Перспективные проблемы и общая характеристика мотивации человека 6 страница

соотношение между воспринимаемым и представляе мым обнаруживают случаи использования в качестве наглядного воспитательного аргумента примеров дру­ гих людей. Возникающее желание обладать наблю­ даемыми у них качествами, способностями, социаль­ ным признанием или боязнь оказаться в положении страдающего, осуждаемого, осмеиваемого тоже могут использоваться в воспитании для переключения на разъясняемые причины воспринимаемых примеров: моральные свойства, трудолюбие и т. п. В данном слу­ чае от воспитываемого требуется представление как этих причин и их связи с наблюдаемыми следствиями, так и самого себя на месте воспринимаемого лица. Наряду со случаями, в которых наличная эмоция переключается на представляемое содержание, можно выделить другой вид смешанных воспитательных воздействий, в которых, напротив, воспитатель пыта­ ется на воспринимаемое в реальной ситуации содер­ жание направить некоторую специально вызываемую эмоцию. Это имеет место, например, в случае эмоци­ онального закрепления реально обнаруживаемых вос­ питываемым лицом отношений и действий. Правда, когда за усидчивость в занятиях ребенок хвалится, награждается лаской или лакомством, т. е. подкреп­ ляется по типу инструментального обусловливания, вызываемый таким воздействием эмоциональный про­ цесс осуществляется практически в пределах реально воспринимаемых событий. Но если воспитатель под­ крепляет усидчивость образом будущих преимуществ и успехов («скоро ты будешь совсем хорошо читать»), то такое воздействие уже имеет признаки мотивацион- ного опосредствования, только не с представляемым, а указываемым в ситуации явлением, к которому за­ крепляется нужное отношение. Для наглядности обозначенные виды воспитатель­ного воздействия (и соответствующие варианты про­цесса эмоционального переключения) можно изобра­зить схематически. Если оба задействованных в пере­ключении явления: имеющее мотивационное значение, т. е. являющееся основанием воспитания, и приобрета­ющее такое значение, т. е. выступающее в качестве цели воспитания, обозначить прямоугольниками, при­чем сплошной линией — реально воспринимаемые

явления, а пунктирной — представляемые, то получим следующую картину:

Схема является упрощенной, не отражающей, на­пример, различий в связи между обеими частями вос­питательных воздействий, которая тоже может быть как наглядно воспринимаемой, так и словесно разъяс­няемой. Однако и в таком виде она показывает, что между мотив ационным обусловливанием и опосредст-вованием как двумя крайними формами эмоциональ­ного переключения можно обозначить несколько пере­ходных вариантов этого процесса. Существование таких вариантов, а также факты большей эффектив­ности воспитательных воздействий, опирающихся на воспринимаемые события, и сравнительно позднего появления в онтогенезе возможности оказывать эти воздействия на основе представлений, позволяют предположить, что мотивационное опосредствовапие является следствием развития и качественного преоб­разования процессов обусловливания в человеческой психике, результатом их перевода из внешнесозерца-емого во внутренний план⁷.

⁷ О возможности такого перевода говорят, в частности, дан­ные об онтогенетическом развитии отдельных исследовавшихся эмоциональных процессов человека «Насколько позволяют су­дить результаты исследований процесса содействия и сопережи­вания герою художественного произведения у детей (Запоро­жец, 1971), эта деятельность первоначально складывается как

&1

Более четкая дифференциация различных форм эмоционального переключения затрудняется тем, что в реальной практике воспитания они часто проявля­ ются одновременно и бывают сложным образом пере­ плетены. Так, лицо, подвергающееся воспитательному воздействию, отражает то, о чем в нем говорится, на уровне представлений, но само воздействие, слова, которые оно слышит, человек, их произносящий, и вся ситуация воспитания являются для него реально вос­ принимаемыми событиями. Эти события независимо от воздействия могут вызывать свои особые эмоции (скажем, ситуация воспитания при посторонних лицах может казаться унижающей), способные влиять на эмоции, вызываемые воспитательным воздействием (оно может с самого начала восприниматься отрица­ тельно). Однако сложный, многоуровневый состав эмоциональных процессов, обеспечивающих формиро­ вание новых мотивационных отношений, осложняет, но не исключает анализ этих процессов. Более того, именно сложный состав реальных феноменов мотива- ционного развития оправдывает обозначение отдель­ ных «единиц» этого развития, выделяемых в нем при помощи анализа и абстракции. Вышеприведенный материал позволяет утверж­ дать, что в основе таких «единиц» лежит отдельный акт эмоционального переключения, представляющий собой универсальный механизм развития мотивации, общий для биологического и социального ее уровней. Что известно об этом акте, имеющем столь важное функциональное назначение?

ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ И СИТУАТИВНОЕ РАЗВИТИЕ ЭМОЦИЙ

Состояние проблемы

Современные взгляды. К сожалению, феномен эмо­ционального переключения недостаточно отражен в

внешняя, развернутая и предполагает соучастие в непосред­ственно воспринимаемых и переживаемых событиях. Лишь за­тем и лишь на этой основе подобного рода деятельность может приобрести внутренний характер и осуществляться в идеаль­ном плане, в плане "эмоционального воображения"» (Запорожец, Неверович, 1974. С. 67).

современной психологии эмоций (Arnold, 1968, 1970; Frijda, 1986; Izard, 1979; Reymert, 1928, 1967), как и многие другие моменты их динамики, интенсивно об­суждавшейся в концепциях прошлого. Будучи явно выраженным, этот феномен не мог, конечно, остаться совершенно не замеченным в современной психологии, однако в ней он, как правило, изображается неотчет­ливо или в неполном, требующем реконструкции виде. Так, в ряде концепций подчеркивается зависимость возникновения эмоций от познавательной оценки си­туации. Согласно Р. С. Лазарусу (Lazarus, 1968a, 1968Ь), эмоции возникают в результате взаимодейст­вия двух процессов когнитивной оценки: первичной, оценивающей значение воздействия или ситуации для индивида, например их опасность, и вторичной, опре­деляющей возможности его действий; страх является реакцией на невозможность избегания воспринимае­мой опасности. «Информационная» теория П. В. Си­монова подчеркивает, что условием возникновения эмоции является «оценка вероятности (возможности) удовлетворения потребности на основе врожденного и онтогенетического опыта» (19816. С. 20), что, очевид­но, предполагает некоторый познавательный процесс. Согласно концепции С. Шахтера (Schachter, 1964, 1970) эмоции возникают на базе физиологического возбуждения (как это утверждает «периферическая» теория эмоций; см. Джеме, 1984), однако их направ­ленность и характер определяются оценкой ситуации. Указанные авторы по-разному интерпретируют из­начальное событие в процессе возникновения эмоций, выделяя в этом качестве первичную оценку ситуации, актуализацию потребности и физиологическое возбуж­дение. Однако в качестве второго события ими указан сходный момент—та или иная познавательная оцен­ка ситуации. Как можно видеть, в этих концепциях феномен эмоционального переключения фактически не отра­жен. В них дано объяснение возникновению отдельной эмоции, тогда как феномен переключения охватывает по меньшей мере две эмоции: изначальную и ту, кото­рая возникает в результате ее переключения по отра­жаемым связям. Однако рассматриваемые взгляды можно считать отражающими итоговое событие в эмо­циональном переключении—возникновение эмоции в

зависимости от познавательного процесса. Конечно, такая интерпретация исходит из представления, кото­ рое в них не содержится и которое признает, что эмо­ ция возникает в самом начале рассматриваемого про­ цесса, т. е. при первичной оценке ситуации, актуали­ зации потребности, физиологическом возбуждении, а последующий познавательный процесс эту эмоцию пе­ реключает, направляет на выявляемые обстоятельст­ ва. но не создает. Существуют концепции, поддерживающие данную интерпретацию. Так, согласно «модифицированной пе­ риферической теории» Э. Клапареда уже изначальная оценка ситуации (по Р. С. Лазарусу — первичная) осуществляется при помощи умеренных и полезных чувств, вслед за которыми в результате уточнения возможностей действия могут возникнуть эмоции: «Общепринятое мнение о том, что страх часто возни­ кает уже после осознания опасности той ситуации, в которой мы находимся, является верным. Только это осознание не сводится.... к чисто интеллектуальному суждению. Согласно нашей теории оно состоит в «чувстве опасности». Поэтому будем говорить, что эмоция страха следует за чувством опасности; это случается тогда, когда мы оказываемся не в состоя­ нии убежать или защитить себя естественным путем» (1984. С. 99). В классификационной схеме У. Макдауголла (1984) эмоции интерпретируются как субъективное выражение целенаправленных инстинктивных устрем­ лений. Чувства как принципиально другой класс эмо­ циональных явлений, согласно этому автору, произ- водны от эмоций и возникают при столкновении ак­ тивности с реальными или предвосхищаемыми удача­ ми, затруднениями, препятствиями и т. п. Данная схе­ ма, а также взгляды Э. Клапареда, ниже будут рас­ смотрены подробнее. Сходным образом, хотя в других терминах и тра­ дициях, объясняют возникновение эмоций М. Б. Ар- нолд и Дж. А. Гассон. Согласно этим авторам, эмо­ ции в виде положительного или отрицательного отно­ шения (элементарная любовь или ненависть) тоже являются следствием изначальной оценки ситуации и «возникают каждый раз, когда нечто признается при­влекательным или отталкивающим» (Arnold, Gasson,

1954. Р. 294). Однако в зависимости от условий, в ко­торых оказываются предметы этих эмоций, из них развиваются другие эмоции: импульсивные, выража­ющие активное отношение к этим предметам (жела­ние, радость, отвращение), или «преодолевающие», так или иначе связанные с препятствием (надежда, страх, гнев). Таким образом, наряду с теориями, подчеркиваю­щими с чрезмерным, как представляется, обобщением возникновение эмоций в зависимости от результатов процессов познания, существуют концепции, в кото­рых данная зависимость изображается с большей де­тализацией, допускающей развитие эмоционального процесса, возникновение 'одних эмоций в ответ на не­посредственно жизненно значимые воздействия и дру­гих — при познавательном уточнении условий, в кото­рых эти воздействия воспринимаются. Однако спра­ведливости ради следует отметить, что данная здесь интерпретация этих концепций является несколько натянутой; эмоциональное переключение как феномен переадресовки эмоции по познавательным связям с одного отражаемого явления на другое в них усмат­ривается, но отчетливо не формулируется, во всяком случае не имеет явной объяснительной нагрузки. Это же можно сказать о теории «дифференциаль­ных эмоций» К. Е. Изарда. В ней взаимодействию эмо­ций как между собой, так и с побуждениями типа голода, усталости, секса, а также с когнитивными процессами, уделяется сравнительно большое внима­ние. Утверждается, например, что боль, рассматрива­емая как побуждение, «обладающее некоторыми ха­рактеристиками эмоций» (1980. С. 70), способна вы­звать страх, страдание, гнев, эмоция радости—стыд, вину и т. п. Но взаимодействие эмоций в этой теории освещается скорее в порядке формального комбини­рования, чем в плане поиска закономерностей разви­тия мотивации, что не позволяет говорить об отчетли­вом обозначении в ней феномена эмоционального пе­реключения. Более заметен этот феномен в работах и концеп­циях, обсуждающих так называемое обусловливание эмоциональных реакций и состояний (см. Strongman, 1978. Р. 108—124). Однако из-за позитивистской на­правленности этих работ, игнорирования.плана субъ-

ективных переживаний собственно психологический аспект проблемы в них отражения практически не по­ лучает. Так, в двухфакторной концепции научения О. X. Маурера (Mowrer, 1950, 1960а) эмоции выпол­ няют роль своего рода посредника между озадачива­ ющими индивида процессами обусловливания (prob­ lem making, sight learning) и последующим поиском инструментального решения задач (problem solving, solution learning). Приобретение в процессе обуслов­ ливания сигнальным раздражителем эмоционального значения можно охарактеризовать как переключение на него эмоции, вызванной первичным подкреплени­ ем. В дальнейшем переключающаяся (обусловлен­ ная) эмоция служит вторичным подкреплением для приобретения инструментального опыта. В отличие от других рассмотренных взглядов в концепции О. X. Л1ау- рера эмоциональное переключение является не просто констатируемым фактом, а получает определенное объяснительное значение: оно включено в процессы научения, играя в них важную роль. В пределах по­ зитивистских концепций научения более полно отра­ зить значение этого феномена в развитии мотивации едва ли возможно. Процесс эмоционального переключения под назва­ нием «переноса чувств» отчетливо обозначен в книге В. С. Дерябина (1974)—наиболее, пожалуй, полной по содержанию попытке в советской литературе рас­ смотреть психологическую феноменологию эмоций в свете учения о высшей нервной деятельности. Приме­ чательно, что перенос чувства, согласно этому автору, происходит именно при установлении условных свя­ зей: «По мере жизненного опыта растет количество временных связей в области чувств. Если вид яблока приятен, а вид надвигающейся осенней тучи вызыва­ ет неприятное чувство, то, несомненно, чувства при этом возникают не непосредственно от зрительных ощущений, а от связи, установившейся на основании прошлого опыта между видом яблока и приятным вкусом и неприятным чувством от сырости и холода и видом тучи» (С. 62). Однако надо сказать, что даже в таком виде внеш­ не констатируемой параллели представление о связи условного рефлекса и эмоционального переключения

учении о высшей нервной деятельности не является распространенным. Так, П. В. Симонов, подчеркивая подкрепляющую функцию эмоций при выработке ус­ловного рефлекса (1981. С. 31), не связывает данного проявления эмоций с их «переносом» на новое содер­жание. Выделяемая в данной концепции «переключа­ющая функция эмоций» обозначает прежде всего пе­реключение механизмов поведения, а не самих эмо­ций. Следы эмоционального переключения обнаружива­ются в некоторых частных теориях и исследованиях. Положение о том, что агрессия является одной из характерных реакций индивида на фрустрацию, мож­но считать общепризнанным (см. Левитов, 1967, 1972; Yates, 1965). Но на языке эмоций позитивистская фор­мулировка «гипотезы фрустрации—агрессии» озна­чает не что иное, как «гипотезу огорчения — гнева», т. е. переключение эмоции, вызванной неуспехом или лишением, на предполагаемую их причину. Исследования показали, что вследствие неудачи может возникнуть не только агрессия, но и удивление, вина, стыд, а вследствие успеха—уверенность в себе, расслабление, благодарность, причем возникновение той или иной эмоции зависит именно от восприятия человеком причин успеха или неудачи (Хекхаузен, 1986. Т. 2. С. 167). Для того чтобы усмотреть в дан­ном исследовании эмоциональное переключение, нуж­но признать, что успех или неудача сами по себе вы­зывают эмоцию (радость, огорчение), которая, под­чиняясь отражаемым причинным связям, развивается в другие эмоции. Аналогичную интерпретацию допускают исследо­вания, показывающие, что возникновение гнева в от­вет на агрессивные действия другого лица зависит от того, в какой мере эти действия воспринимаются пред­намеренными или случайными (Epstein, Taylor, 1967; Schantz, VoydanoU, 1973). Итак, при целенаправленном и, возможно, несколь­ко пристрастном поиске можно найти отображение эмоционального переключения и в современной пси­хологии, однако эти данные, накопленные вне соответ­ствующих теоретических схем, носят фрагментарный характер и не всегда могут быть интерпретированы однозначно. Виной такому состоянию проблемы служат

недоступность более тонких нюансов эмоциональной жизни экспериментальному контролю и методоло­ гия позитивизма, сопротивляющаяся внеэксперимен- тальному познанию. От этих обстоятельств были сво­ бодны авторы прошлого, в учениях которых (см. Gar- diner а. о., 1937) динамика эмоций, закономерности их развития одних на основе других освещены более отчетливо и полно (Вилюнас, 1976, 1984). Динамика эмоций в учениях прошлого. Отдельные наблюдения и обобщения авторов прошлого отчетли­ во перекликаются с современными эмпирическими ис­ следованиями. Так, к указанным выше исследованиям условий возникновения гнева самое прямое отноше­ ние имеют следующие утверждения Д. Юма: «Чело­ век, нанесший нам рану или повреждение случайно, не становится в силу этого нашим врагом, точно так же как мы не считаем себя обязанными лицу, слу­ чайно оказавшему нам услугу»; «Человек, который причиняет нам страдание намеренно, но не из-за нена­ висти и злобы, а ради справедливости и по праву, если только мы до некоторой степени разумны, не возбуждает нашего гнева, несмотря на то что он яв­ ляется причиной, и притом сознательной причиной, наших страданий» (1966. С. 483,485). Согласно одному из обобщений Б. Спинозы: «Если кто воображает, что его кто-либо ненавидит, и при этом не думает, что сам подал ему какой-либо повод к ненависти, то он в свою очередь будет его ненавидеть» (1957. С. 488). Данной формулировке явно созвучны результаты эк­ сперимента, показавшего, что отрицательная оценка друзьями школьника его внешности вызывает ответ­ ное ухудшение к ним его отношения (Zielinska, Zabo- rowski, 1971). Тот факт, что некоторые современные исследования, по существу, переоткрывают на эмпири­ ческом уровне давно сформулированные положения, делает эти положения актуальными и в настоящее время. Познакомимся с ними подробнее. Весьма отчетливо процесс эмоционального пере­ ключения обозначен в учении Б. Спинозы, в котором он занимает положение одной из центральных зако­ номерностей, объясняющих возникновение новых эмо­ циональных отношений. Согласно этой закономерности все, что более или менее опосредствованным путем служит воображаемой «причиной» удовольствия или

неудовольствия субъекта, становится предметом его положительного или отрицательного эмоционального отношения. Эмоциональное переключение лежит в ос­нове, в частности, формального определения любви и ненависти как удовольствия и неудовольствия, «со­провождаемого идеей внешней причины» (1957. С. 510), которое, по существу, означает, что мы начи­наем некоторый объект любить или ненавидеть не­пременно за нечто, что для нас уже мотивационно значимо и вызывает эмоциональное отношение. Речь идет о самом обычном событии в эмоциональной жизни, поскольку в употреблении Б. Спинозы любовь означает любое, не обязательно сильно выраженное положительное эмоциональное отношение, а нена­висть — отрицательное. Подобных взглядов на возникновение любви и не­нависти придерживался Д. Юм, подчеркивавший не­совпадение их объекта и причины ⁸: «При рассмотре­нии причин любви и ненависти мы найдем, что они очень разнообразны и имеют между собой немного общего. Добродетельность, знания, остроумие, здра­вый смысл, добродушие, отличающие то или другое лицо, вызывают любовь и уважение; противополож­ные же качества—ненависть и презрение» (1966. С. 463). Объективные отношения, по которым пере­ключается эмоциональный процесс в случае такого рода «причин», можно обобщенно обозначить как от­ношение «свойство вещи — вещь». Собственные поступки, свойства и решения способ­ны доставлять человеку такое же непосредственное удовольствие-неудовольствие, как и действия или осо­бенности других людей. Если человек воспринимает причиной этих эмоциональных переживаний самого себя, у него в результате их переключения на такую причину возникают эмоции досады, самодовольства, стыда, гордости, униженности и др. Исчерпывающий

⁸ Правда, «причиной» эти авторы обозначали разные яв­ления: Спиноза говорил о более опосредствованной причине Удовольствия, которая становится предметом любви. Юм такой причиной считал сам фактор, вызывающий удовольствие. Так, по Спинозе, человек, совершивший добрый поступок, является причиной удовольствия, которое он нам этим доставляет, и по­этому к нему возникает отношение любви, тогда как, согласно Юму, причиной любви является сам поступок.

перечень поводов, способных возбудить два последних переживания, приводит Д. Юм: «Всякое ценное ду­ шевное качество, относится ли оно к области вообра­ жения, рассудка, памяти или темперамента, напри­ мер: остроумие, здравый смысл, образованность, му­ жество, справедливость, честность, является причиной гордости; противоположные же свойства являются причиной униженности. Но эти аффекты не ограничи­ ваются духом, а распространяются и на тело. Человек может гордиться своей красотой, силой, ловкостью, привлекательной наружностью, умением танцевать, ездить верхом или фехтовать, своим искусством в ре­ меслах или ручном труде. Но и это еще не все... На­ ша родина, семья, наши дети, родственники, наше бо­ гатство, наши дома, сады, лошади, собаки, платье— все это может стать причиной как гордости, так и униженности» (1966. С. 407). Представляется, что уже одна эта цитата, касаю­ щаяся возникновения двух специфических эмоцио­ нальных отношений, признает большее значение эмо­ ционального переключения в жизни человека, чем мно- ' гие, вместе взятые, современные концепции эмоций. Однако механизм эмоционального переключения обе­ спечивает возникновение не только отдельных эмо­ циональных отношений, но и, вместе с другими зако­ номерностями динамики эмоций, дальнейшее их раз­ витие в ситуации. Рассмотрим эмоциональные явле­ ния, развивающиеся, согласно Б. Спинозе, из аффекта любви. Человек, испытывающий любовь, сопереживает аф­ фекты любимого лица: «Кто воображает, что предмет его любви получил удовольствие или неудовольствие, тот и сам также будет чувствовать удовольствие или неудовольствие, и каждый из этих аффектов будет в любящем тем больше или меньше, чем больше или меньше он в любимом предмете» (1957. С. 473). Вследствие переключения такой сопереживаемой эмо­ ции любовь может распространиться на третье лицо: того, кого мы воспринимаем в качестве причины, до­ ставившей предмету нашей любви удовольствие, мы станем тоже любить, а того, кто причиняет ему не­удовольствие, мы станем ненавидеть. На основе этих же законов эмоциональный процесс может получить дальнейшее продолжение. Так, в от-

ношении лица, ненавидимого из-за того, что он при­чинил любимому нами лицу страдание, могут разви­ваться подобные процессы сопереживания и последу­ющего переключения, только с противоположным эмоциональным знаком: «Если мы воображаем, что кто-либо причиняет удовольствие предмету, который мы ненавидим, то мы будем и его ненавидеть. Наобо­рот, если мы воображаем, что он причиняет этому предмету неудовольствие, мы будем любить его» (С. 475). Любовь порождает также ряд желаний, рассмат­риваемых в учении Б. Спинозы в качестве одного из трех «первоначальных или главных» видов аффекта ⁹. Мы желаем предмет своей любви «иметь налицо и сохранять», доставлять ему всякого рода удовольст­вия, «... и наоборот, отрицать все то, что, по нашему воображению, причиняет нам или любимому нами предмету неудовольствие» (С. 476). Любовь порож­дает также желание взаимности, которое, будучи не­удовлетворенным, вызывает неудовольствие. Такое неудовольствие, как и всякое другое, способно пере­ключиться на свою причину, если, конечно, человек такую находит. Ее он может усмотреть как в самом себе, считая, что его не любят по его же вине,—в та­ком случае у него возникнет аффект приниженности, так и в любимом лице, которое вследствие этого ста­нет одновременно ненавидимым: «Эта ненависть к любимому предмету будет тем больше, чем больше было то удовольствие, которое ревнивец обыкновенно получал от взаимной любви любимого им предмета» (С. 484). Если причина усматривается в третьем лице, выступающем в качестве конкурента, к нему возни­кает особый вид ненависти — зависть. Со стороны любимого лица любовь вызывает от­ветные аффекты. Это объясняется тем, что приветли­вое, симпатизирующее отношение другого лица чело­веку само по себе приятно. В результате переключе­ния этой эмоции на лицо, доставляющее удовольст­вие своим отношением, к нему возникает ответное положительное отношение: «Если кто воображает, что его кто-либо любит, и при этом не думает, что сам подал к этому какой-либо повод... то и он со своей стороны будет Любить его» (С. 489). ⁹ Два других вида — удовольствие и неудовольствие.

Однако только любовь, причина которой усматри­ вается в самом любящем, вызывает ответное отноше­ ние. Если же любимый человек считает, что такой при­ чиной является он сам или кто-либо третий, то эмоци­ ональный процесс завершается возникновением отно­ шения, направленного именно на эту причину: «Если он будет думать, что подал справедливый повод для любви, то будет гордиться... и это... случается чаще» (С. 489). Совершенно также, если нас кто-то ненави­ дит, причем мы считаем, „что сами виноваты в таком отношении к нам и вполне его заслуживаем, вместо ответной ненависти у нас возникает стыд—эмоцио­ нальное переживание, направленное на нас самих и представляющее «неудовольствие, сопровождаемое идеей какого-либо нашего действия, которое другие, по нашему воображению, порицают» (С. 515). Однако это, как отмечает Б. Спиноза, случается редко. Как показывает воспроизведенный фрагмент, по динамичности, дифференцированности эмоциональной жизни, ее соответствию реальной феноменологии уче­ ние Б. Спинозы значительно превосходит современ­ ные концепции. В этом отношении оно несомненно заслуживает оценки Л. С. Выготского, который ут­ верждал, что «Спиноза поэтому самым тесным обра­ зом связан с самой насущной, самой острой злобой дня современной психологии эмоций», что «проблемы Спинозы в нерешенном виде ждут своего решения» (1970. С. 130). Одно из достоинств учения, определя­ ющих его жизненную реальность,—надлежащее отра­ жение в нем процесса эмоционального переключения.

Ведущие и производные {ситуативные) эмоции

В 1976 г. мною была изложена концепция, восста­навливающая забытые идеи учений прошлого на ба­зисе представления об эмоциях как о субъективной форме существования мотивации, согласно которому эмоциональные переживания являются единственным представителем мотивационных процессов на уровне психического отражения, той системой сигналов, кото­рой потребности открываются субъекту, указывая на соответствующие им предметы и воздействия. Глав­ный шаг в теоретическом.закреплении феномена эмо-

„дуального переключения состоял в предложении оазличать ведущие эмоции, направленные на непо­средственно мотивационно значимые явления и воз­никающие при их восприятии или представлении, и производные эмоции, развивающиеся из. ведущих по мере выяснения важных для этих явлений связей и условий в конкретной ситуации. Идея данного классификационного различения, производимого на функциональном основании и по­этому отражающего принципиальное строение мотива-ционной сферы, имеет свою предысторию развития, свидетельствующую о том, что потеря современной психологией злободневных, по свидетельству Л. С. Вы­готского, представлений о взаимосвязанности эмоций происходила постепенно. Познакомимся на историче­ском материале с существенными моментами этой идеи. История функциональной классификации эмоций. Как упоминалось, взаимосвязанное возникновение эмоций отражено в концепциях Э. Клапареда (Clapa-rede, 1928) и У. Макдауголла (1984; McDougall, 1923). При отвлечении от терминологической путани­цы, создаваемой тем, что в одной из них чувствами обозначено то, что в другой называется эмоциями, и наоборот, в обеих концепциях усматривается общая идея: оба автора утверждают, что существуют пер­вичные, исходные эмоции, на основе которых при оп­ределенных условиях, например при столкновении с препятствием, возникают вторичные, названные У. Макдауголлом производными. Однако дальнейшее сопоставление решений, предложенных этими автора­ми, обнаруживает значительные расхождения. Согласно Э. Клапареду, производные эмоции воз­никают преимущественно в затрудняющих приспо­собление ситуациях, при невозможности адекватного поведения, т. е. являются по своей природе негатив­ными. Представляется, что в данном отношении бо­лее полно отражает динамику эмоций точка зрения У. Макдауголла, согласно которой успех в деятель­ности служит таким же верным источником произ­водных переживаний, как и неуспех, встречающиеся неудачи. Радость противостоит огорчению, надежда — тревоге, ликование—отчаянию; представление о пре­имущественно негативном характере производных

переживаний может быть обусловлено тем, что по ситуации своего возникновения такие переживания являются 'более «очевидными» в смысле, указанном Р. У. Липером (1984), а вовсе не тем, что у индивида отсутствует или слабо развит диапазон позитивных производных эмоций. С другой стороны, Э. Клапаред включает в число производных эмоций переживания типа страха пли гнева, тогда как У. Макдауголл относит их к пер­ вичным, ставя в соответствие с инстинктами бегства и агрессии. Данное расхождение заслуживает особо­ го внимания, поскольку речь идет об отнесении к тому или иному классу весьма многочисленной и важ­ ной группы эмоциональных явлений. Существование у животных стереотипных форм поведения, обеспечивающих защиту или нападение, позволяет относить эту активность к проявлениям инстинкта. Желая подчеркнуть унаследованность био­ логических потребностей, их также можно называть инстинктивными. Неточность У. Макдауголла заклю­ чается не в том, что он называл эти мотивац.ионные системы инстинктами, а в том, что в его классифи­ кационной схеме они поставлены рядом, а это скры­ вает их различия. Между тем они весьма существенны. Удовлетво­ рение потребностей необходимо для жизни, тогда как «инстинкт» страха не является ее условием; напро­ тив, идеальной мы должны считать такую жизнь, в которой индивиду не приходится переживать страх и спасаться бегством. Теоретически возможно пред­ ставить также существо, которое не было 'бы знако­ мо с переживанием гнева, так как все его потреб­ ности всегда удовлетворялись беспрепятственно. Ког­ да животное проявляет агрессию по отношению к конкуренту, покушающемуся на его пищу, эта реак­ ция имеет исключительно ситуативный, производный характер и возникает в результате эмоционального переключения, в основе которого лежит исходное пристрастное отношение к пище. Таким образом, ограничение У. Макдауголлом класса производных эмоций теми переживаниями, которые обобщенно могут быть названы эмоциями успеха-неуспеха (к ним он относит радость, печаль, огорчение, досаду, удивление, сожаление, раскаяние,