Оклендер Окна в мир ребенка. Руководство по детской психотерапии

Автор: Оклендер

КАК ЖЕ ЛЮБИТЬ РЕБЕНКА?

Федерико Феллини говорил, что на свете, вероятно, есть взрос­лые люди, но он их никогда не встречал. Эта книга для тех самых взрослых. Читая ее, начинаешь завидовать детям, — а также тем, кто проводит с ними много времени.

В том, как автор рисует с детьми, лепит, делает скульптуры из гаражного мусора, режет по дереву, разговаривает, чувствуется и ви­дится основательность, легкость, единство тела, рук и головы а, глав­ное — любовь, интерес, привязанность и благодарность к этим ма­леньким волшебным существам — детям. И чуть ли не случайными выглядят их проблемы и обиды: важными, трудными, но снимаемыми со своих "насиженных мест", — как гайки с металлолома, части ап­пликаций и рисунков.

В этой чарующе простой и одновременно энциклопедически подробной книге говорится о детстве счастливом, в котором любят и играют. И кажется, что проблема, с которой обращаются родители, — не более, чем билет в страну Настоящего Детства, и ключи к ней —- у автора. Она ими легко и охотно пользуется, отпирая дверь за дверью, иногда превращая в указку для особо непонятливых больших и про­фессиональных гостей.

Следя за автором, невзначай обнаруживаешь, что В. Окленде? была с детьми в детском саду, школе, приюте, семье, своем офисе, гос­питале, не говоря уж о таинственных пещерах, необитаемом острове, тропинках в волшебном лесу и у источников с живой и мертвой водой. Обо всем этом написано человеческим, ясным языком, на основе точ­ных и открытых образов из реальной практики.

К сожалению мы, здешние взрослые, слишком хорошо знакомы с другой традицией отношения к ребенку. Когда ребенок — для взрос­лого. И часто хорош или плох настолько, насколько он взрослому удобен. Автор же считает, что к ребенку надо идти, а не его тащить куда-то. В. Окленде? однозначно отвечает на вопрос, "увеличивать ребенка" или "уменьшаться самому". Она вылезает из окна и садится ицзать рядом. Мы видим уважительный поход на хорошо изученную чужую территорию. Где клады и гномы. И другие племена. Психоте­рапевт приносит цветные мелки — он посланец, а не завоеватель измира взрослых, и взрослые — больше не карательный отряд и не мис­сионеры просвещения.

...Мне памятны несколько похожих душераздирающих психо­драм непохожих друг на друга взрослых. Сходство придавала "детсадовская тематика": малые, не отомщенные и не оплаканные на­силия — эмоциональные и физические — повседневные и тем более страшные. До какой степени общество считает допустимым бытовые проявления садизма, глупости, необученность тех, кто работает с детьми, — вопрос не праздный для самого общества. От этих не види­мых миру эпизодов детской беззащитности — один шаг до зверства и патологии в будущем. Неграмотно было бы обвинять крикливых вос­питательниц и других "жестких" специалистов по детству — с ними обращались так же. Но развернуть и показать другой подход — куль­турная миссия книги.

О правах ребенка одним из первых всерьез написал Я. Корчак — в своей книге "Как любить ребенка". Сегодня то, что было прозре­нием святого, приходит к нам в виде профессиональной — то есть воспроизводимой — системы взглядов и действий. Будем же надеять­ся, что изложенное в книге В.Окленде? когда-нибудь станет общим местом.

В заключение хочется поблагодарить Ф.Б. Березина, Е.Д. Соко­лову, Е.А. Спиркину, а также Академическую школу профессиональ­ной психологии — "крестных" книги, так много сделавших для ее по­явления и подаривших радость встречи с ней, которую, надеюсь, раз­делят читатели.

Леонид Кроль

 

 

ВВЕДЕНИЕ

Дебби (9 лет):

— Как тебе удается делать так, что люди чувствуют себя лучше?

— Что ты имеешь в виду? —я явно прикидываюсь, что не пони­маю.

— Ну, когда люди видят тебя, они чувствуют себя лучше. Как тебе это удается? Это трудно? и, — Это звучит так, как будто ты чувствуешь себя лучше. — Да! Я чувствую себя лучше. Как это вышло? Почему?» Я пускаюсь в пространные объяснения о том, как побудить лю­дей рассказывать о своих чувствах, как это делаю я, как я добилась этого с ней и наконец я говорю: «Дебби, собственно говоря, я не знаю наверняка, как на самом деле это происходит».

Я знаю, что такая книга нужна, потому что каждый раз, заходя в книжный магазин, я искала ее. Однажды я поняла, что просто ищу подтверждения тому, что знают моя голова и сердце о детской психотерапии, тому, о чем я говорила в классах и группах.

Моя работа с детьми позволила мне накопить опыт. Каждый раз ребенок открывал мне свое сердце и делился со мной той порази­тельной мудростью, которая обычно оставалась скрытой. Я испыты­вала благоговение. Дети, с которыми я работала, могли не знать об этом, но они научили меня многому. Я осознаю свое преимущество, состоящее в том, что я нашла эффективные пути, позволяющие по­мочь детям легче преодолеть некоторые трудные периоды их жизни. Я написала эту книгу, чтобы поделиться опытом, в надежде на то, что большее число взрослых найдет способ оказать поддержку детям, в которой они нуждаются, когда сталкиваются со своими личными проблемами и внешним миром.

Эта книга написана для всех, кто работает и живет с детьми: консультантов и психотерапевтов, которые заняты поисками новых способов работы с детьми; учителей, которые понимают, что чувства ребенка играют важную роль в его обучении; родителей, которые хотят найти пути стать ближе своим детям; тех, кто, возможно, интересуется процессом взаимоотношений терапевта с ребенком; тех, кто, работая в области психологического здоровья, избегает работать с детьми и подростками не потому, что не любит их а потому, что испытывает потребность лучше знать, как этим зани­маться. Эта книга написана также для тех взрослых, которые, воз­можно, пожелают установить контакт со своими детьми, чтобы лучше понять самих себя.

Я надеюсь, что все, представляемое здесь,: мое волнение, моя работа, мои мысли и мои маленькие клиенты—пройдут перед вами на этих страницах и не оставят вас равнодушными

 

Глава 1

ФАНТАЗИЯ

«Через минуту я попрошу всех в нашей группе закрыть глаза и я возьму вас с собой в воображаемое фантастическое путешествие. Когда мы его закончим, вы откроете глаза и нарисуете что-нибудь из того, что произойдет в путешествии. Теперь я хотела бы, чтобы вы расположились как можно удобнее и закрыли глаза. Когда вы закрываете глаза, возникает пространство, в котором вы находите себя. Это то, что я называю вашим пространством. Вы владеете та­ким пространством в этой комнате, в любом другом месте, где вы находитесь, но обычно не замечаете этого. При закрытых глазах вы можете почувствовать это пространство—в нем находится ваше тело и воздух вокруг вас. Это приятное место, потому что это ваше про­странство. Обращайте внимание на то, что будет происходить с ва­шим телом. Если почувствуете напряжение в какой-нибудь части тела, не пытайтесь расслабиться. Просто отмечайте это. Следите за всем телом от головы до кончиков пальцев. Как вам следует ды­шать? Делать глубокие вдохи или дышать поверхностно и быстро? Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас сделали пару глубоких вдохов. Делайте шумный выдох: „Хаааааах". Отлично. Сейчас я расскажу вам маленькую историю и приглашу вас совершить воображаемое путешествие. Представляйте, что мы идем вместе. Мысленно вооб­ражайте то, о чем я расскажу вам, и замечайте, как вы будете чу­вствовать себя, пока будете делать это. Обратите внимание на то, будет ли вам приятно совершать это маленькое путешествие или нет. Если какая-нибудь часть путешествия вам не понравится, не нужно его продолжать. Просто слушайте мой голос, следуйте за мной, если хотите, и следите за тем, что происходит.

Я хочу, чтобы вы представили себе, что идете по лесу. Вокруг вас деревья и поют птицы. Солнечные лучи проходят сквозь листву. Очень приятно идти по такому лесу. Вокруг со всех сторон цветы и дикие растения. Вы проходите по тропинке. По сторонам от нее скалы, и время от времени вы видите, как пробегает маленький зверек, наверное, кролик. Вы идете дальше и вскоре замечаете, что тропинка ведет вверх. Теперь вы понимаете, что взбираетесь на гору. Когда вы добираетесь до вершины горы, вы присаживаетесь на большой камень, чтобы отдохнуть. Вы смотрите вокруг себя. Светит солнце, вокруг вас летают птицы. Прямо, через долину высится другая гора. Вы можете видеть, что в горе пещера, и вам хочется попасть на ту гору. Вы видите, что птицы легко перелетают туда, и вам хочется стать птицей. Внезапно, поскольку это ваши фантазии, а в мечтах всё бывает, вы осознаете, что можете превратиться в пти­цу. Вы начинаете пробовать свои крылья и убеждаетесь, что умеете летать. Вы взлетаете и легко перелетаете на другую сторону. (Пауза, чтобы дать время для полета).

На другой стороне вы приземляетесь на скалу и сразу же вновь превращаетесь в человека. Вы карабкаетесь по горе, отыскивая вход в пещеру, и видите маленькую дверцу. Вы приближаетесь к ней и оказываетесь в пещере. Когда вы попадаете внутрь пещеры, вы про­хаживаетесь, рассматривая стены, и вдруг замечаете проход-коридор. Вы идете по коридору и вскоре видите много дверей, на каждой из которых написано имя. Вы подходите к двери со своим именем. Вы стоите перед своей дверью. Вы знаете, что скоро откроете ее и ока­жетесь по другую сторону. Вы знаете, что это будет ваше место, ваш дом. Это может быть место, которое вы вспомните, место, которое узнаете вновь, место, о котором вы мечтаете, место, которое нравит­ся вам или не нравится, место, которое вы никогда не видели, место внутри пещеры или снаружи ее. Вы этого не узнаете до тех пор, пока не откроете дверь. Но каково бы оно ни было, это будет ваше место.

Итак, вы поворачиваете ручку и перешагиваете порог. Осмотри­тесь на своем месте. Вы удивлены? Хорошенько осмотритесь. Если вы ничего не видите, вообразите его прямо сейчас. Посмотрите, что находится вокруг. Кто здесь находится? Есть ли здесь люди, которых вы знаете или незнакомые? Есть ли здесь животные? Или здесь никого нет? Как вы чувствуете себя в этом месте. Отмечайте, как вы себя чувствуете. Чувствуете ли вы себя хорошо или не очень хоро­шо? Посмотрите вокруг себя, походите. (Пауза).

Когда вы осмотритесь, вы откроете глаза и снова окажетесь в нашей общей комнате. Я хотела бы, чтобы, когда вы откроете глаза, вы взяли бумагу, карандаши, краски с кистями или пастель и нари­совали то место, в котором вы были, ваше место. Пожалуйста, не разговаривайте, пока будете рисовать. Если вам нужно что-то ска­зать, пожалуйста, делайте это шепотом. Если вам не хватает нужного цвета, тихо подойдите и возьмите то, что вам нужно, или одолжите это у кого-нибудь. Нарисуйте место, которое вы представили себе, как Можно лучше. Если вам захочется, вы можете отразить ваши чувства по отношению к этому месту, используя цвет, различные формы, линии. Определите, где вам лучше изобразить себя в этом месте, где и каким образом — с помощью формы, цвета и символов. Я могу ничего не узнать о вашем месте, глядя на вашу картинку, но вы должны быть готовы объяснить мне. Положитесь на то, что вы увидели, когда открыли дверь, даже если это вам не понравилось. У вас будет около 10 минут. Как только вы почувствуете, что готовы, можете начинать».

Подобное фантазирование требует рассказа соответствующим голосом. Рассказ ведется медленно, с большим числом пауз, чтобы дать детям возможность представить себе вещи, которые я в рассказе прошу делать. Я часто сама закрываю глаза и сама прохожу через во­ображаемые события, когда рассказываю о них. Я провожу такие за­нятия с рисованием воображаемых событий как с отдельными деть­ми, так и с группой лиц самого различного возраста, начиная от детей семилетнего возраста и кончая взрослыми. Вот несколько при­меров «мест» в представлении детей и мои объяснения того, как я работаю с ними.

Детский рисунок, представленный здесь (рис. 1), является ори­гиналом. Наиболее важные детали выделены ручкой или каранда­шом для большей четкости.

Линда, 13 лет, нарисовала спальную комнату, в которой помес­тила кровать, стол, кресло, трех собак на полу и картину на стене с изображением собаки. Картинка была сделана очень аккуратно.

В ней было много свободного пространства. Линда описала свою картинку. Так как она находилась в группе, другие дети задавали ей вопросы типа: «А это для чего?» — и она им отвечала. Я попросила Линду выбрать на картинке что-нибудь, чем она хотела бы быть. Она выбрала собаку на картине, висящей на стене. Я попросила Линду поговорить, как собака с картинки, и сказать, на кого она по­хожа и что она делает. Она описала себя: «Я картина в верхней части стены». Я спросила ее, как она себя чувствует, находясь там, наверху на стене.

Линда. Я чувствую себя одинокой, совсем одинокой. Мне не нравится смотреть, как играют те собаки.

Я. Поговори с собаками там, внизу, и скажи им об этом.

Линда. Мне не нравится, находясь здесь, наверху, смотреть, как вы играете. Я бы хотела спуститься со стены и присоединиться к вам.

Я. Неужели ты, Линда, девочка, чувствуешь себя так, как будто ты собака с картинки?

Линда. Да! Та собака — это действительно я. Я всегда чувствую себя так, будто я в стороне.

Я. Я хотела бы знать, чувствуешь ли ты себя так же здесь и сейчас.

Линда. Да, я чувствую себя так же и здесь. Но сейчас, может быть, не так сильно.

Я. Что ты делаешь здесь такое, что позволяет тебе чувствовать это не так сильно сейчас?

Линда (очень задумчиво). Да, я делаю что-то. Я не просто сижу здесь без дела, а гляжу подобно той собаке на стене.

Я спросила Линду, что написать на ее картинке, чтобы наилуч­шим образом характеризовать ее.

Линда. Я бы хотела спуститься со своей стены и присоединиться к ним.

Я часто прошу детей предложить мне надпись к их картинке. Их предложения часто в сжатой форме резюмируют их положение в реальной жизни. Предоставить Линде канал, позволяющий ей лучше осознать свое место в жизни, быть способной владеть ситуацией — это моя задача. Вместе с возрастающим осознанием приходит воз­можность изменений. На этом этапе работы Линда не только выска­зала вслух свое чувство одиночества и изоляции, но позволила себе выразить и нечто другое: желание присоединиться. Более того, я думаю, это проложило дорогу к тому, что она смогла взять на себя ответственность за свою жизнь, что она смогла Что-то предпринять в отношении своего одиночества.

Томми, 8 лет, нарисовал картинку (рис. 2) с изображением младенца Иисуса, Марии и волхвов, приносящих дары (это было незадолго до Рождества). После того как он описал свою картинку, я попросила его лечь на подушки и побыть младенцем. Я сказала, что другие дети будут волхвами, а я — богоматерью. Мы разыграли маленькую сценку подношения даров и говорили о чудесном мла­денце. Моя собственная восторженная выдумка послужила хорошей моделью для других детей. Томми оставался очень спокойным. Когда он праздно лежал на подушках, тело его расслабилось и без­мятежная улыбка на лице свидетельствовала о полнейшем блаженст­ве. Я спросила его, нравится ли ему быть младенцем. Он сказал, что это ему очень нравится, потому что ему уделяют столько внимания.

Я. Тебе действительно нравится привлекать к себе внимание?

Томми. Да!

Я. Ты хотел бы получить больше внимания, чем сейчас?

Томми. Совершенно верно!

Томми попросил меня написать на его картинке: «Мне нравится быть в центре внимания, получать подарки и при этом быть счас­тливым».

Во время предшествующих занятий Томми приходилось выби­рать между тем, чтобы оставаться в группе или ждать в другой ком­нате из-за очень выраженных нарушений поведения. Он часто делал выбор в пользу пребывания в другой комнате, так как чувствовал, что не может контролировать себя. Во всех последующих занятиях Томми принимал участие, слушал других детей и не обнаруживал никаких нарушений поведения. Он оставался спокойным и расслаб­ленным (ранее его рассматривали как «гиперактивного»), его вопро­сы и комментарии к пояснениям других детей об их картинках отли­чались тонкостью и пониманием. Раньше Томми всегда удавалось привлечь к себе внимание других детей неправильным поведением. Опыт, который он приобрел на этом занятии, был для него очень важен; его поведение заметно улучшалось раз от разу, и он научился завоевывать внимание благодаря замечательной мудрости, которую он оказался способным проявить в нашей группе.

Во время индивидуального занятия 12-летний Джеф нарисовал картинку (рис. 3) с изображением замка, из окон которого выгляды­вали физиономии Дональда Дака и Микки Мауса. Он назвал это место Диснейлендом. Описывая его мне, он рассказал, как сильно он любит Диснейленд. Я спросила его, что подписать под его кар­тинкой, чтобы выразить его мнение и его чувства. Он продиктовал «Мое место это Диснейленд, потому что здесь меня всё забавляет и мне нравятся персонажи. Здесь все счастливы». Я сосредоточила свое внимание на слове «забавляет» и словах «здесь все счастливы». Мы говорили какое-то время о Диснейленде и его персонажах, а по­том я попросила его рассказать мне о той части его жизни, которая была не столь забавна. Он сделал это с легкостью, тогда как ранее обнаруживал сопротивление при попытках проникнуть в неприят­ные для него области его жизни.

Тринадцатилетняя Лиза нарисовала сцену пустыни с темой, при­вычной для ее рисунков и работ на песке (рис. 4). Лиза была прием­ным ребенком; правоохранительные органы считали ее потенциаль­ной правонарушительницей, она грубо нарушала распорядок в школе, у нее не было друзей, она обходилась без общения с другими детьми, жившими в доме; ее речь, поведение и манера одеваться •характеризовались как «хулиганистые». Ее ничто не беспокоило. На этом занятии она нарисовала пустыню, змею и нору. После того как она описала свою картинку, я попросила ее побыть змеей, наделить змею своим голосом, как если бы та была марионеткой, и описать свое существование в качестве змеи.

Лиза. Я змея. Я длинная и темная. Я живу здесь в пустыне. Я ищу пищу и затем возвращаюсь обратно в свою нору.

Я. И это всё, что ты делаешь? А что ты делаешь для развлече­ния?

Лиза. Ничего. Вокруг меня нет никого, с кем можно было бы поиграть.

Я. Что ты чувствуешь при этом?

Лиза. Мне очень одиноко.

Я. Лиза, ты всегда чувствуешь себя как эта змея?

Лиза. Да, я одинока.

Потом Лиза оставила свой грубовато-мальчишеский тон и начала рыдать. Мы говорили с ней в течение какого-то времени о ее одиночестве, и я рассказала ей кое что о своем собственном одиночестве.

Четырнадцатилетний Гленн нарисовал музыкальную рок-группу, называвшуюся «Люди» (рис. 5). Его заключение: «Фантазии, от ко­торых я временно отказался, отчасти». Впервые за несколько недель терапии он обнаружил способность и желание проявить интерес к чему-то. Его слова «временно» и «отчасти» показали мне, что что-то в нем открыло возможность предпринять какие-то действия в отно­шении собственной жизни. Все наши предыдущие занятия касались его отчаяния, теперь мы начали использовать его надежды.

Часто дети стремятся рисовать места, отражающие чувства, пря­мо противоположные тем, которые они испытывают в настоящее время. Воображаемые сцены с замками и принцессами, рыцарями и красивыми убежищами в горах обычны в этих случаях. Когда де­тям помогают рассказывать о чувствах, представленных этими кар­тинами, открывается дверь к выражению их противоположных чувств. Я иногда прошу детей нарисовать место, которое во времена детства запомнилось как прекрасное, или место, которое они знают и считают прекрасным, реальное или полагаемое таковым. И снова, как и в случае упражнения с фантазиями о пещере, я прошу их зак­рыть глаза и отправиться в это место, как я делала при описании первого эпизода фантазии.

Мальчик, 13 лет, нарисовал сценку того периода, когда ему было 7 лет. Я записала под его картинкой то, что он продиктовал: «Это было, когда мне было 7 лет. Мы жили в Огайо. Мой отец только что вернулся из Вьетнама. Я был счастлив. Но затем он стал заставлять меня рассказывать обо всем, что я делаю. В его отсутствия моя мать позволяла мне что-то делать без постоянного контроля. Он раздра­жал меня. Мои братья взбирались на деревья, а я желал им, чтобы они упали и переломали себе руки». Затем очень мягким голосом он начал говорить о своем желании быть свободным — «просто в мело­чах». Этот ребенок был суетлив, его считали гиперактивным. Он действительно не мог подолгу усидеть на одном месте и часто двигался во время групповых занятий. Но когда он закончил рас­сказ, он лег и уснул. Во время следующих занятий мы рассматрива­ли его картинку, его заключение, которое я записала, и обсуждали некоторые из его амбивалентных чувств, его метания между воспо­минаниями об Огайо и настоящей жизнью.

Большая часть того, о чем я пишу в этой книге, касается исполь­зования фантазии. Тем, кто не убежден в чрезвычайной ценности фантазии для развития детей, я настоятельно рекомендую исчерпы­вающую книгу J. Singer [47]'. Он и другие авторы провели много­численные исследования, которые достоверно показали, что дети, способные к игре воображения, имеют более высокий показатель интеллекта (IQ), легче преодолевают трудности, а развитие спо­собности к воображению улучшает их адаптационные возможности и процесс обучения.

Обычно процесс фантазирования, то, как ребенок размышляет и действует в своем фантастическом мире, отражает его мышление и поведение в реальной жизни. Мы можем заглянуть во внутренний мир ребенка через его фантазии. Мы можем выяснить, что таится в нем или чего он избегает, а также узнать, чего ожидать от него в будущем, исходя из перспективы в его фантазиях. В этой связи мы создаем условия, способствующие фантазированию и используем фантазию как терапевтическое средство.

Когда я размышляю о ценности фантазии для детей, я вспоми­наю период собственного детства, когда фантазия принесла мне ' большую пользу. Когда мне было 3 года, я получила сильный ожог и меня вынуждены были поместить на несколько месяцев в больни­цу. Поскольку всё это происходило еще до использования пеницил­лина в медицине, мне не разрешали иметь при себе никаких игру­шек во избежание инфекции (я знаю это сейчас, но никто не сказал мне об этом тогда). Более того, часы для посещений были очень ограничены и я проводила час за часом, однообразно лежа в посте­ли, не имея возможности ни поговорить, ни поиграть с кем-нибудь. Я пережила это тяжелое испытание, погружаясь в фантазии. Когда я лежала там, я рассказывала себе бесконечные истории, часто ак­тивно участвуя в их сценарии.

Некоторые родители интересовались у меня различиями между фантазиями и ложью. Другие проявляли беспокойство по поводу то­го, что их дети оказывались затерянными в мире фантазий. Ложь яв­ляется симптомом какого-то неблагополучия в жизни ребенка. Это скорее способ поведения ребенка, нежели фантазия, хотя иногда оба процесса сливаются друг с другом. Дети лгут потому, что боятся уви­деть себя в истинном свете, столкнуться с действительностью, как она есть. Они часто впадают в страх, сомнения, склонны к пони­женной самооценке или чувству вины. Они неспособны справиться с окружающей их действительностью и поэтому прибегают к защит­ному поведению, и их действия могут быть противоположны их чувствам.

Часто детей вынуждают лгать их родители. Родители могут быть слишком жестокими или непоследовательными. Ребенок может быть слишком трудным, чтобы соответствовать их ожиданиям, а родители могут быть неспособны принимать ребенка таким, как он есть. Тогда ребенок вынужден прибегать ко лжи ради самосохранения.

Когда ребенок лжет, он часто верит себе. Он сопровождает фантазией поведение, приемлемое для себя. Фантазия становится способом выражения того, что в реальности вызывает у него беспокойство.

Я отношусь к фантазиям ребенка серьезно, считая их выражени­ем его чувств. Поскольку другие люди как правило не слышат, не понимают или не принимают его чувств, так же поступает и он сам. Он не принимает себя и вынужден прибегать к фантазиям и после­дующей лжи. Поэтому в таких случаях необходимо ориентироваться скорее на чувства ребенка, чем на его поведение, начинать узнавать его, слушать, понимать и принимать. В чувствах ребенка его истин­ная суть. Через отражение своих чувств в окружающих он будет на­чинать познавать и принимать их. Только тогда можно реально оце­нить, во имя чего была его ложь, т. е. поведение, которое ребенок использует для выживания.

Дети сооружают мир фантазий, потому что они обнаруживают, что в их реальном мире им трудно жить. Когда я работаю с таким ребенком, я побуждаю его описывать мне его фантастические обра­зы и представления и даже разрабатывать их так, чтобы я могла по­нять его внутренний мир.

У детей бывает множество фантастических представлений о со­бытиях, которые в действительности никогда не происходили. Тем не менее они вполне реальны для этих детей, но дети часто скрыва­ют их, что иногда приводит к необъяснимым поступкам. Такие образные фантазии, реальные для ребенка, нередко способствуют возникновению чувства тревоги и страха. Эти чувства должны про­явиться, чтобы можно было с ними работать и избавиться от них.

Существует много видов фантастического материала. Игра вооб­ражения ребенка — это форма фантазий, которую можно развить далее в импровизированных спектаклях с участием других детей. Другой способ выражения фантазии — это изложение историй в са­мых разнообразных формах: устной, письменной, в виде кукольных и настоящих представлений на сцене. Поэзия также может быть способом выражения фантазии. Существуют пространные, направ­ленно развиваемые фантазии и короткие самопроизвольно возника­ющие фантазии. Направленные фантазии в основном проводятся при закрытых глазах, но они могут возникать и при открытых. Иногда мы выражаем фантазии в рисунках или лепке.

Иногда дети не хотят закрывать глаза. Некоторых из них пугает возможность потерять контроль над Своими ощущениями при за­крытых глазах. Если они возражают против предложения закрыть " глаза, я обычно им говорю: «Попытайтесь сделать это и почувство­вать, что вы можете заглянуть в любое место, которое вам нужно». Обычно спустя некоторое время дети закрывают глаза, когда они убеждаются после нескольких попыток, что ничего страшного с ни­ми не происходит. Когда я рассказываю фантастические истории, я прошу их лечь на живот и иногда это тоже помогает.

Некоторые дети просто не могут или не хотят, чтобы их иску­сственно вводили в мир фантазии. Некоторые не расположены к этому, другие испытывают трудности из-за ограниченных возмож­ностей к фантазированию. -Некоторые сначала думают, что это глу­пости. Для тех детей, у которых отмечаются трудности вхождения в процесс фантазии, полезно начать его при открытых глазах.

Richar de Mille [5] описывает несколько отличных фантазий при открытых глазах, которым невозможно не подчиниться. Например:

«Эта игра называется „Животные". Мы собираемся поиграть с одной маленькой мышью и посмотрим, что из этого получится. Давайте представим, что где-то в этой комнате находится мышонок. Куда бы

вы хотели посадить его? Правильно, заставьте его сесть прямо и по­махать вам хвостом. Сделайте его зеленым. Измените цвет; снова измените цвет. Поставьте его на лапки. Заставьте его пробежать по стене. Заставьте его вскарабкаться на стену. Заставьте его сесть на потолке вниз головой. Поверните его вправо и поместите там в верх­ний угол. Посадите другую мышь в другой верхний угол. Посадите других мышей в каждый из двух других углов. Посадите других мышей в четыре угла на полу. Они все там на месте? Сделайте всех их желтыми. Заставьте их всех сразу сказать: „Привет!". Заставьте их всех сказать: „Как поживаете?". Заставьте их всех пообещать вам ос­таться в своих углах и ждать до конца игры».

После того как я проделала это с группой детей 11—12 лет, одна девочка заметила: «Я никогда не смогу войти в эту комнату, не про­верив своих мышей».

Другим полезным для начала приемом может быть просьба за­крыть глаза и представить себе свою комнату (или любую другую комнату), оглядеться вокруг. Если они способны сделать это, я гово­рю им, что у них не будет трудностей с фантазиями. Техника кара­кулей, которая будет описана дальше, представляет собой другой полезный прием, чтобы помочь детям стать свободными и пофанта­зировать.

Я предпочитаю, чтобы дети (после того как они приобретут определенный опыт фантазирования с открытыми глазами) фантази­ровали с закрытыми глазами и начинаю с упражнений по медита­ции, как это описывалось в фантазии с пещерой. Направленные фантазии могут быть очень короткими. Merilin Maiek, моя коллега, создает собственные фантазии. У нее есть серия отличных коротких направленных фантазий. С ее разрешения здесь приводится одна из них, которую я использовала.

«Представьте себе, что вы обнаружили что-то интересное у себя на спине. Вы замечаете, что у вас растут крылья! Как чувствуют себя эти крылья на вашей спине?.. Попробуйте подвигать крыльями и по­смотреть, как это ощущается... Теперь посмотрите в зеркало и по­хлопайте крыльями... Теперь представьте, что вы прогуливаетесь по холму с этими новыми крыльями на спине. Когда вы достигнете вершины, вы раскроете свои новые крылья и будете парить в возду­хе... Что вы видите, когда летите? Каково ощущать свою способ­ность летать в воздухе? Видите ли вы других людей или зверей? Те­перь представьте, что вы собираетесь приземлиться. Когда вы при­землитесь, ваши крылья исчезнут и вы снова окажетесь в комнате».

Шестилетний Джон нарисовал себя, держащим курс прямо на черную скалу (рис. 6). Он сказал: «Я сделал кое-что. Я сделал солнце и скалу. У меня есть летный шлем. Потом я направляю голову так, что она ударяется о скалу. Я чувствую тошноту. Действуй, су­пермен!».

Я. Тебе хочется, чтобы ты мог летать?

Джон. О, нет, нет, нет!

Я. Не чувствуешь ли ты себя так, как будто много раз в жизни разбивался?

Джон. Да!

Его сестра (находится в комнате). Он всегда оказывается в трудном положении.

Джон. Да!

Я. Приведи мне несколько примеров того, как ты оказываешься в трудном положении.

Джон начинает очень своеобразно рассказывать мне о своих трудностях.

Шестилетняя Джилл сказала о своей картинке: «У меня безоб­разная внешность. Я поднимаюсь в гору. У меня ноги, как у птицы. Я начинаю взлетать с горы. В своих мечтах я хотела бы быть гига­нтской птицей и взять с собой в путешествие всю школу. У нас в школе 150 детей. Меня зовут Джилл. Когда поднимется ветер, он будет раздувать мои перья».

Я. Ты всегда чувствуешь себя подобно уродливому человеку, Джилл?

Джилл. Да! Некоторые мальчики не любят меня, потому что считают безобразной. От этого я чувствую себя плохо.

Я. Возникает ли у тебя когда-либо желание сделать что-нибудь хорошее для каждого ученика в твоей школе, чтобы все дети любили тебя? '

Джилл. Да. Такое желание я и выражала в своем рассказе.

Потом мы говорили некоторое время о том, что Джилл ощущает себя за бортом, отвергаемая детьми в школе. У нее нет друзей, хотя раньше она в этом не признавалась.

Восьмилетняя Синди сказала о своей картинке: «Я взлетаю с горы и гляжу на цветы и красивую зеленую траву, и мои крылья блестят, как серебро. Меня зовут Синди. Я хочу, чтобы я была доброй волшебницей, и потом, чтобы я могла полететь домой, вместо того, чтобы идти пешком».

Я. Расскажи мне о волшебницах.

Синди. Хорошо. Есть добрые и злые волшебницы. Злые причи­няют людям зло, а добрые делают добро, и, конечно, все волшебни­цы могут летать.

Я. А ты злая волшебница?

Синди. Да, моя мама думает что я такая.

Я. Твоя жизнь всегда полна цветов и красивых вещей?

Синди. Нет, только иногда.

Затем мы с Синди какое-то время говорим о том, что ее мама считает ее плохой.

Двенадцатилетняя Карен нарисовала великолепную бабочку. Она сказала: «Мои. крылья очень красивы. Я лечу над водой и горами вместе с птицами к яркой новой зеленой планете». На некотором расстоянии было нарисовано небольшое зеленое кольцо с желтыми линиями вокруг, что создавало иллюзию энергии, исходящей от планеты.

Я. Расскажи мне немного больше о своей новой планете.

Карен. Это прекрасное место. Здесь всё непривычное и зеленое и здесь нет плохих людей.

Я. А в твоей жизни есть плохие люди?

Карен. Похоже, что мир полон плохих людей.

Действительно, в реальной жизни мир представляется Карен таким. Мы продолжили сравнение этого мира и ее планеты, при этом Карен реагировала очень эмоционально.

Отличным источником фантастических идей является «Творение чудес». Эта серия состоит из четырех книг. Фантастические идеи в этих книжках замечательны. Я приспособила их для работы с фантазия­ми. Одна из самых любимых моих тем называется «Отпор в борьбе».

«Напишите рассказ о маленькой лодке, попавшей в сильный шторм. Дует очень сильный ветер, и волны ударяются о маленькую лодку. Попытайтесь представить себе, что вы и есть та самая маленькая лодка, и объяснить, как вы себя чувствуете. Используйте в рассказе сравнения, чтобы показать, что вы испытываете в роли маленькой лодки во время сильного шторма. Пронзительно и жалобно воет ветер, стара­ясь потопить крошечную лодочку. Лодка борется со стихией. Подумай­те, какая борьба, подобная борьбе лодки во время шторма, происходит в мире животных. Запишите это.

Объясните, почему эта борьба животных похожа на ситуацию с лодкой во время шторма.

Представьте себе, что вы и есть эта крошечная лодочка. Расскажите, что должны делать различные части вашего тела в борьбе со штормом.

Как различные части тела сообщают вам о том, побеждаете вы или проигрываете в борьбе?

Внезапно ветер в последний раз атакует маленькую лодку и затем утихает. Лодка победила. Что в вашей жизни напоминает историю с затихшим ветром и маленькой лодкой, победившей в борьбе?

Представьте себе, что вы маленькая лодка, которая только что пострадала от сильного шторма. Какие чувства вы испытываете к шторму?

Представьте себе, что вы сильный шторм, но не можете потопить даже крошечную лодочку. Какие чувства вы испытываете к лодке?».

Есть много способов использовать эту фантазию. Мне кажется наиболее эффективным просто попросить ребенка (после упражнений по медитации и дыханию) с закрытыми глазами представить себе, что он -- это маленькая лодочка во время сильного шторма. Я говорю о волнах, ветре и борьбе. Я прошу ребенка, чтобы он был лодкой, чтобы он ощущал себя лодкой, чувствовал, что происходит с ним сейчас, что будет потом. Затем я прошу его нарисовать на картинке самого себя как лодку во время шторма (рис. 8). При этом неизмен­но возникает обширный материал, касающийся места ребенка в его мире и того, как он справляется с внешним миром.

В другом упражнении мы говорим о пауке. В книге, о которой я говорю, есть фотография паутины и рассказ о том, как, будучи пауком, нужно сплести паутину в дождливый ненастный день. В группе детей я использую эту идею для того, чтобы начать рассказ с продолжением. Я начинаю с таких слов: «Жил был паук, который пытался соткать паутину в дождливый ненастный день. Тогда...». И каждый ребенок по очереди что-нибудь добавляет к рассказу. После того как рассказ закончен, я прошу детей нарисовать то, что они думают о пауке, ткущем паутину.

Один мальчик девяти лет продиктовал мне: «Меня зовут Ирвин. В моей паутине множество дырок из-за дождя, и под дождем паути­на меняет цвет. Это потому, что люди обрызгали белилами паутину вместе с домом. Она поголубела. Ограда стала разноцветной. Я испытываю добрые чувства к людям, потому что они сделали мою паутину разноцветной». В процессе нашей совместной работы над картинкой (рис. 9) он сказал нам, что чувствовал себя очень счас­тливым в последнее время, потому что всё у него шло хорошо.

В противоположность ему, одиннадцатилетняя девочка продик­товала: «Я очень сердита. Я не могу сплести паутину из-за этой мрачной сырой погоды. Я чувствую то, что всегда ощущаешь, если' нс можешь достичь цели: я чувствую себя неудачницей. Как бы я ни старалась, я не могу сплести паутину. Но я решила сплести паутину и не сдамся». Она очень легко осознала ощущение своей неудачи и излила его нам в группе.

Как различные части тела сообщают вам о том, побеждаете вы или проигрываете в борьбе?

Внезапно ветер в последний раз атакует маленькую лодку и затем утихает. Лодка победила. Что в вашей жизни напоминает историю с затихшим ветром и маленькой лодкой, победившей в борьбе?

Представьте себе, что вы маленькая лодка, которая только что пострадала от сильного шторма. Какие чувства вы испытываете к шторму?

Представьте себе, что вы сильный шторм, но не можете потопить даже крошечную лодочку. Какие чувства вы испытываете к лодке?».

Есть много способов использовать эту фантазию. Мне кажется наиболее эффективным просто попросить ребенка (после упражнений по медитации и дыханию) с закрытыми глазами представить себе, что он -- это маленькая лодочка во время сильного шторма. Я говорю о волнах, ветре и борьбе. Я прошу ребенка, чтобы он был лодкой, чтобы он ощущал себя лодкой, чувствовал, что происходит с ним сейчас, что будет потом. Затем я прошу его нарисовать на картинке самого себя как лодку во время шторма (рис. 8). При этом неизмен­но возникает обширный материал, касающийся места ребенка в его мире и того, как он справляется с внешним миром.

В другом упражнении мы говорим о пауке. В книге, о которой я говорю, есть фотография паутины и рассказ о том, как, будучи пауком, нужно сплести паутину в дождливый ненастный день. В группе детей я использую эту идею для того, чтобы начать рассказ с продолжением. Я начинаю с таких слов: «Жил был паук, который пытался соткать паутину в дождливый ненастный день. Тогда...». И каждый ребенок по очереди что-нибудь добавляет к рассказу. После того как рассказ закончен, я прошу детей нарисовать то, что они думают о пауке, ткущем паутину.

Один мальчик девяти лет продиктовал мне: «Меня зовут Ирвин. В моей паутине множество дырок из-за дождя, и под дождем паути­на меняет цвет. Это потому, что люди обрызгали белилами паутину вместе с домом. Она поголубела. Ограда стала разноцветной. Я испытываю добрые чувства к людям, потому что они сделали мою паутину разноцветной». В процессе нашей совместной работы над картинкой (рис. 9) он сказал нам, что чувствовал себя очень счас­тливым в последнее время, потому что всё у него шло хорошо.

В противоположность ему, одиннадцатилетняя девочка продик­товала: «Я очень сердита. Я не могу сплести паутину из-за этой мрачной сырой погоды. Я чувствую то, что всегда ощущаешь, если не можешь достичь цели: я чувствую себя неудачницей. Как бы я ни старалась, я не могу сплести паутину. Но я решила сплести паутину и не сдамся». Она очень легко осознала ощущение своей неудачи и излила его нам в группе.

 

Глава 2

РИСУНОК И ФАНТАЗИЯ

Ваш мир в красках, формах и линиях

В этом случае я прошу детей создать свой собственный мир на бумаге, используя для этого разные формы, прямые и кривые ли­нии, цвета, но не изображая ничего реального. Я говорю: «Закройте глаза и войдите в свое собственное пространство. Всмотритесь в свой мир. На что он вам кажется похожим? Как бы вы изобразили свой мир на бумаге, используя для этого только линии (прямые и кривые) и формы? Подумайте о цвете в вашем мире. Сколько места займет ваше изображение на бумаге? Где на картинке вы расположи­те себя?».

Тринадцатилетняя Сюзен заняла своим рисунком только половину листа, оставив вторую половину чистой (рис. 10). Она использовала пастель разных цветов вперемешку с темными фигурами. Ее рисунки представляли собой круглые фигуры, от которых расходились лучи, подобные солнечным; все они соприкасались с массивными черными и красными треугольниками, нарисованными кисточкой в центре лучей. Описывая свою картинку, Сюзен сказала, что сама она находится в центре рисунка, который отражает ее беспокойство, разочарования, забавные вещи и счастливые чувства. Ее беспокойство и разочарования были в темных тонах.

Один из детей. Ты можешь рассказать нам о некоторых из твоих разочарований?

Сюзен. Нет. Может быть, я сейчас и неправа, но я знаю, что они существуют.

Один из детей. Твои разочарования связаны с кем-нибудь из нас?

Сюзен. Верно... да (Сюзен затем начала рассказывать о раздраже­нии, которое у нее вызывает один из мальчиков в группе: всё, что бы он ни сказал, ее раздражает, хотя она это скрывает; какое-то вре­мя они — она и мальчик — обсуждали эту проблему и как будто бы с ней покончили).

Я. Не хочешь ли ты наделить черный и красный треугольники твоим голосом и поговорить с другими частями рисунка?

Сюзен. Конечно. Я Сюзен и я в центре всего этого. Иногда я окружена беспокойством и разочарованием и чувствую себя ужасно, а иногда всё вокруг меня забавно и весело и я чувствую себя хо­рошо.

Я. Что ты можешь сказать своему беспокойству и своим разоча­рованиям?

Сюзен. Мне не нравится, когда вы вокруг меня. Я не хочу рас­сказывать о вас. Я бы хотела, чтобы вас никогда вокруг меня не бы­ло. Но иногда вы здесь находитесь, и я не могу предотвратить ваше появление. Но я вовсе не желаю говорить о вас, не хочу этого!

Я. Я знаю, что ты чувствуешь себя ужасно из-за своего беспо­койства и разочарований.

Сюзен. Со мной всё будет в порядке, если только вы не будете о них сейчас разговаривать.

Я. Рада, что ты рассказала Джимми о своих разочарованиях, свя­занных с ним. Где они находились на твоем рисунке?

Сюзен. Вот (перечеркивает крест накрест черным карандашом одну из фигур: теперь одним поводом для беспокойства меньше).

Я. Не хочешь ли ты сейчас стать еще каким-нибудь беспоко­йством или разочарованием и наделить его голосом?

Сюзен. Нет.

Я. Хорошо. Что ты можешь сказать о вещам, которые веселят и о своих приятных чувствах?

Сюзен. Вы действительно мне нравитесь. Мне нравятся прият­ные чувства и мне нравятся шутки. (Приятные чувства и шутки бы­ли новыми переживаниями для Сюзен.)

Я. Вижу, что таких вещей много в твоем мире.

Сюзен. Да! Я привыкла чувствовать себя несчастной. А теперь в моей жизни действительно много веселого и много приятного.

Я. Не хочешь ли ты побыть некоторыми из счастливых событий и приятных чувств? (Сюзен охотно рассказывает о некоторых вещах, которые она делает с наслаждением, и о том, какие чувства в ней они вызывают.) Есть ли здесь какие-нибудь люди (показывая на ее картинку) в твоем счастливом мире?

Сюзен. Конечно. Это мой самый лучший друг. А это учительни­ца, которая мне очень нравится в этом году. А это моя мама, кото­рая больше не кричит на меня так, как раньше, а это мой отец (отец Сюзен — алкоголик), который так же, как и я, многое с трудом переносит, а это моя сестра, которая в действительности не такое уж отродье (Сюзен подмигнула сестре, которая была в группе) и это вся группа, и это вы!

Я. Не хочешь ли ты рассказать о белом пространстве на твоем рисунке (ее картинка занимает только половину листа)?

Сюзен. Это для моей будущей жизни, когда я вырасту. Я не знаю, что будет, поэтому я ничего не изобразила там.

Я. Здесь очень много комнат, которых хватит для любых вещей.

Сюзен. Правильно!

Это поразительно удачный пример того, как важно не занимать­ся интерпретациями как таковыми. Глядя на рисунок Сюзен, я мог­ла сказать себе, заметив, что ее рисунок смещен в одну сторону лис­та бумаги и что она оставила большое пустое пространство: «Ага, этот ребенок несвободен и скован. Она испугана и всё таит внутри или она лишена душевного равновесия». Некоторые из этих утверж­дений, возможно, верны. Может быть, Сюзен действительно чувст­вовала себя отгороженной и напряженной, когда изображала свой мир. Возможно, она чувствовала, что ее мир тесен, сжат и ограничен определенными рамками. Я не могу быть полностью уверена в этом, но я знаю, что после того как Сюзен попробовала визуализировать и нарисовать свой мир, а затем поделиться впечатлениями и проработать свой рисунок с нами, она оказалась способной взгля­нуть на белое пространство и допустила возможность, что там находится то, что произойдет дальше в ее жизни. Я почувствовала, что ее утверждение, ее голос и выражение лица в тот момент свидет­ельствуют об оптимизме, надежде, открытости и желанию идти навстречу жизни.

Вот другое соображение по поводу работы с Сюзен. Когда я снова перечитываю записи, я вижу, что мне, возможно, следовало бы немного дольше задержаться на «треугольнике» Сюзен, порыться поглубже в ней самой, ее переживаниях. Возможно, мне следовало бы сказать: «Стань тем треугольником и опиши себя». Мне хотелось бы попросить ее: «Побудь каймой треугольника и скажи, что ты делаешь». Возможно, она рассказала бы о том, как она защищает себя в своем мире. Я бы хотела попросить ее быть самой сердцеви­ной себя, центром, который казался мне таким огненным и полным энергии. Я могла бы использовать углы треугольника. При ретрос­пективной оценке нечего и говорить, каким ценным этот мир мог бы быть. Сейчас мне представляется, что чувство собственного Я у Сюзен можно было бы усилить, если бы я проделала это.

Томми, девяти лет, изобразил серию кривых, нечто, похожее на холмы, и огромное улыбающееся солнце, выходящее из-за холмов (рис. 11). Он рассказал нам, что он — это маленькая точка за темным холмом, у самого его подножия. Некоторые из холмов были раскра­шены в яркие цвета, а некоторые были темными. Он использовал кисточку, пастель, простой и цветной карандаши, чтобы достичь различных оттенков. Он сказал: «Я дорога у подножия холмов и я хочу взобраться на них. Это сделать нелегко. Некоторые холмы приятные, а некоторые трудные. Я могу отдохнуть и поиграть на не­которых холмах. Я стараюсь добраться до вершины, где солнце. Для этого потребуется много времени». Я попросила его быть солнцем и поиграть с маленькой точкой.

Томми (в роли солнца). Я вижу, как ты присел отдохнуть. Тебе нужно проделать длинный путь. И все-таки ты это сделаешь. Я всегда здесь.

Он же (в роли точки). Я стараюсь. Я чувствую, что, похоже, предстоит длинный путь. Я вижу тебя там и ты даешь мне тепло. Я буду стараться.

Сам по себе рисунок уже говорит о многом, что уходит глубоко во внутренний мир Томми. В процессе работы с рисунком я могла бы попросить его подробнее рассказать о каждом из его холмов, о том, как он ощущает себя в качестве маленькой точки за холмом, на что это похоже — быть солнцем. Меня всегда поражает глубина чувств и внутреннее содержание, которое выражают дети младшего возраста. Когда я пишу об этом через 5 лет, я испытываю такой же трепет, как тогда, когда я впервые слышала слова Томми, отражаю­щие его внутреннюю мудрость. Три месяца спустя после этого заня­тия та же самая группа, включая Томми, работала с глиной. Я объяснила детям, как делать абстрактные фигуры, которые могли бы быть их миром в настоящее время и определить с помощью символа свое место в этом мире. Томми вылепил высокую пирамиду с ма­леньким мячиком, покоящимся на вершине. Он описал свой глиня­ный мир, свои чувства во время работы с глиной и под конец ска­зал: «А этот маленький шарик на вершине — это я». Тот час же один ребенок вспомнил его прежний рисунок и напомнил ему об этом. С сияющим лицом Томми сказал: «У! Я полагаю, что в конце кон­цов мне не пришлось слишком долго добираться до вершины!». Это поразило меня как яркое подтверждение возрастания положительно­го отношения Томми к его собственному миру. Это ведь был тот же самый мальчик, который во время описанной выше фантазии с пещерой изобразил сцену Рожцества, чтобы привлечь внимание к себе.

Во время индивидуального занятия с 14-летним Джимом я по­просила его закрыть глаза и представить себе свой мир в красках, линиях и формах. Затем я предложила ему нарисовать то, что он увидел: «Не надо изображать ничего реального, а только подумай, какие формы тебе лучше использовать, какие линии больше подхо­дят для твоего мира? Какие цвета: темные или светлые? На что похож твой мир?». Он нарисовал большой синий ящик с.толстыми разноцветными линиями внутри.

Джим. На моей картине большой ящик с множеством разноцвет­ных кривых линий. Я не знаю, что это значит. Я просто нарисовал его.

Я. Отлично. Я хотела бы, чтобы ты был этой темной синей ли­нией, которая очерчивает края ящика, и поговорил с вещами в ящике.

Джим. Я большой ящик вокруг тебя и собираюсь держать тебя там.

Я. Теперь пусть эти линии отвечают, на что они похожи. Что они говорят ящику?

Джим. О, мы—связка светлых изогнутых линий. Мы счастливы и можем бегать вокруг, но мы не можем выйти за пределы тебя, Потому что ты не позволяешь

Я. А что это за жирная линия? Что это может быть в твоей жизни? Есть ли что-то в твоей жизни, мешающее тебе делать то, что хочется?

Джим. Да, верно, мои родители не оставляют меня в покое. И мой отец мне много не позволяет. (Затем Джим начал говорить о не­которых вещах, которые он хотел бы делать, указывая на область вне ящика на своей картинке.) Он не дает мне выйти туда, как будто это что-то ужасное.

Я. Представь себе, что твой отец сидит здесь наверху, и скажи ему об этом. Он — этот ящик.

Джим. Хорошо. Я, пожалуй, даже рад, что ты не позволяешь мне выходить за пределы себя. Мне немного жутко (Джим по-прежнему говорил от лица линий внутри ящика; у него при этом было очень удивленное выражение лица).

Я. Стань чем-нибудь за пределами ящика и скажи, что ты собой представляешь.

Джим (рисуя несколько линий в пространстве за пределами ящика). Я пучок линий снаружи, за пределами темной линии. Джим считает, что он хочет делать то, что и я, но на самом деле ему страшно. Я куча вещей, которые дети в школе хотят, чтобы он де­лал, но его отец не позволит ему этого и это хорошо. Он может причинить вред себе или попасть в трудное положение. (Затем Джим добавил, глядя на меня с удивлением.) Я, пожалуй, доволен, что во­круг меня есть границы. Мои линии внутри счастливы! Мне нравит­ся эта граница.

 

Семейные портреты

Очень полезны упражнения, при котором дети должны нарисо­вать свою семью с помощью символов или животных. «Закройте гла­за и войдите в свое собственное пространство. Теперь представьте себе каждого члена своей семьи. Если бы вы нарисовали их на листе бумаги в виде изображения, напоминающего скорее какую-нибудь вещь, чем реальных людей, что бы это было? Если бы кто-нибудь из вашей семьи напоминал вам бабочку, потому что много порхает повсюду, изобразите ли вы его в виде бабочки? Или, может быть, какие-то лица напоминают вам круг, потому что они всегда окружа­ют вас? Начинайте с того, кого вы представили первым. Если вы зашли в тупик, закройте глаза, вернитесь обратно в свое про­странство и снова представьте себе свою семью. Вы можете исполь­зовать капли краски, абстрактные формы, предметы и животных, и всё что угодно, всё, что придет вам на ум».

Один мальчик нарисовал разнообразные символы своей семьи (рис. 12). Вот что он сказал (пояснения в скобках мои): «Я нахожусь внутри клетки в середине ее (зеленая морская звезда внутри образования, похожего на ящик). Мой брат (16 лет) считает, что он номер один (большой пурпурный круг с огромным номером один в середи­не). Моя сестра (12 лет) думает, что она замечательная: она обманы­вает всех, кроме меня (голубой круг с красным сердцем в середине, выходящими из него и охватывающими его когтистыми лапами). Моя мама замечательная (цветок). Я изобразил отца в виде мозга, потому что он считает, что знает всё. Донна (8 лет) хорошая: она не дает мне прозвищ (голубая и розовая бабочка). Мой брат (10 лет) ябедничает на меня. Он делает скверные вещи, хотя улыбается всё время. Люди не знают этого, и поэтому он выходит сухим из воды (лицо с безучастным взглядом и улыбкой). Ближе всего мне мама. Все поучают меня, дразнят, ябедничают. Я заперт в середине».

Пятнадцатилетняя девочка так рассказала о своей картинке (рис. 13): «Мне ближе моя мама (сердце, пронзенное стрелой), иногда она даже слишком хорошая. Она слишком легко уступает. Я думаю, она любит меня. Она берет меня в магазин за покупками и покупает мне разные вещи. Я не знаю, что чувствуют другие дети в нашей семье (брат 11 лет и сестра 13 лет). Мой брат играет в шары, и это всё, о чем он говорит. Моя сестра сладкоежка и любит жевательную резин­ку. Она ест слишком много. Мой отец — светило, он полон идей. Я—волны, потому что люблю плавать. Мой отец выслушивает меня, но мы постоянно затеваем споры; ему, похоже, никогда не понять, что я пытаюсь сказать на самом деле». Ее рисунок был сделан во время семейного занятия, в котором участвовала вся семья, члены ко­торой рисовали и обменивались впечатлениями, чего они никогда не делали раньше.

В ответ на последние слова девочки ее одиннадцатилетний брат сказал: «Да, она один раз сказала папе, что она чувствует, и он похвалил ее за это, так что теперь она думает, что всегда может рас­сказывать о своих чувствах, и они всё время затевают споры. Я хочу, чтобы она хоть иногда молчала». Брат, который не мог терпеть постоянные конфликты, сказал о своем рисунке: «Я капелька некта­ра на моем любимом цветке. Мои сестры — бабочки. Мои родите­ли—птицы. Всё находится в движении: мне нравятся вещи, которые движутся. Все счастливы, веселы, вокруг всё цветет (его рисунок включает много цветных мягких линий). Солнце курит трубку, как папа. Оно говорит: Мне нравится твоя семья там, внизу!". Очень хорошо, что папа теперь не пьянствует. Всем нам стало жить лучше. На этой неделе у нас, детей, не было ни одной драки. Четыре меся­ца назад я перестал воровать. Я решил, что это просто недостойное занятие. Я по-прежнему иногда попадаю в неприятное положение, но из-за пустяков. Мне нравится поддерживать мир. Мне не нравят­ся ссоры».

При этом после завершения картин я часто дополняю инструк­цию. После того как ребенок даст общее описание, я прошу его рас­сказать о каждом изображенном человеке (если этого недостаточно в общем описании) или сказать что-нибудь каждому человеку на картинке, или сделать так, чтобы каждый человек сказал что-то ему. Иногда я более определенно говорю о том, что меня интересует: «Скажи каждому что-нибудь из того, что тебе нравится и что не нравится. Спроси об этом от лица каждого из людей». Я могу попро­сить его изобразить диалог между двумя любыми символами. Такое упражнение дает так много материала, что иногда это производит ошеломляющее впечатление. Вести разговор посредством описания картинки гораздо безопаснее и легче, чем вести разговор членов семьи друг о друге на занятиях, а также со мной во время индивиду­альных занятий. То же самое упражнение (или любое другое из этой книги) можно проводить ежемесячно каждый раз с новыми ощуще­ниями. К тому же интересно вернуться назад, взглянуть на старые картинки и поговорить с ребенком о том, что в них всё еще верно, а что изменилось.

Тринадцатилетняя девочка: «Папа самый хороший, я люблю его больше всех. Я связана с ним (желтый круг с сердцем в середине). Я круглая, похожая на него (она — круг, соединенный линией с отцом) и поэтому считаю себя толстой. Мама слишком сладкая (розовый цветок). Мой брат находится в середине рисунка и связан со всеми нами. Он пытается ладить со всеми. Мама ближе к моей сестре: они связаны друг с другом. Моя сестра — кирпичная стена (рисунок с изображением стены из кирпича), потому что трудно пробиться к ней. Я сделала ее голубой стеной, потому что это ее любимый цвет и я хотела сделать ей приятное. Я хочу, чтобы мы стали ближе» (рис. 14).

Часто на занятиях с семьями мы переходим от картинки к человеку. Я попросила эту девочку прямо сказать ее сестре, что хо­чет быть к ней ближе. Ее сестра ответила: «Между нами немного об­щего». Это было вначале. На более позднем занятии, когда семья нарисовала подобные картинки, тринадцатилетняя девочка нарисо­вала стену с отверстием в ней и сказала: «Я начинаю проникать через стену».

Одиннадцатилетняя девочка нарисовала свою семью просто в виде капель краски с кодом цветов в углу. Каждый цвет обозначал для нее что-то определенное: любимый цвет, грустный цвет и т. д. Это была ее собственная идея, но с этого времени я часто пользова­лась ею в работе с другими детьми. Некоторые дети использовали формы—квадраты, круги и т. д. —вместо цветов.

Хотя большинство детей вначале не понимает слова «символ», они способны его понять и использовать. Я употребляю слово «сим­вол» в своих инструкциях и затем даю ряд примеров его значения.

Иногда я прошу детей нарисовать их идеал семьи в виде симво­лов. Тринадцатилетняя девочка изобразила свою семью в виде груп­пы кругов, треугольников, точек и звезд. «Мой папа — оранжевый треугольник. Я близка ему, несмотря на то, что он не живет с нами. Мне нравится проводить с ним время. Он еще добрее с тех пор, как не живет с моей мамой. Я часто дерусь со своей сестрой и мамой. Всё время мы много спорим и браним друг друга. У нас постоянно кто-то берет верх, мы слишком часто задеваем друг друга. Иногда мне хочется уйти от всего подальше. Мой идеал семьи — это цветок здесь на рисунке. Я — оранжевая точка в середине». Девочка рассказала о ситуации в семье только тогда, когда объясняла фигуры на картинке, и указывала на них, пока рассказывала. Такое положе­ние дел в их семье было представлено как само собой разумеющееся.

Маленькие дети, в основном младше восьми лет, предпочитают изображать людей, когда их просят нарисовать свою семью (хотя иногда они могут согласиться нарисовать животных). Попросить ребенка нарисовать его семью — традиционная диагностическая техника. Несомненно, при этом можно многое узнать о ребенке. Ис­пользование информации, касающейся отношений, для последую­щей работы с ребенком делает описанную технику еще более значи­мой и полезной для терапии. Семилетняя девочка, когда ее попроси­ли нарисовать свою семью, упорно ошибалась. Фигуру своей матери она рисовала выше, чем фигуру отца, приговаривая при этом: «О, я сделала ошибку, моя мама ниже ростом, чем папа!». Потом она над­писывала имена над изображениями и начала писать «Мама» над изображением отца. Она зачеркнула это и сказала: «О, это папа». Сначала она нарисовала отца с руками, заложенными за спину. За­тем она изменила положение одной руки таким образом, что рука касалась руки матери (которую отец на рисунке обнимал сзади), и сказала: «Я должна заставить папу держать маму за руку. Так надо». (Мне стало ясно, что какие-то ее проблемы связаны с чувствами к отцу, и я посвятила несколько последующих занятий выражению этих чувств.) Затем она нарисовала маленького мальчика на некото­ром расстоянии от себя, матери и отца, которые теперь стояли ря­дом, касаясь друг друга. У младенца был круглый открытый рот. Девочка и ее мать улыбались, а лице отца была мрачная усмешка. Я спросила: «Ребенок плачет?». Лаура ответила: «Да».

Я. Почему ребенок плачет?

Лаура. Да ведь я не беру его на руки (она нарисовала дом вокруг всей семьи, включая младенца).

Я. Ты рада, что ребенок там, в доме?

Лаура. О, да! Я люблю малыша, а он любит меня.

Я. Бываешь ли ты иногда рада, что ребенка в доме нет? (Мне представляется сейчас, когда я пишу это, что вопрос слишком сло­жен, но Лаура, похоже, поняла его значение).

Лаура. Иногда мне хочется, чтобы он вовсе не родился!

Затем она стала рассказывать мне о том, как ее мать позволяет ей брать ребенка на руки и ухаживать за ним, но после этого у нее болит шея. Она всё более и более откровенно выражала свои чувства и всё более спокойно воспринимала мысль о том, что может испы­тывать как положительные, так и отрицательные чувства к своему маленькому брату.

Похожая беседа была у меня с пятилетним Джимми. Я попроси­ла его побыть младенцем на картинке.

Джимми. Уа! Уа!

Я. Он так кричит?

Джимми. По ночам. И я не могу спать.

Я. Да, от этого можно действительно сойти с ума.

Джимми. Да. Я не могу спать, и я устал.

Я. Твоя мама знает об этом?

Джимми. Нет, мама не знает.

Потом он гневно говорил о своей матери, которая не понимает, как младенец влияет на его жизнь. Его мать сказала мне: «О, он лю­бит маленького. Он никогда не проявлял никакой ревности». Он действительно любил маленького брата, но брат при этом отбирал у матери значительную часть времени, будил Джимми по ночам и раздражал его. Почему-то он не смог или не пожелал выражать от­крыто свои чувства. Но они проявились в ночном недержании мочи и в нарушениях поведения в школе. Я попросила его поговорить с матерью и младенцем на картинке, и после того, как он выразил свои чувства, он начал рассказывать мне с гордостью, что собирает­ся многому научить малыша: в конце концов, ведь он его старший брат!

Восьмилетний Лэнс совершал поджоги. Он нарисовал изображе­ние своей семьи, на котором его мать, отец и сестра были рядом, а он сам далеко от них, в другом конце листа (рис. 15). Глядя на эту картинку, я уже могла оценить ситуацию. Но даже если я оценила ее правильно, запись об этом в протоколе исследования ничего не дает ребенку. Если же я смогу добиться от ребенка выражения чувств, мы будем на пути к решению его проблем. После того как Лэнс описал свою картинку, назвав мне изображенных на ней лю­дей, я попросила его рассказать мне о каждом человеке: что он делает в течение дня и что любит делать. Затем я сказала: «Ты очень далеко от остальных членов твоей семьи на картинке». Он ответил: «Да, у меня нет комнаты на их стороне».

Я. А я подумала, может быть, ты так и чувствуешь себя иногда, как будто очень далеко от них.

Лэнс. Да, иногда бывает. Я думаю, что они уделяют больше вни­мания моей сестре, чем мне. Они всегда кричат на меня по всякому поводу, и не важно, что я делаю на самом деле.

Это было началом нашего продолжительного общения и обсуж­дения его чувств. Позднее, когда я работала со всей семьей, я подня­ла этот вопрос (с разрешения Лэнса) и это стало для других членов семьи первым указанием на его чувства. До того он не мог серьезно обсуждать то, что чувствовал, в их присутствии. Лэнс, возможно, даже не осознавал того, что чувствовал. Часто приходится слышать от взрослых: «Мне надо дать выход своим чувствам». У детей при от­сутствии этой возможности легко возникает «путаница в голове» и состояние растерянности.

Куст роз

J. Stevens [49] приводится ряд замечательных фантазий, которые можно использовать в сочетании с рисованием. Я часто использую фантазию с кустом роз. Я прошу детей закрыть глаза, войти в свое пространство и вообразить себя кустом роз. Когда я работаю с тако­го рода фантазиями, я даю множество подсказок и предлагаю воз­можные варианты. Дети с выраженными психологическими защита­ми, часто находящиеся в состоянии напряжения, нуждаются в таких предложениях, чтобы раскрыть себя в творческих ассоциациях. Они выбирают те предложения, которые больше им подходят, или осоз­нают, что могут подумать и о других вариантах. Поэтому я говорю: «Какой ты куст роз? Ты очень маленький? Ты большой? Ты пыш­ный? Ты высокий? На тебе есть цветы? Если есть, то какие? (Они не обязательно должны быть розами.) Какого цвета твои цветы? Много ли их у тебя или только несколько штук? Полностью ли распустились твои цветы или у тебя только бутоны? Есть ли у тебя листья? Какие они? Как выглядят твои стебель и ветки? Как выгля­дят твои корни?.. Или, может быть, у тебя их нет? Если есть, какие они: длинные и прямые или извилистые? Глубокие ли они? Есть ли у тебя шипы? Где ты находишься? Во дворе? В парке? В пустыне? В городе? За городом? Среди океана? Находишься ли ты в каком-нибудь сосуде или растешь в земле, или пробиваешься сквозь ас­фальт? Ты снаружи или внутри чего-либо? Что окружает тебя? Есть ли там другие цветы или ты в одиночестве? Есть ли там деревья? Животные? Люди? Птицы? Есть ли вокруг тебя что-нибудь наподо­бие изгороди? Если да, то на что это похоже? Или ты находишься на открытом месте? На что это похоже — быть кустом роз? Как ты поддерживаешь свое существование? Кто-нибудь ухаживает за тобой? Какая погода сейчас: благоприятная или нет?

Потом я прошу детей открыть глаза и, когда они будут готовы, нарисовать их кусты роз. Как правило, я добавляю: «Не беспокой­тесь о том, хорошо ли вы нарисуете: главное, чтобы вы сумели объяснить мне то, что нарисовали. Затем, когда ребенок описывает мне свой рисунок, я записываю описание. Я прошу его описывать куст роз в настоящем времени, так, как будто он сейчас и есть этот куст. Иногда по ходу описания я задаю дополнительные вопросы (например, «Кто ухаживает за тобой?»). После окончания описания я чита