Симптомы этого духовного кризиса были подмечены в XIX веке Достоевским: «Что-то носится в воздухе полное материализма и скептицизма; началось обожание даровой наживы, наслаждения без труда; всякий обман, всякое злодейство совершаются хладнокровно, убивают, чтобы вынуть хоть рубль из кармана». Всю свою творческую жизнь писатель стремился к художественно-философскому осмыслению природы и истоков этой бездуховности, порождающей зло.
Распознать зло в конкретной жизненной ситуации порой не так просто ввиду того, что оно, искусно маскируясь, непрерывно совершенствуется в способах достижения своих целей. Мысль о том, что зло скрывается не в «заедающей» среде, а в самом человеке (человека оскверняет то, что исходит от человека, — сказано в Евангелии от Марка) превратилась у Достоевского в своего рода нравственно-психологическую аксиому. После бесчисленных социальных и экономических экспериментов, проводившихся в России ХХ столетия, стало ясно, что благоденствия людей невозможно достичь путем только внешних преобразований, и что «зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты... что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из неё самой и, что наконец, законы духа человеческого столь ещё неизвестны столь неведомы науке...»
Далеко не случайно обращение современных прозаиков к опыту автора «Бесов». Достоевский одним из первых начал исследовать психологию и манеру мышления того самого «бесовского» типа, который появился в России в середине XIX ве- ка и впоследствии стал играть заметную роль в общественной жизни. «В смутное время колебания или перехода, — подчеркивал писатель, — всегда и везде появляются разные людишки... Нет, я говорю лишь про сволочь, которая есть в каждом обществе и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признак мысли, а выражая лишь собою изо всех сил беспокойство и нетерпение».
«Бесовский» тип, по Достоевскому, явление не случайное в русской истории, он представляет «прямое следствие вековой оторванности всего просвещения русского от родных и самобытных начал русской жизни», закономерное порождение либерального западничества, далёкого от русской «почвы», от понимания России, её народа с многовековыми религиозными идеалами, верованиями и обычаями. В романе «Идиот» один из героев утверждал, что русский либерализм «не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение... на самую Россию... Эту ненависть к России ещё не так давно иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству... но теперь уже стали откровеннее и даже слова «любовь к отечеству» стали стыдиться, даже понятие это изгнали и устранили как вредное и ничтожное».
Одержимые «животной, бесконечной ненавистью к России» отечественные либералы не только не знали Россию, не считали нужным изучать её, но рассматривали её как «слишком великое недоразумение», как «игру природы, а не ума». Они были бы, по словам одного из персонажей романа «Бесы», страшно несчастливы, если бы Россия «как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, как-нибудь вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться».
Об ограниченности и недальновидности либералов-западников, не сознававших своей роли в возникновении и рас- цвете «бесовства», говорится в одной из сцен романа, когда губернатор фон Лембке по-отечески увещевает главаря «бесов» Петра Верховенского: «Мы только сдерживаем то, что вы расшатываете... Мы вам не враги, отнюдь нет, мы вам говорим: идите вперед, прогрессируйте, даже расшатывайте, то есть всё старое, подлежащее переделке, но мы вас, когда надо и сдержим в необходимых пределах... потому что без нас вы бы только расколыхали Россию, лишив её приличного вида...»
