Система власти н управления

Своеобразие исторического пути становления турецкой государственности: от военно-кочевой империи к централизованному государству, влияние византийской и арабской государственных традиций, религиозно-политический дух мусульманства – отразилось на той форме, которую она приняла в сложившемся виде. Практически с момента своего государственного определения (XV в.) Османская империя приняла вид абсолютной монархии. Особые черты турецкого абсолютизма определялись особенностями военной системы, а также традиционной восточной организацией государственной администрации.

Власть султана (официально он именовался падишахом) была политической и юридической осью государства. Согласно закону, падишах был «устроителем духовных, государственных и законодательных дел», ему в равной степени принадлежали и духовно-религиозные, и светские полномочия («Обязанности имама, хатиба, государственная власть – всё принадлежит падишаху»). По мере укрепления Османского государства правители принимали титулы хана (XV в.), султана, «кайсера-и Рум» (по византийскому образцу), худавендиляра (императора). При Баязиде императорское достоинство было даже признано европейскими державами. Султан считался главой всех воинов («мужей меча»). В качестве духовного главы мусульман-суннитов он имел неограниченное право карать своих подданных. Традиция и идеология налагали на власть султана чисто морально-политические ограничения: государю следовало быть богобоязиенну, справедливу и мудру. Однако несоответствие правителя этим качествам не могло служить основанием для отказа в государственном повиновении: «Но если он не таков, то народ обязан помнить, что халиф имеет право быть несправедливым».

Наиболее важным отличием власти турецкого султана от халифата было изначальное признание за ним законодательных прав; в этом отразилась тюркско-монгольская традиция власти. (По тюркской политической доктрине, государство было только политической, а не религиозно-политической общностью народа; поэтому власть султана и духовных авторитетов сосуществуют при главенстве первого – «царство и вера».) После взятия Константинополя была воспринята и традиция коронации: опоясания мечом.

Турецкая монархия держалась принципа родового наследия трона. Женщины безусловно исключались из числа возможных претендентов («Горе народу, которым управляет женщина», – говорилось в Коране). До XVII в. правилом был переход трона от отца к сыну. Законом 1478 г. не только дозволялось, но и предписывалось во избежание междуусобиц тому из сыновей, кто наследует трон, убить своих братьев. С XVII в. установился новый порядок: престол наследовал старший по возрасту из династии Османов.

Важной частью высшей администрации был двор султана (уже в XV в. он насчитывал до 5 тыс. слуг и управителей). Двор подразделялся на внешнюю (султанскую) и внутреннюю части (женские покои). Внешнюю возглавлял управитель (глава белых евнухов), который был практически министром двора и распоряжался имуществами султана. Внутреннюю – глава чёрных евнухов, который был особо приближенным к султану.

Центральная администрация империи сложилась в основном в сер. XVI в. Её главной фигурой был великий визирь, пост которого был учреждён с самого начала династии (1327). Великий визирь считался как бы государственным заместителем султана (к религиозным вопросам он касательства не имел). Он всегда имел доступ к султану, в его распоряжении была государственная печать. Великий визирь практически располагал самостоятельными государственными полномочиями (кроме законодательных); ему подчинялись местные правители, воинские начальники и судьи.

Кроме великого, высший круг сановников составляли простые визири (число их не превышало семи), обязанности и назначение которых определял султан. К XVIII в. визири (считавшиеся как бы заместителями великого визиря) обрели устойчивые специализированные полномочия: визирь-кийяши был делопроизводителем великого визиря и уполномоченным по внутренним делам, реис-эфенди ведал иностранными делами, чауш-баши начальствовал низшим административным и полицейским аппаратом, капудан – флотом и т. д.

Великий визирь и его помощники составляли великий имперский совет – Диван. Это был совещательный орган при великом визире. С начала XVIII в. Диван стал и непосредственно исполнительным органом, своего рода правительством. В него также входили двое кадиаскеров (верховных судей войска, ведавших вообще юстицией и просвещением, хотя и подведомственных духовной власти), дефтердар (правитель финансового ведомства; позднее их также стало несколько), нишанджи (правитель канцелярии великого визиря, первое время ведавший и иностранными делами), командующий военной гвардией – корпусом янычар, высшие военные начальники. Вместе с канцелярией великого визиря, управлениями дел кадиаскеров, дефтердаров, все это составляло как бы единую администрацию – Высокие врата (Баб-и али)*.

* По французскому эквиваленту (врата – la porte), администрация получила название Порта, позднее перенесенное на всю империю (Оттоманская Порта).

При султане существовал и совещательный Высочайший Совет из членов дивана, министров дворца, высших военачальников и, обязательно, наместников отдельных областей. Собирался он от случая к случаю и никаких определенных полномочий не имел, а был как бы выразителем мнения правительственной и военной знати. С начала XVIII в. он перестал существовать, но в конце века возродился в виде меджлиса.

Духовно-религиозную часть государственных дел возглавлял шейх-уль-ислам (пост учрежден в 1424 г.). Он возглавлял все сословие улемов (мусульманских священнослужителей, куда также относились судьи – кади, богословы и правоведы – муфтии, преподаватели духовных училищ и др.) Шейх-уль-ислам располагал не только административной властью, но и влиянием на законодательство и правосудие, поскольку многие законы и решения султана и правительства предполагали его правовое одобрение в виде фетвы. Однако в турецком государстве (в отличие от халифата) мусульманское духовенство стояло под верховной властью султана, и шейх-уль-ислам назначался султаном. Его большее или меньшее влияние на ход государственных дел зависело от общеполитических взаимоотношений светских властей с правом шариата, менявшихся на протяжении веков.

Многочисленные чиновники самых разных рангов (обязанности и статус всех расписывался в специальных султанских кодексах с XV в.) считались «рабами султана». Важнейшей особенностью социального строя Турции, важной для характеристики правительственной бюрократии, было отсутствие, в собственном смысле слова, дворянства. И титулы, и доходы, и почет зависели только от места на службе султана. Теми же кодексами расписывалось положенное жалованье чиновникам и высшим сановникам (выраженное в денежном доходе с земельных наделов). Нередко высшие сановники, даже визири начинали свой жизненный путь самыми настоящими невольниками, иногда даже из немусульман. Поэтому считалось, что и положение, и жизнь чиновников вполне во власти султана. Нарушение служебных обязанностей рассматривалось соответственно государственному преступлению, ослушанию падишаха, и каралось смертью. Ранговые привилегии чиновников проявлялись лишь в том, что законы предписывали, на каком подносе (золотом, серебряном и т. д.) будет выставлена голова ослушника.

Военно-ленная система.

Несмотря на внешнюю жесткость высшей власти, центральная администрация Оттоманской империи была слабой. Более прочным связующим элементом государственности была военно-ленная система, которая подчинила власти султана основную массу самостоятельного свободного населения страны в организации, бывшей одновременно и военной, и хозяйственно-распределительной.

Аграрные и единые с ними военно-служилые отношения установились в империи по традициям Сельджукского султаната. Многое было воспринято от Византии, в частности от ее фемного строя. Юридически они были узаконены уже при первых самовластных султанах. В 1368 г. было постановлено, что земля считается собственностью государства. В 1375 г. принят первый акт, закрепленный потом султанскими кодексами, о служилых наделах-ленах. Лены были двух основных видов: крупные – зеаметы и малые – тимары. Зеамет выделялся обыкновенно или за особые служилые заслуги, или военачальнику, который в дальнейшем обязывался собирать соответствующее количество воинов. Тимар давался непосредственно всаднику (сипахи), который давал обязательства выступать в поход и привести с собой соответствующее размеру его тимара количество воинов из крестьян. И зеаметы, и тимары были условными и пожизненными владениями.

В отличие от западноевропейских, от российских феодально-служилых ленов османские различались не по собственно размерам, а по доходу с них, зарегистрированному переписью, утвержденному налоговой службой и предписанному законом соответственно служилому рангу. Тимар максимально исчислялся в 20 тыс. акче (серебряных монет), зеамет – в 100 тыс. Большие по доходу владения имели особый статус – хасс. Хассом считались домениальные владения членов султанского дома и самого правителя. Хассами наделялись высшие сановники (визири, наместники). Теряя свой пост, чиновник лишался и хасса (возможная собственность на иных правах за ним сохранялась). В рамках таких ленов крестьяне (райя – «паства») обладали довольно стабильными правами на надел, с которого несли натуральные и денежные повинности в пользу ленника (составлявшие его ленный доход), а также платили государственные налоги.

Со второй половины XV в. зеаметы и тимары стали подразделяться на две юридически не равноценные части. Первая – чифтлик – была особым жалованным наделом персонально за «храбрость» воина, с нее впредь не следовало исполнять никаких государственных повинностей. Вторая – хиссе («излишек») предоставлялась в обеспечение военно-служилых потребностей, и с него следовало строго исполнять службу.

Турецкие лены всех видов отличались от западных еще одним свойством. Давая ленникам административные и налоговые полномочия в отношении крестьян (или иного населения) своих наделов, они не предоставляли судебного иммунитета. Ленники, таким образом, были финансовыми агентами верховной власти без судебной самостоятельности, нарушавшей централизацию.

Распад военно-ленной системы обозначился уже в XVI в. и сказался на общем военном и административном состоянии Османского государства.

Неурегулирование наследственных прав ленников вместе с присущей мусульманским семьям многодетностью стало вести к чрезмерному дроблению зеаметов и тимаров. Сипахи закономерно усиливали налоговый гнет на райя, что вело к скорому обнищанию и тех и других. Наличие особой части – чифтлика – в лене вызывало закономерный интерес к превращению всего лена в надел без службы. Правители провинций в интересах близких им людей стали сами наделять землями.

Распаду военно-ленной системы способствовало и центральное правительство. С XVI в. султан все чаще прибегал к практике повальных конфискаций земель у сипахи. Взимание налогов переводилось на откупную систему (ильтезим), которая стала глобальным ограблением населения. С XVII в. откупщики, финансовые чиновники постепенно заменили в государственно-финансовых делах ленников. Социальный упадок военно-служилого слоя привел к ослаблению военной организации империи, это, в свою очередь, – к серии чувствительных военных поражений с конца XVII в. А военные поражения – к общему кризису Османского государства, созидавшегося и державшегося завоеваниями.

Основной военной силой империи и султана в таких условиях стал корпус янычар. Это было регулярное воинское формирование (впервые набранное в 1361-1363 гг.), новое по отношению к сипахи («ени чери» – новое войско). Набирали в него исключительно христиан. Во второй четверти XV в. для комплектования янычар была введена особая рекрутская система – дефширме. Раз в 3 (5, 7) года вербовщики силой забирали христианских мальчиков (преимущественно из Болгарии, Сербии и т. п.) с 8 до 20 лет, отдавали в мусульманские семьи на воспитание, а затем (при наличии физических данных) – в корпус янычар. Янычары отличались особым фанатизмом, близостью к некоторым агрессивным мусульманским нищенствующим орденам. Они размещались преимущественно в столице (корпус делился на орта – роты по 100-700 чел.; всего до 200 таких орт). Они стали своего рода гвардией султана. И в качестве такой гвардии со временем стремились больше отличиться во внутридворцовой борьбе, нежели на поле боя. С корпусом янычар, его восстаниями связано также немало смут, ослабивших центральную власть в XVII-XVIII вв.

Нарастанию кризиса османской государственности способствовала и организация местного, провинциального управления в империи.

Местное управление.

Провинциальная организация империи своими корнями была тесно связана с военно-феодальными принципами турецкой государственности. Местные начальники, которые назначались султаном, были одновременно воинскими командирами территориального ополчения, а также финансовыми главноуправляющими.

После первого исторического этапа завоеваний (в XIV в.) империя подразделилась на две условные области – пашалыка: Анатолийский и Румелийский (европейские территории). Во главе каждого был поставлен наместник – бейлербей. Ему практически принадлежало полное верховенство на своей территории, включая распределение земельных служебных наделов и назначение должностных лиц. Деление на две части находило соответствие и в существовании двух постов верховных войсковых судей – кадиаскеров: первый был учрежден в 1363 г., второй – в 1480 г. Однако кадиаскеры подчинялись только султану. И в целом судебная система находилась вне административного контроля местных властей. Каждая из областей подразделялась, в свою очередь, на уезды – санджаки во главе с санджак-беями. Первоначально их насчитывалось до 50. В XVI в. было введено новое административное деление разросшейся империи. Количество санджаков было доведено до 250 (некоторые были уменьшены), а более крупными единицами стали провинции – эйлаэты (и таких было 21). Во главе провинции традиционно ставился бейлербей.

Администраторы бейлербейств и санджаков поначалу были только назначенцами центральной власти. Они утрачивали свои земельные владения, лишаясь своего поста. Хотя законом еще XV в. предусматривалось, что «ни бей, ни бейлербей, пока он жив, не должен быть смещен с поста». Произвольная смена местных начальников считалась несправедливой. Однако также обязательным считалось смещение беев за проявленную в управлении «несправедливость» (для чего всегда находились подходящие поводы или «жалобы с мест»). Проявление «несправедливости» рассматривалось как нарушение султанских указов или законов, поэтому смещение с поста, как правило, заканчивалось расправой с должностными лицами.

Для каждого санджака все существенные вопросы налогообложения, размеров податей и земельных наделов устанавливались особыми законами – провинциальными канун-наме. Подати и налоги в каждом санджаке варьировались: по всей империи были только общеустановленные типы налогов и сборов (денежные и натуральные, с немусульман или со всего населения и т. п.). Учет земель и налогов осуществлялся регулярно, на основе переписей, проводившихся примерно каждые 30 лет. Один экземпляр писцовой книги (дефтера) отправлялся в столицу в финансовое управление, второй оставался в провинциальной администрации в качестве учетного документа и ориентира для текущей деятельности.

Со временем самостоятельность провинциальных правителей усилилась. Они превратились в самостоятельных пашей, причем некоторые наделялись султаном особыми полномочиями (командованием корпусом пехоты, флотом и т. п.). Это усугубляло административный кризис имперского устройства уже с конца XVII в.

Особые военно-феодальные черты турецкой государственности, почти абсолютный характер власти султана сделали Османскую империю в глазах историков и политических писателей Запада, начиная с XVII-XVIII вв., примером особой восточной деспотии, где жизнь, имущество и личное достоинство подданных ничего не значили перед лицом произвольно действующей военно-административной машины, в которой административная власть якобы вполне заменяла судебную. Такое представление далеко не отражало принципы государственной организации империи, хотя режим верховной власти в Турции отличался особыми чертами. Простор самовластному режиму предоставляло и отсутствие каких бы то ни было сословных корпораций, представительств правящих слоев.