил в свою первую встречу с Мэри немного юмора. Когда она посетовала: «Я так стараюсь развивать отношения, но ничего не получаю взамен», я улыбнулся и хмыкнул: «Именно это мне говорят ваши однокашники о программе, в которой вы участвуете».

Мэри работала над очень сложной программой из области здраво­охранения, известной тем, что она обманывала надежды даже лучших студентов. На лице девушки тут же вспыхнула улыбка, и Мэри признала: «Именно так я себя и чувствую».

Ее реакция была еще одним хорошим признаком.

(Психотерапевты часто производят впечатление скромных людей, утверждая, что не имеют ответов на все вопросы клиентов. Не верьте этому ни секунды. Я подхожу к каждой сессии с типичным высокоме­рием психотерапевта: если мои шутки не кажутся вам смешными, зна­чит, вы точно больны! Любой, кто думает, что может изменить жизнь че­ловека, встречаясь с ним в течение всего одного из 168 часов в неделю, конечно же, не должен страдать от избытка скромности!)

Мы с Мэри потратили большую часть первого сеанса, разбирая ее не­давние отношения с мужчинами и модель поведения, в соответствии с которой она отдавала слишком много и получала очень мало. Мэри дала ясно понять, что ее дружеские отношения с женщинами строи­лись по-иному. Она также сообщила, что росла в хорошей семье, где все были доброжелательны и заботились друг о друге. С одной стороны, де­вушка понимала, что умна, привлекательна и приятна в общении. У нее не должно было возникать проблем в отношениях с мужчинами. А с дру­гой стороны, чувствовала себя неудачницей, потому что не могла поддер­живать такие отношения.

— Неужели я прошу слишком многого? — вопросила Мэри. — Неу­жели я всех отпугиваю?

Видно было, что она очень страдает.

Одна из самых больших ошибок, которые может совершить психо­терапевт, — это позволить себе слепо верить словам. Люди могут гово-

ГЛАВА ПЯТАЯ. МЭРИ, МЭРИ. БЕЗ ЧУВСТВА МЕРЫ 121

Я мягко предложил, чтобы мы вместе разобрались, есть у него смысл или нет.

— Иногда сны открывают то, что у нас на уме, — объяснил я.

Потребовалось некоторое время, чтобы уломать Мэри. И то после не­скольких фраз она не раз шла на попятный, заявляя:

— Это безумие. Сны — сплошная выдумка. Они ненастоящие.

В конце концов она смогла изложить свое ночное видение. Сон ока­зался весьма ярким. Во сне она была дома, и тут внезапно появился я и предложил ей проводить наши сеансы в ее доме. Она почувствовала себя очень неловко, но ничего не сказала. Я попросил, чтобы она прошла наверх; и тут она заметила мое обручальное кольцо и застыла от страха. И проснулась.

Когда она закончила пересказ истории, мы начали разбираться в ее смысле.

— Что находится наверху в доме? — спросил я.

Она смутилась: «Моя спальня». Однако, прежде чем я успел вставить слово, добавила:

— Но я знаю, что вы никогда ничего такого не сделали бы. Это только сон. Я знаю, что вы не испытываете ко мне никакого личного интереса.

По ее тону, а также содержанию сна, я мог определить, что личный интерес означал сексуальный интерес. Влечении наступил ключевой мо­мент. Я мог видеть, что Мэри ждала моего ответа; ее глаза прямо-таки умоляли, чтобы я заверил ее, что ее тело меня не привлекало. И все же она сидела здесь, одетая более провокационно, чем любой клиент, кото­рого я мог припомнить!

Это был один из тех ключевых для изменения моментов.

Я подался вперед из кресла и глубоко заглянул ей в глаза. Я почти ка­сался Мэри. Медленно и доброжелательно, — чтобы не активировать ее защитные реакции, — сказал:

— Вы неправы. Я интересуюсь вами самым личным образом. И, судя по вашей одежде, вы, кажется, тоже испытываете ко мне интерес.

Что тут началось! Мэри беззвучно затряслась. Я не сразу мог понять, что это — гнев, возбуждение, плач или припадок.

Настоящая работа только начиналась...

РАЗРУШЕНИЕ ЗОНЫ КОМФОРТА

Одна из первых идей, которым я учу слушателей своего курса психиа­трии, заключается в том, что цель психотерапии — «успокоить потрясен­ных и сотрясти спокойных». Фраза эта хорошо запоминается, потому что

рить одно, а подразумевать совершенно другое. Часто невербальные сиг­налы говорят о человеке гораздо больше, чем его слова. Не такая уж ред­кость иметь дело с клиентами, которые в улыбчивой, жизнерадостной и обаятельной манере рассказывают о событиях прошедшей недели, в то время как их тела дрожат от нервного возбуждения, а лица напря­жены из-за усилий сдержать болезненные эмоции. Время от времени я даже пробую не вслушиваться в речь клиентов, а просто впитываю эмо­циональный тон их словесных и физических сообщений.

Это может также оказывать огромную помощь в трейдинге. Как я уже говорил ранее, состояние моего тела часто отражает информацию, вос­принятую подсознательно. Напряжение мускулов и изменение позы в кресле у компьютера нередко являются первыми признаками того, что сделка развивается не так, как ожидалось.

Уважая силу невербальной коммуникации, я подождал до конца пер­вой встречи, прежде чем спросил о конверте, который Мэри с такой си­лой сжимала. Немного робея, она сказала, что внутри лежат некоторые ее сочинения. Я попросил показать их, и она согласилась. В конверте было несколько рассказов, а также стихи и отрывки из дневника. Мне хватило прочитать несколько фрагментов, чтобы понять: у нее есть та­лант. Когда я сказал ей об этом, Мэри заметно обрадовалась.

— Вам действительно это нравится? — спросила она.

— Безусловно.

— Я подумываю о том, чтобы принять участие в литературном кон­курсе, — продолжала она.

— Великолепная идея, — похвалил я. — Думаю, у вас есть реальный шанс на победу.

Мы завершили беседу и договорились о следующей встрече. Так хо­рошо окончился первый сеанс.

Знал бы я, что ждет меня впереди...

Наша вторая сессия выдалась сумбурной с самого начала. Волосы Мэри больше не были зачесаны назад. Они свободно стекали вниз по плечам. Сама она была в блузке с глубоким вырезом и очень короткой юбке. Мэри наложила налицо гораздо больше косметики, чем в первый раз, и сделала это довольно безвкусно. Вместо прежнего откровенного тона она теперь говорила неуверенно, глядя в сторону. Ее голос звучал тихо и глухо. Я был потрясен. Казалось, что передо мной сидит совершенно другой человек.

Когда я заметил ей, что она чувствует себя неудобно, Мэри нервно упомянула, что прошлой ночью у нее случился кошмар. Однако она не видела смысла обсуждать его.

— Это всего лишь сон, — отмахнулась она. — Он не имеет никакого смысла.

122 ПСИХОЛОГИЯ ТРЕЙДИНГА

отражает важную реальность. Некоторые люди приходят на прием, ис­пытывая потребность в поддержке. Они пережили травму; они охвачены волнением, депрессией или возмущением и хотят избавиться от своей боли. Другие приходят на консультацию, оказавшись в западне. Замкнув­шись на моделях поведения, ведущих к самоуничтожению, они слишком привыкают к своему образу жизни. Они боятся перемен. Боятся неиз­вестности.

— Я знаю, что отношения не сложились, — говорят мне многие, — но всё лучше, чем одиночество.

Когда автомобиль застревает в канаве, его иногда нужно как следует подтолкнуть, чтобы выбраться на дорогу. Люди в этом смысле не очень отличаются от автомобилей.

Стандартный терапевтический маневр с Мэри должен был заклю­чаться в том, чтобы успокоить ее, установить надлежащие терапевтиче­ские границы и продолжить исследовать значение сна. В рамках безо­пасных профессиональных отношений она почувствовала бы себя доста­точно надежно, чтобы разобраться в смысле своего сна.

Изучение сна, однако, очень сильно отличается от его повторного пе­реживания. Мэри совершенно ясно дала понять, что не хочет даже при­ближаться к кошмару. Она изо всех сил пыталась убедить меня, что он не стоит внимания. Ее дискомфорт, однако, говорил мне о прямо про­тивоположном. Временно размыв границы своим заявлением о «лич­ном» интересе к ней, я разрушил зону комфорта — для нас обоих. Я по­ставил на то, что мое первоначальное впечатление было верным и что она достаточно сильна, чтобы противостоять нарушению комфорта. Но, глядя на то, как она трясется передо мной, я уже не был настолько уве­рен в своем предположении.

Рыдающая Мэри повернулась ко мне. Она была очень расстроена, но теперь смотрела мне прямо в глаза. Мой мягкий тон лучше слов убе­дил ее, что я не представляю угрозы, и Мэри заговорила свободно. Ее слова хлынули наружу. Она объяснила, что, когда была маленькой, ее отец редко бывал дома. Он много путешествовал и развелся с ее мате­рью, когда Мэри была еще совсем крошкой. О ней заботился дед по мате­ринской линии, а мать много работала, чтобы удержать семью на плаву. Хотя дед был добр к ней, но он пил. А когда пил, его настроение меня­лось самым решительным образом. Он начинал ругать Мэри и ее мать, напоминая им обо всем, что он для них сделал, и жалуясь, что никто в се­мье его не ценит. Хуже того, когда Мэри было семь лет, он начал приста­вать к ней, когда бывал пьян, и несколько раз стаскивал с нее трусики. Это продолжалось до ее половой зрелости. Тогда девочке удалось пере­браться жить к отцу.

Мэри пристально на меня посмотрела. В ее глазах стояли слезы.

— Мне кажется, что это была моя вина, — объяснила она. — Я сама позволяла деду. Я никогда никому об этом не говорила.

Теперь я заговорил очень тихо. Смиренно признался Мэри, что дол­жен извиниться перед ней:

— Я очень виноват.

Она посмотрела на меня вопросительно, и я объяснил, в чем мое рас­каяние: попросив показать конверт, который она так тщательно обере­гала, я перешел ее личную границу. Строго говоря, конверт и ее сочине­ния не имели отношения к нашей встрече. Я проявил к ней личный ин­терес. С одной стороны, она была рада, что мне понравились ее сочине­ния. С другой, однако, восприняла мой интерес как еще одно нарушение ее границы со стороны мужчины. Ее сон прекрасно проиллюстрировал ее опасения, что я могу оказаться таким же, как ее дед. И решение прийти на прием в соблазнительном виде означало, что она ожидала привлечь мое внимание так же, как делала это в прошлом.

Я объяснил Мэри свое поведение:

— У меня действительно есть к вам личный интерес. Но это не сексу­альный интерес. Я слишком беспокоюсь о вас, чтобы попытаться повто­рить ваше прошлое.

Сквозь слезы на лице Мэри вновь проступила улыбка.

Я про себя вздохнул с облегчением.

ПОВТОРЯЮЩИЕСЯ СТЕРЕОТИПЫ

Наши последующие сеансы заполнили оставшиеся белые пятна. Каждое знакомство Мэри с молодыми людьми повторяло воспоминания ее дет­ства. В этих отношениях она очень рано становилась сексуально вовле­ченной и начинала мечтать о совместном будущем. Отчаянно добиваясь взаимности, делала все что угодно, лишь бы понравиться мужчине. Когда он не отвечал взаимностью, чувствовала себя одинокой и преданной. Ей казалось, что ее просто используют. Символически она снова раз за ра­зом попадала к своему деду.

Если кажется, что все это звучит немного по-фрейдистски, ну, в общем, так оно и есть. Одним из величайших открытий Фрейда стала концепция, которую он назвал «вынужденным повторением». Незадолго до Фрейда философ Фридрих Ницше назвал это же явление «вечным повторением» и сделал его центром своего мировоззрения. В принципе, вынужденное повторение означает, что эволюция не является неизбежной. На различ­ных этапах своей жизни люди по-разному повторяют одни и те же мо-

ГЛАВА ПЯТАЯ. МЭРИ, МЭРИ, БЕЗ ЧУВСТВА МЕРЫ 125

что он на что-то способен, надеясь на достижения в трейдинге. Учебная торговля и торговля маленькими суммами для этого не годились: чтобы продемонстрировать свою полноценность, он должен был получить огромную прибыль. Но это означало, что эмоциональнее всего он стано­вился как раз тогда, когда находился в наибольшей опасности с финан­совой точки зрения. Когда его позиции открывались на учебном рынке или были невелики в размере, он мог следовать своему торговому плану и часто получал прибыль. А когда размер позиции увеличивался, внима­ние его переключалось с рынка на старый эмоциональный сценарий, за­ставлявший его принимать решения, при других обстоятельствах совер­шенно немыслимые.

Д-р Д. был разумным, образованным человеком. Он преуспевал в своей профессии. Но все это не спасло его от слепого повторения болезнен­ной и самоубийственной модели поведения. Казалось, что эта часть его жизни не подчинялась ему, а, активируемая чувством неуверенно­сти в себе, существовала сама по себе вне его сознательного понима­ния. Фактически он был столь же неконтролируемым, как «Вулворт», по­скольку следовал иррациональному сценарию жизни.

Лечение д-ра Д. продолжилось в необычной манере. Недостаточно было бы просто рассказать ему о повторяющейся модели поведения, чтобы изменить ее. Каждый раз, когда его настроение менялось бы и его охватывало чувство собственной неполноценности, его новое знание ис­чезало бы, а он кидался бы на рынок в поисках новой суперсделки. Клю­чом к изменению, как и в случае с Мэри, должна была стать активация поведенческой модели с последующим переходом к чему-то иному. Силь­ное переживание — новое окончание старого сценария — и есть то, что меняет людей.

В случае сд-ром Д. мы провели похороны: настоящие похороны, с по­гребением тела и ритуалом. Во время марафонского сеанса я попросил, чтобы д-р Д. составил на бумаге полный список всего того, что он хотел, но никогда не получал от отца. Я также попросил, чтобы он вспомнил кон­кретные случаи, когда отсутствие признания со стороны отца причинило ему боль. Мы добросовестно прошлись по его списку, возрождая болез­ненные воспоминания. Каждый раз, когда мы касались какого-то трав­мирующего воспоминания, я менял тему и просил, чтобы д-р Д. вспом­нил неудачную сделку на рынке. Мы вновь и вновь изучали его торговые неудачи, вникая в разрушительное действие его поведенческой модели и его неспособность достичь признания через трейдинг.

Где-то посреди нашего списка, после одного особенно душераздира­ющего эпизода, когда он вспомнил, как отец не пришел на давно пред­вкушаемую мальчиком игру чемпионата Малой лиги, д-р Д. припомнил дели поведения. Фрейд ясно видел, что нерешенные конфликты приво­дят к потере свободы воли у людей, обреченных на бесконечное пережи­вание прошлого. Цель его терапии, названной психоанализом, состояла в том, чтобы возвращать свободу воли. Фрейд полагал, что если бы люди могли узнать о повторяемых ими на подсознательном уровне моделях по­ведения, то эти модели потеряли бы над ними власть.

Трудно оценить степень, до которой значительная часть человече­ской жизни проходит по сценарию, ведь люди, не ведая того, повторяют стереотипные мысли и действия. Многие из этих поведенческих моде­лей уходят корнями в прошлое — к нерешенным конфликтам. Разго­вор об этих моделях ничего не дает. Говоря словами Джона Каттинга, уму № 1 очень трудно проникнуть в ум №2. Только сильный эмоциональ­ный опыт, а именно развитие отношений с мужчиной, который думал бы о ней больше, чем о ее теле, мог вытеснить Мэри из старых поведенче­ских моделей. Сильные эмоциональные события создают кардинальные сдвиги, позволяющие людям изменять свои рутинные реакции.

Вовлечение нерешенных конфликтов человека в его финансовые операции может быть особенно разрушительным. Д-р Д., врач-терапевт и по совместительству трейдер, обратился ко мне за консультацией по­сле неоднократных серьезных убытков на рынке. Д-р Д. имел обыкнове­ние открывать большую позицию в надежде огрести куш, но лишь падал в глубокую яму. После этого начинал лихорадочно лезть на рынок, от­крывая новые позиции, чтобы сбалансировать свою первую неудачную сделку и выйти без потерь. Иногда ему удавалось спасти сделку, но, как правило, это не получалось, и он испытывал глубокое чувство неудачи. Интересно, что, когда д-р Д. ограничивался учебной торговлей, он, как правило, делал деньги, выбирая акции с помощью систематической и хо­рошо проработанной стратегии. Но едва ступал на эмоциональную арену реальных рисков и вознаграждений, как проявлялись его разрушитель­ные поведенческие модели.

Несмотря на успешную врачебную практику, д-р Д. не чувствовал себя преуспевающим человеком. Он вырос в равнодушной к нему семье и чув­ствовал, что отец его игнорирует. В детстве большую часть энергии маль­чик расходовал на отчаянную борьбу за внимание и любовь отца, пыта­ясь преуспеть в спорте и учебе. Он понял, однако, что никакие успехи не помогут ему достичь цели: что бы ни делал, это не могло удовлетво­рить его отца, долгими неделями разъезжавшего по делам.

В дальнейшем, даже после смерти отца, д-р Д. продолжал проигрывать все тот же эмоциональный сценарий, теперь уже в трейдинге, во многом как Мэри повторяла свои неудачные подходы к мужчинам. Усвоив ощу­щение собственной неполноценности, д-р Д. теперь пытался доказать,

126 ПСИХОЛОГИЯ ТРЕЙДИНГА

и одну из своих худших торговых операций. Он открыл позицию, исполь­зовав весь капитал на счете, и после снижения курса акции столкнулся с маржин-коллом. И увеличил свой торговый капитал, вместо того чтобы ликвидировать позицию. Эти деньги он также потерял. Бледный, с пол­ными слез глазами, д-р Д. впился в меня взглядом и хрипло прошептал: «Я больше не могу так с собой поступать».

Превращение компетентного доктора в слезливого трейдера-неудач- ника подсказало мне, что мы готовы к ритуалу. Мы погребли скорбный список и провели похороны, попрощавшись со всеми его надеждами и ожиданиями его отца. Сказав сквозь слезы и облегчение последнее «прости», занялись отработкой новой поведенческой модели. Каждый раз, когда д-р Д. почувствует себя ни на что не годным, он должен будет живо представить себе похороны, которые мы провели, и себя, обещаю­щего: «Я больше не могу так с собой поступать». Всякий раз, когда такое будет происходить, он должен будет открывать на рынке позицию в поло­винном — а не двойном — размере от его обычной сделки. И, привлекая свой собственный опыт, я предложил, чтобы он для начала поторговал суммой настолько небольшой, чтобы было невозможно привлечь внима­ние и восхищение других трейдеров.

Избавленный от необходимости быть кем-то в глазах отца, д-р Д. стал наконец готов к тому, чтобы преуспеть в торговле. Он позвонил мне спу­стя довольно много месяцев после нашей последней встречи и с гордо­стью сообщил, что поймал на рынке важный минимум. Когда он упомя­нул размер своей позиции, я внутренне улыбнулся. Это была удивительно скромная ставка. Но она привела к приличной прибыли.

Д-р Д. в конце концов понял что к чему. Он научился торговать с ку­шетки.

ИЗМЕНЕНИЕ ПОВТОРЯЮЩИХСЯ СТЕРЕОТИПОВ

Хотелось бы мне сказать, что лечение Мэри закончилось успешно, как только благодаря моим усилиям она приобрела новый действенный опыт в ответ на свой сон. Однако изменение происходит обычно не так просто и прямолинейно. За редким исключением одного лишь измене­ния в мышлении или эмоционального опыта недостаточно. Только по­сле многих повторений эти переживания усваиваются и становятся ча­стью личности.

Именно здесь на сцене появляется перенос.

Фрейд называл переносом проигрывание старых конфликтов и по­веденческих моделей в рамках отношений с психотерапевтом. Вторая

встреча с Мэри может служить прекрасным тому примером. Я, мужчина старше ее, проявил к ней личный интерес. Страстно желая одобрения, она, действуя в соответствии со стереотипами своего прошлого, предло­жила мне себя. Для того чтобы круг замкнулся, я должен был принять ее предложение. В этот момент я как бы становился ее дедом, и она могла повторить сделку с дьяволом, в которой продавала свое тело в обмен на внимание.

Целью такой психотерапии является создание новых концовок ста­рых историй, и именно это я пытался сделать с Мэри. Для того чтобы мои отношения с нею имели настоящий психотерапевтический эффект, я не должен был принимать ее предложение. Моя цель состояла в том, чтобы предложить ей другой вид отношений — такой, в котором при­сутствовали бы близость и забота, но не было эксплуатации. Возможно, тогда она смогла бы извлечь из наших отношений чувство одобрения, ко­торого ей так долго не хватало.

Достигнуть этого труднее, чем можно подумать. Какая-то часть Мэри знает лишь о единственной возможности заслужить одобрение — пред­ложив свою душу и тело. Если я отказываюсь от предложения, эта ее часть может испытать боль, гнев и утрату — именно это Мэри чувство­вала в недавних отношениях с мужчинами. Поэтому хотя зрелая часть Мэри может оценить то, что я не пытаюсь, воспользовавшись ситуацией, пристать к ней и действительно желаю ей добра, но внутри еще остается маленькая девочка, которая может этого не понять. В процессе психоте­рапии эта маленькая девочка будет только биться и кричать.

Фрейд назвал это явление сопротивлением. Часть личности, запертая в прошлом, подвергается угрозе изменения. Она же привыкла получать удовлетворение только известным ей способом. Ситуацию можно сравнить со стремлением человека защититься от внешних источников угрозы, та­ких как грабитель или надвигающийся автомобиль; так и ум защищается от страха перед внутренними угрозами. На каком-то уровне новые кон­цовки старых историй могут вызывать у людей сильный страх. В резуль­тате они идут на любые уловки, лишь бы избежать новых концовок, оттал­кивая от себя тот самый опыт, который мог бы принести им избавление.

Далее излагаю очень важную концепцию: сами по себе решения торговых проблем склонны вызывать страх у людей и, как резуль­тат, включать самые разнообразные виды защиты. Это означает, что какая-то часть человеческой души будет, вероятно, бороться с измене­нием — и неопределенностью неведомого, даже если человек пылко же­лает изменения и понимает его необходимость. Решение проблемы этой внутренней схватки является неотъемлемым элементом психологиче­ского изменения.

ГЛАВА ПЯТАЯ. МЭРИ, МЭРИ, БЕЗ ЧУВСТВА МЕРЫ 12»

Если ее просто игнорировать, она не исчезнет. Ведь не исчезла же до сих пор! Но если мы сможем понять ту вашу часть, которая ищет безразлич­ных мужчин и погружается с головой в болезненные отношения с ними, возможно, нам не придется повторять эту поведенческую модель снова.

Разумеется, все это предполагает, что у человека — той же Мэри — действительно есть более зрелая сторона, которая может отстраниться от ее конфликтов в роли «внутреннего наблюдателя». К счастью, сам факт того, что Мэри сама обратилась к психотерапевту, является хо­рошим признаком такой зрелости. Одна часть ее отчаянно хочет быть счастливой, даже хотя и цепляется за прошлое.

В основе психоаналитической терапии лежит идея, гласящая, что из­менение начинается на кушетке. Клиент воспроизводит старые пове­денческие модели в условиях более дружественной окружающей среды с возможностью пережить другую концовку. То, что отсутствовало в бо­лее ранних отношениях, может быть получено от психотерапевта. А бу­дучи усвоенным, этот опыт сможет стать моделью для решения будущих жизненных проблем, тем самым разрывая порочный круг.

Вызов привычных моделей поведения, активация «наблюдателя», из­менение состояния ума, построение новых концовок—в этом самая суть эмоционального изменения. Если вы сможете инициировать новую реак­цию в то время, как ощущаете тягу привычных поведенческих моделей, которые не дали нужного результата, то сделаете важный шаг по пути к изменению. Первый шаг преобразования заключается в прерывании привычных моделей в момент их появления.

ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО КАЖЕТСЯ ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННЫМ

Мэри взглянула на меня. На ее лице отразился страх вперемешку с вызо­вом. Она только что поведала мне, что переспала с мужчиной после пер­вого же свидания. Это, конечно же, противоречило всему, над чем мы ра­ботали на наших встречах.

Естественной реакцией было бы спросить: «Какого черта вы так по­ступили?!» Однако в психологическом консультировании естествен­ная реакция, как правило, неправильная. Естественных реакций Мэри за свою жизнь уже насмотрелась. Последнее, что ей от меня надо, так это еще одно подтверждение ее очередного падения.

Здесь в действие вступает то, что психоаналитики называют обрат­ным переносом. Не только у клиентов есть нерешенные конфликты. Когда психотерапевты не в состоянии разобраться со своими давними пробле-

По иронии судьбы в наиболее ярком проявлении я встречаю такую оборону от изменений у трейдеров, которые обращаются ко мне за по­мощью в управлении эмоциями. Нередко они проявляют весьма насто­ятельное желание обсуждать свои проблемы, включая самые интимные детали. Убеждают меня, что им бы только преодолеть свои эмоциональ­ные перекосы и тогда они станут успешными трейдерами.

Подобно случаю с Мэри и ее сном, часто самым важным оказывается как раз то, что люди хотели бы исследовать менее всего. Трейдеры, ал­чущие эмоциональной помощи, нередко совсем не стремятся обсуж­дать свои методы торговли. При этом они вовсе не боятся раскрыть какие-то особые секреты. Фактически имеет место прямо противопо­ложное: им не нравится признавать, что ничего по-настоящему своего у них нет и что торгуют они, используя простейшие модели или интуи­тивные догадки.

Но вот когда я спрашиваю, как они тестировали свои торговые страте­гии, трейдеры пугаются и — включают защитную реакцию. «Да я не лю­битель цифр», — отмахнулся один трейдер. Другой утверждал, что не лю­бит «копаться в данных». Когда я задаю провокационный вопрос: откуда они знают, что их торговые стратегии годятся для любого человека, не­зависимо от его эмоционального склада, ответы становятся еще более уклончивыми. Наиболее распространенный ответ: «Это хорошо сра­ботало у X», где X — имя какого-нибудь популярного торгового гуру, не имеющего, однако, подробно документированной истории успеха. Один трейдер, выведенный из себя моими расспросами, заявил в оправ­дание своей тактики: «Не имеет значения, по какой системе торгуешь, если сохраняешь контроль над своими убытками!»

В психологии трейдинга заложена глубокая ирония: трейдеры, отча­янно ищущие очередную «выигрышную» систему, больше всего нужда­ются в управлении своими эмоциями, а трейдеры, отчаянно стремящи­еся к управлению своими эмоциями, больше всего нуждаются в хоро­шей торговой системе. Люди обычно хотят того, что находится в их зоне комфорта (вспомните Мэри), и того, что увековечивает прежние вредо­носные модели. Путь к успешному изменению редко оказывается самым удобным, знакомым и безопасным.

В психотерапии неприятные изменения нередко сначала осуществля­ются в рамках отношений между консультантом и клиентом. Речь идет о своего рода сделке между психотерапевтом и здоровой зрелой частью человека — отношениях, которые Фрейд назвал психотерапевтическим альянсом. Психотерапевт как бы говорит: